***
— Ну и как тебя зовут, революционер? — с вызовом спросила Таня, вышагивая рядом со странным юношей, вместо того, чтобы быть на занятиях. — Женя Дронов. А тебя? — чуть улыбнулся тот. — Татьяна Капралова, — поджав губы, отозвалась девушка. — Вообще, ты втянул меня в какие-то глупости. Я сейчас должна быть на уроке физики… — Гимназия… Как же это пошло, — с чувством произнёс Евгений и снял кепку. У него были густые чёрные волосы, чуть вьющиеся на затылке. — Пошло? Почему это? — Неужто сама не понимаешь? Царская система, — вернув кепку на голову, парень спрятал руки в карманах. — Скажешь тоже. Не мешай одно с другим. — С чего ты взяла, что я революционер? — помолчав, спросил Евгений. — Я подумала, ты порушил памятник, ну и твой внешний вид навевает определённые мысли… — покосившись на парня, отозвалась Татьяна. «А он недурён. Не Онегин, конечно, но есть в нём что-то интересное», — подумала девушка и переложила надоевший портфель в другую руку. Широкие скулы, карие глаза, нос с горбинкой, пухлые губы — в его лице, казалось, затерялись нотки чего-то восточного. Или, быть может, впечатлительной Капраловой просто так показалось. — Какова твоя политическая позиция? — спросил Дронов. — Я пока не определилась. Мне интересно слушать, — блеснув глазами, со страстью в голосе ответила Таня, вспоминая недавнее заседание тайного общества. — Говорят, что когда сменится власть, обучение станет доступно абсолютно всем, а церковь перестанет хоть что-нибудь значить! Даже вообразить себе такое не могу… — Власть народу. Вот, что нужно России, — как-то странно посмотрев на спутницу, заметил Евгений. — Согласна? — Да, пожалуй. — Ты ведь не дворянка? — Я похожа на дворянку? — расхохоталась Таня, откидывая голову назад. Абсолютно чистый и звонкий смех. — Дворянки так не ржут, — хохотнул Дронов. Они вышли к деревянному двухэтажному дому, который с виду казался заброшенным. Но вот в окнах мелькнул чей-то силуэт. Евгений остановился и всмотрелся в девичьи очи: — Хочешь попасть на заседание нашего тайного общества? — Хочу, — с живым интересом ответила Капралова, прижимая портфель к груди. — Только глупости не неси там, хорошо? Я тебя не знаю, но ты кажешься такой, как надо. — А какой надо? — изогнула бровь Таня. Евгений сжал её локоть и, ничего не говоря, завёл в дом. На первом этаже лежали мешки с крупами и консервами, матрасы, на некоторых из них спали люди, укутанные в тёплые тряпки. Дронов провёл девушку в зал, где было несколько кресел и стульев. На стене висела карта Москвы. Несколько человек, стоящих возле стола, обернулись, услышав шаги. — Ребята, хочу представить вам Татьяну Капралову, — произнёс Евгений и опустился в одно из кресел, широко расставляя ноги и оценивающе рассматривая невысокую девушку. — Здравствуй, — улыбнулась широколицая крупная девица с ямочками на щеках. — Меня зовут Аня. — Виктор, очень приятно, — шмыгнув носом, произнёс лопоухий тощий паренёк. — Шалаш, — кивнул самый хмурый из них. Несмотря на юный возраст, он уже носил усы, видимо, для солидности. Высокий, нескладный, со шрамом на пол лица, он напоминал бандита из романов, которыми зачитывалась Таня, когда была чуть младше. Его звали Сашей Шалашовым, но для всех он был просто Шалашом. Она пожала руку каждому из них, ощущая ответственность и торжественность момента. Её знакомят с настоящими заговорщиками! — Ну, рассказывай, что ты думаешь о грядущем перевороте, — закуривая, спросил Шалаш, когда они все расселись, кто на стульях, кто в креслах. — Будет славно, если всё будут решать сами люди, если каждый сможет стать актёром, певцом… Сейчас ведь, не имея связей и денег, это никак не провернуть, — мельком глянув на Дронова, как можно вдумчивее произнесла Таня. Пусть не считают, что она какая-то дурочка… — Состоишь в каких-нибудь обществах? — с прищуром спросил Шалаш. — Нет, но бывала на заседаниях одной тайной организации. Там проходят интересные дискуссии. Люди недовольны властью, обсуждают, что можно изменить… — Одни разговоры, — отмахнулся парень и мечтательно посмотрел в потолок. — А мы… Мы хотим делать дело. И делаем. Татьяна снова посмотрела на Женю. Тот порывисто встал и подошёл к карте Москвы. Словно лектор, обернулся к сидящим и заговорил страстно, чуть подрагивающим голосом: — Когда вся власть перейдёт народу, не будет бедных и богатых, все будут равны. Вот, что есть благо. Пока остальные думают, спорят, получают очки на политической арене, мы строим конкретные планы и совершаем их. — Какие планы? — с восторгом спросила Таня. — А это ты узнаешь чуть позже. Мы слишком мало знакомы, чтобы открыть тебе всё так сразу. Но ты мне очень понравилась, — бойко проговорила Аня, улыбаясь девушке. — Спасибо… Вы мне тоже очень нравитесь, вы такие… необычные! — Сколько тебе лет? — сбрасывая пепел в пустую консервную банку, поинтересовался Шалаш. — Шестнадцать, — чуть смутившись, Татьяна закусила угол губ. — Мало, да? — Смотря для чего, — ухмыльнулся парень. — Гимназистка, судя по одёжке. — Да… — Кто твои родители? — Отец — хирург, мать преподаёт французский язык. Репетитор. Шалаш задумчиво осмотрел коллег, затем резюмировал: — Ладно, присматривайся. Женька возьмёт над тобой шефство. Не потеряешь интерес — будешь работать вместе с нами. Таня просияла и с благодарностью посмотрела на Дронова. Чуть позже все они ели мясо из консервных банок и разговаривали. Так, Капралова узнала, что Шалаш является лидером их организации, а Виктор воспитывался в приюте. Аня окончила гимназию три года назад, тогда же и примкнула к революционному движению. Её родители были рабочими завода, которые получали заработную плату с огромными задержками, семья жила бедно. Евгений помалкивал и слушал, медленно жуя мясо. К концу трапезы Таня уже ловила себя на мысли, что любуется необычным лицом парня, его длинными тёмными ресницами и странным прищуром карих, почти чёрных глаз. — Ты из хорошей семьи, не бедствуешь. Тем дороже, если ты останешься с нами, — произнёс Шалаш после обеда и вышел из комнаты. — А что за люди спят в той комнате? — помолчав, шёпотом спросила Капралова. — Они такие же, как мы. Им негде жить, — отозвался Дронов, ставя пустую банку на стол. — Ты читала труды Маркса? — Нет, но они у меня есть. Планировала начать. — Почитай. А теперь идём. Капралова не спрашивала, куда они держат путь. Они просто брели по улицам, в туманной дымке которой, казалось, затаилось нечто жуткое. Тане было и хорошо, и страшно. Ей очень захотелось сделать какую-нибудь глупость. Словно почувствовав странное состояние девушки, Женя внимательно посмотрел на неё. Погода была благосклонна к гимназистке. Когда они вышли на Георгиевский переулок, заморосил дождь. Татьяна улыбнулась, останавливаясь и подставляя лицо под прохладные капли. Дронов стоял рядом и молча наблюдал за ней. Дождь становился всё сильнее, волосы и одежда начали промокать. Тогда Таня тряхнула головой, и короткие косички заметались по воздуху. Схватив Женю за руку, она побежала вперёд, радостно смеясь. Когда они добежали до дома Капраловых, дождь уже лил стеной. Татьяна сняла кепку с головы Дронова и снова рассмеялась. Тот провёл ладонью по мокрому лицу, заливающемуся дождевой водой. — Ты сумасшедшая, ты знаешь это? — громко спросил он, стараясь перекричать шум. — Конечно! — смеясь, Капралова отжала кепку и сунула её парню подмышку. — А ты мрачный и строгий, у тебя красивый взгляд и длинные ресницы! — Сумасшедшая, — ухмыльнулся парень и слизал капли дождя с губ. — Вот и мой дом. Зайдём? — Я весь вымок. Не лучший вид для знакомства с твоей семьёй. Увидимся завтра… — Женя снова провёл ладонью по лицу. — Ну тогда пока! — крикнула Таня и побежала к дому. Одежда липла к её маленькому и худому телу. Вбежав в домашнее тепло, она сразу же унеслась в свою комнату, не обращая внимания на родителей, пьющих в столовой чай и спросивших в один голос: «Ты вымокла?». ...Наталья слышала, как шумная Таня взбегает по лестнице и скрывается в своей комнате. Это не отвлекло её от томных раздумий. Впервые за всю жизнь она чувствовала себя окрылённой, такой, какой хотела быть, но не получалось. Когда ей было семнадцать, за ней активно ухаживал офицер царской армии. Хороший и симпатичный юноша не мог растопить холодного сердца девушки, хотя она была вежлива, кокетлива и, как всегда, глупо смеялась. Он верил, что его чувство взаимно, хотел жениться. Но Наталья ловко уходила от щепетильной для себя темы. А потом Ванечку отправили на Кавказ. Около месяца они переписывались, а после Наталья сообщила, что между ними всё кончено. Спустя несколько лет она столкнулась с ним в Москве, на Арбате. Он шёл с супругой. Внутри что-то сжалось, губы тронула грустная улыбка, а Ваня посмотрел на неё снисходительно и даже жалостливо. Словно видел, как она одинока. А она действительно в те месяцы была несчастна, как никогда. Летом девятьсот шестого ей «посчастливилось» испытать нездоровую страсть к немолодому женатому человеку. Она прекрасно осознавала, что это не любовь, а просто какая-то болезнь, что у их связи нет будущего, но снова и снова соглашалась на встречи. Понимая обречённость этих отношений, где-то в глубине души она надеялась, что Борис уйдёт от жены, станет принадлежать только ей. В начале их романа она казалась себе королевой бала, а спустя два года превратилась в рабыню своих чувств и самого господина Поплавского. Он дико ревновал её, но всегда контролировал ситуацию, уделяя ей ровно столько внимания, сколько не повредило бы его семье. Три года безумства, болезненной привязанности и щенячьей преданности, три года страсти, радости и боли… «Поэтому ты так рано увяла», — глядя на себя в зеркало, подумала Наталья и тяжело вздохнула. Выйдя из комнаты, она постучала в дверь напротив. Послышался грохот, а затем звонкий голос: — Кто там? — Наташа. — А, проходи. Таня сидела на кровати, суша полотенцем свои волосы, доходящие до середины шеи. Косы она остригла три месяца назад. За окном шёл дождь, гимназистка любовалась им, думая о Жене, вспоминала Аню, Шалаша и Витю. — Ты что так поздно? Виталик и Дима уже уехали. — Они нуждаются в моих проводах? — ухмыльнулась Таня, мельком взглянув на сестру. — Ну да, ведь после занятий случается кое-что поинтереснее, правда? — изогнула бровь Наталья, которой, в сущности, было всё равно, чем занималась сегодня Таня. Ей просто хотелось поговорить. Хоть с кем. — Город-то большой, — кивнула Татьяна и отложила полотенце. Плотнее укутавшись в халат, она скрестила руки на груди и уставилась на сестру. — Что у нас на ужин? Я такая голодная… — Мясной пирог и борщ. — Здорово! — Тань, а тебе нравится Погорелов? — обведя пальцами шпили спинки стула, Наталья в волнении взглянула на своё отражение в потемневшем зеркале. — Он добрый малый, да и любит тебя, похоже… Даже не знаю, за что, — на последних словах гимназистка хохотнула. Наталья коснулась волос, сосредоточенно глядя в своё отражение, затем зачем-то потрогала подвеску на шее, словно это могло придать ей уверенности. — Какая-то ты странная сегодня, — заметила Таня, чуть нахмурившись. — Ничего не случилось? — Сама не знаю… — прошептала Наталья и, вздрогнув, улыбнулась. — Иди ужинать.***
Виталий сидел напротив Димы и лениво пил чай. Брюнет упорно молчал, читая (или делая вид). За окнами мелькали пригороды Москвы. Впереди их ждал холодный осенний Петербург, который так любил Виталий. На столике лежала коробка с печеньем, весело звенели ложки в стаканах. Наконец, не выдержав, писатель заговорил: — Ты ввязался в политику? — С чего ты взял? — чуть ли не скучающе спросил Дмитрий, переворачивая страницу. — Да так. Общий знакомый дал понять. Ну, и кто ты теперь? Меньшевик? — А ты догадлив. На большевика я не тяну, правда? — хмыкнув, Дмитрий отложил книгу и сделал глоток чая. — Ты ведь не станешь читать проповеди старшему брату? — Нет, но… в стране беспокойно. Тебе стоило рассказать обо всём семье. А если что-то случится? — Прекрати. Это всё твоё писательское воображение. В нашей стране никогда не было спокойно, если уж на то пошло, — поморщился, словно от зубной боли, Дмитрий. — Ты знаешь, что я имею в виду, — покачав головой, Виталий провёл ладонью по удлинённым русым волосам и лёг на полку. Стало ясно, что Дмитрий ничего не расскажет. Ну, хоть признание из него удалось выбить… — Не хочу пугать мать и отца, они такие аполитичные и пугливые. Им ни к чему лишние волнения, — помолчав, добавил Дима и снова взялся за книгу. Виталий прикрыл глаза, погружаясь в негу полудрёма. Ему снились герои его последнего романа, лето, дача, малиновый чай и чей-то голос, зовущий к реке. Закинув руки за голову, мужчина слышал стук колёс, шорох книжных листов, но вместе с тем видел какой-то сладкий сон. Приятный незнакомец говорил о том, что вскоре состоится их встреча, осталось подождать совсем чуть-чуть. Там, в Петербурге, городе на голубой реке Неве… Капралов не верил в вещие сны, но в те мгновения он чувствовал, что так и будет. Что-то произойдёт. Кто-то появится в его жизни и, быть может, заставит сердце трепетать. Как же это важно для писателя… А Дмитрий… Он, должно быть, знает, что делает. Лишь бы его не раздавило машиной грядущих перемен. Они с детства были близки. Общие игры, общие тайны, общие клады, спрятанные около дома. Виталий открыл глаза, повернул голову и сквозь пелену посмотрел на Дмитрия. Тот ответил на взгляд и улыбнулся: — Скоро будем в столице.