***
Капралов проснулся рано. Умывшись, он уселся за работу. Написав половину главы, сделав кое-какие правки, мужчина оделся и спустился вниз. Филипп и Дмитрий сидели за столом и ели овсяную кашу. — Сегодня поедемте на дачу, начнём потихоньку заниматься домом. Я пригласил лучшего посредника по недвижимости. Потолкуете с ним, хорошо? Вы молодые, вам понятнее будет, выгодно ли всё это, — бодро произнёс Филипп, улыбаясь. — Конечно, — кивнул Дмитрий, покосившись на брата. — Плохо выглядишь. Не заболел ли? — Вчера я узнал, что на фронте был убит мой давний знакомый, хороший поэт. — Эта война сломает всех нас, — перекрестившись, вздохнул дядя. — Царь давно должен был закончить её, — сухо отозвался Дмитрий, делая глоток кофе. — Неужели ты думаешь, он не желал? Желал, но, видимо, не смог, — развёл руками Филипп. — Пока ещё не поздно, правительству следовало бы рассмотреть все те проблемы, что мы имеем на сей день, — вернув чашку на блюдце, вкрадчиво заметил Дмитрий. — Позволь… Что ты имеешь в виду? — непонимающе нахмурился дядя Филипп. — Необходимо выйти из войны, установить восьмичасовой рабочий день, передать помещичью землю крестьянам… — Уж не стал ли ты большевиком?! — перебил его пожилой мужчина, хватаясь за сердце. — Я… Нет, не стал, — мгновенно умерив свой пыл, спокойно отозвался Дмитрий. — Чем же тебе запудрили мозги, мой мальчик? Кто это сделал? — Мне уже тридцать восемь, дядя, — снисходительно отметил Дмитрий и перевёл взгляд на Виталия: — Поедешь сегодня со мной на Васильевский? — А что там? — потерев переносицу, хрипло спросил писатель и тут же кашлянул в кулак. — Интересные посиделки. Петроградская интеллигенция. Писатели. Всё, как ты любишь, — дерзко улыбнулся брат. Почти весь день Капраловы провели в дачном имении Филиппа. Риэлтор, господин Савушкин, оказался человеком прытким, болтливым и изворотливым. Даже если в его планы входило надурить несколько блаженного Филиппа, то теперь, увидев двух молодцов-удальцов, он пообещал провернуть одну из самых удачных и выгодных сделок в своей жизни, взять с покупателя побольше на пару тысяч. Потом Капраловы сидели на веранде, слушали тишину и хрустели яблоками, поднятыми с земли. — Зачем ты продаёшь этот дом? Дивное ведь место, — Виталий подумал, что если где и писать стихи и романы, то в этом прохладном осеннем саду. — Инфляция, Виталенька, — тяжело вздохнул мужчина. — Хочу купить маленькую квартирку в городе и сдавать её, хоть какой-то доход. Виталий откусил ещё немного от красного яблока и ничего не ответил. Во рту было сладко, почти что медово. Замечательные яблоки, всё же, росли в этом саду!***
Наталья весь день провела в томном чтении стихотворений Коваля. Кровь приливала к её лицу, руки холодели. Ей казалось, что каждое слово в этой книге было посвящено ей, что, конечно же, было лишь плодом воображения. Капралова вспоминала ясные очи молодого человека, его лисью улыбку, чёрные, как смоль, волосы. Дивный человек… Увидятся ли они ещё когда-нибудь? «Наверное, возле него всегда много барышней», — думала Наталья, украдкой вздыхая. Вечером, когда на ужин к Александру и Елене приехали старые друзья, она спустилась легко, словно гимназистка. На губах, как и всегда, играла мягкая, почти заискивающая улыбка, волосы были убраны в высокую причёску, платье с узкой синей юбкой, доходящей до стоп, и пышным белым жабо на груди, подчёркивало её силуэт. — Сыграешь нам, милая? — попросил Капралов, с нежностью глядя на дочь. — Признаться, я давно не садилась за фортепиано, — ответила Наталья. — О, голубушка, вы поёте просто изумительно! Побалуйте стариков, — вмешалась Тамара Викторовна, давняя подруга Елены Владимировны. — Конечно… Наташа встала из-за стола и прошла к фортепиано. Сев, провела кончиками пальцев по клавишам и начала играть. Дом наполнили звуки мягкого пения. Любимый всеми романс в достойном исполнении радовал и её родителей, и Телегиных. Все они зачарованно смотрели на Наталью. Лишь только вечер затемнится синий, Лишь только звёзды зажгут небеса И черёмух серебряный иней Жемчугами украсит роса. Отвори потихоньку калитку И войди в тихий садик, как тень. Не забудь потемнее накидку, Кружева на головку надень. Там, где гуще сплетаются ветки, У беседки тебя подожду И на самом пороге беседки С милых уст кружева отведу. — Браво! Великолепно! — после окончания пения Капралова смущённо рассмеялась, слушая аплодисменты и искренние комплименты. — А где же ваш жених, Наташенька? — поинтересовалась Телегина, когда чуть позже они ели шоколадный торт и пили чай. — Он такой замечательный человек. Похож на моего Яшеньку в молодости. Яков, человек молчаливый и с виду угрюмый, улыбнулся и поцеловал жене руку. Наташа же, вспомнив о Погорелове, испытала приступ дурноты. Знал бы он, за каким занятием она провела весь сегодняшний день… — Он сейчас в Казани, решает деловые вопросы, — попыталась улыбнуться Наталья, ловя внимательный взгляд матери. — Прислал телеграмму, что добрался, что всё хорошо. — Да, он желает заработать на приличное гнёздышко. У него сейчас имеется квартира, а он задумал купить дом, куда они с Наташей въедут после свадьбы, — довольно заметил Александр. Он был рад, что Наталья, наконец, обрела своё счастье. Погорелов виделся ему чудесной партией для неё. Добр, умён, воспитан — что ещё нужно? Елена Владимировна была более проницательным человеком, она сразу, стоило Юрию переступить порог их дома, поняла, что Наташенька решила выйти замуж не по любви. Как женщина, Капралова-старшая понимала, что счастья такой союз не принесёт. Она выходила замуж по любви, за что до сих пор была благодарна родителям: они не сватали её ненавистным богатым старикам. Познавшая, что такое счастье, родив детей в любви, а не по случайности или ошибке, она хотела, чтобы и её девочки вышли замуж исключительно за тех, кого полюбят. Будучи женщиной доброй, мягкой и тактичной, она никогда не навязывала свою волю и не давила, стараясь ненавязчиво предостеречь от ошибок. А теперь, глядя на взволнованную дочь, она начинала думать, что с той что-то происходит. Уж не тот ли изверг вновь ворвался в её жизнь? Елена знала, как Наталья когда-то сходила с ума по промышленнику Поплавскому. Если он вернулся в Москву, то это горе… — А где же Танечка? — сделав глоток чая, продолжила щебетать Телегина. — Убежала куда-то. Шестнадцать лет, ветер в голове… — улыбнулась Елена Владимировна. ...Таня замёрзла, сидя возле заброшенного дома, где недавно она познакомилась с Шалашом, Аней и Витей. Она пришла туда два часа назад, все двери были заперты. Капралова уже начинала злиться, но уходить не собиралась. Даже если пришлось бы сидеть всю ночь. В десятом часу на дорожке появился чей-то силуэт. Было уже темно и Таня не могла понять, кто это. Человек, погружённый в полумрак, остановился и уже знакомый голос заставил сердце девушки ёкнуть: — А ты что тут делаешь? — Вас жду! — накручивая прядь белых волос на ледяной палец, бойко отозвалась гимназистка. — Вы же сказали, я с вами. Стало быть, могу прийти сюда в любой момент. — Мы сегодня были на… одном важном деле. Все разъехались по домам. — А как же те, которые бездомные? Которые спали здесь? — Они погибли, — глухо ответил Женя. Таня встрепенулась, вскочила и подбежала к парню. Сжав его плечи, внимательно всмотрелась в тёмные, как кавказские ночи, глаза: — Как это?! Почему?! — Потом узнаешь. — Я хочу сейчас! — Иди домой. — Нет. — Иди, говорю. — Да нет же! — Ладно, я провожу. Только заберу кое-что. Жди здесь, — с этими словами Дронов отпер дверь и скрылся в доме. Капралова переминалась с ноги на ногу, потирая холодные ладони. Она могла обмануть кого угодно, но не себя — сюда её привело, в первую очередь, желание увидеться с Евгением. И вот он появился, хочет проводить её до дома… Таня просияла и была рада, что вокруг стоял полумрак. Евгений вернулся очень скоро. Кивнув, мол, пошли, двинулся по дороге. Таня, напевая весёлую песню, поднимала с земли пожелтевшую листву и бросала её в своего спутника. Тот курил, с прищуром наблюдая за действиями девушки. — Ты сумасбродка, — хрипло заметил он, выпуская дым носом. — Это плохо? — А чёрт тебя знает. — Мой папа говорит, что я хорошая девочка, только чересчур болтливая. Мол, барышня должна быть сдержанной, скромной… Но я считаю, что он отстал от жизни. На дворе двадцатый век, время перемен. Хочу носить брюки, курить… — Поэтому ты и волосы остригла? — усмехнулся Женя. — Именно, — широко улыбнулась Таня. Дронов сделал пару шагов вперёд и заметил, что Татьяна осталась позади. Она стояла, глядя в землю, так и не выпустив из рук листья. Молодой человек вернулся и взял её за подбородок: — Эй, ты чего? — Кажется, соринка в глаз попала… Больно, — стараясь проморгаться, отозвалась девушка. Евгений отбросил сигарету и, положив ладони на холодные щёки Капраловой, попытался развернуть её к свету. Из карих глаз текли слёзы, но вот Таня замерла, глядя на него. Между их лицами было не более пяти сантиметров, они могли ощущать дыхание друг друга. — Ты вся продрогла, — прошептал Дронов. — Знаю, я ждала тебя весь вечер, — тихо ответила девушка, с вызовом и тихой нежностью глядя на парня. Она не заметила тот момент, как встала на цыпочки и ткнулась губами в его губы, жмурясь. Она была готова, что Женя оттолкнёт её, но этого не произошло. Несколько секунд он стоял, не двигаясь, словно памятник, а потом медленно, неуверенно ответил на поцелуй. Таня, никогда ранее не целовавшаяся, просто одурела от ощущений. Дрожа, она приоткрыла губы, не в состоянии справиться с волнением. Воспользовавшись этим, Дронов толкнулся языком в её рот, делая поцелуй более глубоким и требовательным. Капралова обмякла в крепких объятиях, она гладила его спину и плечи, неумело шевеля языком. В голове стоял туман, сердце билось так, словно она бежала через весь Арбат, всё внутри горело от новых, ранее неизвестных ощущений. Евгений взял девушку на руки и вжал в ствол дерева. Та обвила его ногами, продолжая исступлённо целовать. В какой-то момент одна нога сползла с бока парня и потянулась к земле, от чего щиколотка крепко прижалась к паху Евгения. Сквозь толщу сладких ощущений Таня не сразу поняла, что что-то не так… Она читала не только приключенческие и рыцарские романы, были и любовные французские, авторы которых были всегда чуть более откровенны, чем следовало. Девушка знала, как появляются дети и чем мужчина отличается от женщины. Нога Капраловой не ощутила бугорка или чего-то, похожего на него. Евгений, почувствовавший, что нога девушки задержалась на его причинном месте дольше положенного, разорвал поцелуй и отпустил Татьяну. Сделав шаг назад, он вытер припухшие губы рукавом своей драповой куртки. Таня с трудом удержалась на ногах. Отведя руки назад, она взволнованно сжала ствол дерева. Они просто смотрели друг на друга, тяжело дыша. Где-то вдалеке залаяла собака, а потом снова наступила тишина. — Ты… — начало было Капралова, но не знала, впервые в жизни не знала, как сформулировать свой вопрос. — Генетически — да, — пристально глядя на Таню, ответил Женя. — Но зачем ты… — Никогда не чувствовал себя тем, кем родился. Сейчас я тот, кто я есть. Глядя на Дронова, Татьяна никогда бы не подумала, что он родился не мужчиной. Она не понимала, как это возможно. Испытывая смятение и странный интерес, Капралова запрокинула голову и посмотрела на небо. На его бархатном полотне сверкали звёзды. — Ты можешь уйти, если хочешь, — пожал плечами Дронов и достал ещё одну сигарету. — Сама дорогу найдёшь? — А об этом кто-нибудь знает? — спросила Таня, словно не слыша его. — Нет. И не узнает. Капралова прикрыла глаза, её губы тронула странная улыбка. Тряхнув головой, она посмотрела на юношу, стоящего перед ней. Он излучал силу, уверенность, он был мужчиной. Татьяна не могла перестать это чувствовать. — Я так замёрзла. Безумный вечер, — гимназистка подошла к Евгению и положила ледяные ладони на его щёки. — Но я люблю осень. А ты?