И вечер удлиняет тени, и безнадёжность ищет слов

Феликс Булагин относился к тому типу людей, о которых слагают легенды и шепчутся за спиной. Он происходил из древнего дворянского рода, который, если верить нехорошим домыслам, принадлежал к некоему тайному обществу. Никто не знал наверняка, правда ли это, но особо впечатлительные обходили стороной дом Булагина, находящийся на Васильевском острове. — Только не говори, что ты не рад, — улыбнулся Дмитрий, ободряюще похлопывая брата по плечу. Они стояли перед двухэтажным домом, выстроенном из серого камня. Виталий ранее слышал о Булагине и был удивлён, что они приехали к нему. С каких это пор его брата что-то связывает с этим странным типом? — Не знал, что ты водишь дружбу с Булагиным, — дёрнув бровью, тихо произнёс он. — Сегодня я увижу его первый раз в жизни, о какой дружбе речь? — чуть вздёрнув нос, Дмитрий завёл руки за спину и быстро поднялся на крыльцо. Он всегда любил кичиться и удивлять, говорить загадками и юлить. Виталию следовало бы привыкнуть. Вздохнув, он поплёлся за братом. В доме преобладал готический интерьер, что казалось несколько старомодно. Тёмные комнаты, огромные просторные залы, средневековая живопись, статуи львов и горгулий — Виталий был впечатлён, но не мог представить, как можно жить в подобном месте. Неуютно, мрачно. Дмитрий и Виталий были встречены худосочным слугой, облачённым в чёрный фрак. Их шаги гулко разлетались по помещениям, когда они подходили к огромной гостиной, где за столом сидели трое мужчин и играли в карты. — К вам господа Капраловы, — произнёс слуга, кланяясь хозяину. Тот отвёл взгляд от карт и смерил вошедших холодным, ничего не выражающим взглядом: — Что ж, добрый вечер. Капраловы поприветствовали Булагина и прошли к столу. Виталий окинул взглядом присутствующих и понял, что Дмитрий солгал насчёт интеллигенции и вечеринки для петроградских писателей. Дело было в чём-то другом. — Познакомьтесь, это Иван Татищев и Пётр Смаковский, — отложив карты рубашкой вверх, Булагин представил находящихся за столом. Те скупо улыбнулись и кивнули, так же прекращая игру. — Попрошу оставить меня с господами Капраловыми наедине, — сцепив пальцы в замок, попросил Феликс. Татищев и Смаковский без промедлений покинули зал. Булагин медленно откинулся на спинку стула и потёр золотой перстень с топазом, сверкающий на безымянном пальце. — Вы хотели встретиться со мной, Дмитрий Александрович. Зачем? Тот вытащил из кармана брюк белый листок, свёрнутый пополам, и тихо произнёс: — До нас дошли сведения, что готовится покушение на графа Воскресенского. — Когда? — изогнув бровь, Феликс взял листок, пробежался взглядом по написанному и отложил его. Булагин был мужчиной тридцати шести лет с русыми волосами, аккуратно расчёсанными по пробору, зелёными глазами, крупным носом и тонкими губами. Лицо простое, но вместе с тем харизматичное. — Через пять дней, на балу у Сафатова. — У Сафатова… Интересный ход. Какое-то время Дмитрий и Феликс смотрели друг другу в глаза, после чего углы губ Булагина слегка поползли вверх. — Ваш брат тоже меньшевик? — Нет, я писатель, — усмехнулся Виталий. — Я, кажется, читал ваш роман. «Синий обелиск» — ваше творение? — Именно. — Тогда рад вдвойне, рад вдвойне. Что ж, не желаете ли отужинать? Следующий час прошёл в столовой, за обеденным столом, заставленном позолоченными тарелками с различными яствами. Виталий видел, что Дима то и дело посматривает на Феликса и пытался понять, что значит этот взгляд. Ему, вообще, было интересно, зачем брат привёл его с собой в булагинский дом. Когда ужин закончился, Виталий и Дмитрий были приглашены на спектакль в домашний театр теней. Они, вместе с хозяином дома, Татищевым и Смаковским, сидели в прохладном зале и наблюдали за мрачными тенями, скользящими по стене и сливающимися в причудливые и узнаваемые силуэты и образы. Глаза Булагина горели страшным огнём, на губах играла странная улыбка, когда он наблюдал за спектаклем. — Вам понравилось? — спросил он в конце представления. — Да, это было удивительно, — кивнул Виталий. Где-то в глубине дома раздался громкий вскрик, который тут же растаял, показавшись миражом. — Что это? — напряжённо спросил Дмитрий. — Местное привидение, нечему удивляться, — оскалился Булагин. — Что ж, приятно было провести с вами вечер. До встречи, господа. Когда Капраловы возвращались домой, Виталий пристально посмотрел на брата: — А теперь рассказывай, что всё это значит. Не испытывай моё терпение. — Хорошо, хорошо. Я должен был передать Булагину документ, сказать о покушении. А ты был нужен для того, чтобы в случае чего остался свидетель этого разговора. — Как приятно было занять роль в твоей игре! — раздражённо гаркнул Капралов. — И что означает «в случае чего»? — Ну, вдруг меня настигнет шальная пуля, — улыбнулся Дмитрий. — Больше никаких совместных выходов в свет. Не хочу быть втянут в эти политические дрязги, — отчеканил Виталий и поспешно вошёл в дом дяди Филиппа. — Ну не злись, брат мой! Ведь ты… — тихо рассмеялся Дима, — брат мой! — Я всё сказал! — отрезал писатель и направился в свою комнату, по пути снимая плащ.

***

— Вы только послушайте: «Минувшим вечером был взорван дом графа Терентьева. Скорее всего, покушение было совершено представителями «красного» террористического движения. Напомним, что господин Иван Иванович Терентьев был ярым борцом с революционной деятельностью в Москве и за её пределами», — прочитал Александр Капралов за завтраком, шурша газетой. — Здесь также пишут, что в ходе преследования были ликвидированы четверо заговорщиков, идентифицировать смогли лишь Анну Нечаеву, бывшую гимназистку… — Что? — вскрикнула Таня, выронив кружку с недопитым чаем. Она во все глаза смотрела на отца, ощущая дрожь. — Покажи мне статью… Мужчина удивлённо поглядел на дочь и выполнил её просьбу. На одной из фотографий, шедших под статьёй была запечатлена Аня. Та сама Аня, с которой её недавно познакомил Евгений. — Да что с тобой? — встревоженно спросила сидящая рядом Наташа. — Н-ничего, всё хорошо… — пробормотала Таня и медленно встала. — Голова разболелась… Девушка уже начала подниматься по лестнице, как в дверь громко и настойчиво постучали. Послышались торопливые шаги, и в гостиную вошли двое офицеров. — Доброе утро. Господин Капралов, не хотелось отвлекать вас от трапезы, но кое-что случилось, — извиняющимся голосом произнёс один из них. — Доброе. В чём же дело? — встревожился Александр, поднимаясь. — Дело в том, что ранен генерал Фергель. Серьёзно ранен. Мы… от лица всех офицеров русской армии просим вас спасти его жизнь. Для этого вам необходимо поехать в Сараево, он сейчас находится там. — Что? — встрепенулась Елена Владимировна. — Конечно, вы самый лучший хирург в Москве, и ваша помощь здесь, в тылу, неоценима, но… — К-конечно, я понимаю. Когда ехать? — тихо отозвался Капралов. — Незамедлительно! — Постойте, но как же это? Папенька, — встав, запричитала Наталья, заламывая руки. — У тебя ведь возраст, тебе нельзя… — Когда страна воюет, нужно помогать, Наташенька, — мягко улыбнулся Капралов. Поцеловав жену в макушку, он пошёл на второй этаж. Замершая на лестнице Татьяна до крови прикусила нижнюю губу. Через десять минут Александр прощался с семьёй. Обнимал дочерей, обещая писать. — Не волнуйся, Леночка, всё будет славно, — ободряюще улыбнулся он супруге, которая украдкой вытирала платком слезинки. Улыбнувшись в ответ, она крепко обняла мужа и на миг приникла губами к его щеке: — Береги себя и поскорее возвращайся. Когда за офицерами и Александром закрылась дверь, в доме повисло тягостное молчание. Наталья и Елена вытирали слёзы, а Таня мрачно смотрела перед собой. Она думала и об отце, и об Ане… — Не плачьте, он ведь не воевать… Всё будет хорошо, — проведя ладонью по лицу, Татьяна медленно направилась в свою комнату. Наталья вышла из дома и опустилась на качели, находящиеся в палисаднике. Она с грустью смотрела на листопад, отталкиваясь ногами от земли и медленно покачиваясь. Погружённая в тягостные думы из-за только что произошедшего, она не сразу заметила, как кто-то встал рядом с неё. Повернула голову и обомлела. Коваль! — Вы плачете? — изумился поэт, тотчас же опускаясь на одно колено и беря ладони женщины в свои. — Д-да, мой papa отбыл в Ригу, срочная операция, фронтовое поручение… — постаралась улыбнуться Наталья. — Нынче везде беспокойно. Я волнуюсь о нём. — Ничего, всё наладится. Поверьте мне, Натали. — Я верю вам, — шепнула Капралова, ощущая, что этот молодой человек обладает удивительным даром успокоения. — Я написал стих. Для вас. Жил в ожидании встречи… — Откуда вы узнали мой адрес? — смутилась Наталья. — Это было несложно… В городе только один хирург Капралов, — рассмеялся Олег и достал из внутреннего кармана полупальто листок. — Это стихи? — За Вами я слежу давно С горячим, искренним участьем, И верю: будет Вам дано Не многим ведомое счастье. Лишь сохраните, я молю, Всю чистоту души прекрасной И взгляд на жизнь простой и ясный, Всё то, за что я Вас люблю! — Это… мне? — ахнула Наталья, прижимая ладони к пылающим щекам. — Вам… Любимая, — шепнул брюнет, утыкаясь лицом в подол её длинной коричневой юбки. — Это так… прекрасно… Спасибо вам… — прошептала Капралова, кладя ладони на удлинённые чёрные волосы и начиная нежно поглаживать Олега по голове. — Мне без вас уже не жить. Только увидел, сразу всё понял. Дорогая, это судьба, — он вскинул на женщину взгляд голубых глаз, подёрнутых поволокой. — Но я… помолвлена, — с трудом произнесла Наталья. Коваль вскочил, роняя листок со стихом, который тут же подняла Наташа и прижала к груди. Олег тяжело дышал, взирая на женщину. — Вы любите его? — Нет, — качнула головой Капралова и грустно улыбнулась. — Нисколечко не люблю. — Тогда это всё не имеет значения. Прошу вас, будьте моей! — взгляд Коваля смягчился, он снова опустился пред женщиной на колени. — Сколько вам лет? — мягко спросила Наталья. — Двадцать три, и что с того? — раздувая ноздри, пылко отозвался юноша. — А мне тридцать. — Какое это имеет значение? Дорогая, ты говоришь о мелочах. Ничто не может подавить чувства, что цветут в моей душе… Капралова порывисто встала и подбежала к старенькому клёну, роняющему листья. Ах, будет ли она когда-нибудь ещё так счастлива? Поглаживая грубый ствол, она прикрыла глаза. — Будьте же моей… Отдайтесь любви… Натали, — страстно прошептал Коваль, подходя сзади и кладя ладони на плечи женщины. Ту пробила дрожь. — Всё так быстро, мы почти не знаем друг друга, — шепнула она. — Мы знаем достаточно, чтобы быть вместе, — утыкаясь носом в волосы, пахнущие лавандой, прохрипел Олег. Наталья медленно развернулась к нему, ощущая прилив небывалой радости. Никогда и никто не говорил ей подобных слов. Никто не смотрел с таким трепетом, так, словно в самую душу… Облизав пересохшие губы, Наташа прошептала: — Это преступление… — Я знаю! Я давно наблюдал за вами, простите мне это… — Что? — Да, неспроста я написал об этом в стихотворении. Я часто видел, как вы заходите в книжный. Мне безумно нравилось в вас всё… Я посвятил вам несколько стихотворений. Вы стали моей музой, сами того не зная! — Коваль пылал, глядя на Капралову с любовью и желанием. — Боже, вы меня с ума сводите… — пролепетала раскрасневшаяся, прижатая к дереву Наталья. — Поедемте, — шепнул поэт ей на ухо. — Куда?.. Ничего не ответив, Олег сжал запястье женщины, и они вместе побежали к дороге. Евгений, подходящий к дому Капраловых, проследил взглядом за странной парочкой, усаживающейся в коляску и остановился возле окна Тани. Подняв в земли маленький камень, бросил его в стекло. Почти сразу же шевельнулась занавеска. Лицо Татьяны мелькнуло лишь на мгновение, а через пару минут она появилась на крыльце, кутаясь в тёмно-синюю шаль. Меж глаз гимназистки пролегла складка, она казалась расстроенной или разозлённой. — Что-то случилось? — спросил Дронов, ладонью касаясь её щеки. — Вчера умерла Аня, так? — поджав губы, спросила Таня. — Так. — Почему ты не сказал мне об этом? — Татьяна, ты пока что не официальный член нашей организации. Да и будешь ли им? — Ты сомневаешься во мне? — дёрнув головой, Капралова сделала шаг в сторону. — Теперь ты, похоже, знаешь, что Шалаш подразумевал под «планами», — хрипло проговорил Женя, убирая руки в карманы полупальто. — Да, об этом написали в газете, — гневно ответила Таня. — А ещё сегодня мой отец отбыл туда, где происходят военные действия. Оперировать. — Идёт война, каждый должен за что-то бороться, — пожал плечами Евгений. — Вы, выходит, террористы? — Для буржуев — да. Что, разочаровалась в нас? Хочешь уйти? — Я просто не ожидала. Нет, я не разочаровалась, — хмуро ответила Татьяна. — Кажется, я влюбляюсь в революцию, наша власть бессильна, увы. Теперь чёртова война пришла и в мою семью. — Иди ко мне, — шепнул Дронов и притянул девушку к себе, обнимая её с теплотой, касаясь губами белых кудряшек. — Отважная ты у меня. — Уже «у тебя»? — хитро спросила Капралова, утыкаясь носом в плечо парня. — Конечно. Я, знаешь ли, собственник. — Татьяна, доброе утро! — раздавшийся звонкий голос заставил Таню вздрогнуть и отпрянуть от Дронова. Чуть поодаль, спрятав руки в карманы брюк, стоял Славик. В его глазах плескалось страшное чувство. По спине девушки проскользнули мурашки. — Славик, здравствуй! — Что-то два дня не вижу тебя на… встречах, — с ненавистью зыркнув на Евгения, протянул он. — Занята была, хлопоты, уроки. — А кто твой кавалер? Представишь? — Евгений Дронов, — присев в реверансе, жеманно произнесла Таня. — Люби и жалуй. — Поговорим с глазу на глаз, Татьяна? — сухо спросил Слава. — А это обязательно? — насмешливо спросил Женя. — Я поговорю, — прошептала Капралова и, плотнее кутаясь в шаль, подошла к Славе. — Как же мне это понимать? — с трудом сдерживая гнев, спросил он. — А что тебя так возмущает? Ты разве имеешь на меня какие-то права? — А разве нет? — Прогулялись по Москве два раза — тоже мне отношения. Не было у нас ничего! Не выдумывай, Славик. — И не будет? — злобно прищурился тот. — И не будет, — кивнула гимназистка. — Ты славный, хороший, но… я влюблена в другого. — Ты пожалеешь об этом, — прошипел Слава и, развернувшись, быстро зашагал прочь.

***

Наталья не успела разглядеть интерьер квартиры, в которой проживал Коваль. Они прильнули друг к другу ещё в тёмном коридоре, страстно целуясь и стаскивая друг с друга одежду. Капраловой казалось, что всё это происходит во сне. Сделав несколько шагов, они оказались в спальне. Олег повалил женщину на кровать и начал активнее стаскивать с неё одежду. Увидев её обнажённое тело, он судорожно выдохнул, с трудом сдерживая всхлип, вызванный переизбытком чувств. Он покрывал поцелуями шею, ключицы, груди Натальи, вылизывал и посасывал её соски, а пальцы, накрывшие лоно, принялись потирать клитор. Капралова извивалась под ним, с её зацелованных губ слетали сладкие стоны. Доведя женщину практически до пика, поэт скинул с себя рубашку, и, навалившись на женщину, начал медленно в неё входить. В голове сразу же мелькнули строчки из его любовной лирики. Это было слишком хорошо… Это было великолепно! Они слились в страстном поцелуе, Коваль двигал бёдрами всё быстрее, а Наталья стонала и вскрикивала, водя ладонями по его белокожей спине. Влажные тела сливались, они становились одним целым. Кончая, Олег шептал в губы возлюбленной: — Люблю тебя… Люблю…