Потерянные на Разии

      Коммуникатор не сработал. Не потому что мешало маскирующее поле или излучение дилития, просто падение Спока с уступа стало причиной нескольких незначительных повреждений устройства. Его можно было бы починить, будь у капитана с первым помощником набор простейших инструментов и возможность провести тестирование на поверхности. Единственной пользой от сломанного коммуникатора стала надежда, которую он вселял в Кирка, уверенность, что, когда придет время, Скотт услышит его вызов.       Скотт не услышал. Но он тоже надеялся и потому приказал непрерывно наблюдать за всеми наземными перемещениями разиан в радиусе ста километров от места высадки — не самая сложная задача для сенсоров «Энтерпрайза», особенно после того, как над ними поработали Чехов и Ухура. Поэтому когда среди напряженного безмолвия зазвенел голос Павла, сообщавшего о том, что группа разиан вдруг покинула стоянку и стремительно движется к горной гряде, Скотту хватило пары секунд, чтобы оценить ситуацию.       - Отряд охраны в транспортаторную! - взревел шотландец, бросаясь к пульту управления. - Транспортаторная, немедленно поднимайте все гуманоидные формы жизни из обозначенной зоны, - его пальцы молниеносно заскользили по панели, отсылая оператору рассчитанные координаторы, и замерли, когда из динамика донесся неуверенный голос мистера Кайла. - А мне плевать, что на мониторах пусто! Считайте это выстрелом наудачу!       МакКой не стал дожидаться отдельного приглашения и пробкой вылетел с мостика, не нуждаясь ни в приказах, ни в разъяснениях. Он был в транспортаторной даже раньше, чем мистер Кайл закончил вводить полученные данные, а то, что происходило в дальнейшем, помнил очень смутно и определенно не собирался обсуждать, неделей позже переступая порог каюты.       Кирк сидел за столом и надиктовывал что-то бортовому компьютеру, неестественно выпрямившись в кресле. У МакКоя была всего секунда, чтобы понять, что капитан не испытывает удовольствия от своего нынешнего занятия, а потом Кирк смолк и обернулся. Он молчал пару мгновений, и доктор уже открыл рот, чтобы первым поприветствовать его, как вдруг Кирк наклонил голову набок и уверенно выпалил:       - Привет, Боунс! Хотите чего-нибудь? Выглядите ужасно.       Осознавая краешком сознания, что капитан предлагает ему алкоголь, МакКой тем не менее мог думать лишь о том, что хочет сесть. Он застыл на пороге, обескураженный и потерянный, не зная, что сказать, только таращился на друга во все глаза. И в этот момент Кирк тихонько рассмеялся, совсем не так звучно и от души, как прежде.       - Угадал?       Взгляд Боунса потемнел. Нахмурившись, доктор больно закусил губу, стараясь ничем не выдать своего разочарования. Шутка показалась ему просто жестокой, впрочем, не стоило быть таким легковерным: Кирк не смог бы ничего рассмотреть сквозь плотные бинты, даже если бы чудесным образом прозрел. А чудес, как известно, не бывает.       - Как вы узнали, что это я? - выдавил из себя МакКой, честно стараясь добавить беспечности в свой голос, но Кирк раскусил обман, и улыбка сошла с его уст.       - Вы единственный, кто не спрашивает разрешения войти, - ответил он серьезно. - А еще от вас тянет перегаром. Вы беспокоите меня, Боунс.       - Не стоит, - поморщился МакКой, проходя вглубь каюты.       Он украдкой огляделся, чтобы в случае чего успеть притвориться, что не замечает разбросанного белья, и не ставить в неловкое положение девицу, которую Кирк прячет за ширмой. Но ни белья, ни девицы в комнате не обнаружил.       - Спок просил меня передать вам, что я подтвердил его теорию насчет телларской сааквы, - промолвил МакКой, отчаянно не желая заводить разговор о себе. - У нее и вашего мха почти идентичный химический состав. Но, как врач, Джим, - продолжил он недовольно, не сумев сдержаться, - я в бешенстве от того, что вы использовали в медицинских целях неизвестное вам растение. Конечно, я понимаю, отчаянные времена требуют отчаянных мер, но ваш поступок... Что? Что вы смеетесь? - нахмурился он, смутившись.       - Спок знает вас лучше, чем я. Он настаивал на том, что именно так вы бы и сказали.       Боунс промолчал, не став уточнять, о чем это толкует капитан и почему его это веселит. Сложно сказать, ожидал ли Кирк этих вопросов, но что-то внутри него явно подсказало, что доктор не в настроении шутить.       Воцарившееся неловкое молчание продлилось чуть дольше, чем обычно: так бывает, когда собеседники не могут взглянуть друг другу в глаза.       - Как он? - выдержав паузу, спросил Кирк и уточнил зачем-то: - Спок. Как он?       - Лучше, - выдохнул МакКой, удивляясь, как тяжело ему дается диалог: - Развлекает себя моделированием голографической проекции разианского космопорта. Дело идет медленно, но он по-вулкански зануден.       Кирк кивнул, довольный добрыми вестями. Ему ни к чему было знать, что дело идет медленно, потому что до нормы Споку как до луны пешком; потому что на протяжении двух дней первый помощник балансировал на грани жизни и смерти; потому что кровопотеря была такой сильной, что он едва не потерял вулканца во время операции. МакКой немногое мог сделать для капитана, но твердо решил не вываливать на него свои заботы и стоически ждал следующего вопроса, который Кирк задавал изо дня в день и который Боунс ненавидел всей душой.       - А как Ландау?       Маккой вздрогнул и помрачнел, крепко сжав зубы. Человек превознес медицину на небывалые высоты, а сам совсем не изменился, все так же существуя в несовершенной, хрупкой оболочке. Хан Нуньен Сингх был прав, и парализованный парень, молча лежащий в медотсеке, был тому постоянным, невыносимо болезненным напоминанием.       - Не хуже, - через силу вымолвил МакКой и, несмело взглянув на Кирка, вдруг отчетливо осознал, что, несмотря на попытки шутить, капитан тоже не горит желанием поддерживать беседу.       По правде говоря, МакКой был едва ли не единственным членом экипажа, чье присутствие в своей каюте капитан согласен был терпеть. На третий день своего пребывания в лазарете Кирк вдруг потребовал перевода в свою каюту. Он аргументировал это тем, что провалялся достаточно долго, чтобы запустить дела, а на возражения МакКоя резко заявил, что с корабля никуда не денется. Боунс мог бы проявить власть, определенную его должностью, но не стал, ведь истинная причина крылась вовсе не в неотложных делах. Кирк не в силах был вынести неуклюжие попытки выразить поддержку, которые то и дело предпринимали члены экипажа, как бы случайно забредающие в медотсек, сочувственные взгляды медсестер и неловкое молчание, сковывавшее лазарет, стоило ему случайно смахнуть что-нибудь с прикроватного столика.       Теперь Кирк сидел за столом своей каюты, аккуратно одетый, с гордо выпрямленной спиной, но МакКой читал на его лице все то же стремление к уединенности. Возможно, капитан и с ним-то разговаривал лишь потому, что чувствовал его солидарное нежелание вести светские беседы.       - Кстати, я забыл рассказать вам, - пробормотал Боунс, удивляясь, почему никак не займется перевязкой и не уйдет, но Кирк вдруг заинтересованно вскинул голову и указал рукой на свободное кресло. - Знаете, что потребовал Спок первым делом, как пришел в себя? Честно, Джим, впервые за долгие годы практики я получаю такой конкретный приказ от пациента, только что очухавшегося после наркоза.       - Не томите, Боунс.       - Бритву. Он попросил бритву, можете себе представить? - доктор слабо улыбнулся, заметив, как Кирк с ухмылкой провел ладонью по собственному гладкому подбородку. - Заявил, что нелогично терпеть щетину, когда можно ее не терпеть.       - Не поспоришь, - одобрительно промолвил капитан. - Но я слышал кое-что поинтереснее. Адмирал Евгеньев рвет и мечет. Говорят, кто-то прислал ему голографическую модель раздавленного опоссума. Его лучшие инженеры не смогли определить отправителя, но он отчего-то уверен, что это были мы.       - Это был Скотти, - без тени смущения раскололся МакКой: не было никакого смысла изображать оскорбленную невинность перед единственным слепым зрителем. - Я голосовал за то, чтобы послать ему настоящего. И не удивлюсь, если лучшие инженеры адмирала принимали в этом участие. Что вы ему ответили?       - Что, если он сможет доказать, что опоссум был оправлен с «Энтерпрайза», мы сделаем ему любую другую зверушку на его выбор, - невозмутимо фыркнул Кирк.       - Это с ним вы беседовали, когда я зашел? - простодушно поинтересовался МакКой и в тот же миг понял, что потерял бдительность.       Лицо Кирка, наполовину скрытое под бинтами, окаменело, губы сжались в тонкую линию, и все его тело напряглось, будто в ожидании удара. Искренне жалея, что открыл рот, Боунс стиснул кулаки так сильно, что побелели костяшки.       - Нет, я... - Кирк кашлянул, и голос его вновь зазвучал спокойно и твердо. - Я записывал обращения к семьям погибших.       «Похоронки», - переиначил про себя МакКой, зная, что капитан ненавидит это слово и всячески старается его избегать.       - У рядового Бейкера не было родных, - вполголоса заметил он.       - Я знаю, но я не могу просто внести его имя в реестр.       - Я помогу вам, если хотите...       - Нет! - неожиданно рявкнул Кирк, и МакКой застыл на месте. - Это обязанность капитана, а я пока еще капитан! - он смолк, ссутулил плечи и, устало откинувшись на спинку кресла, потер висок. - Это то, что остается за кадром всякий раз, когда я теряю людей.       МакКой не знал, что сказать, лишь спешно уставился в пол: он не мог смотреть на друга без горечи, а Кирка, безошибочно чувствовавшего на себе чужой взгляд, жалость обжигала хуже фазера.       - Джим, отдохните, - после краткого молчания взмолился доктор. - Вы измотаны. Не требуйте от себя больше, чем по силам человеку.       - Я должен, Боунс, я капитан звездолета, - как заговоренный повторил Кирк, прикрывая лицо ладонью, будто свет резал ему глаза.       - В тот день, когда капитаны перестанут быть людьми, я подам в отставку.       - Мои ошибки стоят людям жизни.       - Джим, то, что вы испытываете, называется синдромом выжившего. Но взгляните правде в гл...       - Бога ради! Завязывайте с психоанализом! - огрызнулся Кирк, не став дослушивать. - Только мозгоправа мне для полного счастья не хватало...       - Обойдемся без него, если вы перестанете меня перебивать! - вспылил в ответ Боунс и в недоумении развел руками. - Джим, я удивлен, что мне приходится объяснять вам очевидное.       Кирк отнял руку от лица и уронил ее на подлокотник. Он выглядел раздраженным, но МакКою тоже начинала досаждать эта игра в одни ворота. Самобичевание не было отличительной чертой Кирка, и черта с два он позволит ему скатиться в уныние! Свободное место в этой яме уже было занято одним старым сельским доктором.       МакКой наклонился вперед, сгорбившись и соединив вместе кончики пальцев.       - Может быть, вы правы. Может быть, никто, кроме вас, не способен верно оценить степень вины, но капитаны назначаются не для того, чтобы быть безгрешными, а для того, чтобы принимать невозможные решения, на которые другие не осмелятся, и нести за них ответственность. Черт возьми, Джим! - Боунс грохнул по столу ладонью, заметив, что Кирк качает головой с горькой улыбкой. - Что было бы, если бы вы не отдали приказ спуститься на Разию? Мы болтались бы в космосе без энергии, без возможности связаться со Звездным Флотом. Или сгорели бы в атмосфере какой-нибудь захудалой планетки! Или, и того хуже, нас настигли бы ромуланцы, - все сильнее распаляясь, МакКой вскочил на ноги, - или клингоны, или еще какие ублюдки, да мало ли их, что ли, шарахается по Вселенной! И что тогда? Кто-то другой молча внес бы в реестр четыреста тридцать наших трупов, - закончил МакКой.       Кирк сидел спокойно, слушая его с таким выражением лица, что Боунсу захотелось ударить его наотмашь. Но капитан не дал ему такой возможности, заговорив:       - Монтеро. Смит. Бейкер, - чеканил он каждую фамилию. - Трое погибли. Семеро ранены. Спок едва не истек кровью, спасая меня. Ландау все равно что мертв, а я даже не могу взглянуть ему в глаза, чтобы соврать, что все будет хорошо, потому что сам в это не верю!       Кирк рывком поднялся из-за стола и, обогнув кресло, вцепился в спинку. Затем судорожно дернулся в сторону, будто порывался пройтись по каюте, как частенько делал в минуты сильного волнения, но заставил себя удержаться на месте и низко наклонил голову. МакКой не представлял себе, о чем думает его друг, но искаженное мукой лицо капитана не заметить не мог. Наконец Кирк справился с собой и, невесело усмехнувшись, вскинул подбородок.       - Боунс, вы же никогда мне не лгали, - проговорил он тихим, почти умоляющий голосом. - Не лгите и сейчас. Ни мне, ни себе.       Он развернул к себе кресло и, слегка ударившись коленом, сел, сконфуженно морщась.       - Утром я говорил со Споком, - глухо продолжил он. - Знаете, что он сказал? Посоветовал с достоинством принять произошедшее. Но мне не хватает решимости, Боунс. Помогите. Взгляните на меня и поймите, что хорошо уже не будет. Не для меня. И ничьей вины здесь нет. Если вы смиритесь, может быть, смогу и я.