Sloth.

Последующие два месяца для Айзека Магуса и Ванессы были сплошь основаны на поиске улик о гомункулах, что, как выяснилось, совершенно безмятежно прогуливались в парке в компании мужчин. И на протяжении этих двух месяцев они не могли составить детальный портрет хотя-бы одного из них. Все очевидцы только разводили руками: – Да обычная парочка. Таких целый город. В их лица как-то не всматривались. Айзек готов был уже рвать на голове волосы от досады. Он чувствовал, знал. Гомункулы знают, что они охотятся за ними, и нарочно дразнили, чтобы позлить. Им это нравились. – Вероятно, – думала Ванесса, – это для них что-то вроде азартной игры без правил. – Игры? – голос алхимика уже давно охрип от часто повышеного тона. – Ванесса... – изведённый местью и поисками, Магус порой забывался, что военную можно звать только по её званию, – даже в самой азартной игре не может Не быть правил. Их составляют сами игроки. – И что ты хочешь предпринять? – Бауэр уже давно привыкла к компании алхимика и стала обращаться к нему фамильярно. – Уже два месяца прошло, а дело об убийстве в штабе алхимиков давно покоится на пыльной полке архивов. Меня даже не отчитывали за то, что мы не нашли преступника. Единственное, что мне сказали – это то, что я лезу не в своё дело. – Ва... Полковник, ты не боишься, что тебя могут понизить в звании, или вовсе попереть из армии, за то, что ты правда суёшь нос не в своё дело? Старший лейтенант Винсент Коулман, находившийся в кабинете алхимика вместе с начальницей, не выдержав, сказал: – Полковник, не думал, что когда-нибудь скажу это, но... мистер Магус прав. Испепеляющий взгляд золотых глаз, если бы мог, обратил бы мужчину в пепел, но тот стойко стоял перед ней. – Подумайте сами. Вы так долго шли к тому, чтобы добиться такого звания. Изначальной вашей целью было доказать, что женщины тоже люди! И вы готовы бросить всё это, чтобы поймать монстра, который будто сквозь землю провалился?! Вы же понимаете, что если продолжите, то из-за этой не пойми-какой твари, вы сами разрушите то, к чему так долго шли! Женщина стояла стойко. Не один мускул не дрогнул на её лице. Винсент уже готов был, что волна гнева и боли души обрушится на него с головой, его исключат из отряда Бауэр. Но, вопреки его ожиданиям, уголки губ женщины приподнялись в усмешке. Теперь жалкая, противоречащая своей природе быть покровительницей домашнего очага и рожать войнов, женщина смотрела на мужчину, как на неразумное дитя. Сидящий за столом Айзек подумал, что было бы неплохо, если бы эта женщина была в его штабе. Из неё вышел прекрасный воин. Прекрасный вышел бы и алхимик. – В том-то вся суть, лейтенант Коулман, – тонкие губы неподобающе для женщины рястянулись в дьявольской ухмылке. – Такую крупную рыбу и отхватит женщина! Вот в чём моя цель! Любой бы позавидовал такой решительности и уверенности, с которыми говорила в голосе Ванесса. Айзек и Винсент смотрели на неё с нескрываемым восхищением. С виду обычная, хрупкая, нежная женщина, а на самом деле у неё есть, чему поучиться даже самому бравому мужчине. Для ловеласа-Винсента, с рождения одарённого ангельской внешностью - внимание женщин не было чем-то столь недосегаемым. На балах дворянина-отца даже самые приличные благородные девы готовы были, наплевав на свою честь, исполнять абсолютно любые его прихоти. Но не Ванесса. Не на много старше его леди оказалась не из робкого десятка и не очередной овечкой, тупо следующей за стадом. Когда он узнал, что его начальницей будет женщина, он всё время подшучивал у неё за спиной, пока та сама не послушала его очередную шуточку, но уже глаза в глаза. Тогда у Винсента уплыл глаз и все его понятия о женщинах. Что же касается Магуса, "половые увлечения" ему никогда интересны не были. Он сплошь утонул с головой в своё дело об алхимии. Но теперь, он без стыда признался себе, что эта женщина произвела на него неизгладимое впечатление. Ему вспоминается день, когда он в первый раз увидел её: она была ещё совсем молоденькой девчушкой, которая своей внешностью могла добиться куда большего. Она была столь мила и хрупка, что в своём положении напоминала фарфоровую куклу, которую поставили на полку в посудной лавке, куда пустили слона. В самом деле, видеть юную леди в отряде солдатов - было куда больше, чем неожиданно. Тогда были разногласия с Аэруго и дело едва не дошло до войны, поэтому в армию брали всех желающих. Но, вопреки последнему дозволению, Ванессе пришлось отдать тамошниму начальнику все сбережения своих погибших брата и дяди, чтобы ей позволили войти в ряды служащих. Тогда она произвела на алхимика неподдельный интерес. Несмотря на то, что у юной военной уже был страшен взгляд, он сомневался - сможет ли она в самом деле стать воином? – Вы очень уверены в себе, полковник, – уголки тонких губ Магуса приподнялись в поистине тёплой улыбке. – Вам это тоже не помешает, – улыбкой ответила она. На стоящего в стороне, кусающего губы Винсента сия сцена произвела далеко не положительное впечатление. Разница в возрасте между его начальницей и алхимиком его не смущала.  Его смущала их связь в целом. Почему полковник стала помогать "Пособнику дьявола"? Почему она поверила в его рассказ, который был больше похож на бред сумасшедшего, нежели на что-то правдивое. Она могла преспокойно упрятать его в психушку, ей бы за это даже ничего не сказали. Так почему?... Достав из кителя за цепочку серебряные часы, Ванесса назвала время, позываемое стрелками: – Что-то мы засиделись. Время уже семь. – Что ж, полковник, – Айзек грузно поднялся из-за стола. – пойдём? – Идёмте.                                                   Шершавая, в нескольких местах помятая, кремовая страница с тихим шелестом перевернулась и запах пережитых книгой лет защикотал уткнувшийся в неё нос. Слосс глубоко вдохнула аромат и, запрокинув голову назад, выпрямила спину, разминая уже затёкшие от неизменной в течении нескольких часов позы части тела. Все прошедшие месяца времяпрепровождение молодого гомункула целиком состояло из чтения забытых Отцом старых книг по истории. Хоть создатель и передал своему творению все накопившиеся за века знания, но в придачу Лени ещё досталось и  совершенно абсурдное для её существа стремление к познаниям, и удостоверенности в правдивости этих, и уже имеющихся, знаний. Безразличие, воплощение которого она, собственно, и является - совершенно не мешает ей заниматься делами, которые, по её мнению, являются идеальным средством для проведения времени не в пустую. А ведь раньше ей казалось, что сутками лежать на кровати и смотреть в пропускающую очень слабый, не подходящий для чтения свет, винтиляцию - тоже вполне очень занимательно. Как оказалось - нет. Каждый раз, когда свет жжёг накрывавшие глаза веки - невольно, вспышкой, Слосс снова видела лицо того человека. Человека, из-за которого её "убийца" лишил её одной жизни. И чем больше она ничего не делала, тем больше ей стали видеться лица тех людей и являться мучащие её вопросы, и, пожалуй, самым главным из этих вопросов был её собственный: почему она не может забыть этих людей? Что им может быть от неё надо? Они ведь уже однажды убили её... неужели этого мало? Лень искала спасения от вопросов и воспоминаний в книгах. И это было не только её убежищем от них, но и местом для поиска ответа, почему эти люди являются к ней и почему из-за них она мучает себя вопросами, ответы на которых не может найти. – Опять в книжках? – это была Ласт, в очередной раз безпреглашённо вторгшаяся в обитель своей воспитынницы. – Ты и сегодня захочешь пойти в библиотеку? Слосс захлопнула книгу, в усталом от, как ей показалось, попреканий, жесте прикрыв глаза и склонив голову, совершенно не вслушавшись в интонацию голоса Похоти на слове "сегодня". Попреканием было то, что пристрастившись к чтению, Лень только и может таскать своего нового кавалера, Пьетро, в одно место. Не в бар, не на балы, даже не в театр, а в библиотеку. Но её "кавалер" был очень даже не против. Наоборот, он даже с удовольствием шёл вместе с ней. Хоть что-то в его с вечно флегматичным выражением лица "барышне", которая была ему совсем не по душе, а просто способом загушить боль об измене любимой, было нормальным. Пусть он и привык к "Роберте", он по-прежнему смотрел на неё и с холодом. За всё это время, что его брат и её сестра встречаются, они тоже в какой-то степени "встречаются". – Я просто хочу быть полезной Отцу. Это было сказано с таким умным видом, и в то же время таким спокойным тоном, словно это был железный аргумент. Но ведь, по сути, так оно и было. Всё таки она даже не врала. Такая перемена Слосс невольно растрогала Ласт и она присела рядом с ней. – Уважительно. Но сегодня... – ловкие пальчики ухватились за острый подбородок, притягивая Лень за лицо. – у тебя будут дела по важнее. Лень показала свою заинтересованость отложением закрытой книги в сторону. Хотя, она предпологала, что за такие "важные дела" могут ожидать её. – Очередное обучение? – Ммм, не совсем, – бардовые глаза плутовато прищурились. – Уже вечер. Лучше всего будет выйти сейчас. – Именно сейчас? Не похоже было, что у Слосс были какие-то претензии по этому поводу, только вот Похоть поняла, что это не более,  чем - отсутствие желания просто выйти из логова. – Именно сейчас. Для большего эффекта, Ласт сказала это более твёрдым тоном, дабы не прибегнуть к уговорам, если Лень воспротивится ей. Хотя... было бы не так уж и плохо, если бы ей пришлось наказать новоиспечённую сестру. – Как скажешь, – Слосс встала с кровати, вытянувшись в полный рост перед Ласт. – Хорошая девочка. Страсть привычно улыбнулась ей, но в мыслях испытала небольшое негодование: её в миг построенные планы о будущем наказании разрушились. Но сегодня был слишком хороший день, чтобы грустить о несбывшихся планах. Сегодня ей предстоит проверить: не было ли её обучение, "на всякий случай", напрасным для Слосс, и сможет ли та применить полученные знания сегодняшней ночью.                                                    Огненно-рыжие волны разливало по всему небосводу. Тёплый приятный свет сумерек ласкал кожу, приподнимая настроение. Алхимик и двое военных шли по улице, не обращая ни на кого внимания. Точнее Айзек и Ванесса были безразличный ко всему происходящему. Даже к нахмурившимуся, как осеннее небо, Винсенту, идущему позади них, зелёным пламенем глаз обжигая спину незамечающих этого начальницы и... алхимика. У последнего в голове был целый рой раздумий. И раздумиям этим послужила идущая наравне с ним женщина, в чьих медовых глазах отражалось уходящее солнце. Невольно вспомнились алхимические обозначения: луна - воплощение женщин, а солнце - мужчин. Ванесса действительно была как луна. Холодная, белоснежная, с блестящими, словно звёзды, глазами, и чёрными, как ночное покрывало, кудрями. А Айзек действительно напоминал солнце. Его длинные, рыжие, как уходящее солнце, волосы и небесно-голубые глаза. Его яркий порыв достичь желаемого, граничит с непогасимым огнём, что каждое утро приветствует всё живое своим теплом. Они и правда как солнце и луна. Такие разные и в то же время... у них так много общего. Было бы не чему чему удивляться, если бы Магус узнал, что Ванесса была изгоем в армии. Она - первая женщина-военная. Слыханное ли дело это - женщине служить? Абсурд. Как и то, стоит ли выходцу из престижной богатой семьи заниматься наукой дьявола? Бред. Все так говорят. А какое людям, собственно, дело? Ванесса стала военной, чтобы защитить страну и невинных жителей от смерти. И какова благодарность? Гонение и слухи о её распутности. Так же и с Магусом. Он пытался найти лекарства от болезней, единственным средством вылечения которых и по сей день только молитвы... Да только что это меняло? Шкура по-прежнему терпит прессинг общества, пока она защищает их от смерти. Всепоглащающее чувство, что между военной и алхимиком есть что-то большее, чем обычная взаимовыгода росло, как на дрожжах всего за считанные дни. Правда осознание настигло Магуса не сразу. И вот сейчас, идя по улице, он внимательно изучает черты её лица. Она красива. Определённо красива. Её взгляд сквозит не столько удивлением, сколько пониманием, когда ей надоело пристальное изучение неудавшегося "шпиона". Шаг обоих замедлился, а затем и они и вовсе остановились, из-за чего идущий за ними Винсент чуть не врезался в них. «Уж лучше бы врезался» – такой расклад он считал был бы куда лучше. Теперь он вынужден был прятать взгляд, устремив свой взор далеко на соседнюю улицу, лишь бы не видеть режущей сердце картины. Военная и алхимик стояли друг на против друга. И у той, и у другого отсутствовали какие-либо эмоции. Они просто смотрели в глаза. – Вы что-то хотели? Что-то в этой женщине отдалённо напоминало о Джеффе. Айзек не исключал того факта, что Ванесса ненавидит его. Она портит свою и так, ни к чёрту, репутацию, помогая "Пособнику дьявола". Будь-то ненависть, или же искренне желание помочь человеку – это ничего не меняло. Словно недосягаемая Истина сейчас стояла перед алхимиком в облике необычайной женщины. Необычайной своим нравом. Своей красотой. Своей душой. Медовые глаза топили в себе мужчину, словно в глубокую бесконечность врат, забирая всё, что когда-либо могло принести ему боль. Непризнание, гонения, смерть друга... Одиночество. Это самое больное. Ему противно возвращаться в собственный дом со скудным убранством, привычным бардаком в бумагах, пробирках, книгах и прочего для исследовиний необходимого. Одна мысль сменяет другую в бьющимся в размышлениях разуме алхимика. Какое, интересно, жилище у Ванессы? Наверняка минимальное количество мебели только с самым необходимым, отчёты, бумаги, книги... всё как у Магуса. За исключением того, что военным положено всегда и везде иметь порядок. Даже дома. Никогда прежде ему не доводилось бывать в гостях у неё, но он на полном серьёзе уверен, что у той ему не удалось бы найти и единой пылинки. Военная всё таки. И... конечно же женщина. Несомненно Айзек просыпался бы как под конвоем и грозным: "рота подъём!". Такая суровая женщина мигом бы его, как нашкадившего котёнка, научила бы, тыкая мордой, впредь не гадить, а точнее убирать весь хлам за собой. Когда-то за всем этим следил Джефф. Порой, будто "невзначай", заглянет в его дом, да не с пустыми руками, а с новым оборудованием, бумагой и... продуктами. Не то чтобы Айзек был беден или немощен... Он сплошь утонул в иследованиях, забывая не то что о своих людях и штабе, но и о личных потребностях... Джеффа тогда уже сделали посмешищем "мамочки" своего начальника... А иногда... Иногда они могли собраться и заглянуть в местный трактирчик, где всем добродушным гулякам было всё равно, кто присоединится к их компании. Лишь бы счёт оплатили. Но вероятность того, что Ванесса позволит ему так безобразничать была крайне мала. Хотя... Магус не исключал того, что мисс Бауэр и сама имеет пристрастие к выпивке. Но строгий воинский устав не позволяет ей "дать дёру". С ней бы алхимик забывал о выпивке, да и вообще, что такое "выпивка", минимум на полгода. А максимум на год-полтора, а может быть даже и на два... Яд безумнейшей, наибредовийшей идеи, которую только могла внедрить в его мозг Истина, сочится из его извилин. И идея эта, сама по себе проста, вот только... ради неё придётся отказаться от того, что свело их... В чём, собственно, вообще заключалась эта затея: зарыть далеко-далеко, глубоко-глубоко и навсегда затею о мести в угоду счастью совместной жизни. Погоня за убийцей лучшего друга дала значительный удар по мечте алхимика... И его личной жизни. Как глупо. Шанс о взаимности той, ради которой алхимик сейчас готов был распрощаться с мыслью об отмщении за убитого друга, был до обиды мал. Но людям свойственно идти на отчаянные поступки ради собственного, пусть и несбыточного счастья. Да, Магус знал, что таким образом он предаёт своего друга, ради собственного счастья, истоком которого является его цель и нынешняя затея, за которую сейчас он мысленно вымаливает прощения, на долю секунды поверив, что душа покойного товарища сейчас наблюдает за ним. «Прости, Джефф...» Слабо тлевший уголёк утешения, что Маргрей всегда хотел счастья для своего друга начал пораждать искры пламени надежды. – Ванесса... Только и успели прошептать губы, перед тем, как искривиться в по волчьи бешеном оскале ярости, вулканом взорвавшейся в разуме алхимика лишь потому, что всего лишь на одну секунду зоркие голубые глаза перевели свой взгляд чуть дальше так приятно опаляющих медовых глаз. Две пары. Наверняка двойное свидание. Двое мужчин в компании дам. Один неимоверно счастлив и весел, второй же неподобающе для столь дивного вечера угрюм. Что же касается дам: первого сопровождала неимоверной красоты пышногрудая брюнетка. Так же, как и свой партнёр, она явно была в приподнятом настроении, выдававшее лёгкая улыбка на вишнёвых губах. А вот вторая дама... Она бессовестно и нагло нарушала главный закон кодекса красоты прекрасного пола, чёрно по белому, понятно гласивший: ни что так не красит женщину, как её улыбка. Но с этой мадам явно было, до неприличия, всё равно на общественное мнение. Бледное кукольное лицо, которому едва придавали живые краски лучи солнца, не выдавали ни каких эмоций. Она не была угрюма, как её кавалер. Лишь равнодушие. Сплошное равнодушие ко всему. Вот только Айзек отчётливо помнил, как именно на этом лице когда-то был занавес мрачных красок, показавший истинный дьявольский цвет фиолетовых глаз, отражающих в себе последние лучи солнца. – Магус?! Куда ты?! Он забыл обо всём. О Ванессе. О переполнивших его к ней чувствах. О затеи отмахнуться от желания об отмщении его людей... об отмщении Джеффа... Воздух лоскутами рвал лёгкие, в правом боку начинало покалывать, а бешеный ритм сердца бил в унисон со ступающими на землю в беге ботинками. Но Айзеку было плевать на всё. Жгучая жажда мести выбила его из колеи.                                                    Безмятежно идя по улице, Слосс изредка бросала незаметные взгляды то на Ласт, то на своего кавалера. Стоит ли говорить, что она поняла затею Похоти ещё когда они вышли из логова? Рано или поздно, но это должно было произойти. Поделать уже ничего нельзя было, вот и оставалось лишь смотреть на красный, уходящий за горизонт, огненный диск. До неё отстранённо доходил тихий смех сестры и голос её кавалера, Пьетро же шёл молча. Знала ли Слосс, что Пьетро не испытывает к ней того тёплого и нежного чувства, которое ещё молодое поколение привыкло характеризовать наличием бабочек в желудке? Конечно же знала. Он почти не разговаривает с ней. Разве что только при брате могут пойти в ход фальшивые улыбки, комплименты, выдавленные через силу, ну, и в крайних случаях букет. Да даже, если бы он и любил - вряд-ли бы это что-то меняло. Единственное, что Слосс видела в нём хорошее, пусть он её и не любил - он не мешал и не надоедал, а самое главное - не прибегал к методам тех людей, ни с того, ни с сего захотевших лишить её жизни, что им и удалось, в день её "рождения". Лень бы могла прекрасно обойтись и без его наличия в её жизни, но почти сразу выбрасывать "подаренную ей игрушку" Ласт - могло закончиться непредсказуемо. Поэтому, она вынуждена была идти с ним под ручку, мимолётно, для вида, любуясь живописностью улочек. «Пустая трата времени...» – поток её мыслей был также размерен, как её шаг. – «Лучше бы... я дочитала ту книгу.» Сама сущность её греха, Уныние, неприятно обожгла холодом. Книга ведь и впрямь была интересная. Как-то в библиотеке, беря очередной целый сборник по истории, с полки слетела большая, обшитая кожей и золотыми узорами книга. Не сильно вчитавшись в название, Слосс решила, что слово "искусство" - и так всё говорит о её содержании. Видимо, предыдущий читатель либо поленился, либо так заспешил куда-то, что отнести прочитанное на место было настолько влом и никакого другого выхода, кроме как положить книгу в ближайший архив, не было. Почему она не последовала примеру того, кто её туда положил? Время поджимало, ей нужно было уже возвращаться в логово, а искать архив, откуда эта книга - могло затратить много времени, учитывая, что у неё уже были книги на руках. Но что ей мешало отдать находку библиотекарю, наверняка наизусть знающему все разделы? Уже два месяца прошло с момента её "рождения", а ей по прежнему неохотно было вступать в контакт с людьми. Ей достаточно было Пьетро. Даже слишком достаточно. Когда сборник по истории стал сборником пыли на полу, Слосс принялась за лишнюю, как она думала, книгу, случайно нашедшуюся в неположенном месте. Она и подумать не могла, что её находка будет её путеводителем и подсказчиком в поисках ответов на преследующие её вопросы. С первого же тома, на кремовых страницах аккуратно гласил один из главнейших законов искусства: «Вложенные в творение чувства дарят ему душу.» Ничего другого в память не пришло, кроме старой, давно не нужной Отцу книге по алхимии, принесённой им ещё из живого Ксеркса. Слова в том учебнике точь-в-точь подтверждали слова Ласт: «... наличие души у этих созданий очень маловероятно, это и опровергает их принадлежность к полноценному человеку.» Вряд ли Слосс удивил поставленный людьми "факт" о их бездушности. В этом же источнике говорилось о бесценности человеческой жизни и души. И опять же слова Ласт: «...Мы были рождены по им же самим... Мы такие же, как они сами, а нас кличут монстрами, при том, что мы Их порождения.» «Если мы были созданы по людям... можно ли нас считать людьми?» – размышления плавным потоком реки шли по разуму. – «Маловероятно, но не точно. Создатель вкладывает душу в своё творение. Отец создал нас из своей души, отделяя от неё по одному чувству. Это значит, что делясь кусочком своей души, он давал душу нам. Получается, мы не бездушны. Душа определяется наличием чувств и наоборот. Значит, у нас и чувства должны быть. Если оно так - какое же из них привело меня к Отцу?... Вкладывая и чувства и душу...» Оставалось только догадываться, что испытывал первый гомункул при создании своих детищ. Слосс как-то не задумалась об этом, как и о том - испытывает ли как прежде Отец чувства к ним, к его творениям. Его детям. Дети с самого рождения имеют неизмеримую потребность к родителям, это вполне можно было объяснить, но вот... Может ли родителям быть плевать на своих отпрысков? Не до конца дочитанный фрагмент книги искусств гласил, нет, скорее даже предупреждал: «Вложенные в творение чувства дарят ему душу. Люди вкладывают «всю душу» в свои творения, а собственная сила личности угасает...» – Поспешим, а то уже солнце зашло. Стоило Ласт сказать эти слова, как все трое рефлекторно зашагали быстрее. А будто очнувшаяся ото сна Лень даже сначала и не поняла, что происходит. На одну секунду ей показалось, что прямо у неё за спиной, в её сторону несётся бешеный вихрь. Магуса действительно можно было сравнить с бешенным вихрем. С огненным вихрем. Он мчался со всех ног, сжигая от нехватки кислорода лёгкие с такой же силой, сколько его сжигала вернувшаяся, словно дух возмездия из преисподнии, злоба. Злоба на это существо, принявшее облик женщины. Существо, благодаря которому, он сможет сделать мировое открытие. Злоба на Джеффа, который спровоцировал это существо убить себя. Злоба на Ванессу, чья поддержка и желание помочь только усугубили его положение. – Да остановись ты, Магус! Грозная речь валькирии, а точнее догнавшей алхимика Ванессы, его не остановила. Тогда женщина пошла на более грубый метод и с размаху опустила мушкетон прямо на затылок Айзека, валя того с ног. – Чокнутый рыжий придурок! – выплюнул еле передвигающийся на ногах, запыхавшийся Винсент, пока Ванесса сама пыталась отдышаться после тяжёлого бега. – Последние шестерёнки растерял?! Какого чёрта ты понесся...! – Это она!! Военные не поняли о ком закричал алхимик. По налившимся кровью голубым глазам - можно было сделать только вывод о помутнении рассудка. Но в этих глазах кроме гнева и ненависти, Ванессе удалось углядеть слабо тлеющий за бушующим пламенем ненависти, уголёк скорби и боли... – Закрой свой рот, Винсент! Лейтенант сразу смолк под гневным рёвом начальницы и выпученными глазами наюлюдал, как она, схватив разлёгшегося на земле Магуса под локоть, с силой дёрнула того на себя, поднимая с грязной земли. – Веди нас! Пункт назначения, для своего престижного района, имел скромный, но весьма уютный вид. В холле немного мебели, без лишнего декора, только с самым необходимым. Худощавый старик за стойкой за годы своей работы заимел привычку всем и каждому дарить широкую улыбку во весь рот. Но если же когда-то это радостное приветствие светилось белоснежным юношеским светом, то сейчас эти сгнившие остатки зубов вызывали желание извергнуть через рот всё ранее поглощённое. Неважно что. – Не скучайте там... Это пожелание Ласт перед уходом весь короткий путь к снятой комнате эхом звучал в ушах. Она определённо что-то знала. И об этом «что-то» она явно хотела, чтобы Слосс узнала сама, без её помощи. Но с помощью или нет, Лень с точной уверенностью могла заверить, что это связано с тем происшествием на улице. Что же это могло быть? Грубый толчок в спину «зашвырнул» Слосс в комнату, едва не свалив с ног. Пьетро как всегда в своём духе. – Зажги свечи. Слишком темно. Он сказал это даже не поворачиваясь к ней. Заперев дверь, он упёрся в неё лбом и ладонями, пока Слосс, не придав никакого значения действиям «кавалера», преспокойно зажгла три, не в первой горевшие, свечки, попутно освобождаясь от шали и ленты в волосах. Лень была в своём созданным Отцом «наряде». Бросив взгляд на так и не изменившего своего положения Пьетро, она втянула в лёгкие глубокий глоток воздуха, «впитывая» в себя эластичное платье с тяжёлым звуком, похожий на шум воды в трубах. Это дало эффект и Пьетро отклеил свой лоб от двери, с пустыми глазами поворачиваясь в сторону «Роберты». И почти сразу его глаза с каждым преодолеваемым головой градусом расширялись в своих объёмах, пока не стали размером с тарелки, почти идеальным зеркалом отражая в себе в полный рост обнажённую женскую фигуру. Мраморно-бледная кожа перелилась в свете зажёной свечи приятным, тёпло-медовым светом, красивыми очертаниями выделяя округлые формы обнажённой женщины. Эта фарфорово-кукольная хрупкость, идиально сочетавшаяся с чуть округлым, по-детски, лицом манила, звала притягательно-обманчиво. Пусть у Слосс не было куда более пышных форм и пламенного, кошачьего взгляда истинной хищницы, как у Ласт, но даже у неё – холодной, впавшей в беспросветное, мёртвое уныние – есть, на что посмотреть. Эта утончённость в ней самой, в каждом очертании её хрупкого, бархатно-белоснежного тела, кажущегося настолько нежным, настолько чувствительным, что даже одно неловкое прикосновение оставит повреждение на этом почти самом настоящем совершенстве. Это забвенное равнодушие в застывших стеклянных глазах – омутом утаскивало в пучину её блеклого, и всё же драгоценно-блестящего аметиста. Эти гранатовые губы, сверкающие точно ядрам этого плода, насыщенным соком жизни, которая имелась в этой блестящей, словно серебряная паутина, оболочке смертного греха. Внешние черты лица Лени имели некоторую, слабую схожесть с чертами Ласт. Но, в отличие от последней, не было того страстного огня, которым она безжалостной дьяволицей сжигала наивных возлюбленных своей красотой и натурой. Но Слосс была красива. Достаточно красива, чтобы безжалостно опрокнувшие её на кровать и заблуждавшие по её телу горячие руки несли в себе неистовое желание. Желание самозобвения утонуть в наслаждении обладания этой женщиной. Совершенно не обращая внимание на необычную красную метку на груди и отсутствие волос по всему телу*, властными укусами-поцелуями, чересчур грубыми для слишком нежной, мягкой кожи её форм сжиманиями передать ей всю подскочившую, как шкала фаренгейта, страсть. – Пропустите меня, немедленно! Старик за стойкой вздрогнул, но не убрал маску гордости и недовольства, за которой прятался реальный страх перед взбешённым алхимиком и военными. – Я пропускаю только пары, молодые люди. Для этого вы должны записаться и... Дуло мушкетона едва не выбило остатки зубов из рта старика, ошарашенными глазищами взирая на разозлившуюся Ванессу. – Говори немедленно. Где женщина с этого портрета? Перед глазами старика показался портрет одной из его посетительниц. – В-вы н-не имейте права! Это превышение ваших полномочий, дамочка! Знал бы бедолага заранее, что этими словами он чуть не подписал себе смертный приговор, то подумал бы трижды, прежде чем открыть рот. Увы, только сейчас он понял, какую ошибку совершил, когда колено военной впечаталось ему промеж ног. – Спрашиваю ещё раз, – уже спокойней спросила Ванесса, уже на опыте зная, что сей «метод» всегда срабатывает, – где она? – На... – проскулил старик, – в-втор-ром... – Они на втором этаже. Разделимся. Они могли бы узнать точное место нахождение Слосс, если бы несчастный старик не потерял сознание. Бледное тело Слосс содрогалось от жара и влаги, оставленной поцелуями по всему телу, в большей степени скопившейся в области груди и бёдер. «Людям это приносит удовольствие?» – размышляла про себя Лень. Не то чтобы это вызывало у неё удовольствие, скорее... эти действия были неплохими. Не раздражали. Что там. Даже Пьетро, чем то занятый у колен, не раздражал. Послышалось странное щёлканье и Слосс затаила дыхание запрокинув голову назад и прикрывая глаза, готовясь. Сквозь шум и суету Пьетро, женщина вслушивалась в звуки отеля, составлявшие из себя стоны, полустоны-полувскрики, скрип мебели... И вдруг громовой грохот какой-то из дверей в коридоое и звонкие, возмущённые вопли: «Что вы себе позволяете?!», а следом за ними голос... Знакомый, выравающий паучьми пальцами – липкой, противной паутиной – воспоминания первого дня жизни. – Здесь её нет! Это непроивзольно заставило Слосс передёрнуться всем телом и распахнуть большие фиолетовые глаза. Она с испуганным лицом оглягулась в сторону запертой двери, за которой по-прежнему раздавались вопли, топот ботинок и снова этот голос... Но на смену страха пришла прошедшая по всему телу боль. Зашипев, Лень оглянулась в сторону Пьетро, на чьих плечах спокойно покоились её ноги. Лицо его сосредоточенное и полное какой-то странной, непонятной злобы, в россыпи бусин пота. Его губы приоткрывались и что-то непонятно шептали, но Слосс удалось распознать одно слово: «Дейзи...» «Бросившая возлюбленная? До сих пор не может забыть ту, что сама бросила его? Как же глупо...» – гомункул тщетно пытался отвлечься на мыслях, стараясь не обращать внимания на нарастающие из-за приближения звуки... А они становились всё громче и отчётливей. Слосс уже понимала, что до их прихода осталось всего ничего... Но Пьетро кажется не желал прекращать нарастающий темп своих действий. Ничего другого женщине не оставалось, кроме как взять инициативу в свои руки, которыми она и обхватила мощную шею своего кавалера, всеми силами пытаясь скопировать интонацию голоса Ласт: – Я не могу иметь детей... К чему была эта информация - непонятно. Вожделённое желание ощутить в себе чужое семя? Или горечное напоминание этого полового акта о её невозможности ощутить материнское счастье? Пьетро было всё равно. Он просто до лимита своих сил начал усиленно биться. «Ну же! Быстрее!!!» – эти мысли были вовсе не из желания похоти, а из желания, чтобы это поскорее закончилось. И вот, наконец-то, разгорячённое, потное тело валится рядом с тяжёлым вздохом. Слосс и самой потребовалась отдышка перед её следующим действием... Шаги были уже близко... – А ты не такая уж тихоня, как оказалось... – ей впервой доводится видеть, пусть и кривую, усмешку у Пьетро. – Да кто там всё ходит?! Повышенный голос окончательно пробуждает гомункула, настоящее чудовище, воплощение смертного греха, чьи глаза так же чудовищно вспыхивают, а в следующую секунду, женская рука утрачивает прежние человеческие краски, водяным кнутом окутывая в такой же водяной купол голову неудачного кавалера. Даже не успевший ничего понять Пьетро судорожно оглядывается к приподнявшейся на локте Слосс и сквозь пелену видит, откуда растёт его ловушка. Отчаянное желание жить захватывает уже ослабевшее тело и вцепляется руками в шею женщины, но... тлеющее осязание чувствует на коже только воду, заполнившую собой все жизненноважные промежутки... А Слосс смотрит холодно своими такими же холодными и равнодушными аметистами, как искажается в агонии лицо человека, совсем недавно ходившего с ней по библиотекам, дарившего ей пару лилий, нависавшего над ней всей своей грузной массой. И всё с таким холодным, бесчувственным лицом. Как и у неё. Ещё пару секунд и бездыханное тело падает на кровать, разбрызгивая водяной купол, а Слосс спокойно востанавливает свой наряд, заглядывая в мокрое лицо, всё ещё искажённого гримасой ужаса. Совсем как у... Воспоминания не успевают принести боль. Не бьющееся каменное сердце подскакивает, когда дверь выбивают тяжёлым военным ботинком. Встреча взглядов: лазурных и аметистовых. К ним плохо вписывается ошарашенные взгляды зелёных и золотых глаз, уставившихся на гомункула. – Ты... Голос Магуса казалось охрип от злости, ведьминым котлом бурлившей внутри него, пока Слосс безмятежно встала с кровати, поправляя чёрное облегающие платье, словно водой струящегося с её тела. Размеренным шагом обойдя кровать, даже под наведённым на неё Ванессой и Винсентом оружием. – Слосс, – шипит, нет, рычит Айзек, переводя взгляд то на неё, то на распластавшегося обнажённого мужчину, на голову которого вылили как-будто шквал воды. – Давно не виделись, Айзек Магус. Спокойное приветствие. Без какой либо насмешки или той же злобы. – В сторону, Магус! Первый выстрел сделала Ванесса, но пуля с водяным брызгом проскочила через тело Слосс. В ответ на снаряд - женщина получила удар водяной плетью и отлетела в сторону. – Полковник! Следущего выстрела не последовало, ибо в этот раз водяная плеть ударила по рукам лейтенанта. А Айзек словно окаменел. Перед глазами вновь были события того дня... Кровь, дождь, выстрел, слёзы... – Айзек!!! Воспоминания дребезжащими осколками разлетаются вдребезги визгом Ванессы. Алхимик оборачивается в сторону, где стояла Слосс, но обнаруживает только открытое окно, через которое фонтаном выплеснулась целая волна воды. Вдогонку, Айзек ловко выпрыгивает под крики военных вслед за ней, на ходу образовывая каменные ступеньки, по которым добирается до земли и бежит вслед за быстро, змеёю, удаляющейся волной. – Господи, да что тут творится?! Мишель выскакивает в одном халате в коридор, но тут же влетает обратно, так как его едва не сбивает целая толпа взбешённых постояльцев. – Чёрт! Лоретта, останься здесь! Я посмотрю, как мой брат и Роберта. Я не увидел их среди толпы! «Лоретта» спокойно сидела на постели в светло-сером, в чёрные узоры, халате и цинично бросила взгляд на быстро одевающегося Мишеля. – Этим займусь я, а здесь останешься Ты. – Не глупи, я са...! Голову мужчины насквозь пронзило чёрное лезвие, после чего Ласт спокойно втянула клинок обратно, развязывая пояс халата и освобожаясь от него. – Нет, это ты сглупил. И снова выпустив пару клинков, Похоть взмахнула рукой, царапнув по спиралистому кругу на другой руке, удаляя верхний покров кожи вместе со специальной мазью, скрывающей их. И от красной линии с кругом и раны пошли яркие искры, образующие чёрную ткань, покрывающую не только руку, но и всё тело в чёрное, элегантное, облегающее платье, попутно удаляя специально нанесённое повреждение. Ласт посмотрела на мёртвого кавалера и про себя отметила, что его брата постигла та же судьба. Но раз Слосс так и не пришла, а голоса военных всё ещё были в коридоре, при этом голоса предполагаемой «ценной жертвы» среди них не было – это могло значить только одно... – Посмотрим, как ты справишься, Слосс. И всё же, – взмахом клинков женщина распахнула окно, – подсобить тебе не помешает. И самой настоящей чёрной кошкой, грациозно выпрыгнув в окно, Ласт отправилась наблюдать за следующими действиями, как со стороны Слосс, так со стороны и Айзека Магуса. To be continued...