Sloth.

– Получается... – подвёл итог Магус, – всё, что мне нужно – это больше людей? – Да, – ответил Отец. – Во всём остальном я подскажу вам, что делать. Магус прикусил язык, едва не брякнув «спасибо». Пусть этот человек и хотел искупить свою вину перед ним – это не отрицало того, что он натворил. – А теперь, прошу простить, но мне надо ненадолго отлучиться, – Отец поднялся со стула, направляясь к двери, провожаемый обескураженными глазами. – Куда вы? – Айзек вышел из-за стола и хотел остановить уходящего, но сразу был остановлен ответом: – Я скоро вернусь, не волнуйтесь. Уверен, вам есть о чём поговорить. И создатель гомункулов скрылся за дверью, в кабинете повисла гробовая тишина. Боковым зрением алхимик глянул на гомункула, сидевшего с неизменённым выражением в лице, даже не смотревшей в его сторону. Однако... – Вы хотите поговорить о случившемся? Магус вихрем развернулся, ошарашенно смотря на Слосс, скучающе изучавшей глазами поверхность стола, сложив руки на коленях. – Ты начинаешь удивлять меня всё больше. Губы мужчины искривились в усмешке. Обойдя стол, сопровождаемый фиолетовыми глазами, он уселся на прежнее место. – И чем же я вас так удивляю? Она смотрела прямо алхимику в глаза, и это немного бесило. Ведь в стеклянных очах застыло вечное уныние. – В нашу первую встречу... – Айзек решился первым начать разговор, – точнее, не первую... Неважно. Ты сказала мне, что не испытываешь вину за содеянное. И вот ты сидишь тут, передо мной и заявляешь, что хочешь исправить всё, что натворила. На её будто фарфоровом лице немного приподнялись брови, не иначе, как в заинтересованности. Магус даже немного испугался такой эмоциональности со стороны существа, чьё имя означает вечное бездействие. – Тут, увы, мне сказать нечего. И всё же... – она отвела взгляд в сторону, но через секунду же вернула его к глазам собеседника, – в тот день, я и сама хотела поговорить с вами по этому поводу. – Поговорить? – взгляд мужчины сменился недоверием. – Не ври. Почему же ты тогда... – Я не знала, как объясню это. Никогда прежде мне не доводилось изъясняться за свои поступки. В тот день я считала, что поступила правильно. Я хотела найти Отца... – Отца? – алхимик в удивлении приподнял бровь. – Ты зовёшь его отцом? – Конечно, – прикрыв глаза, ответила Лень. – Всё таки он даровал мне жизнь. – И какие у вас отношения? Что-то я не замечал за ним тревоги, схватя тебя за шею. – Он знал, что так будет. Мне было наказано терпеть. К тому-же, вы сами сказали, что мне ничего не будет. – Да? Знаешь, будь я на его месте – я бы хоть немного, но поволновался за своё творение. Даже, если ему ничего бы не было. – Могу за вас порадоваться. У нас другие принципы. Мы созданы им, он нам и Бог и Отец. Мы идём под его командованием. Мы готовы отдать за него жизнь, которую он даровал нам. – Подожди, мы? – оборвал её Магус. – Это ты и та женщина, которая была с тобой вчера? – Ласт. Моя... старшая сестра. Магус стиснул зубы, с трудом осознавая, что подобные существа существуют давно. А он, фактически главный алхимик страны, узнал об этом совсем недавно. – И что? Она так же за него убить готова? – Почему вы спрашиваете, если уже знаете ответ на свой вопрос? Усмешка прогладила губы алхимика. «Да им военные позавидовать могут. Вот, кто действительно цепной пёс» – мысленно усмехался он. – Вы его так любите? Это звучало скорее как утверждение, чем вопрос. Слосс снова вскинула брови, а потом чуть нахмурила их, опустив взгляд. Сегодня действительно было что-то странное. Слишком много неожиданностей за день. – А вы? – спустя длительное молчание, заговорила она. Магус, мягко говоря, удивился этому вопросу. Видя непонимание алхимика, Слосс пояснила: – Вы любили Джеффри Маргрея? – Он был моим товарищем и другом, – нахмурившись, ответил Айзек, не смотря на гомункула, так как воспоминание о погибшем пробудило – задремавшую способом вернуть покойника – ярость, готовую вырваться в любой момент от одного вида его убийцы. – Это ведь тоже из области любви? – уточнила Лень. – Если рассуждать логически, то да. – Вот как... Вы ведь хотели убить меня. За его убийство. Магус с трудом преодолел желание снова вцепиться в горло чудовищу, за эти слова. Но сдержался, осозновая его правоту. – Получается, если вы были его другом, то и он был вашим. Он тоже вас, своего рода, «любил» и был предан. От большой любви и преданности к вам – он выстрелил в меня, за то, что я ранила вас. Знаете... – она снова отвела взгляд в сторону, – я ведь и вправду хотела с вами встретиться... С того дня – я не могла забыть именно вас. Я помнила, как вы держали на руках умирающего Джеффри Маргрея. У вас на лице были страдания. Вам было душевно больно, от того, что умирает человек, который вам дорог. Я долго не могла понять, почему вспоминала именно вас... – Совесть. Сейчас, сказав это, алхимик надеялся увидеть у этого существа чуть больше эмоций, чем могло бы быть. Но... – Невозможно. Однажды, измученная воспоминаниями и мыслями, Слосс решила найти ответ на эти изрядно измучавшие её вопросы. Почему её хотели убить? Почему воспоминания об одном из тамошних людей преследуют её? Почему она так хотела встретиться с Отцом? И решила она выяснить все у Него самого лично. Помощь Ласт слабый имела эффект. Что мог творец сказать своему детищу? – Не мучай себя пустыми переживаниями, дитя моё. Ты выше этих чувств. Сомнения, вина, скорбь - всё это удел слабых людей, использующих эти чувства, чтобы не сломаться "морально" - как они говорят. Возможно ты могла увидеть у них что-то похожее из этого в эмоциях и решила, что у тебя должно быть так же? Это самовнушение. Далеко не самое полезное чувство. Ты ведь уже знаешь, что мы куда могущественные существа и нас невозможно сломать так, как легко сломать людей. Ты не человек, чтобы испытывать что-либо из этих бесполезных чувств. У тебя их и не должно быть. Не забивай себе голову дурными мыслями. – Да, Отец. И всё было ясно. И Слосс готова была скрыться во тьме коридора и более не мешать Отцу и не злить,  недовольного самим её присутствием, Прайда. Но напоследок: – И "любовь" тоже? – Да, Слосс, и любовь тоже. Преданность. Найти Отца не из любви, не из тоски, а из преданности. «Значит это была преданность» – так в тот день и решила она. А почему её мучают воспоминания о том алхимике? Самовнушение. – Почему? – в непонимании спросил Магус, на что получил совершенно глупый, по его мнению, ответ: – Потому что нам несвойственны подобные чувства. – Какая глупость, – в голосе алхимика проскользила непонятная злоба и он почему-то нахмурился. – Почему ты тогда... – Мистер Магус! Беседу между человеком и чудовищем прервал влетевший в кабинет запыхавшийся юноша – один из студентов Магуса – чем-то не на шутку встревоженный. – Скорее пойдёмте! – на одном дыхании выкрикнул он. – Там у нас такое! Ванесса держала на прицеле вышедшего к ней навстречу мужчину в белом, которого из данного Магусом описания, она узнала того самого «Гостя», принёсшего в орден алхимиков гомункула, а вместе с ним и разруху, горе и гибель невинных людей. – Ванесса! В хол выбежал Магус и он рот раскрыл от представшей картины: Ванесса стояла готовой для выстрела и в руках у неё был не привычный мушкетон, а самый настоящий длинный мушкет,дуло которого было в опасной, учитывая мощность этого оружия, близости от невозмутимого, даже в такой ситуации, Отца, с ледяным спокойствием и каким-то «родительским» упрёком глядя на военную, как на неразумное дитя. – Что это значит, Магус? – прорычала Бауэр, глядя на всех самым настоящим хищником, на чью территорию посмели посигнуть. – Успокойся, Ванесса, – мужчина в успокаювающем жесте выставил перед собой раскрытые ладони. – Я всё тебе объясню. И в самый напряжённый момент между алхимиком и военной – из-за угла ведущего в хол коридора вышла изящная фигура в чёрном, плавно шевствуя, будто и правда плывя, следом за Айзеком. – Да что ту, чёрт вас всех дери, твориться?! У остальных присутствующих уши завяли, не столько от ругательства, сколько от того, что они были произнесены женщиной. – Ванесса, – Айзек глубоко вздохнул, готовясь к непростому разговору с бывшей напарницей. – Первое, что я хочу сказать – я сожалею, что вчера так безнравственно оскорбил тебя... – Да плевать уже на это! – Ванесса свела прицел с Отца и навела его на Слосс. – Лучше объясни, какого черта они тут делают! – Они пришли сюда ради сделки. – Какой ещё сделки?! – Магус знал, что этот ответ полковника не устроит. – Ты окончательно из ума выжил? Они убили твоих людей! – Мы можем их вернуть, Ванесса! И повисла тишина. Сквозь звон беззвучия витало ощущение всей абсурдности происходящей ситуации. Мягкая нежно-белая кожа стёралась от чёрного как земля, неотъемлемого партнёра любого оружия, обжигающе противного, как злоба, застрявшая где-то в области грудной клетки и горла, пороха. – Ты спятил... – всё что сказала Ванесса. И вдруг её тихий, пониженный до режущего душу шопота голос разросся до крика. – Ты в первую встречу говорил нам, что тебя обманули, и ты, наивный дурак, доверевшись, потерял лучшего друга и своих товарищей! А теперь ты предал наше доверие и примкнул к тем, по вине которых – твои люди лежат в земле! Какой же ты после этого командир! Голос резал осколками разбитого доверия между алхимиком и военной. Сильнее них могли резать только обжигающие, словно расколённое железо, глаза медового океана сразу нескольких чувств. Ярость, недоумение, ненависть – волнами выплёскивались на алхимика, среди цунами злобы углядевшего на самом дне глубины янтарных очей слабую... печаль? – Подонок... – с презрением выплёвывает она. Отвращение на её лице окончательно добило алхимика, кажется давно привыкшего к этому чувству со стороны окружающих. Но увидеть сиё ненавистное чувство на лице той, ради которой он готов был отказаться от своей мести – было выше его сил. – В-ванесса, послушай... – все присутствующие в холе невольно ахнули. Никогда более им не доводилось слышать сбивчивость в голосе директора. Даже, когда произошли все эти убийства – его голос был всегда, как холод в горах Бригса, ровен и спокоен. – Ты можешь присоединиться к нам. Ты же знаешь – наше открытие вернёт здоровье фюреру, смерть которого знаешь, к чему прив... – Довольно. Более выслушивать всё это не желаю. И опустив мушкет, женщина направилась прочь, одаряя всех напоследок полным презрения взглядами. Магус ринулся вслед за женщиной, осторожно обхватывая тонкое запястье. – Подожди, Ва... – Хочешь, чтобы я снова тебе нос разбила? – она резко выдернула свою руку из хватки Айзека. – Не смей более прикасаться ко мне. И снова эта уходящая спина. А у Магуса в этот раз разбит не нос. Сейчас он думал, что лучше бы был нос, нежели сердце, душа и... скрытая мечта. Когда Ванесса скрылась за дверьми – алхимик был разбит полностью. – Я же говорю вам, мать вашу, на нас напало чудовище! Винсент уже полчаса пытался доказать товарищам и врачу, что с ними случилось. Почему, когда он с полковником уехал к главному алхимику фюрера, он вернулся один, раненный, к тому же с трупом. – Винс, ты часом не... того? – сержант Гарольд похлопал пальцем по шее. – Да сколько уже можно?! – взревел лейтенант. – С-старший л-лейтенант, п-пожалуйста, успокойтесь... – робко пролепетал Теодор. – Всем смирно. Все оглянулись на женский голос, принадлежащий начальнице. Винсент, не обращая внимание на то, что был перевязан, ринулся к полковнику. – Полковник! Слава богу, вы вернулись! – Лейтенант, вам нужен покой, – сказала строго, но слишком подавленно тихо, даже не приказала, Ванесса. – Полковник? – сержант Гарольд увидел какую-то тоску в золотых глазах. – С вами всё в порядке? Обычно, в таких крайне редких ситуациях, Ванесса всегда строго чеканила: «Будь я не в порядке – меня бы тут не было». Но не было более того самоуверенного холодного взгляда, так сочитавшегося с прямой, как скала, осанкой и гордо вздёрнутым острым подбородком. – Я в норме. – Полковник, что нам делать? – испуг в зелёных глазах лейтенанта был чем-то из рода фантастики. – В-вы же тоже видели то чудовище! Оно убило Мейбл! Оно ранило меня! И я более чем уверен, что то чудище было наподобие той бабы с татуировкой на груди! Его тоже породили эти пособни... Оттянутый ворот кителя до посинения врезался в кожу обескураженного мужчины, которого чуть ли не жгли золотые глаза. – Не смей более упоминать их. И Винсенту стало легче дышать. Но едва он нормализовал наличие кислорода в лёгких – полковник уже была в проёме дверей, сухо отдавая приказ: – Забудьте обо всём, что было. – Н-но, полковник! – Винсент был поражён таким заявлением со стороны Бауэр, собственноручно пытавшейся вырвать покойную уборщицу из лап теневой твари, собственнолично видевшей смерть лицом к лицу. – Как вы можете?! Вы же...! – Это приказ. И женщина скрылась за дверьми. – Почему?.. Слова давались Магусу с трудом. Он не знал, почему судьба пинает его, как мяч. Только он приближается к нужным воротам – и снова пинок, уносящий его в противоположную сторону. – Мистер Магус, уберите столь жалкое выражение с вашего лица. Отец стоял перед Айзеком, так и не сдвинувшись с места, где его взяли на прицел. – Я уже говорил вам – пешкам нечего совать нос в дела королей. Алхимик ничего не ответил, тяжело переживая состояние когнитивного диссонанса. Он добился, чего хотел. Философский камень теперь у него в кармане. Создать его – вопрос времени, а так уже считай здоровье фюрера, признание алхимиков и возвращение Джеффа совсем близко. Он получил, что хотел. Но потерял, что имел. Суровый закон равноценного обмена. – Вам лучше следует сейчас подготовить людей. Эти слова принадлежали Слосс. Молчаливый гомункул становился всё более и более контактен на разговор. Молча поглядев на женщину, Айзек вздохнул. Всего каких-то два месяца назад это существо стало основной причиной появление Ванессы в его жизни. – Она права, – согласился Отец, кивая Слосс. – Нам следует подготовиться, подобрать людей и всё необходимое для преобразования. Будет лучше сделать всё заранее, чтобы потом не заморачиваться. – Да... – удручённо выдал алхимик. – Вы правы. Фернандо! – он обратился к одному из студентов. – Собери лучших из наших учеников. – Д-да, сэр. – Нужно ещё найти подходящую комнату для преобразования. Выучить круг и найти компоненты. Собирай всех. – А-ага! И юноша рванул в коридор, к аудитории, где находились остальные алхимики. – Вам будет лучше пойти к ним, Айзек Магус, – сказал Отец, как только в холе остались только он, Слосс и алхимик. – Нам со Слосс пора уходить. Завтра же начнём готовиться. – Как скажете. И алхимик зашагал по коридору, по тому же пути, где скрылся студент. И уже готовый завернуть – незаметны бросок голубых глаз проводил вышедшие за входные двери спины уходящих гостей. – Всё идёт как надо. Сказал Отец, когда они со Слосс отошли достаточно далеко от здания, без слежки и без лишних ушей. Ещё немного прошедших метров вдоль извилистой тропинки, пару примечательных особенностей, представлявших из себя: скалы, ручья, поваленного дуба, поляны ромашек – и им предстала впитавшаяся в пыльную землю кровь и следы от копыт. – Помеха устранена, сын мой? Из-за сосен, хрустя ветками, вышла фигура ребёнка в опрятных, дорогих одеждах. Одарив Слосс циничным взглядом, малыш ответил: – Устранена, Отец. Но есть проблема по-серьёзней. – Кажется, я знаю, кого под «проблемой» ты имеешь ввиду. Мальчик насупился и, точно недовольный чёрный котёнок, фыркнул: – Эта женщина может принести нам слишком много хлопот. Её будет лучше убрать. На этих словах Слосс обратила свой взор к Отцу, пустыми глазами глядевший куда-то вдаль. В самом деле, Ванесса Бауэр могла помешать им в их плане, даже будучи такой мелкой, по их мнению, не нужной фигурой. Но в золотистых глазах повелителя были слабые потоки раздумий и заинтересованности. Даже Прайд не мог предсказать, о чём сейчас думает создатель. – Нет, Прайд, – спустя долгие минуты раздумий был дан ответ. Старший из детищей был малость удивлён таким ходом мышления. Но, как самый старший, он больше всех прожил с Отцом и ему лучше остальных известно, что если создатель делает неожиданный ход – они получат вдвое больше преимущества. Что повышало восхищение гомункулов к создателю до фееричного обожания. – Что может быть лучше, чем скинуть фигуру назойливого врага с поля игры? – вопрос был задан как-то риторически. Не часто повелитель любил дедуктировать себя перед своими детьми разного рода загадками. – Разве что – перевести его фигуру на наше поле. И на беленьких, как только что выпавший снег, щеках мальчика расцвела кривая, колючая как ядовитый плющ, улыбка от предвкушения триумфального перевода фигуры на своё поле игры. Цокот копыт и весенний ветер освежали изнемождённую под натиском сложившихся за один день событий душу. Скача на лошади, причмокивая на языке оставшийся терпкий вкус алкоголя, Ванесса пыталась разогнать «сыворотку от душевных ран» по всему телу, будто стянутого железной проволовкой дивергенции. Оставить своих товарищей, закинуть куда подальше ответственность за смерть Мейбл было почему-то куда легче, нежели сейчас тщетно пытаться вырвать из сознания тошнотворные до жжения в грудной клетке мысли, сорняками успевающие пустить корни и возвращаться вновь и вновь, отрезвляя голову от спасительного «лекарства». – Стой! Лошадь сразу остановилась, даже за поводья особо сильно тянуть не пришлось. Спустившись с лошади, женщина направилась в сторону железных ворот в огромной каменной раме. Это место возможно могло быть единственным, куда можно захоронить не только людей, но и чувства. Шелест травы под сапогами щекотливо проходился по ушам приятным звуком, на который можно было хоть как-то отвлечься от мыслей, за всё прохождение лабиринта аккуратных, а некоторых уже и полуразрушившихися от силы времени надгробий. – И зачем я только сюда пришла? Вопрос казалось был задан в пустоту, но на самом деле это обращение принадлежало к найденному полковником небольшому надгробию, чёткими калиграфическими буквами на каменной плите гласившими, кому принадлежит эта молодая могилка:

Джеффри Маргрей

1686-1724

– Не повезло нам, да? Словно в ответ – дуновение ветра всполошило смоляно-чёрную копну, лаская принесённой теплотой алебастровую кожу, словно прикосновение чьих-то тёплых рук. И снова проросшие сорняки ненавистных чувств вгрызлись в черепную коробку, завладевая воображением – и вот, уже вместо тёплого ветра ощущается грубая, шершавая, мазолистая от постоянных хлопков о поверхность, кожа рук. Мужских рук. Рук мужчины, с которым мисс Бауэр, не будь военной, была бы не прочь разделить свой век. – И почему так хочется примкнуть к тому, кому на тебя глубоко плевать? Наверное поэтому я не рассказала ему, что сегодня произошло с Мейбл... Надеюсь, ты будешь не против, если я похороню её рядом с тобой. Жестокость реального мира оставила неисгладимые следы на женском сердце, принадлежащий более не обладательнице прекрасного пола, а суровому воину, забывший о теплоте убранства родного дома, но не хотевший, чтобы о нём забывали другие. Подняв очи к верху, Ванесса будто вновь стала маленькой леди, кружившейся в танце в яблоневому саду матушки на закате ярко-огненного шара, разливавшего перед уходом буйство цветов в небе: самых разных, словно и правда превращая небосвод в райский сад, под которым хотелось идти в тёплую погоду, держась за руки с самым близким сердцу человеку, отдаваясь всем своим естеством красоте мира и тому, чью руку будешь сжимать в своей, желая никогда более не выпускать. Чтобы всё это длилось вечно... – Добрый вечер, мадмуазель. Выйдя словно из прострации, Ванесса воззарилась на появившегося словно чёрт из табакерки гостя. Это был привлекательный мужчина, примерно её возраста. Его хищные глаза и резкие черты лица настораживающе сочитались с алчным взглядом и оскалом острых зубов. Несмотря на манеру обращения – на джентльмена он не походил, развязно поставив руки в боки, немного сгорбившись. Если бы только это. Ужасно не приличная даже для мужчины чёрная ткань эластично облегала второй кожей красивый накачанный торс незнакомца. – Жаль обстановка не подходящая для романтической встречи. – Простите? Незнакомец вёл себя не столько развязно, сколько странно. Ванессе и раньше приходилось встречаться с представителями «Я беру всё, что хочу», но этот тип был слишком подозрительный. Вариант навестить чью-то могилу отпал сразу же. Создавалось впечатление, словно он пришёл сюда именно за военной, а не за знакомством очаровавшей его «мадмуазель». – Я был очарован вашей красотой, – он понизил голос до медово-соблазнительного шопота, а лавандовые глаза источали опьяняющие чары приворожения. – Не откажет ли мне столь дивная красота разделить со мной этот чудесный вечер? – Откажет. Фыркнула Ванесса, ссылаясь на очередного богатея, ищущего себе игрушку для развлечений. Но уже через секунду Бауэр осознала, что военное – или женское? – чутьё её не подвело: жилистая рука в грубой хватке обхватила её предплечье, потянув на себя и военная рефлекторно притянулась к нему. – Прости, детка, но ты пойдёшь со мной. В аметистах кошачьих глаз вспыхнул опасный огонёк и Ванесса отругала себя за невнимательность. Эти глаза были в точности, как у той женщины из ордена Магуса, на самом деле являвшейся нелюдем, загубившим шесть человеческих жизней только в первый день своего рождения, на чью охоту было убито два месяца. Точно такие же глаза были и другой женщины, увёдшей её в день, когда убили двух офицеров в переулке и которая снова пришла в трудный час, когда они загнали Слосс в угол. А последним доказательству тому было – Ванесса не так глупа, чтобы основываться только на кошачьем зрачке и редком цвете глаз, мутировавший от смеси крови ишварита и аместрианина* – это красная метка на тылу левой опущенной ладони. – Я в этом сомневаюсь. И в следующую секунду в пах нахала впечаталось колено и кладбище огласил полный боли рёв. Отпустив женщину, Грид сгорбился от боли, чем и воспользовалась его «жертва», заломя тому руку за спину и валя на землю, насаживаясь сверху. – Ах ты... !!! – прорычал незнакомец, за что был впечатан в песок. – Отвечай – что вам надо! – женщине начала открываться истина всего замысла этих существ. – Какого чёрта вы вербуете Магуса, и зачаем убиваете для этого людей? Незнакомец только хрипло рассмеялся, отрывая уже покрытое чёрной россыпью пыли и грязи лицо от земли. – Уломала ты меня, конечно, здорово, крошка. Но как тебе такое? Лицо Бауэр ослепило красными вспышками и, не успев ничего понять, её с нечеловеческой силой сбросило с незнакомца. Свалившись на землю – с молниеносной скоростью незнакомец прижал женщину своим телом, железной, в прямом смысле, хваткой вцепившись в её плечи алмазными когтями. – Ну? – нагло улыбаясь, выдохнуд незнакомец прямо ей в лицо. – Что теперь будешь делать? Перспектива ударить головой – могла грозить сотрясением об углеродный щит, который, как поняла Бауэр, появляется в любое время, в любом месте. Ничего лучше плевка в лицо ей предумать не удалось. – Эй, – утерая одной рукой слюну, произнёс мужчина. – Обидно вообще-то. Дамы не долж... Но только он убрал руку с лица – и Ванесса получила возможность поднятия корпуса и открытую область для удара головой. Тренировки не прошли даром. И вот у её возможность выбраться из под монстра, но... – Да ты шалунья! И её снова прижало к земле, в этот раз блестящая словно алмаз когтистая лапа сцепила свой захват на её шее и с силой приложила головой о землю. Широченными глазами женщина наблюдала как по разбитому носу, из которого ей на лицо капала кровь, бегают красные вспышки и уже через пару секунд – поверждения будто и не было вовсе. – Не в моих понятиях бить женщин, но ты уж больно напористая, – с безразличным лицом, но предупреждающим тоном сказал Жадность. Ванесса же расценила это как угрозу, но это не так сильно напугало её. Сильнее её напугало, когда на лице нападавшего вновь появилась дьявольская улыбка и он в опасной близости наклонился к её уху, промурлыкав: – Мне такие нравятся. По спине Ванессы промаршировал целый отряд мурашек от обжёгшего её ухо дыхания и стиснутой на её шее руки. Но и это было не самое страшное... – Хватит играться с ней, Грид. Знакомый пробирающий до костей голос. А голове снова звенит отчаянный предсмертный вопль и хрип Мейбл... Уперевышись затылком в землю, Ванесса хотела вновь встретиться с сегодняшним монстром, на её глазах отнявшего жизнь невинного человека. Но лишь спустя мгновенье она почувствовала, что напавший на неё мужчина больше не держит её, теперь это делает что-то другое... Она успела только разглядеть чёрные путы, обхватившие всё её тело, а потом мир закрутился водоворотом со свистом в голове, когда её непонятным образом перебросило на несколько метров. Прокатившись словно сброшенное полено – последовал острый взрыв боли в области головы. Оглушающий звон в голове разрушал сознание, уплывающее куда-то далеко-далеко от неё... Последнее, что успела увидеть военная – это как текла кровь с каменной плиты надгробия, принадлежавшего близкому другу человека, о котором подумала полковник Бауэр, перед тем, как тьма поглотила её. «Айзек...»