Sloth.

С момента, когда борец за признание алхимиков вылечил болезнь старого фюрера, прошло пятнадцать лет. Маленький приёмный сын главнокомандующего – Сэмюэль – переживший страшную трагедию, детальные события которой до сих пор остаются незвестными, растёт крепким, здоровым, умным ребёнком. Он много читает, очень любознателен, вежлив и просто мил. И ни кто не знает, кто он на самом деле. Но как бы мил не был этот малыш – он не может быть наследником фюрера. Слишком юн. Но ни столько выхода из этого положения ищет сам фюрер, сколько его «сынишка». Прайд и Отец активно пытаются подобрать лучшую фигуру на престол, которая сможет управлять государством и ничего не заподозрить, что на самом деле творится в исследовательских лабораториях страны. Всё идёт своим чередом. Отец пытливо ведёт свой план, его «дети» ему верно служат. Но даже, когда всё идёт, как надо – дополнительная помощь никогда не помешает. С этой новостью Похоть вальяжно вышагивала свой путь к комнате самой младшей из гомункулов, к своей единственной «сестре». В отличие от неё, Похоть уже не раз присутствовала на создании новых творений Отца. Ей всегда было интересно со стороны посмотреть на реакцию собратьев, когда в их логове станет на одного больше. Пятнадцать лет назад, когда на свет появилась вторая женщина среди них – повлекло множество событий, выведших их план на новую ступень на пути к его завершению. Во многом тому благодарность Лени, на тот период считаемой «бесполезным вредителем». Общалась она только с ней. Грид любил подтрунивать над Слосс время от времени, но на протяжении всех этих пятнадцати лет Жадность старался как-то реже пересекаться с ней. А редкие встречи сопровождались либо глупыми, а иногда действительно колкими шуточками, но в частности мужчина просто угрюмо молчал, как-то чересчур странно таращась на младшую. Похоть знает – так на него повлиял тот день, когда сбежала военная. К слову, его до сих пор подозревает в его приложении руки к побегу пленницы. С того момента Грид всё чаще и чаще стал покидать логово, лишь бы в глаза не видеть своё «семейство». И в этот знаменательный день его пришлось искать по городу Прайду и, что было необязательно, переломать ему кости, до того, как успел покрыться углеродом полностью. Чем же сейчас занималась Слосс – Ласт шла это выяснить. Железная дверь с нервирующим, до дёрганья глаза, скрипом отворилась. Всё, как и предполагала Похоть – младшая лежала в своей постели, на спине, сложив на животе руки, безмятежно видя сон, позволяя слабому свету проникающему из вентиляции потолка освещать её лицо. И этот пустой сон с проклятьями умирающего алхимика, прижимающего к себе отсечёную голову военной был прерван тонкой царапиной, оставленной чёрным клинком на скуле. – Ласт, – несколько удивлённое. – Что ты тут делаешь? – Пришла тебя известить, – тонкий пальчик прошёлся по скуле, на которой недавно красной искрой сияла оставленная ею кровавая полоска. – С сегодняшнего дня – ты больше не самая младшая. Слосс осталась с пустым лицом лежать на постели, неотрывно глядя на сестру. А потом, испустив вздох, подялась с тёплого местечка, следуя в зал Отца, где их уже встретил Грид, в привычной манере оскалившись. – Сестрички пришли, – на его языке это было вторым приветствием после фирменной улыбочки. – Слосс, ты знаешь, для чего тебя заставили оторвать свою жопу от кровати? Жадность, не замечая молний в глазах Ласт, кивнул взглядом на большой алхимический круг в центре зала, поражающий своим разнообразием символов. – Отец создаёт нового гомункула, – ответила Лень. – Ага, – без особого энтузиазма развязно кинул мужчина. – Надеюсь, он нам третью ведьму не сварганит. – Да ты сексит, – хмыкнула Ласт, позабавившись мнению жадюги в отношении себя и Слосс. – Знал об этом? – Вообще-то, – гомункул важно развернулся на носках, поставив руки в боки и быстро оказался около сестры, наклонившись, прямо в лицо ей заявив: – Я – феминист. Но когда много баб – это уже матриархат. – Хватит пикироваться, дети мои. Отец. Как всегда в своём репертуаре. Один вид его мощной фигуры в белом одеянии оборачивал в мелкую букашку в тени Бога. За ним, маленькой тенью вышагивал маленький силуэт ребёнка в дорогом мрачного цвета костюме, с белым шарфом-платком. – Готовы ли вы к явлению на свет ещё одного из нас? – Готовы, Отец, – как всегда с чарующей улыбкой сказала Ласт, держа подле себя кажется немного взволновавшуюся Слосс. – Да уже сто лет, как готовы, – немного нервно произнёс Грид, развязно качаясь с носков на пятки. – Начинай уже. Прайд метнул молнию глазами на надоедливого братца, но сдержался, чтобы не нашпиговать его теневыми копьями. Все гомункулы ближе подошли к кругу на минимальное расстояние, на которое дозволил Отец, перед ритуалом обратившегося к сыну: – Все компоненты на месте, сын мой? – Да. От тени Гордыни пошло несколько длинных теней, на концах напоминающих чем-то детские ручки, что выглядело немного жутко. Тени направились к трону создателя, осторожно обхватив стоящую на подлокотнике большую глиняную чашу, до верху наполненную разными веществами, и поднесли её к повелителю. Приняв от «сына» ёмкость, Отец поставил её прямо в центр круга, а затем на его сморщенном, складистом лбу появился небольшой разрез, спустя секунду раскрывшийся третьим глазом. – Ненавижу, когда он так делает... – пробурчал Грид на ухо Ласт, за что получил когтем в бок. Из третьего глаза вытекла вязкая кроваво-красная слеза, скатившаяся с лица Отца прямо на ладонь тому, став маленьким желейным шариком, красиво переливающим разными оттенками красного. Привстав на одно колено, мужчина величественно вытянул руку, переворачивая ладонь, скатывая философский камень, хранящий в себе его порок и сотни пленённых душ в чашу с разного рода компонентами, из которых состоит человеческое тело. После же Отец медленно, не торопясь вышел из круга, чем немного подбешивал Грида, меняющего сотую позу от раздражающей медленности процесса. Когда повелитель наконец вышел за пределы круга, он развернулся, расставляя руки в стороны, на это опять же Жадность, словно избалованный ребёнок, закатил глаза, тихо удручающе вздохнув, всем своим видом показывая, что его персоне надоел столь медлительный и раздражающий процесс, за что получил клинком Ласт в ухо. Слосс, в начале процесса немного обеспокоившаяся, сейчас с совершенно пустым лицом наблюдала за простым процессом создания нового представителя их вида. Но вот приготовление подошло к концу и наступило самое главное. Отец сомкнул в хлопке раскрытые ладони и опустил их на пол. Из узоров круга и символов пошли яркие бело-голубые разряды молний, спиралью проползших на пути к чаше и спустя секунду от круга пошёл противный порыв ветра, неприятно ударивший по лицам присутствующих, всполошив волосы женщин и Отца. Голубые молнии скопились у чаши, сначала в ней всё бурлило и трещало, словно в ведьминском котле, готовившего в себе новое злодеяние. А потом яркая, ослепляющая вспышка взрывом и куда более сильным ураганом ударила по участникам ритуала, едва не сбив с ног и полностью не лишив зрения. Когда ослепляющий свет погас – это означало ритуал окончен. Чаша разлетелась на молекулы, полупрозрачный дым портил обзор, но гомункулам всё же удалось увидеть нового собрата... Маленькое зелёное существо, размером с небольшую крысу лежало в самом центре. Оно поднялось на все свои шесть лапок, покачиваясь из стороны в сторону, пару раз чуть не упав. Маленькое создание симпатии не вызывало, скорее наоборот. Особенно у Грида, брезгливо скривившегося от вида нового творения создателя, словно ему к лицу поднесли ложку с фекалиями. – Фу, бля! – выплюнул Жадность, высунув язык. – Батя, не хочу тебя расстраивать, но твой эксперимент не удался. Это не гомункул, а хрень какая-то. Маленькое чешуйчатое создание вытаращило большущие глазища, пялясь на на всех присутствующих, а в частности – на Грида, хотя ему было положено смотреть на создателя, который стоял спиной к новому «дитя», суровым взглядом пронзая Жадность. Стоящий рядом темноволосый мальчик прищурил тёмно-фиолетовые глаза, покосившись на существо и хихикнул в кулачок. – Никогда не думал, что соглашусь с Гридом, но выглядит и правда ужасно. Мужчина в чёрном, первый обозвавший нового гомункула, что-то громко восклицал, с некоторым непониманием и в тоже время пофигичностью в лице доказывал что-то создателю, стоящего спиной к новому творению. А стоящие чуть дальше остальных единственные женщины молчали. Первая – с вьющимися голосами и большим бюстом – посмотрела на нового собрата, а затем на Грида и покачала головой, строго прикрыв глаза. А вторая... ничего. На её лице не было никаких эмоций, словно она было воплощением самой невозмутимости. Её стеклянные сиреневые глаза были чуть прикрыты, но не смотрели на новоиспечённого гомукула ни с презрением, ни с жалостью, они просто изучали всё его естество взглядом. – Похоже, ты от старости зрением стал слаб. – Жадность всё никак не мог заткнуться. – Ты посмотри на него! – он грубо махнул ладонью в сторону существа. – Да Слосс лучше выглядела по сравнению с ни... От маленького существа пошли красные вспышки и тихие стоны. Маленькое зелёное тельце начало деформироваться, становясь больше в размерах, причём не сразу, а поочередно – где-то стала больше лапа, где-то хвост, потом голова, а потом с омерзительным хрустом взгорбилась спина. Гомункулы глаза выкатили от жуткого превращения, один только Отец оставался спокоен, не глядя на своих дитящей. Существо выло от боли, вместе появляющимися небольшими дырами по всему зелёном телу, которые вытягивались в человеческие головы. Ласт прикрыла рот ладонью, Грид нецензурно выруглся, а Прайд нахмурился, уже готовясь атаковать существо. Одна Слосс, не считая Отца, оставалась спокойна, едва заметно сдвинув друг к другу брови. Новый гомункул уже стал размером с медведя, но расти не перестал. Его морда вытянулась, а в огромных челюстях было по целой колонии зубов, прячущих за собой длинный язык, ко всеобщему отвращению состоящий из таких же стонущих человекоподобных созданий. Прежде маленькие лапки теперь были самыми настоящими мускулистыми ручищами с острыми когтями. Когда гомункул стал под пять метров ростом – процесс остановился. Все стояли в культурном шоке. Ласт с улыбкой выдала только «ого», не зная, как ещё обозначить свою реакцию. Грид стоял с отвисшей челюстью, Прайд же хмуро рассматривал нового собрата. Слосс осталась прежней. Отец же созерцал своё новое творение с неимоверной – вроде больше недоступной ему – гордостью за своё величие. Но внимание чудовища даже не задержалось на создателе. Оно целиком и полностью было сосредоточено на Жадности. Пристальное рассматривание старшему гомункулу было не по душе, только он раскрыл рот, чтобы вновь кинуть словцо в сторону собрата, как тот, по опыту, оскалил зубы, громко утробно зарычав, из чего Похоть с улыбкой сделала вывод: – Похоже ты его обидел. – Обидел говоришь... – мужчина азартно улыбнулся, покрывая руки в углеродную оболочку, обращаясь к раздражённо пыхтящему монстру: – Что, помойка-переросток, не успели на свет явиться, как уже помахаться хотим? – Жадность встал в боевую позицию, полностью облачившись в углеродный щит. – Ну гляди, снова пиявкой станешь у меня! – Довольно. Под пронзающим, словно удар в гонг, голосом Отца оба гомункула стихли. Новосозданный повернул голову к создателю, который не взирая на размеры, смотрел на него сверху вниз. – Добро пожаловать, Энви. Зависть, значит. Порок людей безнадёжно желающих то, что получить не могут, в итоге превращающихся в глупый скот. – Сожалею, что мы встретили тебя не должным образом, но попрошу тебя изменить свою форму. Существо вскинуло голову и ещё раз оглядело всех присутствующих, да так пристально, словно глазами отрывая от них по кусочку. Отойдя немного подальше, монстр начал набирать воздуха и тяжело дышать, после чего на всё логово раздался громовой рёв, взрывающий барабанные перепонки. Красные молнии поскакали по всему зелёному отвратительному, с торчащами из него «людьми» телу и оно начало медленно, но верно уменьшаться и, как и при росте, деформироваться по частям. И вот, через занавес свисающих людских зелёных рук показалась человеческого цвета рука, облачённая в чёрную облегающую второй кожей ткань, как у остальных. Затем появилась вторая рука, от огромного тела чудовища уж ничего не осталось и вот, спустя долгое время – гомукулам предстала личина одного из них. Это был подросток, ещё недавно вышедший из возраста ребёнка, очень андрогинной внешности: очень худощавое, при том и достаточно мускулистое телослежение, с длинной непослушной, торчащей в разные стороны копной чёрно-зелёных волос. Плюс ко всему – одежда новичка была самой что ни на есть странной. Она так же второй кожей облегала тело, как у остальных, но сам вид её оставлял желать лучшего: чёрный топ с высоким воротом, бандана на голове с красным треугольником и кругами, свидетельствующих о слабых местах нового собрата, чёрные митенки на руках, того же цвета шорты с набедренной повязкой и бандаж на голеностопах. – Чем дальше – тем ещё лучше, – сказал Грид, с трудом преодолевая соблазн заржать на всё подземелье. – Закрой уже, наконец, свою пасть, обезьяна кривозубая. Голос был очень высоким, но где-то в глубине тембра чувствовалась этакая дерзкая хрипящая нотка, которую можно услышать у мальчишек. Грид немного приофигел от такой наглости, но уже через короткий промежуток тишины загоготал на весь зал. А новичок стоял неподвижно, готовясь к новом удару со стороны нового врага. – Довольно, – сразу после голоса Отца Грид смолк. – Энви, ты – моё новое творение, мой порок и новое дитя. Ты – одна из моих фигур с нашей одной, единой целью. «Энви» нахмурился. Только он появился на свет, как его сначала полили грязью, а теперь говорят, что он создан только для исполнения цели создателя и ради её достижения ему придётся быть с теми, кто всего пару минут назад посмеивался над ним? – Ты будешь на попечении у Слосс. Она тебя всему научит. Эти слова Отца эхом отзвучивались от стен зала и стен черепной коробки, так что до всех присутствующих только спустя минуту дошёл смысл слов повелителя. – Стой, Бать, ты это сейчас серьёзно? – Грид похоже был не в восторге от отцовского указа. – Отдать его ей?! За сегодняшний день с Гридом уже два раза были солидарны. В первый раз – Прайд, во второй раз, сейчас – вышедшая вперёд Ласт. – Согласна, Отец. Её саму ещё нужно воспитывать, не рановато ли ей поручать воспитание младших? – Не рано, дочь моя, – ответил Отец. – Так она быстрее научится контролировать последующих моих творении. А Лень уже в это время спокойно зашла в круг, приближаясь к новому гомункулу, которому она, судя по его отхождению назад, не особо понравилась. И Слосс его понимала. Пусть она выглядела спокойной, но внутри уже взрывами билась тревога и уныние. Как она будет его воспитывать? Её к этому даже не готовили. Как она его будет учить? Что же теперь? Уныние накрывает её с головой от незнания, как ей поступить. Глазами ищет спасения у Ласт, одобрительно улыбнувшейся на её взгляд, давая ей надежду и вспомнить их первую встречу, которую можно использовать на опыте, что Лень и сделала: – Пойдём со мной, – спокойно говорит она, но неуверенности не подаёт. Энви хмурится, не приближается к ней и на дюйм. Слосс делает ещё один шаг навстречу, а тот снова делает шаг назад. Прайд, наблюдавший со стороны, хмыкнул: – Это и правда была не лучшая идея. Она даже успокоить его не может. Решив, так сказать, подсобить «младшей сестре», Гордыня направил пару тонких теней к молодому гомункулу. Зависть попятился назад. Неизвестное пугало его, но, обратив всё своё внимание на медленно приближающиеся к нему теневые щупальца, он потерял бдительность и уже был заключён в водяное лассо, берущее своё основание от вытянутой руки Слосс. – Эт... Это ещё что?! Он попытался вырваться, но тем самым злил вовсе не Слосс, а Прайда, не остановившего свои тени на пути к новичку. Поэтому женщине ничего не оставалось делать, кроме как спасти Зависть, впитав его в своё водяное тело, что он даже понять ничего не успел, как провалился в водяной плен, после чего Лень спокойно, не обращая внимание на насупившегося Гордыню, обратилась к Отцу: – Будет лучше, если я займусь им в своей комнате, – это звучало как просьба на разрешение. – Не хорошо будет наживать себе врагов, когда только появился на свет. Позиция Слосс поразила не только Ласт, гордой за правильность своего воспитания, но и Отца. Один раз кивнув – это было знаком того, что дочь он ни в чём не ограничивает. Весь путь до комнаты Лень чувствовала дискомфорт – новоиспечённый собрат пытался выбраться из неё, хоть у него это не получалось. Не самые приятные ощущения, когда внутри тебя кто-то бьётся. Слосс предположила, что именно это чувствуют человеческие женщины, когда вынашивают в себе потомство на последнем месяце. Но больший дискомфорт приносил её порок – лень. Все эти пятнадцать лет она наслаждалась желанным покоем после событий, перенесённых в первых месяцах жизни. И вот – её чем-то утруждают, при этом говоря, что она не справится. Как же это... раздражает. По прибытию в комнату – Зависть вывалился из её полуводянного тела со всплеском и диким кашлем от нехватки воздуха, который тут же стал жадно хватать ртом. – Успокойся, – она старалась сделать тон как можно ласковей. – Это просто шок. Пока дышу я – дышит и тот, кто находится в моём плену. – Ты...! – прокряхтел Энви, гневным взглядом прожигая дыру в женщине, уже набирая побольше воздуха, чтобы выкрикнуть ей всё, что о ней думает, но его внимание привлекло стоящее в углу зеркало. Глаза Зависти приморозились к стеклянной, покрытой пылью и трещинами поверхности. Слосс проследила за взглядом такого же цвета, как у неё, глаз и с ностальгией в голову вернулись воспоминания прошлого, когда она так же заворажённо была прикована к своему отражению и как молча слушала наставление рядом стоящей Ласт. Энви внимательно изучал свою внешность, уже как только не выкрутившись перед заркалом и с какого угла не подставляя лицо. Наблюдавшая за ним Лень про себя отметила, что Зависть уже достаточно нарцисстичен для того, кто родился пару минут назад. Она не осуждала его, в конце-концов – сама когда-то так же крутилась перед зеркалом, но теперь она на месте Ласт и затянувшееся молчаливое наслаждение самим собой стоило прекратить. – Если ты успокоился, тогда пойдём. Нас уже все ждут. – Ты приволокла меня сюда только за тем, чтобы я успокоился? – Иного выхода не было, – сказала она у входа, не оборачиваясь. – Тебя, как выяснилось, очень легко спровоцировать. Энви уже начал проявлять характер: слова старшей сестры показались ему приказом, подчиняться которому у него особого желания не было, Отца – вполне достаточно. Но оставаться в малоизвестном месте не хотелось тоже – незнакомая обстановка делала его беспомощным, поэтому пришлось переступить через свою гордость и нагнать терпеливо ждующую Слосс в коридоре. – Когда придём в зал, – заговорила она по пути, – будь вежлив и терпелив. – Ага, – как-то безразлично ответил Энви, заложив руки за голову. – Будь добр, отнесись серьёзно, – несмотря на строгие требования, голос Слосс не выражал в себе ничего, как бы тщетно она не старалась передать всю важность. – Повиновение Отцу очень важно. Всё таки он дал тебе жизнь. – Да понял я! Он так громко это выкрикнул, что быстрее зашагал, обогнав Слосс, будто заявляя, что прекрасно обойдётся без помощи своей «воспитательницы». – Поклониться не забудь. Энви встал как вкопанный. Медленно-медленно оборачиваясь в сторону старшей сестры, всё такой же равнодушной, однако, в непонимающем жесте чуть склонившей голову вбок. – Что-то не так? – так же сухо поинтересовалась она. – Да, – на тонких бледных губах сначала растянулась чуть нервная усмешка, но в секунду она искривилась в гневный оскал. – С какой стати я должен кланяться?! За столь короткий срок общения с новым братом – Слосс поняла, что от уговоров и лекций проку не будет. Но на смену прянику всегда существует кнут. А именно, в противоположность двум первым методам – предупреждение. – В таком случае тебя заставит склониться Прайд. Именно поэтому кнут всегда востребованней пряника – одно воспоминание о черноволосом мальчике, от чьей тени к Энви поползло чёрное щупальце – заставило его беспомощно, как-то даже по трусливому, вжать голову в плечи. – Прайд?... – в его голосе отчётливей можно было услышать довольно таки хорошо скрываемую тревогу. – Это тот сопляк, что стоял возле Отца?... Лень молча, по умному прикрыв глаза дошла до Зависти, спокойно говоря: – Только при нём так не скажи. Весь оставшийся путь они прошли молча, что дало Слосс прекрасную возможность дать волю мимолётной мысли, что не будь она воплощением лени – она могла бы собой гордится за первый успех в воспитании нового, а тем более такого капризного братца. – Вот вы и здесь, дети мои. Отец уже сидел на троне, Прайд стоял возле него, Грид и Ласт же стояли неподалёку от круга трансмутации. Слосс взглядом дала понять Энви, что к трону повелителя он пойдёт без неё. По мимолётной искорке страха, проскочившей в фиалковых глазах женщина поняла, что только сейчас Зависть воспринял их разговор в коридоре всерьёз. – Ну что? – спросила Ласт, когда Слосс встала между ней и Жадностью, наблюдая, как медленно и неловко младший брат шагает к трону создателя, словно контуженный. – Как всё прошло? – Всё прошло даже лучше, чем я себе предполагала. Но... – Лень говорила, внимательно наблюдая, как Энви всё таки опустился на одно колено перед Отцом. – Чувствую с ним у меня ещё будет много мороки... Внезапно раздался отражающийся от стен громовой голос создателя: – Дети мои, вы должны с большим уважением поприветствовать вашего нового брата, раз вы позволили себе наглость неподобающее вести себя на трансмутации... В извечно спокойном голосе звучали металические нотки, говорящие гомункулам подсознательным инстинктом самосохранения, что они – а точнее Грид – накликали гнев повелителя. Ласт бросила укоряющий взгляд в сторону чуть напрягшегося «брата», а Слосс покрылась мелкой испариной и прикрыла глаза, чтобы никто из присутствующих не увидел, как они бегают в панике. Недовольство Отца было знакомо ей слишком хорошо и за прошедшие пятнадцать лет она переодически видела его в кошмарах – единственных снах, что ей могли сниться. Ласт, сделав пару цокающих шагов вперёд, сделала изящный кникенс. – Приветствую тебя, новый младший братик. Поздравляю с днём твоего рождения, – сладко проворковала она и из под свисших врановых кудрей прожгла испытывающим взглядом Слосс, тем самым, выводя её из оцепенения и побуждая повторить свои действия. Не менее изящней поклонилась и Лень, учтиво проговорив: – И я тоже рада приветствовать тебя, Энви. Грид остался непоколебимой скалой стоять на месте, с нечитаемым взглядом изучать стены, словно на них были прилеплены банкноты. – Грид? – донёсся испытывающий голос создателя. – Ты решил выразить своё неповиновение? Зависть давно уже встал с колен и мелкой тенью стоял подле Отца, наблюдая за торжеством. До красивого приветсвия «сестëр» ему дела особо не было. Больше всего ему хотелось лицезреть, как нахальный урод, зовущий себя Жадностью, приклонит свою физиономию в пол. Маленькое самоудовлетворение за счёт равности остальных с ним самим. От этих мыслей на его устах проскользнула шельмовская ухмылка. И завидев данное выражение лица новоиспечённого младшего брата, Грид пренебрежительно сказал: – Зачем же мне кланяться? Не вы ли, Отче, ведали нам, что жалость к убогим нам недоступна? – Как ты меня назвал?! – гаркнул Энви на всё логово, выходя из роли безучастной мелкой тени Создателя. Грид, подивившись такой реакции, удовлетворëнно захохотал: – Убогим. Что, не знал? Ты же у Слосс в комнате был, а у неё там зеркало есть. Или, постой, – Жадность повернулся в сторону младшей сестры. – Ты что, его спрятала, чтобы он с первых минут жизни не расплакался от её несправедливости? – Ах ты..! Энви уже хотел было двинуться вперёд, но гневный взгляд Создателя через плечо пришпилил его на месте, выбив из него весь дух и сознание, заставив стоять вкопанным безвольным овощем с перекошенным от страха лицом. Из подобного состояния его вывели нецензурные вопли Грида, теперь висевшего вниз головой у самого потолка, обмотанный теневыми щупальцами в окружении колонии красных глаз и зубастых пастей, выглядывающих из каждого тёмного угла убежища. – Следи за своими манерами, Грид, – пророкотал Отец, выходя чуть вперёд. – Подло и низко с твоей стороны оскорблять младшего брата. Лишь после этого Прайд ослабил хватку и мужчина полетел вниз головой, приземлившись с отвратительным хрустом и брызнувшей на пол кровью с естественно появившимся следом разрядами искр регенерации. Зависть наблюдал за этим зрелищем, поджав уголки губ и втянув голову в плечи. Теперь церемония «знакомства с семьёй» официально была завершена. – Слосс, вы с Энви отправитесь в пятую лабороторию, – спустя длительную могильную тишину, прерываему шумом разрядов регенерации и хруста костей тела Грида, Отец отдал новый приказ: – Узнайте, как проходят дела у наших друзей, по созданию философского камня. – Да, Отец, – с коротким поклоном ответила Лень. – Пойдём, Энви. Юноша мгновенно вышел из оцепенения направился вслед уходящей сестре. – Идём, – поторопила Лень. Спустя минуту оба гомункула растаяли в тени коридора, провожаемые испытуемыми взглядами сородичей.