Sloth.

– ...Ты отправишься в лагерь моего старого товарища. Там ты будешь проводить подготовку к своему предназначению. Вольно тебе по деревьям лазить, да дурака валять. На ворчания старого деда Миншенг только тряхнул головой, сплёвывая соломинку из зубов. Шестое чувство в пятой точке подсказало сидящему на трухлявой ветке старой яблони подростку о расположении духа старого деда, презрительным взглядом полуслепых глаз обжигающего сутулую спину внука. Мальчик хмуро вздохнул, изменив угол наклона до блеска начищенной пищали и на металлической поверхности всплыло морщинистое лицо старика. И нынешнее выражение его значило только одно - старый вояка не шутит. – Де-э-э-э-э-д! – юношеский, ещё не окрепший голос подростка протянулся с яблони. – Ну ты это серьёзно?.. – Серьёзней некуда, – в хриплом басе послышались ноты нескрываемого раздражения. Что только усугубило положение взвывшего на ветке подростка. – Тебе скоро четырнадцать. Ещё год - и ты обязан будешь прийти в подчинение одному из детей импер... – Да знаю я, знаю. – Не разговаривай со мной в таком тоне, сопляк! – стоило старческому голосу повысится - Миншенг тут же смолк. – Ты позор всего нашего рода! Ты можешь хоть на минуту вытряхнуть дурь из своей головы и проявить должное уважение к нашим традициям!? – И проявлял бы, – Миншенг бросил взгляд через плечо на уже разъярённого деда и спокойно ответил, – если бы хоть кто-нибудь проявил должного уважения к моим интересам. – И это позволь же узнать каким интересам? Сидеть часами на дереве, да из ружья стрелять? Одно горе с тобой! Больше Миншенг ничего не отвечал. Он знал, что до ненавистных сравнений с внучкой его давнего товарища – Фу – осталась всего какая-то доля недосказанных слов. Это бесило больше всего. Два года прошло с момента, как дочь достопочтенного Фу, главы клана, что служит двенадцатому сыну императора - Яо - погибла со своим супругом в проклятом лесу, во время исполнения операции по поимке наёмника, покусившегося в тот день на маленького императорского отпрыска. Бедная девочка – три месяца от роду, а уже сирота. Благо дед не бросил. На старого ниндзя никто не смел распустить язык по поводу его возраста. С момента, как маленькая Ран Фан перешла к нему на попечение – он дал себе клятву, что вырастит из малышки настоящего воина, который ни за что не погибнет, пока господин не будет находиться в целости и сохранности. Сейчас девочке почти три года. Обучение началось наперебой с пытками Миншенга. Пытками рода: «даже трёхлетний ребёнок превосходит тебя.» «Не, ну а чё? Здорово. Сравнивать четырнадцатилетнего с трёхлетней малявкой, только-только вылезшей из пелёнок.» – Понятно, – выдохнул Миншенг, поднимаясь с дерева, поправляя пальмочку на голове. – Пошёл я тогда. – Не вздумай снова что-нибудь выкинуть! – полуслепые глаза, как в былую юность, метнули молнии в подростка. – Ты отправишься в лагерь через три дня! Достаточно с него было причитаний и сравнений с девчонкой, которая едва только калякать научилась. Со сдерживаемым диким хохотом, Миншенг качнулся на носках и в секунду исчез с ветки. Сколько раз Миншенг себе зарекался высказать старику, что этой Ран Фан он может только посочувствовать? С рождения и до смерти прислуживать тому, кому будет на тебя глубоко плевать. С малых лет знать, что твои родители погибли, защищая этого человека. Хотя, не ему судить. В конце концов - он тоже принадлежит клану, который так же служит одному из императорских отпрысков. И для слуг живут не бедно – стражники с тревожными вздохами захлопотали у ворот, стоило подростку возникнуть возле них. – Куда это ты намылился? Раздавшийся за спиной голос заставил Миншенга про себя взвыть – надо было любимому дядюшке появиться именно тогда, когда стражники собрались разойтись? – Гулять, – бросил юноша, поправляя пищаль на спине, обмениваясь коротким взглядом с братом отца. Дядин взгляд вонзился ножами в безразлично-наплевательские глаза племянника. – Отец сказал тебе о твоём отъезде? – сухо поинтересовался мужчина. – Ага, – фыркнул парень, отворачиваясь от дяди. – Бывай. Единственное, что он любил в не менее ненавистном ему, чем дед, дяде – не было разного рода вопросов, наподобие: закончил ли он тренировку? Медитировал ли он сегодня? Вызубрил ли в пяти тысячный раз главный закон их кодекса? Поклевали ли тебе мозг о внучке старика Фу? Да. Это было единственным. В основном же любимый дядюшка был копией своего отца - деда. Чуть одна маленькая оплошность – которых у юного ниндзя было хоть отбавляй – ненавистные родственнички объединялись, чтобы лишний разок припомнить об отце, погибшему под выстрелами пищалей, когда между кланами десять лет назад произошла война и их клан тоже оказался втянут в побоище. Но это был долг отца – предотвратить бойню товарищей, чтобы защитить своего хозяина. И погибнуть от шального выстрела. Но самой страшной пыткой – если же он сильно провинился – было упоминание о матери. Тяжело было выслушивать грязь в сторону покойницы от её фактических убийц. После трагической гибели главы клана, бедную женщину просто закидали приказами перейти к младшему брату погибшего любимого. И она могла. Но до самой своей смерти принимала усилия, чтобы не в коем случае не "перейти" во владения алчного брата супруга. Миншенг бы потерял бы свою значимость в доме. Её маленький мальчик. Её крохотное сокровище под сердцем. В ход шли и уговоры, и угрозы, и шантаж. Но всегда отвечала: «Уж лучше смерть». Что и случилось. И без того слабая здоровьем женщина продержалась четыре года – скончалась на седьмом году жизни единственного сына. Миншенг в сердцах треклял своих опекунов, с размаху кинув камень в соседнее дерево, откуда роем всполошились чёрные вороны. – Достали. Ускоренный шаг по заросшей тропе перешёл на бег и уже через пару секунд Миншенг несся сквозь деревья, остужая обожжённую солью не появившихся слёз грудь порывистым встречным ветром. Жгучее проклятье грызло грудную клетку острыми зубищами злобы, оставляя солёную слюну слёз, осыхающих на глазах, так и не спадая с них. И проклятье то было – его предназначение. Ни ненависть, ни обида, ни злоба не могла снять с него груз этой ноши – быть чьей-то прислугой. Прислугой того, кому на тебя плевать, как бы не изворачивайся ради его безопасности, чего бы ради него не пережил. – Гадство! Заполнившую обжигающей лавой ярость Миншенг выплеснул на куст, который усердно заколотил палкой. Иначе бы на месте этого растения мог оказаться кто-то из жителей деревни, в которую со склона спускался юноша. Люди в этой деревеньке добрые были – радушно приняли гостя, заугощали всеми "деликатесами", что имелись в деревне, кланялись после каждого действия, что немного подбешивало Миншенга – несмотря на знатное происхождение, он не был особым любителем подобного рода обращения к себе. Это только напоминало ему, что он всего лишь шавка, которую тренируют для охраны императорского отпрыска. – Ты куда глядишь, сынок? – спросила какая-то старушка, заметившая своими блеклыми глазами, что Миншенг жуёт своё онигири, а смотрит куда-то не туда. Миншенг отставил угощение, небрежно для своего титула утерев рукавом крошки риса на лице. – Бабуль, а бабуль, – весёлым, игривым тоном начал мальчишка, кося взгляд блестящих эбонитовых глаз в сторону дремучих зарослей, зелёной стеной возросших на конце деревни, будто отгорождая поселение своими гигантскими соснами от всех напастей мира. – А мне вот всегда хотелось узнать, что такого в этом вашем лесу, что его так все боя... Он оборвался на полуслове – старуха из милой, любезной бабушки превратилась в одержимого Сатаной, иначе нельзя было объяснить её бешеный порыв, с которым она схватила Миншенга за торчащую пальму волос и сильно таки вздёрнула. – Не вздумай туда ходить! – несчастного мальчишку всего перекосило, то ли от страха, то ли от отвращения к брызнувшей на его лицо слюне с гнилых зубов бабки. – Ишь ты чего! Волосы отрастил, пищалку взял, да испытания храбрости себе такое придумал?! А другая пищалка меж ног хотя бы отросла?!?! – Мп?! В-фы св-брендили?!! Пальцы старые, а острые были как крюки – Миншенг едва кожу с щёк не содрал, когда всё-таки выдернул лицо из хватки старухи. – Какой неженка! – стояла на своём старуха. – Думай, прежде, чем такие заявления делать! – Заявление?! – возмущённо завопил Миншенг. – Да я просто спросил!!! – Нечего тебе там делать, парень... Миншенг оглянулся назад и увидел перед собой помрачневшие лица стариков деревни, ещё пару минут назад радушно принимающие единственного знатного рода человека, никогда не причислявшего их к скоту. – Старичьё! Хорош ребёнка сказками пугать! – воскликнул подошедший коренастый мужчина среднего возраста, дружелюбно, по-отцовски обращаясь к Миншенгу: – Не забивай себе голову дуростями, малыш. В этом лесу полно зверюг не стреляных, да только их там хрен отыщешь – заросли во какие! Пока рубить будешь – сожрут с потрохами! «Совсем, походу, старики из ума выжили в этой глуши... – размышлял Миншенг, уже уйдя из деревни и следуя по тропе, по которой и спустился в неё. – Чё такого в этом лесу?» Густая малахитовая полоса виднелась с холма, на который забрался мальчишка, чтобы получше разглядеть предмет своего любопытства. Догадка, если таковой её можно было назвать, была просто выдумкой особо любопытного, ещё детского ума. И догадка эта состоялась в том, что в этом лесу зарыт какой-нибудь клад. – Я должен узнать, что там! Лес был самым настоящим лабиринтом с препятствиями, быть может даже, поселись тут люди – эти джунгли могли превратиться в самый настоящий парк развлечений, какие сейчас ставятся в каждом уголке западных стран. И даже не пришлось особо вырубать деревья или истреблять здешнюю фауну – порхающие над травой бабочки и чирикающие в дуплах деревьев птицы развлекали не хуже, как если бы эти звуки издавались людьми или человеческими музыкальными производителями звука. – И это и есть проклятый лес? – фыркнул Миншенг, придирчиво пиная подвернувшийся под ноги камень. – Чё-то я не очень впечатлён. Чем глубже шёл юный ниндзя, тем больше разочаровывался в страшилках и байках, которыми его пугала на ночь мама, чтобы её особо любопытный сынишка не лез на встречу приключениям в дремучий лес. – А почему? – вдруг вспомнил Миншенг по дороге давно забытый разговор с тогда ещё живой матерью. –Потому что там обитает дух. Злой и жуткий. И он очень гневается, если кто-то заходит в его лес. А потому пугает так, что потом всю жизнь икать будешь! – Ау-у-у-у-у, – издевательски тянет - просто потешить своё величие - голос юноша. – Есть здесь кто-нибудь злой и жу-у-у-уткий? Радостно захохотав, юноша поднял с земли палку и начал приподнимать ею ветки кустов и низких деревьёв, заглядывая в каждый тёмный уголок. – Может какой-нибудь огромный медведь? А может тигр? – не стесняясь, пил радость мальчишка, достав прикреплённый к спине мушкет, понарошку целясь то в улий, то в полено, то на куст, спугнув бедного кролика. – А может быть ужасный и злой ду-у-у-у-ух? ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – Заблудился? Тихий детский голосок едва не спровоцировал у Миншенга выделительный рефлекс. К тому же фонтаном. Но фонтаном вышел его крик, взбудораживший всех птиц на расстоянии километра. – Т... Т-т-т-т-ты... Миншенг дрожащим руками держал пищаль, нацеленную на маленького мальчика в красном кимоно. Но страх юного ниндзя продлился недолго – несмотря на не произвольную звуковую атаку, он быстро сообразил, что едва не обмочился на глазах у ребёнка, которому от силы было лет эдак восемь. – Чёртов сопляк! Ты напугал меня до усрачки!!! – заорал Миншенг, не беспокоясь о психике ребёнка. – Тебя что, родители не учили, что нельзя так людей пугать?!?!!! А маленький незнакомец только склонил голову в бок, стеклянными, будто у куклы глазами без всякого интереса глядя на Миншенга, от чего у того кровь заледенела в жилах – мальчик напоминал куклу. – К сожалению... – голос был тихим и похожим на печатную машинку - мальчик словно печатал на автомате. – Родители не успели научить меня этому. Зато научили, что на частную территорию входить запрещено. Миншенга слова мальчишки очень удивили. Частная территория? И в проклятом лесу, которым некоторые родители до сих пор пугают слишком любознательных детей? Но не похоже было, что мальчик врал. Судя по его внешнему виду – он явно был не деревенщиной, пусть и ноги его были босы, но он был одет в красивое, бархатное, красное кимоно с более тёмного цвета, едва заметными узорами, а уложенные чёрные прямые волосы лишь на макушке крепились заколкой в пучке. – Частная территория? – юноша вопросительно вздёрнул бровь, выпуская нервный смешок. – И чья же? Уж не твоя ли? – Моей госпожи, – спокойно ответил мальчик. – А она не очень любит гостей. Противное, липкое ощущение страха прошлось по телу юного ниндзя вместе с бестелесными, полупрозрачными красными руками, хватающие остолбеневшего Миншенга везде, где ни попадя. Руки словно чувствовались... И в тоже время нет. Слышались и нет так же и громкие стоны и мольбы о смерти, затопившие барабанные перепонки юноши, округлившимися, полными ужаса глазами таращащегося на спокойного мелкого поганца. – Надо же, Ченг, – раздавшийся позади мягкий женский голос, к сожалению, только накалил обстановку, – твоё чутьё действительно так выросло. Ты почувствовал человека, хотя был рядом со мной. Лишь сейчас Миншенг заметил, что его тень пропала, превратившись в жирное чёрное пятно на зелёном ковре травы, совершенно не соответствуя росту четырнадцатилетнего подростка. Медленно, очень медленно, будучи парализованным страхом, Миншенг загнанным зверем оборачивался в сторону голоса. – Заблудился, – приветливо улыбнулась Слосс, но этот милый жест не убрал жутковатость от тени на её лице и сверкающих красных глаз, – малыш? – УААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! Ноги должны, наверное, были отвалиться от скорости, на которую разогнался Миншенг или вообще воспламениться и поджечь весь лес. Не разбирая дороги, парень несся обратно, и пятьсот шагов в минуту уже давно уровняли счёт с колотящимся колоколом сердцем. На выходе в деревню, когда из зарослей юный ниндзя вылетел пулей, всё поселение и лес огласил бешеный вопль: – ЧТО ЭТО БЫЛО ТАКОЕ?!?! Дальше он уже не помнил, как добрался домой. Помнил Миншенг только то, как сидел в коконе из одеяла, едва сдерживая подступившие слёзы радости, вызванные не иначе, как осознанием того, что то... НЕЧТО не пожрало его, как тех бедолаг, чьи полуразложившиеся души обречены навеки быть пленниками внутри этого существа. – Долго ты собираешься спать, Миншенг?! Миншенг недовольно завозился, но не встал, чем только пуще разозлил нагрянувшего к нему в комнату деда. «Старый пердун... Что ему надо? Не свет, не заря!» – Чего?.. – мальчишка собственного голоса не узнал – он звучал так, словно ему насыпали песка в горло. – Похоже ты от радости память потерял. О нет. Уж лучше скрипучий, хрипящий вопль старикашки, чем бархатный, приятно вибрирующий тембр вошедшего в спальню дядюшки. Миншенг поднимает из-под одеяла уставший, злой взгляд красных от бессонной ночи глаз. Мягко улыбается, паскуда. Юный ниндзя уже догадывается причину радости этого ублюдка – любимый племяш сваливает далеко и надолго хрен-знает-куда. Ради такого грандиозного события даже сам к нему в комнату пришёл. Последний раз дядя здесь был, когда повёл плачущего племянника попрощаться с матерью. – Не забыл, – бурчит Миншенг, выйдя из своего мягкого убежища, окидывая хмурого дедушку и дядюшку поначалу полным ненависти взглядом, а затем натянутой улыбкой, с прищуренными глазами. – В добрый путь. Напоследок кинутое дедулей пожелание вызвало у Миншенга отвращения не меньше, чем вновь вернувшаяся лисья улыбка на вытянутом лице дядюшки, так же провожавшего его в дорогу. «И чего этот мудак так улыбался? – думал про себя юноша, вспоминая широкую щель от уха до уха на лошадином лице. – Обычно угрюмый ходил, как-будто на весь мир обиженный. А тут те на... Жуть.» И тут Миншенг подпрыгнул с своего места, словно карета налетела на что-то. И что-то очень крупное. Недовольный ниндзя вылез из окна, чтобы узреть причину и увидел, что лошади просто резко соскользнули с холма, по которому собирались спуститься вниз. Холма, с которого открывался чудесный вид на деревеньку внизу и огромную стену леса. Навеянные, не самые приятные воспоминания того дня скопились тугим комом страха в горле, который Миншенгу удалось проглотить только тогда, когда карета поехала дальше и проклятый лес исчез за скалами. Миншенг влез обратно в салон и перевёл дыхание, расслабив пояс оби, помахав им специально так, чтобы охладит вспотевшее тело. «Жуть какая...» Все эти три дня до своего отъезда он проклинал своё любопытство. За то, что сунулся в тот лес, за то, что не послушал деревенских стариков, за то, что не убежал сразу, как только увидел того сопляка. «Ченг... – вдруг вспыхнуло в голове имя вместе с новым комом в горле и новой порцией ледяного пота. – Та... женщина звала его Ченг.» И резко Миншенг вскочил, кинув подушку в соседнюю стену салона, в гневе топнув по полу так, что нога едва не пробила его. – Ну всё хватит! Плюхнувшись на кресло и накрыв лицо подушкой, ниндзя прокричал себе: – Кем бы не была та дамочка – я всё равно её больше не увижу! И откинувшись на подушку, ниндзя свернулся клубком, надеясь отогнать воспоминания, чтобы те дали спокойно восстановить ему прерванный сон. Проснулся юный ниндзя от непонятного шороха, который уловил кошачий слух, полученный годами упорных тренировок. «Я определённо что-то слышал...» Миншенг стал сильнее вслушиваться в тишину, прерываемую цокотом копыт, стараясь уловить что-то ещё, попутно нащупывая пищаль, которую специально попросил положить её к нему в каюту. Ещё один, уже более чёткий шорох стал поводом для беспокойства. – Эй! – Миншенг высунул голову из каюты и прокричал кучеру: – Остановите карету! У нас гос...! Лошади резко заржали, заскакав по земле от неожиданности и в это же время из-за угла кареты упала голова кучера... Отрубленная. – Вот чёрт! Миншенг выскочил из соседней дверцы, когда прямо в его окно прилетело несколько кунаев, а затем и чёрный шарик зажжённой бомбы, подорвавший карету к чертям. В столбе дыма разнесённой кареты появился силуэт, едва выделяющийся в тёмной материи, постепенно становясь всё чётче и чётче, пока Миншенгу не предстал похоже одетый ниндзя, с закрытым лицом и с катаной в руках. Судя по всему, кучер был его работой – рассудил юноша по отсутствующей на на боку специальной сумке, в которой обычно хранятся кунаи и бомбы. А это значило, что карету подорвал кто-то другой. «Это не простые наёмники... – Миншенг закрылся пищалью, когда катана чуть не прилетела ему по лицу, отлетая от противника на выступ скалы, с которого юношу ударило по глазам уходящее солнце. – Они не дождались ночи. Напали так!» Миншенг вовремя успел отскочить от прилетевшей прямо ему под ноги взрывчатки, успев произвести выстрел в воздухе, даже когда ему по рукам прилетели кунаи, оставившие царапины на руках. – Чёрт! И снова тот парень с катаной едва не разрубил его пополам, не успей юный ниндзя опять отскочить. – Да что...! – ещё раз пищаль и катана столкнулись в ударе. – Вам...! – опять прилетели снаряды сверху. – От меня...! – ему удалось отбиться от обоих и отлететь в сторону дымившихся останков кареты. – Надо?!?! Учитывая обстоятельства, им явно нужны были не шелка, которых у Миншенга было предостаточно. Ответ навязывался сам собой – он. Что уж говорить про то, что и мотив был понятен – убить будущего охранника императорского отпрыска. Но это было глупо. Ребёнок императора запросто мог нанять себе такую же охрану, даже лучше. Зачем тогда? Ответом стал низкий бас, гвоздём ударивший в уши, сквозь кудри тёмно-серого дыма: – ТЫ. Обманная сеть тумана развеялась, представляя в ужасе оглянувшегося Миншенга высоченную гору мышц, которая не была скрыта одеждой, словно демонстрируясь каждому её увидевшему перед смертью. Или, в случае Миншенга, перед тем, как получить дубиной по голове. – Проснись, малец. Ещё не время спать. Когда тело больно ударилось о землю, слова, что доходили словно из-за стены, были услышаны в яви. Миншенг раскрыл глаза, один из которых заливала струя крови, но это не мешало ему оглядеть своих похитителей. Трое бандюг смотрели на него с мертвецким холодом, будто прямо сейчас собирались раздавить его голову, словно орех. Подобная мрачность в глазах могла сравниться разве что с демоническими глазами монстра в облике женщины, которую он повстречал в этом лесу три дня назад. Стоп... – Где я?! – резко вскочил юноша. – Куда вы меня притащ...! Носок ноги ударил по губам, чудом не лишая переднего зуба. – Заткнись, сопляк, – прошипел один из похитителей. Судя по сумке на его боку – бомбы бросал именно он. – Да чего мы с ним возимся? – прорычал мгновенно возненавиденный здоровяк, который и оглушил Миншенга. – Прихлопнем его и дело с концом. Теперь до Миншенга, у которого, будучи в отключке, была не очень хорошая возможность, поразмыслить, зачем он всё таки им нужен. И задать этот вопрос, стоит сказать, он выбрал не лучшим образом: – Ребят, а вы точно наёмники? Не, ну правда. Трое здоровых мужиков и на одного пацана... Метатель бомб преодолел разделяющее его расстояние с Миншенгом и вцепился в ворот его кимоно. – Заткни пасть, отродье, – угрожающе произнёс он прямо в лицо мальчишке. – Мы, видишь ли, заранее знаем, что ты тот ещё шутник и решили не рисковать с твоей поимкой. А Миншенг уже преспокойно дорезал случайно подобранным камушком верёвку на руках. – Да? – юный ниндзя старался подавить улыбку, ибо знал, что это вызовет подозрение у похитителей. – А я могу узнать, откуда такие познание обо мне? И не врите, что шпионили за мной. Охрана в нашем доме – высший класс. Бомбовщик наверняка хотел сказать ему, что будущему мертвецу это знать ни к чему, если бы перекаченный здоровяк, по чьим глазам легко было определить, что он явный любитель посмотреть на страдания жертвы, сказал за место товарища: – Твой милый дядюшка всё о тебе рассказал. – Что?... И в следующую секунду в голову подрывника прилетел кунай, который тот успел перехватить буквально в сантиметре от виска, куда точно и ровно летело кинутое лезвие. – О, – довольно протянул подрывник, поднимаясь с корточек. – Да у нас гости. Эй, Миншенг, да? Кто твои друзья? Но тот не слышал, тупо пялясь вытаращенными глазами в ноги похитителя. «Так значит... это его рук дело. Но зачем?..» И на Миншенга градом обрушилась догадка. Единственный сын старшего брата, который должен унаследовать клан после смерти предыдущего главы – деда. А младший сын и брат предыдущего главы – просто запаска. «Вот ублюдок! От зависти совсем умом тронулся?!» Миншенга вывел из транса и одновременно оглушил взрыв. Точнее, выстрел... Пищали. Только юный ниндзя сообразил, что произошло, а двое из похитителей были поджарены двумя произведёнными выстрелами, которыми его оглушило, откинув к сваленному дереву. Лишь после того, как в голову сквозь звон вернулось сознание, он увидел оставшегося без ног обладателя катаны, бессвязно что-то шептавшего, глядя куда-то на холм. Юный ниндзя с не меньшим ужасом уставился на оставшегося без ног похитителя, который отчаянно пытался отползти, откровенно жалко и не подобающе для наёмника, слезами пытаясь спасти свою жизнь. – У-ум-м-мол-ляю-ю-у... Нет! Ещё один выстрел – и головы нет. И выдержку Миншенга словно убило вместе с последним наёмником, но он нашёл в себе силы не извергнуть из желудка содержимое, на всё, что брызнуло из черепной коробки наёмника. – А они точно наёмники? С ужасом озираясь за спину, Миншенг обомлел. – Я точно слышал, госпожа, – произнёс детский голосок. – Будь они наёмниками, убили бы на месте. А не притащили бы его сюда. Этот голос... Определённо, женский. Но в ларце воспоминаний, где он сохранился – клещи страха вытаскивали в подсознание насильно, против воли. А Мишенгу хотелось остаться в прострации, чтобы смерть была не такой уж ужасной. И надо бы сказать, получалось у него неплохо, учитывая, что он не реагировал на махающую перед его лицом детскую ладошку. Он ещё долго пялился на выделяющиеся на фоне заката две фигуры на холме, одна из которых, судя по всему, держала его пищаль. Действительно, глупые какие-то наёмники им попались. Притащив его в этот лес, они захватили с собой его пищаль? Действительно идиоты. – Госпожа, – в голосе Ченга звучало искренне непонимание, – что с ним? Это из-за раны на голове? Дальше до Миншенга уже плохо доходила суть разговора. Мальчик – Ченг – что-то спрашивал у этого чудовища, но голос его был неподобающе для возраста сухим и лишённым всякого интереса, тогда как его ровесники должны просто до ручки доводить родителей разного рода вопросами. По правде сказать, Миншенг и сам не понимал, с чего вдруг он впал в такое оцепенение? Он ведь имел хорошую возможность сбежать от этих бандитов. Неужто его так ошарашил факт, что его заказал нелюбимый дядюшка? А дед? Хотя, что дед. В любом случае, ему не долго осталось. Нет, юного ниндзя не сколько не удивил и даже не огорчил тот факт, что брат отца решил избавиться от него, как от ненавистной помехи. Волновало другое – куда теперь идти? Как бы то ни было, а следовало признать, что он действительно бездарь. И выступить против взрослого мужчины, который уже сейчас, наверняка, прибрал к рукам всё и вся. Если дед с ним заодно – то смысла возвращаться тем более нет. Если же нет, то его наверняка постигла не удавшаяся участь внука. «Дед, а ты был прав. Частично.» А тем же временем, разговор нелюдя и мальчишки, находившихся в опасной близости от него, приобретал накалённые нотки, при том не теряя своей какой-то нездоровой сухости в эмоциях, что немного раздражало, и в то же время пугало. – Простите... Слосс и Ченг даже немного удивились – это можно было заметить в их обратившихся к Миншенгу глазах – и юный ниндзя проглотил ком в горле, поняв, что сейчас будет самое сложное. «Может я придурок, – думая, он пересел на колени по-удобнее, положив голову на сложенные на земле ладони, – но я хитрый придурок.» – ... Что я в первую нашу встречу так отвратительно себя повёл. Я поздно прошу прощения и всё же... – он поднял на них умоляющий взгляд чёрных глаз, который выработал ещё в раннем детстве после каждой порки за неправильно поставленный приём. – Прошу, не ешьте меня. Моя душа совсем не вкус... – С чего ты взял, что хочу тебя съесть? На это высказывание у Миншенга уже был ответ, но... Он почему-то умер на его губах. А приводить аргументы и доводы просто кишка была тонка и он это признал без скромности. Хотя аргументы были. Каким ещё образом все эти пленённые души могли оказаться внутри этой женщины? – Эм... Ну... – Ясно, – только и сказала женщина, гордо отвернувшись от глупого мальчишки, бросив ему на прощанье холодный взгляд и его пищаль, из которой она произвела выстрел. – Уходи из леса. И больше не появляйся здесь. – Стойте, госпожа. Маленький мальчик, стоявший рядом с Миншенгом, до сего без интереса изучавший его взглядом, позвал свою хозяйку, не поворачиваясь к ней и не сводя безжизненных тёмно-карих глаз с юноши. – Мы должны ему помочь. «Что? – ошарашенно подумал Миншенг. – Нет!» – Ченг, – довольно мягко, для своего безэмоционального голоса, произнесла Слосс, – ему это ни к чему. – Пожалуйста, – будто умолял мальчик. А Миншенг с титаническими усилиями пытался внушить своему мозгу, что это сон и пора просыпаться, иначе дед снова выпорет за опоздание на тренировку. Но нет. За ним всё ещё разливалось кровавое месиво из похитителей, а мальчик и неизвестное существо в облике женщины драматично стояли на фоне уходящего солнца, о чём-то споря. – Вам же не сложно, – и эта фраза поставила точку в споре человека и гомункула. А Слосс упрямилась долго. Миншенг кожей ощущал, как внешне спокойная женщина бушевала внутри вихрем пожранных душ, то и дело медленно гуляя глазами то по лицу Ченга – видимо пытаясь понять, с чего вдруг ему взбрело защищать незнакомого юношу – то по лицу Миншенга. И её необычного цвета глаза сверкали красными бликами, когда она глядела на него, тем самым ещё больше пугая и без того перепуганного мальчишку. – Ладно, – выдохнула она на ответе. – Только, пусть сделает небольшое одолжение. И гомункул двинулся в сторону Миншенга, тот – в свою очередь – только пристыженно замер, с застывшим страхом уставясь в глаза присевшей на коленях Слосс, в опасной близости приблизившая своё лицо к его лицу. – Прекрати дрожать, Миншенг. Откуда ей было известно его имя, юноша понял не сразу. Догадался только тогда, когда они отходили от кровавой кашицы из наёмников, один из которых назвал его имя перед смертью. Больше ни Ченг, ни гомункул не произнесли ни слова, пока Миншенг плёлся за ними, то и дело спотыкаясь о разного рода предметы, живые и неживые. Он, конечно, раздумывал над тем, как именно они собирались ему помочь, но все вопросы оставались без внимания. Мозг строчил информацию и выкидывал её в дальний угол черепной коробки, быстро забывая о нём. Но, в какой-бы прострации не был Миншенг, он чувствовал на себе холодный взгляд фиолетовых глаз, переливающихся таинственным красным цветом, полный какой-то непонятной злобы, которую Слосс умело скрывала за маской невозмутимости, в некоторых местах отчаянно трещавшую по швам. Казалось, того и глядишь, и зарычит утробно, или того хуже – в глотку вцепится. Ей было словно до лампочки на нового гостя, и в тоже время ей непременно хотелось, чтобы тот сам взял ноги в руки и свалил в ближайшие кусты с той же скоростью, как в их первую встречу. Спасительница была сплошной загадкой. Как и в плане мотивов, так и в плане своей сущности. Она была монстром... и, как ни странно, человеком одновременно. И не только внешне. Миншенг чувствовал, что огромная энергия "ки", состоящая из десятков пленённых душ, так же текла по каналам, вместе с кровью. Тоже, что и с человеком. Только вот жизней значительно больше и природа куда ужасней. – Мы прибыли. Но Миншенг вышел из своего подсознательного транса, ещё до её слов. Когда подобная Слосс энергия возросла до чудовищного максимума, ниндзя чуть не распрощался с собственной душой, которую удержал хваткой, как улетающий пакет из магазина, во время страшной непогоды. – Пойдём, – уже сказал Ченг. – А-ага... – промямлил Миншенг, твёрдо решив избавиться от своей позорной трусости и обратиться к Слосс: – Оба-сан!* «Оба-сан?.. – с вытянувшейся вниз хмурой миной подумала про себя Лень. – Это я что-ли?» – Чего тебе? – Я... – и всю былую решительность Миншенга как ветром сдуло и каким-то рефлекторным образом лицо скорчило глупую физиономию. – Я... я... Я-я-а-а-а... – Ну чего? Стоявший Ченг, поглощённой дуростью происходящей ситуации, аж вздрогнул от не скрывшегося в голосе Слосс раздражения, и в его пустых глазах, цвета свежезаваренного кофе плеснулся страх, от которого – как он считал – за два года жизни в лесу, с Ленью, избавился. На самом деле, Слосс случайно так открыто выразила своё раздражение, которое, из-за долгого отсутствия причин, она немного подзабыла, как скрывать. А ведь когда-то, в былые времена, оно было почти ежедневно испытываемое из-за прерванного очередной дракой Грида и Энви сна. – Эм... «Да мать вашу, почему я не могу говорить?!» – Миншенга уже самого это начало раздражать, но его лицо по прежнему имело столь глупое выражение, что Слосс, уже давненько не встречавшуюся с человеческой дуростью, пришлось самой потупить мозг, чтобы понять причину столь странного состояния гостя. – Слосс моё имя. Ты это хотел услышать? – Д-да, да! Простите! – воскликнул Миншенг, по глупому улыбаясь, потирая окровавленную голову и через пару секунд матерясь сквозь зубы от боли, но это не мешало ему про себя задать один и тот же вопрос, что сейчас прокрутился в головах и у Слосс, и у Ченга: «Что это сейчас было?» – Готово. Теперь на голове Миншенга красовалась импровизированная бандана из бинтов и ваты, только первые пять минут стягивающая лоб и затылок, но постепенно юноша к ней привык. – Фух, – облегчённо испустил он после утомительного процесса. – Спасибо... Ой... И только после слов благодарности до него дошло, что он сидит в красивой, нет, в роскошной, богато обставленной комнате, в компании странной парочки. «Чёрт, я совсем забыл про них...» У него была распространённая среди многих людей особенность впадать в оцепенение, дрожать осиновым листом, с прямой осанкой, упершись кулаками в колени. – Итак, Миншенг ведь, да? – на ходу спрашивала Слосс, убирая аптечку в один из ящиков большого шкафа в другом конце комнаты. Она делала всё изящно и аккуратно, держа величественную манеру. Но в каждом её действии закралось что-то, что можно углядеть в движении пожилых дам. Что было странно, ведь Слосс на вид было от силы лет тридцать и на древнюю старуху она совсем не тянула. – А-ага. В обычном, свойственному человеку желанию жить, Миншенг умоляюще воззрился на сидящего с боку от него на красном, бархатном диване Ченга, которому для полного соответствия понятию "джентльмена" не хватало только чашечки чая. В секунду возле них появилась Слосс и Миншенг чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Тебе есть куда пойти? – А-аа... А почему вы спрашиваете? Слосс поразилась наглости оппонента, но возмущения не подала. Всё-таки, это всего лишь мальчишка. – Мы помогли тебе лишь по той причине, что тебя могут искать. А я не люблю, когда люди суются в мой лес без надобности. «...она не очень любит гостей.» «Так вот, что он имел в виду.» – Да? – уже на этом слове подсознание Миншенга велело ему прикусить язык, но самоуверенность, увы, завладела им раньше. – И чем вам так люди не угодили? Прикрытые унынием глаза, раскрыли веки, делая их такими, какие должны быть в обычном положении. Миншенг уже понял, что эта дамочка скупа на эмоции и её имя это оправдывало – в случае путешествия своего господина, слуга должен был знать иностранные языки. А звучание её "имени" говорило само за себя, что оно имеет аместрийское происхождение. Ну, а округлившиеся и через секунду нахмурившиеся глаза Ченга смотрели с таким осуждением, что Миншенг на долю секунды пожалел о своих словах. И Ченг решил пояснить недовольство в своём взгляде: – Что ты делаешь? – шёпотом прошипел мальчишка. – Ты хоть знаешь, чего мне это стоило? – Тебе? – не понял перевязанный ниндзя. – Да, Миншенг, ему. Юноша вернул свой взгляд на Слосс и обомлел. Гомункул был явно не доволен. Шагнув чуть вперёд, незаметно поправив рукой полы тёмно-зелёного ханьфу, Слосс вплотную приблизилась к Миншенгу, наклонившись так, чтобы их глаза были на одном уровне. Гомункул был не недоволен. Он был зол. – Видишь ли, когда-то давно с Ченгом произошёл случай, очень напоминающий твой. Пусть сейчас взгляд Миншенга был пленён этими пурпурными глазами, ему, в отличие от Слосс, удалось увидеть, как стушевался Ченг после её слов. И Лень, похоже, это заметила тоже, но от чего-то даже не удостоила взглядом аж побледневшего мальчика. – Его пытался убить чокнутый дядюшка? – попытался отшутиться Миншенг, хоть и понимая, что ситуация отнюдь не смешная. – Не совсем... – по прищуренным кошачьим глазам было трудновато сказать, о чём сейчас думал гомункул. – Но сути это не меняет. Разогнувшись, женщина бросила взгляд на Ченга, спрятавшего за спавшей на лицо чёлкой глаза и судорожно сцепившего руки в замок, перед тем, как развернуться и кинуть Миншенгу: – Завтра утром – уходи отсюда. – Будешь спасть в моей комнате, – на входе в красивого вида спальню, сказал Ченг. – Ого, – после восхищённого свиста. Миншенг думал, что после всего случившегося, его уже ни чем не удивишь, но комната Ченга, как для слуги, была очень роскошной. Подобные обычно предоставляли слугам императора, а то и лучше. – Один боишься спать, малыш? – вернувшееся былое веселье немного скрашивало происходящее. Но Ченг шутку не оценил. – У тебя хватает сил шутить? Ты не нравишься госпоже. И я не знаю, прогонит ли она тебя ночью, ну или же в противном случае... Слышать подобные слова, явно предвещающие угрозу, было невыносимо для и без того потрясённой психики. А то, что их произносили детские уста – только подливало масло в огонь. – Окей, окей! – оборвал его Миншенг. – Хорош уже говорить это таким жутким тоном! Добавь красок в свой голос! – Это как? – в непонимании Ченг склонил голову в бок. – Проехали. Перед сном ещё проверив повязку Миншенга и убедившись, что перевязку делать не нужно, ниндзя и мальчик улеглись в большую, двуспальную кровать. Мягкая перина приятно расслабляла тело, создавая под пуховым одеялом ощущение, что сон проводится где-то в облаках. Но сон у Миншенга ни как не шёл. То луна слишком ярко кидала свои лучи в большое окно, то пугал вид спящего в позе трупа Ченга, то поза быстро надоедала, то и вовсе раздражала сама тишина. А может, покоя не давал сам тот факт, что он находится в особняке чудовища, которое далеко не в восторге от самого его нахождения ни то что в доме, вообще в лесу. Хотя... Он был в безопасности – Слосс, судя по всему, не собиралась его трогать. Так что, главным вопросом на повестке ночи оставался такой – куда ему идти? Он больше не ниндзя. А значит, ему не быть вассалом императорского отпрыска. Не нужно будет рисковать жизнью ради него, не нужно будет любить его, не нужно будет привыкать к его обществу. И вставать не нужно в самую рань и бежать на тренировочную площадку, и не нужно бояться, что разгневанный дед вновь отдубасит его палкой под смешки стоящего в тени дядюшки. Прекрасно. Просто прекрасно. Если бы не то факт, что ему больше негде жить. – Ты чего не спишь? Миншенг едва не подскочил. Детский голос в тёмной комнате способен был инфаркт вызвать. – Да я вот тут думаю... – Миншенг решил не делиться своими проблемами с малознакомым ему угрюмым мальчишкой, но развеять скуку как-то надо было. – Ты же, вроде как, человек. А почему прислуживаешь... – он сглотнул образовавшийся в горле ком, – ей? Ну, в смысле, Слосс. Она же... – Я знаю, что Слосс-сама не человек, – спокойно ответил Ченг, повернув к Миншенгу голову. – Но поверь, она проявила ко мне куда больше человечности, нежели люди. А вот это уже было занимательным. Что же такого должно произойти, чтобы компания подобного чудища была приятней, нежели компания человека? – Да? – с улыбкой протянул юноша, перевернувшись на бок, положив голову на согнутую в локте руку. – И что же она такого сделала, позволь узнать? Постепенно, с рассказом Ченга, улыбка медленно покинула уста весёлого ниндзя – уголки губ поползли вниз, медленно утаскивая за собой челюсть. Лишь только волосы встали дыбом от рассказа восьмилетнего ребёнка, спокойно рассказывая о таком пережитом. – Что? Ошарашивает? – всё таким же безэмоциональным голосом поинтересовался Ченг. – Поражает? – а Миншенг уже был на пределе, о чём говорил нервно подёргивающееся веко. – Да это же пиздец просто! От жаргонизма ниндзя у Ченга глаза расширились, а его лицо за столь долгое время проявило хоть какое-то выражение. Но не столько его поразили острые словечки Миншенга, сколько громкость его голоса, которая даже в столь огромном особняке могла дойти до чуткого слуха Слосс. – Что эти чиновнические крысы себе позволяют?! Думают, раз лижут ноги императору, значит могут сделать всё, что вздумается?! Ребёнка на каторгу отправить! – Не кричи так! – тихо шикнул на него Ченг. – Извини... – мигом угомонился Миншенг, вспомнив про хозяйку этого дома и её сущность. – Я просто... просто понять не могу... – тут же стушевался он. – То, что сделали с тобой и твоей семьёй эти уроды... – Всё это в прошлом. Такая сильная речь, в столь юном возрасте. Даже самому Миншенгу, в свои четырнадцать, редко удавалось говорить столь же прямо и уверенно. – Теперь всё в порядке, – и на детских устах расцвела усталая, немыслимая для его возраста, улыбка. – Теперь я с госпожой. У меня всё есть. Я счастлив. Миншенгу даже стало стыдно за то, что он считал лежащего возле него избалованным сопляком и глупой заводной куклой Слосс. А вот о ней он своего мнения не особо исправил. – Ну, а твои родители? – вдруг задал вопрос Ченг и Миншенгу стало радостно от этого. В этом ребёнке – этой тени от человека – сохранилось неотъемлемое человеческое качество, именуемое любопытством. – Ну... У меня судьба чуть схожа с твоей. Не в обиду! – тут же добавил он. – Просто... Мой отец погиб на войне, когда мне всего три года было. Я его и не помню почти. Ченг несколько недоумевал, почему ниндзя с какой-то виноватой улыбкой потёр затылок. – А мама? – Мама? Она умерла, когда мне было семь. После смерти отца, она впала в глубокое горе, а масло в огонь тому подливали дед с дядей, уговаривая её выйти за последнего. Она и так не отличалась в своём роду крепким здоровьем. Так эти черти её окончательно в могилу свели. Ченг ничего не ответил, просто понимая, какого пришлось Миншенгу. И вот – сидеть и молчать, понимая друг-друга с полуслова, даря каждому короткий понимающий взгляд. Они поведали друг другу свои судьбы. Большего и не нужно было. – Ладно. Что-то мы засиделись с тобой. Спокойной ночи, давай. – Давай. И уже будучи в полудрёме, когда Ченг уже практически спал, он сонно спросил: – А... куда ты пойдёшь?.. Тоже почти уснувшего Миншенга этот внезапный вопрос совсем не разозлил, наоборот, как и в первом случае – обрадовал. – Не знаю. Куда-нибудь. Уж я-то найду! Всё таки я драться умею, не тупой, и два иностранных языка знаю. – Ммм... – промычал в полудрёме Ченг – Морфей уже сетью затаскивал его в своё царство, и это невольно вызвало умиление у Миншенга. – Может... останешься у нас?.. – Что? – а вот это уже было неожиданно. – Не глупи. Слосс ведь меня с потрохами съест! – сказал Миншенг, при этом улыбнувшись, чтобы своим отказом не обидеть Ченга, который, несмотря на своё состояние, говорил вполне осознанно. – Госпожа... хорошая... – сквозь сон шептал мальчик. – А люди... ужасны... И Миншенга почему-то слова эти ранили не меньше, чем вся история Ченга. Мальчик привязался к Слосс, несмотря на её сущность, что было неудивительно. И пусть оба могли это отрицать, но Ченг неосознанно заменил спасительницей трагически погибшую мать. Но, как-бы то ни было, ему не изменить своей природы. Природы человека. Природы, которую он презирал. И Слосс, похоже было абсолютно всё равно. Да, пусть она обошлась с Ченгом лучше, чем люди. Но своим безучастием она вселяла в Ченга ложную надежду, что он вполне может стать, как она и жить в этом дремучем лесу, в качестве её прислуги. Чем это лучше, чем быть каторжником? Убедившись, что Ченг полностью уснул, Миншенг встал с кровати и на цыпочках покинул комнату. Дом был просто огромным. Заблудиться в нём было легко, потеряв маршрут, откуда пришёл и где прошёл. Проплутав по комнатам, коридорам и этажам, Миншенг попал на балкон и невольно ахнул. Зелёный край из сосен, покрываемый мягким светом бледно-голубой луны выглядел просто волшебно, и даже ввёл юношу в транс, на пару минут выветрив причину его безрассудной прогулки по особняку. – Какой ты смышлёный. Ошарашенный Миншенг вскинул голову вверх, откуда донесся голос. Слосс стояла на балконе, который был чуть меньше, чем тот, на котором стоял Миншенг, поэтому ему не пришлось так высоко задирать голову, чтобы увидеть гомункула, смотрящего на него с верху вниз со снисходительной насмешкою. – То строишь из себя такого пугливого и зашуганного. А теперь смело лазишь по моему дому. Ты сплошная загадка, Миншенг. Лень была права. От части. Вот только сейчас, Миншенг не собирался убегать. – Сплошная загадка это то, почему тебя, с твоей энергией ки, до сих пор не нашли. Похоже, смелые речи удивили и даже немного разозлили гомункула, внешне оставшегося таким же спокойным, лишь немного прищуревшего на человека пурпурные глаза. Но потом они приобрели прежнюю снисходительность и даже какую-то теплоту во взгляде. – А чему тут удивляться? – пожала она плечами, прикрыв глаза. – Можно подумать, у людей и без этого проблем мало. Войны, оползни, наводнения, разбойники. Столько мертвецов, что живым тесно. Где тут отыщешь кого-то подобного мне, когда весь мир – сплошное проклятие? – Не преувеличивай! – рявкнул Миншенг, не желая принимать во внимание, какие люди все из себя не хорошие, на взгляд этой дамочки. – А ты почему, собственно, не спишь? – хмыкнув с вернувшимся прищуром, спросила Слосс. – Поскорее уйти хочешь? Юный ниндзя набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к самой тяжёлой части разговора. – Мне не спалось, – простодушно выдохнул он. – Решил с Ченгом немного поболтать. Знаешь, теперь я понимаю, почему он решил меня спасти. Миншенгу не показалось странным, что Слосс ни как не отреагировала. Он уже понял, что на эмоции её вывести практически невозможно. Однако... – Так я и думала, – с печальным вздохом произнесла она. – Как ни крути, но Ченг всё-таки человек. Он уже два года живёт со мной, и сколько бы я не спрашивала его об одиночестве – он всегда отвечал, что ему достаточно моей компании. Но от себя не убежишь. Человеку нужно общение с человеком. Даже, если ненавидишь людей. Гомункул говорила всё это... с улыбкой. Такой безмятежной и по-матерински печальной, что у Миншенга в животе всё скрутило. – Раз ты так говоришь, то почему не отпустишь? – Отпустить? – голос её был спокоен, но Миншенг кожей почувствовал повисший в воздухе холод. – Я его и не держу, чтобы отпускать, знаешь ли. – Пусть так, но это не меняет того, что никак не желаешь поставить все точки над "и", – почему-то возникшее именно сейчас чувство, что терять уже нечего, накрыло Миншенга, придавая ему храбрости в общении с гомункулом. – Он ненавидит людей и считает их ужасными. Он уже не воспринимает себя, как человека. Он так восхваляет тебя, что только дурак не поймёт, что он хочет стать кем-то, вроде тебя. – Я не могу навязать ему любовь к тем, кого он ненавидит. – Слосс уже и забыла, какого это, отстаивать свою точку зрения и ставить зарвавшегося юнца на место. – И ты знаешь, почему. – Ты, получается, сама себе противоречишь. Утверждаешь, что ему нужно общение, но сама даже не делаешь попыток помочь ему преодолеть ненависть к людям. Миншенг уже чувствовал, что заходит слишком далеко и ситуация накалилась хуже некуда. Что стоило гомункулу прямо сейчас избавиться от болтливого человечишки, возомнившего себя равным высшей ветви эволюции? – А почему он, собственно, должен жить по понятиям человека? Ведь, если так рассудить, ты тоже изменяешь сам себе – рождённый быть никогда не сдающимся воином, а сам сбегаешь, потому что тебя предали и даже не думаешь отстаивать свою честь. А вот, если бы я жила по своим - прежним - понятиям... – и глаза Слосс сверкнули красным огнём, а лицо, несмотря на освещающую его луну, покрылось тенью. – Вы оба были бы мертвы. Слосс уже так давно не разговаривала с кем-то, стоящего на одной ступени с ней. И пусть сейчас с ней спорил простой мальчишка – гордости у него было, прямо как у гомункула. – Но это не отменяет того, что он не такой, как ты! – как бы гомункул не пугал Миншенга, он сдаваться ни как не собирался. Тем более перед существом, в чьём представлении, люди - ужасные создания. – Он всё равно человек! – Молчать. Ледяной и низкий голос передёрнул мальчишку до мурашек и он только сейчас понял, что зарвался, слишком рано распустив свой язык. Слишком рано. Ибо в голосе гомункула едва человеческим слухом слышимым, тихим эхом отразились голоса пленённых душ. – Тебе не следует забывать, с кем ты разговариваешь, – сейчас Слосс точь в точь говорила, как дед Миншенга. – Я прекрасно знаю, как ему тяжело. А вот ты никак понять не можешь. Люди на его глазах убили его родителей, издевались над ним и в итоге выбросили, как использованную вещь. И что ты предлагаешь? Отправить его обратно, в людское общество? – на будто восковом лице выразительно вздёрнулась в вопрошающем жесте бровь. – Позволь сказать, что лучше ему от этого всё равно не станет. Люди, узнай о его прошлом, будут шарахаться от него, как от прокажённого. На необоснованных фактах считая, что у него могут быть помутнения рассудка. Ведь людям всегда неугодны те, кто хоть как-то отличается от них. Миншенг хотел было что-то возразить, но свернувшийся ком в горле просто убил его голос, вырвав из разума только зародившийся ответ для гомункула. Ведь тот был прав. – Но и не думай, что я пользуюсь его положением, в качестве прислуги. Я почти шестьдесят лет прожила и без его компании. А вот уже юный ниндзя понял, почему что-то в этой с виду молодой женщины отдалённо напомнило ему древнюю старуху. – Так что не подумай, что у меня нет сердца. Я осознаю, что Ченгу не хочется быть больше человеком. Но и гомункулом он стать никак не сможет... «Она только что сейчас сказала... – Миншенг подхватил чётко произнесённое Слосс слово. – Гомункулом? Она хочет сказать, что она – искусственный человек?» Во время изучения аместрийского языка, Миншенгу попалось такое слово, как "алхимия". И, как выяснил он позже, это почти тоже самое, что и их рентадзюцу. Эту науку принёс в Ксинг величайший Мудрец с запада, о котором и по сей день ходят легенды. – Это несчастное дитя запуталось в себе... Если я не могу ему помочь, то чем сможешь ты? Отчего-то Слосс сейчас навеялись воспоминания о младшем из гомункулов. О том, что был отдан ей на воспитание. О том, о ком она долгое время не могла забыть. Гордящегося своей природой гомункула, но в то же время завидующего людям. Миншенг же склонил голову, опустив глаза в ноги, крепко сжав руки в кулаки. И плечи его мелко подрагивали, словно он готов был расплакаться от безысходности, что не раз делали его сородичи на веку Слосс. «Уже сдался? – уныло подумала про себя Лень, забыв про свою злость, которую она выпустила на этого мальчишку, сейчас с сочувствием глядя на него. – Жаль.» А ведь что-то, убитое вечность назад, блеснуло в искусственном сердце. Какая-то была радость от превосходства над человеком, у которого из оружия только смелые речи. А у мальчишки, наверное, и это уже исчерпалось. – Не недооценивай... Слосс уже было хотела покинуть балкон, в очередной раз на прощанье бросив Миншенгу убираться отсюда с рассветом, но... – Не недооценивай людей, гомункул! Голос... Прежде любо трусливый, либо и вовсе дурашливый, как у законченного придурка – прорезался огненной гордостью. – Я могу... Я могу помочь ему! – Помочь? – сухим, очень тихим от такой неожиданности голос произнесла Слосс, впервые боясь, что тот может дрогнуть. – И чем же, позволь узнать? – Я не могу заставить его "полюбить" людей, но... – выдохнул юноша, на следующем заходе набирая в грудь побольше воздуха, чтобы гомункул мог прекрасно услыхать серьёзность его намерений. – Я могу доказать ему, что не все люди плохие! Он считает меня "хорошим" только потому, что жизнь дала мне пинок под зад! Но! Это не значит, что все остальные люди, не познавшие горя – мерзавцы! И...! И тут Миншенг во всю длину вытянул руку, утыкая указательным пальцам прямо в таки ошалевшую Слосс. – Я докажу ТЕБЕ! Ха! Подумаешь, шестьдесят лет она жила здесь! Ни каждый может так трусливо скрыться в лесу от всего мира, как ты! Ты ведь и так осознала свою ошибку? – и на губах Миншенга теперь расцвёл довольный оскал, вызванный не иначе, как видом остолбеневшего гомункула. – Не дай и Ченгу совершить подобное! Коли уж решила спасти его – так спаси! Теперь, прежде трусливый придурок, которого увидел гомункул в лице это пацана, уже напоминал настоящего человека. Глупого, не пунктуального, порой без продуманных действий, но такого гордого, такого смелого, готового пожертвовать собой, ради благополучия пусть и малознакомого человека, за такой короткий срок понявшего его, как ни кто другой. «Человек... – про себя подумала Слосс и она позволила себе одобряющую улыбку, когда приняла детально продуманное решение, которое собиралась озвучить Миншенгу. Пусть и не в форме предложения, хоть такова была его суть. – А ведь я... Пришла сюда, чтобы понять людей.» – Что ж... Посмотрим, как твои смелые речи проявят себя в явь. И ещё... Миншенг приготовился внимательно слушать, уже не зная, сдержит ли он мат, если Лень снова скажет ему уходить. Но... – Ты так и не сказал – тебе есть, куда идти? Ченг, по сказавшейся "прошлой жизни", был жаворонком. Но в этот раз он встал только с попавшими ему на лицо лучами солнца. – Я так долго спал? – вслух произнёс он, и только после сказанного до него дошли события вчерашнего дня. – Минше... Но рядом с мальчиком на двуспальной кровати никого не оказалось. Ушёл. Спускался Ченг неохотно. Впервые за два года ему хотелось остаться в кровати на весь день и не вылезать оттуда до заката. И пусть Слосс некогда не заставляла его делать что-то против воли, укоренившаяся на веки благодарность объединилась с совестью в его голове и не позволяла ему хандрить. И чем его только опечалил уход этого придурка? Быть может то, что он впервые рассказал кому-то свою историю, кроме Слосс. Но люди есть люди. Люди используют всё, чтобы облегчить себе жизнь. Миншенг просто не мог заснуть и решил поболтать, чтобы навеять усталость и уйти с рассветом бодрячком. Спускаясь по лестнице на первый этаж, в прихожую, которая соединялась аркой со столовой, которая, в свою очередь, так же аркой, соединялась с кухней, в которой, судя по звукам, уже вовсю хлопотала Слосс, с которой Ченг столкнулся у лестницы. – О, Ченг. А я уже шла будить тебя, – привычным спокойным голосом и улыбкой поприветствовала она его. – Извините, госпожа, – твёрдо сказал мальчик, несколько сонно потирая глаза. – Я немного проспал. – Всё в порядке, – улыбнулась она, развернувшись в сторону столовой. – Я сама только что закончила готовить. – Только что? – удивился Ченг. – А... А что вы готовили? – Да ничего нового. Просто потребовалось чуть больше времени на две порции. Ключевым словом в речи гомункула было количество порций. Две. «Тут что-то не так.» – понял Ченг. Слосс готовила только на него, ибо, как утверждала сама, в еде не нуждалась. Смысл тогда готовить на порцию больше? «Если только...» – О, здорово, Ченг! Нет. Не ушёл. Сидел довольный за столом, с крошками риса и усами соуса на лице. Довольный, в домашнем кимоно, с улыбкой почти до ушей. – А мы тебя ждали! Блин, Слосс, так офигенно готовит! – Ты... – с вытянувшимся лицом промолвил мальчик. – Решил остаться? – Ага! – довольно воскликнул свободный ниндзя, с полным ртом риса в широкой улыбке, отчего белые крошки посыпались на лакированную поверхность дубового стола. – А... – Ченг перевёл взгляд на стоявшую в проёме, ведущем на кухню, Слосс, с укоризненным взглядом смотрящую на Миншенга. – А госпожа... – Пусть живёт, – спокойно ответила Слосс, уходя на кухню. – Ещё один человек нам не помешает. – Разумеется, не помешает! – поддакнул Миншенг, с таким же полным ртом риса. – В таком огромном доме! Ченг, ну чего стал столбом! Стынет же всё! И юноша, наконец замолчав, бросил взгляд весёлых глаза на серьёзную Слосс, намывающую в раковине сковороду. Словив взгляд нового жильца, её холодные глаза сами же потеплели и вернулись в раковину. – Хей, Ченг, – снова заговорил Миншенг. – А ты был прав. Слосс действительно хорошая. Проглотив ложку рисовой каши, Ченг впервые за два года проявил перед человеком эмоцию, которую обычно могла увидеть только Слосс. Улыбку. И Миншенг поперхнулся от радости. – Фуух! – довольно протянул Миншенг, ставя чашу на стол. – Я наелся! – Рада за тебя, – сказала Слосс, оперевшись об косяк арки, потирая полотенцем сковороду. – Ну что? Миншенг вышел из-за стола и стал меж Ченгом и Ленью, довольно провозглашая: – Ну! Теперь заживём! И пусть он знал, что теперь, возможно навсегда распрощался с жизнью ниндзя под железным крылом деда. Он встречал эту новую жизнь с улыбкой во все зубы. – И отпразднуем мы это добавк...! И зубы белоснежной улыбки чуть не повыпадали от довольно лёгкого удара сковороды. Лёгкого, в плане для металла. – Прежде всего, Миншенг... Лень, улыбаясь, потирала сковороду, пока замерший с ложкой во рту Ченг и потирающий голову перепуганный Миншенг смотрели на неё ошалевшими глазами. – Ты должен будешь научиться манерам. Понял? Новая жизнь преподносит сюрпризы. Как, например, своим весельем.