Sloth.

– Ченг! Где ты там застрял?! Высокий, подтянутый юноша стоял в листве возле дерева, дожидаясь, когда мелкий поганец спустится с этого дурацкого дерева, куда он залез, с целью набрать ещё больше яблок, чем в корзине, стоящей возле ног Миншенга. – Если ты сейчас же не не появишься, я сам...! И целая гора ярких, спелых плодов осыпалась прямо на голову парню, а на ветке обезьянкой качался мальчишка, с полным безразличия лицом. – Вот и я, – проговорил он, спрыгивая на землю, пока Миншенг поднимался из горы упавших яблок, кряхтя от злости. – Ну, паршивец, сейчас ты получишь! С этим словами ниндзя ухватился за яблоки и принялся кидать их в ловко уворачивающегося от атак Ченга, с таким же безучастным лицом. – Прекрати, – в один момент мальчик оказался возле Миншенга, схватив того за руку, тем самым остановив кидание яблок в него. – Госпожа и так поди заждалась, а ты раскидываешь яблоки, которые я собрал с таким трудом. Миншенг лишь фыркнул, выдёргивая свою руку из хватки мальца и принялся вместе с ним ложить яблоки во вторую корзину. – Слушай, да тут не только на пирог, на целую заготовку варенья хватит! – Идём уже. И оба юношей акробатами понеслись по склонам, держа в руках по большой корзине, полных спелых яблок, скрываясь под золотым вихрем поднявшейся в воздух листвы. – Тебе бы подстричься! – ловя азарт, прогоготал Миншенг, подхватывая налету падающие яблоки. – Неудобно поди листья из такого гнезда вытаскивать! Действительно, волосы тринадцатилетнего Ченга уже доставали поясницы, даже без заколки, что крепила на макушке пучок двумя спицами. – Не надо, – таким же сухим голосом отмахнулся мальчик, заскользив по ковру из листьев, сворачивая за поворотом. – Мне и так нормально. – Как знаешь, – буркнул Миншенг, незаметно вытаскивая из своей пальмы на голове чудом попавший туда листок. Даже в свои девятнадцать лет он всё ещё вёл себя как ребёнок. Слосс стояла на одном из балконов особняка, провожая взглядом унылое солнце в пасмурном сентябрьском небе. Словно прощаясь в ответ, подул прохладный ветер, встрепетнувший тёплую шаль на её плечах, обрывая листик с золотого клёна, который прощально улёгся на раскрытую выставленную ладонь гомункула. «Мальчики должны скоро вернуться...» – подумала про себя она, устремляя свой взор на пожелетвшие деревья, готовые вот-вот скинуть свои наряды и залечь в спячку до самой весны. Когда это место успело так породниться с ней? Когда она стала замечать, что природа, независимо от времени года, имеет свои прелести? Когда такое занятие, как готовка начало греть её каменное, во всех смыслах, сердце? Когда режущее чувство одиночества перестало сдавливать грудную клетку, отдавая горечью на языке? Когда самые мелкие воспоминания – от знакомства с Ласт, до переключений с Гридом – перестали термитами грызть её голову? С приходом в её жизнь этих двух мальчишек, которым уже по тринадцать и аж девятнадцать лет, её жизнь стала приобретать краски и её клетка, в которую она заперлась в страхе перед Отцом, перестала быть таковою, превратившись в райское место. Место, где рука создателя не сжимает цепь на её шее. Место, где собственное уныние не придавливает её прессом, выдавливая боль одиночества влагой из глаз. Место, где её мальчики нуждаются в ней, пусть и по вынужденным обстоятельствам. И всё таки, как приятно было чувство, когда в тебе кто-то нуждается. А потому и заботится и о тебе. Снова подул ветер и Слосс невольно поёжилась. Ветер пришёл с запада. Дурные ощущение зазудели в животе и зубах, заставляя стискивать их до треска в неприятном скрипе, лишь бы прогнать это противное ощущение, которое она не редко испытывала, когда Миншенг чистил свою пищаль, будучи с ней в одной комнате. Запах пороха. Огня. Раскалённого железа. Конечно, ветер не мог пригнать запах аж через всю пустыню. Но что-то, казалось давно мёртвое, ощущение в преддверии чего-то нехорошего забило по философскому камню в груди, навевая воспоминания. Воспоминания о её предназначении. «План Отца...» – СЛО-О-О-О-ОС!!! Громкий ор с надломанными нотами определённо принадлежал Миншенгу. И правда. Тот стоял вместе с Ченгом прямо под балконом с полными корзинами яблок в руках. – Хорошая работа, – улыбается она, добавляя: – мальчики. Дети растут быстро – сделала для себя вывод Слосс, стоя у печи, в которую погрузила яблочный пирог. Ещё недавно она подобрала брошенного на произвол судьбы Ченга, а после него к ней в руки попал ещё один мальчик. Более зрелый, но не лишённый детских повадок. Так же отказавшийся возвращаться в людское общество, но и не признающий, что полностью отказался от него. Не столько тяжело было с Ченгом, первое время видящего в царстве Морфея свой кошмар опять и опять, сколько с этим безбашенным юным ниндзя – Миншенгом. Чем-то отдалённо он напоминал Лени смесь и Энви и Грида одновременно. Иногда, как и первый, считал себя центром вселенной вокруг которой должны планеты вертеться, а иногда он не знал, когда вовремя нужно прикусить свой язык, прямо как последний, но эту мысль Слосс тут же выбивала ему легоньким прикладом сковороды. Но у всех детей есть свои минусы. Но плюсов тоже должно быть не меньше. Миншенг стал обучать Ченга боевому мастерству, медитации, владению оружием – что неплохо показало, что юный ниндзя отнюдь не такой дурак, каким казался на первый взгляд. С его же слов Слосс поняла, что медитация помогает "раскрыть себя". Что как-раз и помогло ему сходу определить, кто перед ним в их первую встречу. Сейчас же иногда кажется, что Миншенг жалеет о том, что начал обучать Ченга боевому мастерству, ибо всего через каких-то пять раундов Ченг одержал над ним победу. А Слосс только невольно издавала смешки, глядя на побитого, что-то бурчащего Миншенга и улыбающегося Ченга. Тогда же Слосс раскрыла Миншенгу небольшую тайну о том, что поразительные звериные ловкость и чутьё Ченга, которыми был искренне шокирован Миншенг, достались ему не только от гомункула, но и от самих зверей. Лень, как и сама когда-то, учила человеческого мальчика приспосабливаться в диком лесу, кишащим хищным зверьём. Она занялась его подготовкой сразу после того случая с той супружеской парой ниндзя. Вырвать добычу у медведя, убежать от тигра, перебраться через реку с крокодилами – всё это развило в Ченге, в столь юном возрасте, превосходную силу, реакцию и ловкость. Либо он, либо они. Чтобы спастись или победить зверя, превосходящего его по всем параметрам в несколько раз, он должен был сделать свои навыки лучше, чем у самого этого зверя. И боевые подготовки Миншенга одарили Ченга ещё и навыками боевого искусства. Однажды Миншенг даже выразился, что Ченг мог бы стать великолепным наёмником или даже телохранителем императорских отпрысков, а то и самого императора. Радовало ещё одно – Ченг пусть теперь не хуже Миншенга научился ощущать Слосс, однако это не изменило его отношения к ней. «Я не испугаюсь вас, даже если вы убьёте меня...» – с грустью вспоминает гомункул слова мальчика. Даже Миншенг, живущий с ними пять лет, до сих пор относился к Слосс несколько предвзято. – Слосс, – внезапно произнёс Миншенг, закончив расставлять посуду. – А сколько тебе лет? – Что? – не поняла Лень вопроса, выйдя из кухни. Ченг и Миншенг уже сидели за столом и разве что слюнки не подтирали от предвкушения насытиться яблочной выпечкой. – Ну, в смысле, ты как-будто застряла во времени, – пояснил юноша. – Не подумай, что считаю тебя старой, хоть это и так, но... – Сейчас ведь тысяча девятьсот третий? – почему-то спросила Лень и едва заметно подняла голову вверх, что говорило об активной работе шестерёнок. – Ну... да, – пробурчал Миншенг, уже готовый услышать возраст "хозяйки". – Сто восемьдесят получается, – спокойно ответила она, усаживаясь на стул в центре. Оба юношей опешили от такого. Конечно, оба знали, что Слосс не человек, и всё же были ошарашены. – Фига... – только и смог произнести Миншенг. – Вот бы все старикашки были такими, как ты. Тихими, мирными... – И били сковородой? – договорила за юношу Слосс с усмешкой. – Кроме этого... – недовольно скорчился Миншенг. – Госпожа, – теперь наступила очередь Ченга задавать резонные вопросы, – а у вас есть семья? А вот этот вопрос был самым неожиданным. И с чего вдруг её детям захотелось впервые за пять лет разузнать о ней больше? – Ченг, чё ты несёшь? – фыркнул катающийся на стуле Миншенг. – Мы же с тобой вместе читали книги по алхимии. Гомункулы... – У меня есть отец, – внезапно ответила Слосс, отчего Миншенг едва не улетел со стула назад. – Отец? – переспросил Ченг с большими глазами. – Да. Нас шестеро. Хотя... Возможно, за это время, среди нас появился ещё один... Лень невольно поёжилась, вспоминая, по какой причине не решилась вернуться к Отцу после "побега". Страх перед гневом создателя, которому он ещё не придал оболочки, тем самым держа его ещё в своём теле. – И твоя семья тоже, как и ты, гомункулы? – в дурной манере перебил Миншенг, поставив локти на стол, положив голову на ладони. – Разумеется, – не сдержавшись, Слосс взяла чашку чая, отпив немного. Она нервничала? – Вы слышали о Мудреце с востока? – К чему это? – не понял Миншенг, почему женщина так внезапно перевела тему, а вот Ченга это нисколько не смутило: – Мама рассказывала мне только о Мудреце с запада. Говорят, он жил в этому лесу. – Жил, – подтвердила Слосс. – Он... Подарил этот дом мне. – Да ладно, Слосс, – елейно протянул Миншенг. – Хорош уж выдумывать. – Госпожа не выдумывает! – встрял Ченг, но Слосс сказала успокоиться им обоим, продолжив: – Вы так и не ответили. Слышали о Мудреце с востока? – Я слышал, – ответил Миншенг. – Поговаривают, что он выглядел точь-в-точь, как тот, что с запада. А некоторые считают, что это и вовсе был один и тот же человек. – Это не так, – опровергнула Лень. – Это были... Разные личности. И Мудрец, пришедший с востока, создал меня. Он мой отец. И тут мозги обоих юношей едва не взорвались в черепах, когда услышали это. Бурное восхищение вместе с недоверием бешеным вихрем завьюжило в головах. – Кажется, пирог готов. – Стой-стой-стой-стой-стой!!! Цепкие пальцы вцепились в длинный рукав её любимого тёмно-зелёного ханьфу, не давая ей сойти с места. – Ты это сейчас серьёзно? – с подрагивающим веком поинтересовался Миншенг. – Хочешь сказать, что ты, типа, дочь Мудреца с запада? – Во-первых, Миншенг, отпусти мой рукав. Во-вторых, не с запада, а с востока. И в третьих... Я... – Слосс немного замялась, хотя заранее уже знала, что скажет. – Пирог сейчас подгорит. Осторожно изъяв свой рукав из хватки ошалевшего Миншенга, Слосс удалилась на кухню, откуда пленительно распускал свои сети аромат запечённых в тесте яблок. – Что-то как-то не верится... – вздохнул Миншенг, переводя дух, обессиленно соскальзывая на стул. – Она же гомункул. Да и мудрец этот... У него же были золотые глаза и волосы, а она... – Может, госпожа похожа на маму? Миншенг только хлопнул по лбу. Ченг самым первым познакомился со Слосс. И, учитывая его прошлое, она для него всегда будет самым прекрасным созданием на свете, даже учитывая её не самую приятную сущность. – Миншенг прав, Ченг, – Лень вышла из кухни с полотенцем в руках, которое незаметно переминала пальцами. – Мой... Отец создал меня – всех нас – на основе алхимии. Все его творения – гомункулы. Новый виток эволюции. – Новый виток? – переспросил дотошливый Миншенг, вздёрнув бровь и усмехнувшись. – Что смешного? – не понимала ниндзя Слосс. Вообще между ними часто было непонимание. Даже учитывая жизнь с ней и Ченгом, Миншенг оставался человеком. Вредным, гордым человечишкой, которого топтай-топтай, а всё равно ползать будет. – А ничего, – ответил ниндзя. – Новый виток эволюции... Да если примитивно рассуждать – вы те же самые люди, только... – внезапно сделал паузу Миншенг. Всё таки термин "человек" не очень подходил под определение Слосс. – Только... – Только не люди. Это звучало глупо, но в тоже время лучшего термина для определения не было. Миншенг замолчал, больше сказать ем было нечего. Слосс же вновь удалилась на кухню и уже через пару минут на тарелках юношей красовалось по аппетитному, ароматному треугольнику. Лень же к своему кулинарному шедевру не притронулась, предпочтя просто чай, без всего. Не очень приятно было вспоминать о прошлой жизни. Отбросив всё, что её оттягощало – от служения Отцу и страху перед ним, до приносящего боль одиночества, которое было обратной стороной полученной свободы – можно было смело сказать, что она познала дзен. У неё есть тёплый дом, она живёт в прекрасном месте, с детьми, которые были рождены людьми, о чём Слосс, порой, забывала, ставя мальчишек равными себе. Учитывая их боевые навыки и способность ощущать гомункулов – кто знает, быть может, они бы смогли победить кого-то из них. Но этого не нужно. В конце концов – они в безопасности и бояться им нечего. Даже украденные, сохранившиеся запасы философского камня, которые уже пол века покоились в чемодане, в покрытом пылью подвале. Слосс её жизней, которые она получила, доставая из затонувшего вагона потерянные запасы, было достаточно, а уцелевшие от падения колбочки она похоронила в подвале вместе с прошлой жизнью. Хотя, это, порой, служит ей напоминанием того, что она отреклась от своего предназначения, когда её похитил Грид вместе с украденным философским камнем. Грид... А она ведь сначала думала отдать уцелевшие запасы ему. Потому как знала, зачем он их вообще похитил. Не только из-за своей жадности, но и из-за своего образа жизни – за тридцать лет жизни с ним, ему не раз трепало шкуру, которая не успевала вовремя покрыться углеродным панцирем. Что же касается остальных гомункулов... Пребывая в полном одиночестве, Слосс нередко думала о них. Об Энви, о Ласт, о Глоттани, об Отце... Не то чтобы скучала, просто иногда, глядя на зелёную, полную деревьев даль, в голову лезли мысли о них. Воспоминания, как она в первые встречалась с кем-то из них, как в голове был сплошной туман, ибо она не знала, что и думать. Вот и сейчас, Слосс стояла снова на балконе, только уже на другом, который выходил через коридор, возле библиотеки, где сытые, как откормленные коты, Ченг и Миншенг грелись у зажжённого камина, играя в шахматы за маленьким столиком. Миншенг что-то громко возникал, как в случае выигрыша, так и проигрыша, Ченг же почти ничего не говорил, лишь редко что-то добавлял своим привычным тихим голосом. Лень усмехается, в очередной раз подумав, кто из них всё ещё ребёнок? Это всяко лучше, чем чавканье разорванной плоти и хруст костей незваных гостей, случайно или нет, оказавшихся в логове, которым не повезло наткнуться на химер-привратников или на Глоттани. Хотя, стоило признать, что Слосс порой не хватало этих звуков, по которым любой здраво мыслящий человек скучать никак не мог. Она вообще иногда подумывала о том, чтобы вернуться к Отцу. Но и здесь было одно "но". Как же Ченг и Миншенг? Как же эти двое мальчишек? Куда они без неё? Миншенг – уже имеет право считаться взрослым, касательно возраста. Но если сравнивать характер, то ребёнок скорее он, а не Ченг, которому недавно исполнилось тринадцать. Несмотря на то, что пережил маленький ксинчанин – он всё равно ребёнок. Ребёнок, которому противно причислять себя к людям, в раннем детстве укоренившимися в его искалеченной душе не иначе, как жестокие создания. И для него – тени от человека – она стала лучиком света, который пригрел уголёк его потухшей души на груди. И самое главное, что люди постарались сами. Что те каторжники, что те ниндзя, едва не отнявшие у него его лучик надежды. Они породили в нём эту ненависть. Слосс даже делать ничего не пришлось, как в былые времена, когда по махинациям Отца приходилось пудрить людям мозги. Лень даже порой не хватает того надоедливого азарта, зарождающегося в ходе кропотливой работы, что не редко было одной из причин думать о вопросе возвращения к Отцу. Быть может, он уже избавился от гнева и спокойно, даже с радушием, примет её назад и всё будет как прежде. Но примет ли Отец её мальчиков? От одной мысли только внутренности сдавливает в пружину, а потом резко растягивает. О каком принятии может идти речь, если в понимании Создателя люди только пешки, которые помогут ему осуществить его цель, даже против своей воли. И это при том, что права выбора у них нет, ибо Отец сам возвёл страну и, фактически, имеет полное право распоряжаться ею, как вздумается. И он достаточно прожил, чтобы звание хозяина Аместриса закоренилось у него. Но и Слосс достаточно долго прожила в этом лесу. Конечно, не так долго, как Отец в Аместрисе, но достаточно долго, чтобы можно было смело заявить, что этот лес принадлежит ей. И Ченг с Миншенгом стали частью леса тоже благодаря ей. Они принадлежат ей, как и этот лес. Они стали её. Её детьми. И она не позволит кому-то притронуться к ним. Даже, если это бы было возможно, остальные гомункулы не посмели бы протянуть свои руки к её детям. Ни Ласт, ни Грид, ни Глоттани, ни даже Энви. А уж Прайд тем более. Что же касается Отца... – СЛОСС! Скажи ему, что он жульничает!!!! Крик Миншенга отражался от стен коридора и барабанных перепонок, вытаскивая Лень из мира фантазий. С этим мальчишкой было тяжело. По правде сказать – пусть она, также как и Ченга, больше воспринимала как себе подобного, нежели человека – с ним трудно до сих пор. Не редко возникали конфликты, в которых победителем чаще всего выходила Слосс, просто не желающая слушать нравоучения ещё мелкого мальчишки. В основном, но не всегда. Да, стоило признать – Миншенг был в этом силён. Юноше иногда всё же удавалось поймать Слосс и выйти победителем, а конкретнее правым в споре. И она была благодарна за это. Благодарна, что он не подстраивался под неё, даже несмотря на то, что до сих пор побаивался. И, как и говорилось, она была благодарна. Благодарна за этот страх. Он боялся её и в тоже время нет. Боялся как плохоизвестное ему существо и не боялся, так как знал и привык, что люди стоят на вершине эволюции. Хотя, иногда Миншенг слишком часто напоминал о том, что он человек. Порой даже казалось специально. Нарочно в её присутствии чистил пищаль, зная, как Слосс противен запах пороха, напоминающей ей о прошлой жизни. Но, как бы глупо это не звучало, неприязнь всегда уступала место благодарности. Отдельной благодарности. Запах пороха напоминал ей о прошлом. Как бы неприятно не было прошлое – о нём забывать нельзя. Ибо события минувших дней могут вернуться, как давно позабытый ночной кошмар, который вроде бы уже успел помянуть. И именно прошлое помогает побороть его. – СЛО-О-О-О-О-СС!!! Ну где ты там?! – Уже иду! – крикнула она в ответ. Помогая вспомнить, кто ты есть. Или, по крайней мере, кем ты был. Слосс развернулась и, уже будучи в дверях коридора, была оглушена соколиным криком, пронёсшимся меж верхушек сосен. Сквозь высокие зелёные горки бумерангом летела серебряная молния, коей был сапсан, что наперегонки с подувшим ветром несся прямо к дому. – Слосс! Чего ты там застряла? Но Слосс уже не слышала. Похоже её чутьё не подвело. Серебряная птица держала свой именно с запада, куда именно сегодня Лень бросала настороженные взгляды, предчувствуя приближающееся со скоростью летящего к ней сокола неладное. Слосс видел разных птиц за всё время проживания в своём лесу. Но ещё ни разу ей не попадалась та, что не залегла от страха лапками к верху при виде неё. Эта же птица подлетала настороженно. Уже садясь на перила балкона, чёрные глаза птахи блеснули страхом, но однако улетать у неё явно намерений не было. – Ни фига себе! – громко воскликнул Миншенг, от чего Слосс чуть не подпрыгнула вместе с сапсаном. – Вот это сокол! И не боится! Бросив ничего не выражающий взгляд на Миншенга, Лень поспешила ещё раз оглядеть птицу и лишь сейчас заметила, что белую грудку обхватывает кожаный ремешок. – Миншенг, – осторожно почти шепчет она. – Огляди его. Юноша хотел было спросить, в тяготу ли ей Слосс самой оглядеть пернатого гостя, но быстро отбросил эту идею, припоминая случай, когда первый раз заблудившись в лесу, наткнулся на медведя, спасением от которого стало само появление новоиспечённой "хозяйки". – Опа-на... – Что там? – женщина с интересом заглянула за окрепшие широкие плечи Миншенга и тот показал ей небольшой бумажный свёрток трубочкой. – Это послание? – спросил скорее у себя ниндзя, разворачивая нежданное послание. – Дай мне. – Не-не-не-не-не! – помотал головой Миншенг. – А вдруг это мне? – Зачем кому-то писать тебе? Выделенной специальном тоном обращение было вовсе не поводом оскорбить юношу, а скорее ориентировалось на том факте, что Миншенг уже более пяти лет является изгнанником. Хотя, очень настораживал тот факт, что юноша нередко спускался в деревню, откуда бежал в город и мало ли кто из деревенских мог разболтать о выжившем юноше, пусть и тот всегда утверждал, что его с его маскировкой заметить просто невозможно. И Слосс часто предполагала, что молодой юноша слегка преувеличивает о своих навыках. – Так ты позволишь? – Слосс протянула к нему руку, в надежде, что нервно улыбающийся Миншенг передаст ей послание. – Да без проблем, – скалясь протянул он ей лист, меж строк проговаривая: «я это ещё припомню». Похоже, он не так понял. Треск в камине, лёгкий осенний ветер за окном, нервное дыхание Миншенга, сидящего в кресле возле дивана на котором Слосс, сидя, сжимает побледневшими вспотевшими пальцами пергамент. Язык определённо аместрийский. Почерк изящный, но немного корявый – человек явно спешил. Значит у него было серьёзное дело, которое он любезно так же подробно описал в письме, как и его суть в общем. Я не удивлюсь, если ты не поймёшь, от кого это послание. Но я очень надеюсь, что раз ты его получила, то прочтёшь до конца. Я очень надеюсь, что ты откликнешься на него. Я не привык кого-то принуждать к услугам, но мне потребовалась твоя помощь, Слосс. Других вариантов нет. Наверняка на этих строчках ты захотела избавиться от этого письма. Но искренне надеюсь, что если ты и избавишься от него, то только после того, как прочтёшь всё. Я не могу подсчиать, сколько прошло лет с нашей последней встречи, но я не забыл, что ты "в долгу передо мной". Так будь же добра исполнить этот долг. Прости, что так грубо, но сейчас мне важно твоё содействие. Наконец, спустя много лет, я обрёл своё счастье с прекрасной девушкой из маленького восточного городка – Резенбурга – которая подарила мне двух сыновей. Я не знал, что буду делать, когда мою семью постигнет участь всех моих близких и друзей. Однако, моя жена сказала, что даже когда они умрут, то продолжат жить в моём сердце – в моей памяти. Именно поэтому я решился отыскать того ублюдка, твоего "Отца", и найти способ наконец стать смертным. Но где же гарантия того, что он не узнает, что "Раб №23" не ищет его, чтобы поквитаться? Что если пока меня не будет, он задумает добраться до моей семьи?.. А именно потому я прошу тебя присмотреть за моей семьёй и, в случае опасности, помочь им перебраться в безопасное место. Я ни к чему тебя не принуждаю. Но пойми, мне важно твоё содействие. Пойму, если откажешься. P.s Город Резенбург. Семья Элриков. Если будут вопросы – не говори, что ты от меня.

Ван Хоэнхайм.

И поставленное в конце имя отправителя только подтвердило худшие опасение Слосс, которые она до последнего старалась отвести в отдалённую часть разума, чтобы не вызывать давно позабытые ощущения тревоги и тяжёлого уныния, поселившегося в ней ещё с момента рождения. – Слосс? – осторожно прервал тишину Миншенг. – Что там? Пустой взгляд говорил что гомункул где-угодно, но только не здесь, а потому ниндзя спокойно изъял бумагу из её ослабевших рук. – Госпожа? Ченг подсел к Слосс, осторожно положив свою ладонь ей на плечо, но это не вызвало какой-либо реакции и Лень так осталось в прострации. – Что там? Миншенг повернул свёрток к лицу Ченга и мальчик увидел, что послание на аместрийском. Но Слосс занималась с ними двумя одинаково и мальчику не составило особого труда прочесть это письмо. Как только Слосс вышла из состояния статуи, решила, что её детям всё же стоит узнать, кто такой Ван Хоэнхайм, что ему нужно и какое отношение он имеет к Слосс. – Ва-н Хо-эн-хайм... – по слогам прочитал Миншенг, вертя листок и так и эдак. – Слосс, это кто? Отпираться было бесполезно. Хотя... Что Слосс сейчас мешало вырвать из рук юного ниндзя эту чёртову бумагу и превратить её в сотни обрывков, дабы её любопытные воспитанники не попытались восстановить уничтоженное послание. Зная их, они бы непременно, в силу человеческой натуры, попытались бы сделать это. Но Лень понимала, что ложь – не лучший способ решения проблем, нагрянувших бурей в столь мирное затишье, сохранявшегося на протяжении самых счастливых шестидесяти лет в её жизни. – Ну и чего тут думать? – Миншенг развалился на диване, словно рассказ Слосс его совсем не впечатлил. – Чего тебе стоит съездить в Аместрис и поглядеть, как там поживает мамочка-одиночка с двумя спиногрызами? Миншенгу девятнадцать, но он всё ещё смотрит на мир в розовых очках, пусть и самого его жизнь немало потрепала в прошлом. А хотя, возможно этот хитрый лис просто в очередной раз дразнит её, понимая насколько Слосс тяжело прогнуться в спине перед – пусть и не совсем – человеком, вытягивая лапки и виляя хвостом. На уговоры он никогда не поддавался и потому знал, что даже у неё есть своя гордость, чтобы пресмыкаться перед человеком, даже перед тем, благодаря которому она, фактически, явилась на свет. – Ты хоть слышишь, что говоришь? – Лень поднялась со своего места и коршуном закружила по библиотеке из стороны в сторону, сопровождаемая взглядами воспитанников, обдумывая на ходу присланное сообщение. Хоть и думать тут было нечего. – Она права, Миншенг, – юноша с пофигичной миной уставился на Ченга, оторвавшись от маяченья гомункула по комнате. Тот же, в свою очередь, прожигал того недовольным взглядом. – Тащиться через великую пустыню, чтобы... – А что в этом такого? Это было в духе Миншенга – прерывать на полуслове. За годы жизни с ним, к этому вроде бы уже успели привыкнуть, но каждый раз, когда юноша раскрывал свою рот, не дав закрыться другому, появлялось непреодолимое желание самолично закрыть его варежку. А лучше зашить. – Слосс, – Лень уже давно перестала маячить и с интересом наблюдала за нахальным воспитанником, не убравшего с лица маску безразличия, что не очень сочеталось с огнём в эбонитового цвета глазах. – Может, я лезу не в своё дело. Но помнится мне, ты говорила, что приехала в Ксинг с целью "понять людей". Только вот, позволь спросить, за последние годы, сколько ты сделала попыток найти с людьми общий язык? Ноль? Так и знал. Как бы неприятно сейчас было признавать, но Миншенг был прав. За прошедшие шестьдесят лет она так и не предприняла попыток найти взаимопонимание с людьми. А Ченг и Миншенг не в расчёт – их самих предали люди, и Слосс сама давно признала, что воспринимает их как себе подобных. – Поверь мне на слово, – довольно проворковал Миншенг, уже заранее понимающий, что его слова дадут должный эффект на гомункула. – Если хочешь понять людей – разок прогнуться под них – первый шаг на пути к взаимопониманию. Я не знаю, что у вас там было с этим Хэген Хохом или как его там, но думаю, что ты должна ему помочь. И с гордо поднятой головой Миншенг удалился в свою комнату, которую делил с Ченгом. Тот же провожал сожителя осуждающим взглядом, тут же приобретшим мягкость, когда перевёлся на Слосс. – Госпожа, это дело ваше. Мне всё равно, что вы решите – я поддержу вас в любом выборе. Ченг. Этот мальчик грел ей сердце. Когда она видела его по-своему довольное лицо – ей невольно хотелось улыбаться. Как же она его бросит? Что если он не так поймёт? Слосс старается не думать, что стало с Энви после её ухода. А зная вспыльчивого собрата – ничего хорошего явно не было. Но ведь если бы она не покинула его – не встретила бы Ченга. Этого несчастного ребёнка, лучшим вариантом для которого была смерть, нежели жизнь, полная ненависти. А встретились они благодаря Хоэнхайму. Почему тогда величайший мудрец помог ей? Навряд ли он питал к ней позитивные чувства, учитывая, что сделал с ним её создатель. Он мог убить её, в качестве мести. Хотя, может, знал, что этим ничего не добьётся. Почему тогда помог? Это Слосс собиралась выяснить утром, когда восходящее солнце осветило малахитовые верхушки сосен. – Госпожа Слосс... Лень не могла выдержать надломленность тона этого мальчика. Она про себя молила: "Не смотри на меня так". Почему-то в голове всплыли мысли, что Энви никогда бы на неё так не посмотрел. Да, в глазах была бы боль, но на вряд ли она бы перевешивала ненависть и ярость, с которой гомункул бы разрубил её пополам. –... Вы уверены, что вам не нужны какие-либо вещи? Увидь сейчас Лень кто-либо другой, при том зная, что она собирается пересечь великую пустыню – сразу покрутил бы пальцем у виска, ведь та была совершенно с пустыми руками. Да и её одежда оставляла желать лучшего – длинное облегающее платье в пол, подходящее больше для романтического вечера, нежели для путешествия через пустыню. – Уверена, Ченг. Мне этого хватит. У порога дома также стоял Миншенг, который даже не пытался притвориться, что волнуется – откровенно скучал, ковыряясь в носу и смотря оттуда изъятое. Вот только Слосс прекрасно видела хорошо скрываемую искру из полуприкрытых век, что могло свидетельствовать только об одном – он ждёт не дождётся, чтобы стать королём в доме. – Ну, Слосс, – похоже ниндзя решил всё-таки проявить толику уважения и, развернувшись на носках, с самой доброжелательной улыбкой проговорил: – В добрый путь! Сувениров привезти не забудь! Вот такое короткое прощание было у них. Касательно сувениров – Лень не стала говорить воспитаннику, что в Аместрисе особыми раритетами не поживиться, а потому привезти она ничего не может. Да и это было не самое важное. Важное сейчас было – понаблюдать за семьёй Ван Хоэнхайма и узнать, нет ли сейчас в стране каких любо военных действий, что было крайне нежелательно. Но до Аместриса ещё дойти нужно. А пока великая пустыня не будет пересечена хотя-бы на половину – отвлекаться нельзя. Слосс помнит, как несколько дней блуждала по песчаной чаше, под палящим солнцем, так и норовившим вскипятить её кожу. Хуже всего было, когда она попала в песчаную бурю и даже умудрилась пару раз умереть от удушения под песком, ведь превратись она тогда в воду – её бы разнесло ветром. Однако, Слосс старается не выкидывать неприятные воспоминания, дабы в случае повтора злобной шутки природы – знать, как спастись. А что Ченг и Миншенг? Что если Миншенг потянет его в город? В отличие от него, ниндзя нередко выбирался из под надзора гомункула и под маскировкой пробирался в населённые пункты, веселясь и наслаждаясь всеми радостями человеческой жизни. Ченг же предпочитал оставаться дома. Мальчик освоился в лесу не хуже любого дикого зверя, что прекрасно знал Миншенг. Не исключено, что ниндзя спал и видел, как вытаскивает дикое подобие аристократа в город. Впору сейчас было бросить всё, вернуться в Ксинг, связать Миншенга в подвале... Но... Что если это даже к лучшему? Слосс не забыла причину, по которой Миншенг решил остаться в лесу. Доказать Ченгу, что люди – не такое уж дерьмо. И Лень, как ни странно, была солидарна с его мнением. Ченг человек и останется им, даже ненавидя человечество. И потому, сейчас лучше не мешать. Сейчас лучше вернуть должок тому, кто подарил новую жизнь. Аместрис встретил её теплом, а вот о радушие забыл. Все ходили какие-то угрюмые, мрачные, встревоженные. И Слосс догадывалась, почему. По востоку разносился противный запах горящего пороха, из чего ответ напрашивался сам собой – кровавая печать на подходе. Хотя, не менее неприятный запах издавали железные кареты без лошадей, на которых Лень особенно акцентировала своё внимание. До чего прогресс дошёл. Вроде недавно она изнывала от одиночества в Ксинге, а теперь кажется, что вместо шестидесяти лет прошло всего шесть. И всё так изменилось. Слосс уже успела поотвыкнуть от такого большого количества людей. Ей приходилось маскироваться и теряться в толпе, чтобы найти Миншенга, но здесь было совсем другое. Прятаться уже было не надо. Хотя, ещё будучи с Отцом, она не особо горела желанием выходить в людское общество. Но большее, от чего она отвыкла – была, пожалуй, военная обстановка. Куча военных, раненных, плачущих людей, оружия. И именно в этот период Хоэнхайм решил отправиться на поиски Отца. «Умно, ничего не скажешь.» – фыркнула про себя Лень. Поезд должен довести её до Резенбурга в ближайшие сутки. Резенбург. Давно забытые фрагменты об этом мелком городишке выковырять из недр мозга было не так-то просто. Что тогда, что сейчас – самое наиобычное деревенское захолустье. Захолустье, на которое, наверное, Отец никогда бы не подумал. Не подумал бы, что "друг" и враг в одном лице скрывается именно здесь. Впрочем, всё было не так уж и плохо. Большие зелёные поля, высокие крепкие кроны деревьев, на которых ещё даже не пожелтела листва – всё это отдалённо напоминало Слосс о её доме и оставленных там, совершенно одних, воспитанников. Тут было тихо. Деревенская жизнь – и этим всё сказано. Даже тех железных карет без лошадей, которые рассекали в пригородах с бешеной скоростью тут не было. Только пение птиц, блеяние овец и шелест листьев. Хорошо. «И где же его семья может быть?» – думает про себя Слосс, уже подходя к замеченному пастуху, ведущего за собой пушистое стадо. Но стоило ей подойти, как овцы заблеяли и начали носиться из стороны в сторону. Животные. Ожидаемо. – Простите... – осторожно произносит она, отойдя чуть поодаль. – Вы не подскажите мне кое-что? Кое-как уняв стадо, пастух – старичок, эдак за восемьдесят – посмотрел на неё взглядом блеклого цвета глаз и на секунду в них промелькнула искра всевидения, чему Слосс невольно удивилась. Поначалу показалось, что старик просто в маразме – косился на неё с разных ракурсов, склоняя голову в разные стороны – пока не вышел из своего "транса", смочив губы, поинтересовавшись: – А вам кого? – Вы знаете семью Элриков? И снова эта искра. Старик смотрит с подозрением, думает с минуту, пока не указывает корявым пальцев на высокий дом на холме. – Там они живут. Мать-одиночка с двумя детьми. Муж недавно ушёл... – Большое спасибо. Лень вспомнила, что хотела ещё поспрашивать о каких-нибудь волнениях на востоке, только уже будучи в тени дерева, с крепкой ветки которого свисали самодельные качели. – Попробуй догони! Слосс расслабиться толком не успела – с диким воплем из-за двери дома выскочил златовласый малыш. Гомункул невольно обомлела. Точная копия Хоэнхайма. Представитель давно мёртвой расы – ксерчан. Волосы – чистое золото – свисали почти до шеи, а одна золотая прядка забавно завивалась на затылке. – Так нечестно, Эд! Второй вопль принадлежал следующему выбежавшему мальчику. Он был чуть меньше предыдущего, но не намного. Вряд-ли у них была большая разница в возрасте. Но на них стоило один взгляд кинуть, чтобы точно определить – они братья. – Я не виноват, что ты такой медленный! – хохоча, кричал Эдвард, расставив руки в сторону и несясь прямо... к качелям. «Проклятье!» – Слосс быстро обратилась в воду, съёживаясь в небольшой водяной купол у корней дерева. – Эдвард! Ал! А это уже было что-то новенькое. Голос был взрослым. Определённо женским. Нежным, как соловьиное пение, но надломленным, слабо отдающим сдерживаемыми слезами. Детские голоса тут же стихли. – Вы не забыли убрать свою комнату? – Прости, мам. Мы сейчас, – виновато проговорил младший, направляясь с братом в дом под строгим надзором матери, чьё лицо Слосс, к сожалению, разглядеть не успела, так как та скрылась в доме следом за детьми. «Вот значит, какая твоя семья, Ван Хоэнхайм.» Следующим делом нужно было узнать, ведутся ли в стране какие-либо военные действия. Слосс нужно было заранее знать, когда именно нужно будет вступить с семьёй в контакт, чтобы потом переправить их в Ксинг. Действительно хорошо, что Хоэнхайм в качестве дома выбрал этот городок – можно было не опасаться нарваться на кого-либо из сородичей. В особенности Прайда, чьи глаза прячутся во всех тёмных уголках страны... Слосс, как предательнице, поблажки ждать не следует. Не стоит даже особо надеяться на то, что собрат доставит её "на ковёр" к Отцу... Сам покарает. И на этот счёт следовало держать ухо в остро. Как выяснилось в результате "расследования" – последнее время всё чаще и чаще стали происходить стычки с Ишваром, в основном на религиозной почве. Люди встревожены. С тех пор, как на престол зашёл новый фюрер – Кинг Брэдли – страна постоянно терпит побои и вступает в новые конфликты. Даже будучи в полной глуши и одиночестве, Слосс не утеряла прежней бдительности и не забыла принципы махинаций Отца. К сожалению, больше о новом фюрере узнать не удалось – это могло вызвать слишком много вопросов подозрительной незнакомке, явившейся из ниоткуда. – Ну вот и всё... – Слосс шла по извилистой дорожке, глядя на уходящий за горизонт диск. – Всё, что мне было нужно – я узнала. Лень обдумывала свою жизнь. В её первый день было пасмурно, лил сильный дождь, а холод злостно обгладывал до костей. Как же она сейчас оказалась здесь? Сначала ненавистные воспоминания о первом убийстве, внушающие сомнения о наличие в ней человеческих чувств. Затем и вовсе опека над человеческими детьми. Когда она отринула свою "высшую природу", опустившись до няньки людских сирот? Когда она стала идти на поводу у людей? Как вышло так, что она притащилась через всю пустыню на "родину", чтобы присмотреть за брошенной семьёй? И всё это перед страхом, что остальные гомункулы вполне могут её обнаружить, если уже не обнаружили и не выжидают в темноте лучшего момента, чтобы вскрыть ей глотку... – Ммм, простите... Это прозвучало настолько неловко, что, похоже, обладатель голоса и вовсе надеялся, чтоб его не услышали. Её не услышали. Слосс передёрнулась всем телом, медленно оборачиваясь на почему-то кажущийся знакомым голос. – Вот она, Триша, – прокряхтел старческий голос, в котором Слосс мгновенно узнала пастуха. – Я ж говорил. Как сёстры родные похожи! Окончательно развернувшись, гомункул понимает, что стоящий рядом старик подразумевает под "похожи". Находившаяся рядом с ним женщина, кажется, поняла тоже. О чём свидетельствовали распахнувшиеся большие ярко-зелёные глаза и чуть приоткрытый рот. Лени даже на секунду показалось, что она смотрит в зеркало. Во всех смыслах. Стоящая перед ней особа... уж слишком была с ней похожа. Формой лица, носа, глаз, губ. Однако, близнецами назвать их было нельзя. И дело не в цвете волос или глаз. В чертах этой женщины закралось нечто... доброе, ласковое. Её лицо было чуть круглее, а глаза, даже сейчас, источали свои тепло и доброту. Она была здорова, крепка и, в тоже время, хрупка и нежна, как недавно взросший побег. – З-здравствуйте... – дрожащим голосом знакомится Триша. – В-вы меня ищете? Следом выходит и Слосс, которая сменяет на лице шок непониманием. – Простите? – Я... – снова размыкаются губы незнакомки. Она мнётся, отводит взгляд, словно боится чего-то, мнёт платье, незаметно закусывая губу. И тут, внезапно, делает глубокий вздох, выпрямляясь скалой. – Я - Триша. Патрисия Элрик. Вы ведь меня искали? Миншенг стоял на балконе, полной грудью вдыхая аромат опавшей листвы и поспевших яблок. Ещё немного и в синева небосвода откроет своё око. Око, которое сегодня оросится кровью и грязью падшей души. – Даю последний шанс, – вальяжно протягивает Миншенг, разворачиваясь на шаги за спиной. – Ещё не поздно отступиться. Месть – это не выход. – Сам знаю. Миншенг внимательно окинул тощую юношескую фигурку в чёрном. Прекрасная маскировка. Чёрные хакама и облегающее боди, без рукавов и с высоким воротом, закрывающим пол лица. Волосы были распущены в привычной причёске – только заколка на макушке и чёлка, раздвинутая на лбу. – Раз знаешь, – улыбается старший ниндзя, – то всё равно хочешь пойти на это? Знаешь, – с умным видом почесал он затылок, – а ведь если бы этот чиновник не приказал убить твоих родителей – ты бы никогда не встретил Слосс и меня. Стал бы, наверное, рыбаком, как свой отец и вместе с ним прокармливал бы семью. – Заткнись, – бросает Ченг, разворачиваясь к дверям под смешки Миншенга. – Ууу, как страшно. А вообще... Ченг останавливается в проходе, закрыв глаза, а открыв – видит перед собой грудь Миншенга, бесшумно оказавшегося перед ним в мгновение. –... Это не шутки, Ченг. Одумайся. Ты столько лет жил без задней мысли о мести. И тут, сейчас, после нашей первой прогулки в городе – ты решаешь вернуть ему должок? Ченг был отнюдь не из тех, кто считает себя великим бойцом, чей долг – принести возмездие уроду, отнявшего невинные жизни и сломавшему чужую. Нет. Он стоял, причём долго. Размышлял. И всё же... – Идём уже... Он спокойно обошёл Миншенга, двинувшись по коридору, провожаемый печальным взглядом и вздохом, с фальшивым смешком. – Надеюсь, Слосс меня не убьёт...