Neighbor

      — У тебя есть две минуты, — после недолгой паузы, Чангюн разворачивается лицом к Ю и пристально смотрит. — Я тебя слушаю. Говори.       Холодность парня безумно разочаровывает. Но Кихён берёт себя в руки и решает, что пора со всем этим покончить. Пора, наконец, расставить все точки над «i».       — Я… — сжимает ладони в кулаки, сильно впиваясь короткими ногтями в кожу. — Я хотел сказать…       Внезапно, слишком внезапно глаза застилает пелена. Кихён не успевает даже подумать, как эмоции накрывают с головой, и, кажется, сердце берёт контроль над мозгом, над разумом. Губы шевелятся сами собой, произнося такие жалкие (по мнению Кихёна) слова:       — Ты хоть знаешь, как я переживал все эти дни? Посмотри на моё состояние! Я не ел почти неделю! Я практически не спал и не разговаривал! Ты хоть понимаешь, насколько тяжело мне было? Я чувствовал себя жалким, ведь не мог ничего с этим сделать. Всё, что мне оставалось, это сидеть и ждать тебя!       Кихён не выдерживает и накидывается на Чангюна с кулаками. Слёзы скатываются по ресницам, падают на гладкую кожу скул, достигают подбородка и падают на тёплый паркет.       Ю бьёт, как ему кажется, сильно. Но на самом деле он то промахивается, то совсем слабо ударяет в грудь (то ли боясь, то ли отдаваясь душевным ощущениям, не физическим).       — Мне столько всего пришлось пережить! Ты ведь даже и не знаешь! Не знаешь, что люблю тебя!       Глаза Чангюна в мгновение расширяются (хотя, казалось бы, куда ещё шире, он ведь всю эту речь слушал с огромным удивлением). Он широко расставляет руки и заключает Кихёна в кольцо объятий, отчего руки юноши находятся как бы в ловушке.       — Прости… — шепчет тихо младший, и Кихён тут же замолкает, но продолжает всхлипывать. — Прости, малыш, я такой дурак… Мне стоило поговорить с тобой, прежде чем предпринимать что-либо.       — О чём ты говоришь? — Ю в недоумении пытается словить взгляд Гюна, но тот поспешно прижимается ближе, пряча глаза в кихёновой макушке.       — Я… Я такой дурак, Кихён… Тогда, в ванной, я подумал, что ты потерял сознание из-за того, что тебе не хотелось сближаться со мной, а я всё напирал. Да и потом ты вёл себя так, будто шугался меня, будто боялся. Даже не смотрел ведь… Вот я и разозлился. Подумал, если заставлю тебя ненавидеть меня, если внушу себе, что ты мне ненавистен, то всё пройдёт. Я не хотел делать нам больно, но в итоге сделал только хуже…       Кихён хмурится, пытаясь переварить всю эту информацию, и даже не замечает, что объятья Чангюна стали ещё крепче.       — Я тоже влюблён в тебя, малыш.       Резко бросает эту фразу, отстраняется от Ю и впивается своими губами в чужие. Хотелось его поцеловать уже давно, но всё казалось невозможным.       — Это уже четвёртый наш поцелуй, — нежно обводит пальцами контур тонких кихёновых губ и улыбается.       — Так почему мы всё ещё не встречаемся? — пустив смешок, спрашивает Ю, хотя и сам знает ответ.       — Потому что идиоты, — смеётся Гюн и вновь крепко обнимает юношу. — Но теперь я тебя никуда не отпущу.       — Вообще-то это ты ушёл…       — Да-да, — тянет Им и закатывает глаза, — каким же ты бываешь занудным!       — Ну уж какой есть!       Минхёк весь день не выпускал телефон из рук, проверяя беседу на наличие новых сообщений. Чжухон звонил утром Чангюну, и тот сказал, что уже едет домой. И старший Ли очень надеялся, что Им объяснится с Кихёном, что парни помирятся, что Ю вновь станет ворчащим щекастым хомячком.       И это случилось. Минхёк почувствовал такую окрыляющую радость за своих друзей, что буквально взорвался криком. Чжухон (ночующий последние дни у Ли в квартире) тут же прибежал с испуганным лицом. Он не успел даже понять, что происходит, как ему на шею кинулся Хёк, громко пища и визжа.       — Что случилось? — по вою парня было не понятно — рад он или расстроен, поэтому Чжухон тут же стал спрашивать его.       — Кихён и Чангюн теперь вместе! Они помирились и даже признались друг другу! Хон-и, я так ра-а-ад!       — Хаха, я тоже рад, — Ли улыбается и складывает руки на пояснице Минхёка, обнимая того в ответ.       На юношу это действует отрезвляющее — он отпрыгивает от Хона, словно ошпаренный, и, неловко почёсывая затылок и что-то быстро бормоча себе под нос, удаляется в свою комнату. Чжухон ухмыляется и уходит обратно, заниматься своими делами. Он всё никак не привыкнет к постоянным перепадам настроения Минхёка, к его открытости, к резким, необдуманным действиям. К самому Минхёку он привык давно. К его нахождению рядом, к его голосу и смеху. И к слезам к его он тоже привык. Хотя совсем не хочется больше видеть солёные капли на бледном лице и покрасневшие глаза.       Чжухон идёт в душ, потому что от постоянных мыслей вдруг стало тяжело. Завтра на учёбу, а значит, голова должна быть свободна.       Только вот Чжухон забыл о кое-чём… Дверь в его собственной квартире не закрывается на замок, так как тот сломан, поэтому привычка заставила разум забыть о щеколде. Дверь осталась немного приоткрыта.       Минхёк в это время хлопает себя по щекам, дабы убрать красноту, а затем идёт обратно в кухню, чтобы закончить начатое. Когда ему написал Кихён, парень ел банан. Но, поддавшись чувствам, совершенно забыл он нём. И вот, теперь Ли идёт за своей едой, ещё больше поднимающей настроение.       Проходя по коридору, старший совершенно случайно (это всё дурацкое любопытство виновато) заглядывает в приоткрытую дверь ванной.       Чжухон стоит напротив зеркала совершенно обнажённый. По ровной коже стекают капли воды, оставляя за собой дорожки. Накачанные бёдра тут же привлекают взгляд юноши. А упругая задница даже вызывает зависть. Мин неосознанно вытягивает шею, дабы сменить ракурс и рассмотреть то, что так интересует всех пассивов, включая и самого Хёка.       Рассмотреть не удаётся, так как Хон стоит ровно спиной к выходу, так что Мин вновь скользит по телу парня вверх (в зеркале можно рассмотреть все, выше пояса). Плоский животик, выступающие ключицы, мощная шея, пухлые губы, проницательный взгляд… Взгляд!       Чжухон смотрит прямо в глаза Хёку. И старшего пробивает током.       — Блять! — раздаётся сдавленный писк из коридора, и парень тут же убегает на кухню.       Он думает схватить банан и убежать в свою комнату, но ему не дают этого сделать. Чжухон уже тут. В одном лишь полотенце.       — Что-то случилось? — проводит по волосам, стряхивая капли воды, и расплывается в хитрой ухмылке. Минхёку очень хочется сдаться, накинуться на него, но он терпит. Сжимает кулаки и терпит.       — Я пришёл сюда, чтобы поесть, — неприятный ком в горле мешает нормально говорить, отчего глаза слезятся, и Минхёк поспешно наливает воды, — и вообще, это мой дом! Почему ты спрашиваешь меня? Мне что, передвигаться нельзя по собственной квартире?       — Да чего ты нервничаешь? — смеётся и оглядывает старшего с хитрым прищуром. — Я ведь просто спросил, не случилось ли чего…       Чжухон обходит Минхёка и «случайно» задевает его бедром. Кухня не особо большая, так что здесь — между столом и гарнитуром места на двоих не так уж много. Хон разворачивается к столу — «конфетку захотелось», а Минхёк агрессивно хлебает воду и пытается развернуться лицом к стене. Но всё-таки задевает ягодицами Чжухона.       Сердце старшего уходит в пятки, он жмурит глаза и мысленно даёт себе хороших тумаков. Сзади шевелятся, разворачиваются и приближаются. Казалось бы, куда ещё ближе? Но Чжухон совершенно не стесняется прижиматься вплотную.       — Где же этот кофе? — совсем не убедительно, «удивлённо» спрашивает младший и шарится на верхней полке.       «Что-то» (а Минхёк на сто процентов уверен, что это член) упирается в задницу старшего, и он готов поклясться, что такого возбуждения не испытывал никогда. Можно уже вешать на себя ярлык «конченный извращенец», но Хёк всё ещё бесполезно пытается привести в порядок мысли.       — Ах, вот он! Нашёл, — улыбается победно и отходит к газовой плите. А под полотенцем выпирает нечто большое и смущающее.       — Я! — слишком внезапно вскрикивает Хёк. Разум действует самостоятельно, отделившись от тела. — Я… Я пойду в комнату. Т-там… Подготовиться. Надо. Да, вот… Скоро сессия. Через месяц. Я пойду.       — Иди.       — Иду.       — Иди… — Чжухон смотрит с ухмылкой. Понимает ведь, зараза. А Минхёк вот не понимает. Вообще уже ничего. Только смотрит на эти сахарные губы и жутко хочет поцеловать.       — Куда?       — А куда тебе нужно было?       — К тебе?       В воздухе висит неловкая пауза. И Минхёк убегает, понимая, что сморозил. Чжухон остаётся на кухне. Он доволен собой и своим обаянием. Ситуацией он тоже доволен, но ловит себя на мысли, что хотелось бы продолжения…       Кихён и Чангюн весь вечер сидят на балконе и болтают о том, о сём. Чжухона нет, поэтому Им, наконец, позволяет себе покурить прямо здесь (Ю снял постиранные вещи — он тоже не любит запах сигарет на собственной одежде).       Клубы дыма витают в воздухе, медленно растворяясь и уходя на улицу через открытое окно. Кихён никогда не думал о том, чтобы закурить, но ему всегда нравилось смотреть на то, как курит кто-то другой. Чангюн же делал это с особой красотой. Когда в его руках находится сигарета, парень становится каким-то холодным, отрешённым, загадочным, погружённый в себя, свои мысли. Наверно, это тоже очень привлекает Кихёна. Не зря же он уже минут двадцать не отрывает взгляда от юноши.       — Я, конечно, понимаю, что очень красивый, но давай ты не будешь пялиться на меня, как на восьмое чудо света, — издаёт смешок. Такой хриплый и тихий, что у Кихёна тысяча мурашек по коже пробегает.       — А что, если ты и есть восьмое чудо света… Для меня?       — Ну, тогда ты будешь моей второй половинкой от восьми, — смеётся, притягивает парня к себе и обнимает. Так крепко, что Кихёну кажется, будто земля из-под ног ушла.       — А я и не против, — улыбается довольно, словно кот, наевшийся сметаны, и льнёт ближе. Столько нежности внутри Ки чувствовал в последний раз, когда Минхёк назвал его своим братом. И вот, сейчас это повторяется. Но теперь, кажется, он нашёл свою родственную душу. Он уверен, если бы вселенная из книг была реальной, на его запястье точно уже вырисовывалось красивое «Им Чангюн». На этот счёт у парня не было никаких сомнений. — Я тебя люблю.       Внутри Чангюна что-то взрывается. Стыдно признаться, но где-то, в самых глубинах сознания, он сейчас визжит, как какая-то школьница. На деле же смазанно целует в губы и оставляет засос на шее.       — Это ещё зачем?       — Чтобы всё вокруг знали, что ты мой. Только мой.