Live your last

— Ваш кофе и круассаны, господин Ким. Тэхён втыкает в пространство и отпугивает тёмными мешками под глазами — скомканно благодарит секретаршу, принимает завтрак и ещё с минуту пялится на хрустящие золотистые булочки, безразличный к аппетитному аромату. Русые волосы уложены волосок к волоску, белая рубашка идеально выглажена, вокруг шеи французским узлом завязан лёгкий шарфик — Ким Тэхён, 27 лет, член команды «добропорядочные белые воротнички»: идеальный образец стандартного офисного работника. Богатый сынишка из верхов, положивший рабочую жизнь на борьбу со стереотипами коллег о том, что влияние отца обеспечивает высшие должности. Добиться того, чтобы гадкий шепоток не доносился из-за каждого угла, стоило пота, крови и доброго куска нервов — изначально Тэ отвечал на нападки взаимными проклятиями, однако с опытом научился держать голову высоко, частенько засиживаясь после смены в пустом офисе и доделывая неподъёмный груз работы. На этом моменте он заканчивается как приличный молодой человек. Блондин звучно прикладывается лбом о стол, постанывая и бессмысленно глядя на собственный завтрак: тем не менее, именно у него под французским шарфом горит болезненная тёмно-фиолетовая метка, и слава богам, что Сокджин в последнее время возвращается слишком поздно, чтобы хорошенько разглядеть на шее своего парня чужой засос. — Чонгук, я прикончу тебя, — клянётся Тэ, сжимая в ладонях ткань брюк на коленях и поджимая губы от расстройства. «Хотя… Тут уж кто кого.» До последнего оставалась крохотная надежда, что всё это оказалось неловким недоразумением, этот чужой, бесцеремонный и абсолютно дикий человек так и останется незнакомцем, а Чонгуки, его Чонгуки найдётся, живым и невредимым, тем же, кем он знал его в детстве. Однако с каждой минутой воспоминаний с заправки мечты и надежды разбивались вдребезги, оставляя горькое осознание. Это и есть Чонгук. Гук больше не хочет иметь с ними никакого дела, да и к тому же, он снова исчез без следа — Тэ ни какао-толка, ни номера телефона его не взял. Хотя какой там какао-толк: вряд ли такие личности, как он, вообще что-то знают о социальной коммуникации. — Если ты не будешь, я съем, — перед его глазами махает булочкой коллега Пак Чимин, дразнясь и хрустя круассаном, усевшись на край стола. — Опять допоздна в офисе юность просиживал? Кто бы говорил. Вот уж кто тратит свободное (и, между прочим, рабочее) время на вечеринки и походы в бар, оставляя коллегу горбатиться за двоих. — Жизнь даётся тебе лишь однажды, поэтому не проеби её, друг мой. — Так иди и въёбывай за соседним столом, — посылает Тэ, ясно давая понять, что настроение у него сегодня ни к черту. Было бы замечательно, если бы его никто не трогал. И, выйдя за пределы офиса, всё вернулось бы на круги своя. Почесав шею под шарфом, Тэ одним глотком опрокинул в себя сладкий кофе, зажмурившись, и, отерев салфеткой рот, положил пальцы на клавиатуру: до вечера он намерен работать так, чтобы на мысли больше не осталось сил. План почти удался: на его этаже единственном горел свет, и, поворачивая ключ в замке кабинета и погружая коридор во тьму, Тэхён вдруг почувствовал, как усталость навалилась на него всем своим весом, наливая ноги свинцовой тяжестью. Улицы Сеула не спали. Прохладный ветер гнал по асфальту листовки и бумажные упаковки, витрины горели неестественным светом, а на светофорах толпились в ожидании машины — спешили по домам задержавшиеся трудоголики, развязно таскались компании молодежи, и Тэхён словил себя на осознании, что взгляд помимо воли выискивает среди тысячи разных единственно нужную тёмную, высокую фигуру. «Что я вообще делаю?» «Смешной вопрос. Это же очевидно. Этот придурок изменился, а вот ты остался прежним, Ким Тэхён. Столько воды утекло, вы с ним отдалились друг от друга, а ты все еще считаешь Чон Чонгука «особенным»? Возьми себя в руки, идиот. В итоге больно будет только тебе.» Он действительно ничего не знает. Последнее воспоминание обрывается во втором классе старшей школы — они дружили втроём, несмотря на разницу в возрасте: он, старшеклассник Сокджин и мальчишка на один класс младше — Чонгук. Добрый, ответственный мальчик с серьёзным взглядом — у них были общие интересы, он разделял затеи Тэ с жгучим энтузиазмом, и порой казалось, что они родились с одной душой — так, по крайней мере, считал Тэхён. И все же, они слишком отличались. Ким осознал это как никогда раньше в тот день, когда, заглянув в соседний класс, он обнаружил пустующую парту. Чонгук не пришел ни на следующий день, ни в последующие, и, наткнувшись на опечатанную, заброшенную квартиру Тэхён понял, что его бросили. Он никогда ничего не говорил и ничем не делился — Тэхён не считал нужным допрашивать, лишь пытался угадать, что скрыто за той или иной улыбкой. А стоило бы. Узнай он тогда — что его гложет, зачем только и делает, что лыбится, отвечая на Тэхёнову квадратную улыбку, приложи он чуть больше участия вместо обычной детской эгоистичности — и, возможно, всё пошло бы иначе. Чонгук бы не пропал, а временной разрыв в десять долгих лет между ними не уничтожил бы последнюю связь, превратив в незнакомцев. Сейчас всё равно ничего не исправить. Всё, что они могут — лишь двигаться вперёд. «Я рад, что ты в порядке.» Тэхён замедляет шаг: Сокджин сегодня домой не вернется, выходя на ночную смену. Дома никто не ждёт, кроме звенящей пустоты — он надеется, что бойфренд простит его за тот бардак, что он оставил с утра в их комнате. Блондин к порядку не приучен от слова совсем — собираясь на работу, ненужная одежда летит в разные стороны, постельное белье напоминает воронье кубло, а в раковине остаётся гора грязной посуды, сопровождаемая ляпами на мраморном обеденном столе. Возможно, в этом и состоит гармония их совместной жизни: с Сокджином ему повезло — парень всегда с упорством, достойным наград, воссоздает в квартире атмосферу приличного жилья, заодно обеспечивая Тэ достойную репутацию (замужнего), выглаживая его рубашки и вешая костюмы под чехол. Как же в принципе странно, что существуют люди, которым нравится заниматься подобным. Не то, чтобы он изначально стремился к этому: после ухода Чонгука пустота внутри никак не заживала, и оказавшийся рядом Сокджин поддержал, утешил и предложил себя, не произнося вслух то, что у обоих было на уме. Заменить его оказалось возможно. Тэхён привык — их отношения были ровными, жизнь — постоянной и размеренной, всё больше напоминавшей жизнь глубоко женатой парочки. Знать бы наверняка, что он действительно не проёбывает свою жизнь. Сокджин наверняка наготовил на неделю вперед, а на столе ждет под полиэтиленовой пленкой горячий и сытный ужин, однако Тэхён упрямо толкает дверь круглосуточного у станции, щуря глаза от мертвецки-белого света. Шоппинг — почти как лекарство от стресса: толкая тележку прямо перед собой, Тэ бросает в нее все, что попадается под руки — шоколадные зёрна, творожки, рис, упаковки конфет и мелкого печенья, минут десять придирчиво разглядывает бутылки полусухого красного, и, полушёпотом подпевая айдол-группе из динамиков, идёт на кассу, расплачиваясь банковской картой. На счету денег дохрена — и лучшее, на что он может их потратить, это шоколадные творожки и алкоголь. Тэхён понимает, что расстаться с жизнью можно в принципе в любой момент. Понимает, и, тем не менее, отшатывается и с глухим звоном роняет целлофановый пакет на тротуар, забываясь, что внутри до сих пор бутылка полусухого. Возвращаться домой ежедневно через узкий переулок никогда не приносило ему радости — что уже до того, чтобы споткнуться о чужой труп. Тэ переступает через длинные, вытянутые ноги, замечает прислонённого спиной к стене человека, и, брезгливо прищурившись, на свой страх и риск заглядывает тому в лицо, тут же закрывая ладошкой рот. Стоит встретиться снова — как он опять потерял его. — Чонгука… — все прошлые обиды стираются мгновенно, стоит увидеть потемневшую от крови футболку и заметить тёмные подтёки у висков: в растерянности Тэхён паникует, и, прижав ладошку к холодному телу в районе груди, чувствует, как под кожей пульсирует. — Живой, слава богам, живой, — он благодарен уже хотя бы за это, и, в спешке похлопав себя по карманам, выудил мобильный, на мгновение забыв номер скорой. — С такими ранами тебе только в больницу, потерпи, я сейчас, — шепчет, дотронувшись пальцами до тёмных волос и пугливо пачкаясь в красном. Он едва не роняет трубку, когда понимает, что тёмные глаза смотрят прямо на него: в динамиках отзывается участливый голос медсестры, и Тэхён облизывает пересохшие губы, не отрывая взгляда и подавая голос. Стоит ему произнести слово, как смартфон оказывается выбит из рук: Тэ шокирован, а Чонгук, прижав ладонь к животу, глухо выругивается, зашипев от внезапной боли. — Отмени вызов. На это у Тэхёна не находится терпения. — Ты истекаешь кровью, баран! Если ты не помираешь, какого чёрта ты разлегся поперек переулка и не даёшь людям прохода? — он тянется за телефоном, в котором всё ещё раздаётся голос медперсонала, и замирает, когда Чонгук ощутимо и твердо пережимает его запястье, останавливая. — Мне просто надо передохнуть. В трубке раздаются длинные гудки. Против такого упрямства может выстоять лишь упрямство в разы сильнее: брюнет тяжело дышит, снова закрывая глаза, и Тэхён, потратив на размышления минуту, вернулся за пакетом, ухватившись за чужое плечо и скользнув под подмышку, сделав слабую попытку потянуть на себя. — Помоги мне и поднимись немного, до моей квартиры тут рукой подать, — не встречает отдачи и дёргает чуть сильнее вопреки глухому болезненному шипению. — Иначе звоню в больницу. Чонгук шевелится: кряхтит, и, сделав усилие, сгибает ноги, подтягиваясь и поднимаясь. Одной рукой опирается о стену — в глазах мутит, и, того не желая, приходится опереться о плечо Тэхёна, идя наугад вперед. Пакет тянет к земле с одной стороны, Чонгук — с другой, и Тэ держится изо всех сил, стараясь быть достойной опорой — он не обращает внимания, что дорогой беж пальто мажется красным и черным. Гораздо важнее, что Гук здесь, и его можно почувствовать, сжав ладонью ладонь — это кажется достаточной наградой, и парень не думает о последствиях, с горем пополам добираясь до дома, преодолевая лестницу и заваливаясь в квартиру, чуть не роняя Чона на пол. Темно: Сокджин действительно на работе, и Тэ тянет Чонгука в спальню, скидывая неподъёмное тело на кровать. На большее не остается сил — плечо ломит, и, стащив с брюнета ботинки и кинув на пол кремовое пальто и шарф, блондин валится рядом, переводя дух. Чонгук в его комнате. Ему не верится до последнего, и, чтобы убедиться опять, Ким заглядывает в беспокойное лицо, еле касаясь, убирая с напряженного лба смоляные прядки. — Мог бы сказать прямо, что тебе нельзя в больницу. Он опять провалился в беспамятство: видимо, боль была слишком сильной, и, вдоволь насмотревшись и занервничав, Тэхён сбегал в ванную, намочив тряпочек и захватив с кухни аптечку, попутно кинув за щеку сухарик. Бережно утерев со лба кровь, завис на потресканных губах, сглотнув внезапное обилие слюны. В памяти еще живо, как эти самые губы прижимались к собственным, лишая воздуха, и, погнав левые мысли прочь, поскорее отёр шею, остановившись у ключиц. — Хоть бы разделся, — сетует вслух, делая попытку стянуть джинсовку и футболку заодно — Чонгук отключился нехило, и, едва ладошки касаются горячего живота, Тэ чувствует, как сводит нутро, отдаваясь жаром в щеках. Обнажённый, накачанный торс смахивает на одно из тел греческих божеств: Тэхён напускал бы слюней или, чего лучше, погрешил бы над ним, если бы не алые и фиолетовые подтёки по всей коже, явно доказывающие, что его отпинали, как собаку. — Раз уж у тебя тело Апполона, почему ты просто позволил им себя отмочалить? — медленно проводя тряпкой по твердым мышцам, думает вслух Тэхён, останавливаясь у кромки штанов. Дальше проход воспрещен, опасная зона, предохранители сигналят красным. Последнее усилие на то, чтобы осторожно перевернуть спиной кверху — не дай бог, сломаны ребра. Тэ замирает. Вся спина Чона покрыта десятком сложных узоров, сплетающихся в один — выглядит не просто произведением искусства, и Тэхён задерживает дыхание, трепетно дотрагиваясь и проводя пальцем по линии. Что бы это ни значило, он сможет узнать об этом позже. И о том, кто теперь Чонгук, и о том, что ему нравится — Тэ думает об этом, прилегая рядом и не отрывая взгляда, не чувствуя, как проваливается в тяжёлый, беспамятный сон.