Надень на меня ошейник, Тогда я встану на колени И начну лаять.
Ирэн полулежит на софе, развалившись вальяжно и непринужденно, и с наслаждением выдыхает изящными тонкими струйками отвратительно пахнущий сизый дым. Молли запрещает курить в комнатах, но сегодня ничего не говорит. Перехватив взгляд своей женщины, она растягивает алый рот в ухмылку, вызывающе и демонстративно кладет обутые в роскошные туфли ноги на журнальный столик. В комнате душно; воздух пахнет щиплющим ноздри вишневым ароматизатором, едким и ненастоящим. Молли сидит на полу рядом, ее плечи напряжены и приподняты. То ли мерзнет, то ли никак не может расслабиться. Ирэн перекидывает руку через подлокотник, чтобы стряхнуть пепел прямо на ковер. Неподвижная до того Хупер внезапно откидывает голову на ее бедро, задевает ухом подвязку чулок. Адлер кладет руку на ее беззащитную шею и сдавливает, совсем легонько, поглаживает большим пальцем, цепляет гладким наращённым ногтем. Сигарета в другой дотлевает. Молли приподнимает уголки искусанных губ. На фоне негромко играет бетховенское «К Элизе». Ирэн пытается обуздать эмоции и сохранить внешнюю невозмутимость, но голос подводит, она сипит: «Готова?» После шумного вдоха Хупер кивает и снова садится ровно. Ухоженная белая рука с ярко-красными ногтями и зажатый в ней черный ошейник — широкий, добротный, из дорогой кожи — выглядят контрастно и совершенно идеально. Ирэн подходит к Молли и садится перед ней. Та кладет руку ей на плечо, ведет по ключице, обхватывает шею сзади и наконец касается затылка. Волосы собраны в элегантный пучок, шпильки впиваются в кожу и причиняют ощутимый дискомфорт, но мисс Адлер даже не меняется в лице. Кожа Молли покрывается мурашками, когда Ирэн задевает ее позвонки, затягивая ошейник.Боль прекрасна как никогда. Давай же, открой клетку, Отведи меня в звездную империю.
По правде говоря, все это было идеей Молли. Мешать работу и личную жизнь люди не любят, но мисс Адлер — в особенности; многие изумлялись тому, что она вовсе не любительница садомазохизма в постели. Хупер не была удивлена, она поняла. Возможно, именно благодаря пониманию ей и удалось уговорить Ирэн. «Это только сегодня»Боль прекрасна, как и ты.
Только сегодня — корсет и чулки с подвязками, и стек в руке, и строгая прическа, и чужое и жесткое, но насмешливое лицо.Боль прекрасна, как и я.
Только сегодня — широкая, как у больших собак, полоса поперек шеи и пересохшие от волнения губы; и скрывающие плечи и грудь расплетенные русые, чуть рыжеватые волосы; почти все время закрытые глаза.Надень на меня цепи И завяжи покрепче узел, Чтобы я мог смеяться.
Взгляд карих глаз, в слабом искусственном освещении черных и почти зловещих, было непросто выдержать, но Адлер справлялась, как справлялась со всем, что проверяло ее выдержку. Она спросила тогда: «Зачем это тебе?» А Молли не ответила. Зато отвечает сейчас, Ирэн даже не сразу понимает, к чему относятся ее слова, когда она дотрагивается до кожи на шее, чужеродной и своей одновременно: — Это как знак, что у меня есть кто-то. — Ирэн кладет свою ладонь поверх ее, Молли облизывает губы и продолжает: — Я чувствую себя легко и свободно. Мне просто нравится думать, что ты имеешь надо мной некоторую власть. — Я не буду делать это снова. — Я знаю. Розоватые полосы от несильных, выверенных ударов зудят и немного болят. Хупер позволяет себе удовольствие почесать их. Ирэн шепчет: не увлекайся, а после достает шпильки из пучка.