Нетакая

      Гарри приходил в себя рывками: рывком в сознание, оттуда же рывком в беспамятство. Беспокойное бескрайнее беспамятство. Он слышал, но не разбирал и слова, он видел, но не мог разобрать кого или что. Но он чувствовал…       Гарри не хотел приходить в себя, потому что вместе с этим приходила и боль. Тянущая боль по всей левой руке и левой стороне лба. Гарри не знал почему, но он нутром чуял, что не столько боль мутила его сознание, сколько возможная причина этой боли…        "Ну вот мы и встретились снова…"       Его вновь замутило.       "Ты разве не понял?.. Не заметил?"       Гарри застонал, чувствуя, как к физической боли прибавляется другая — более противная, противоречащая его пониманию, противопоставляющая тому, что он знал до и что узнал после. Гарри скривился и вновь застонал.       "… один из лучших… всегда умел… учись…"       Гарри вновь выбросило на берег сознания, омыв обрывками воспоминаний и чувств.       "Ты станешь их погибелью, Гарри…"       Гарри резко открыл глаза.       — О, Поттер, очухался.       Гарри сощурился, пытаясь понять, где он.       — Профессор?       — Да, малец, он самый, — прокряхтел Грюм. — Подняться сможешь? Неплохо же тебя приложило… Хотя что я удивляюсь, вот раз сам копытом получил по ноге, так до сих пор ноет… А уже сколько лет прошло, не сосчитать. А тебе вон оно как, прям в голову.       Гарри сел, и его вновь замутило.       — Да как же так, Аластор, — пробасили рядом. — Они ж ручные совсем. Да еще и ребенка. Не могу поверить. Вы их напугали, небось? Фестралы ведь пугливые тварюшки, даром что сами кого-хошь запугают.       — Да я какого лешего знаю, а? — рыкнул Грюм. — Не успели за барьер выйти, как мальчонка улетел! Мне самому едва досталось, а этот пролетел добрых пять футов, прежде чем вписаться в ель. И я ведь едва успел его подстраховать, — он шмыгнул носом. — Стар я стал, Хагрид, реакция уже не та…       — Хагрид? — удивленно моргая, отозвался Гарри. — Что ты… что я… где я?       — Ты у меня, Гарри, в хижине. Мы тебя тут, того, отхаживаем. Тебя фестрал ударил копытом. В лоб.       — Но ты жив, Поттер, и это главное. Твой лоб вон авады останавливает, что ему копыто полудохлой клячи, да, малец?       Гарри осторожно прикоснулся к левой стороне лба и скривился — шишка была, боль была, тошнота тоже.       — У меня, кажется, сотрясение, — пробормотал Гарри. — А еще… — и его тут же стошнило на пол. Вытерев рукой рот, Гарри скривился: — Простите.       — Эванеско, — Грюм убрал пятно Гарриной палочкой, которая лежала на столе между чайником и тарелкой с каменными кексами. — Хорошо хоть твоя палочка не пострадала, — Грюм покрутил ее в руках, и Гарри насторожился, отчего-то подбираясь и напрягаясь. — Все еще работает отменно, Поттер. Хорошая палочка, к слову, для боя. Все же есть в тебе задатки мракоборца. Гарри?       — Спасибо, — выдавил Гарри, все еще напряженно смотря на Грюма.       — Что с тобой, Гарри? Это же мы… — Хагрид как-то поник. — Все в порядке? Может, ему мозги… того?       — Ничего они не того, Хагрид, — разозлился вдруг Гарри. — Я просто не понимаю, что произошло. И где мои очки? — Гарри вдруг дотронулся до глаз. — И почему я вижу без очков…       Гарри начал осматривать хижину Хагрида. Он видел все: прижженные капли жира на разного рода утвари, висящей над печью; листья сушеной травы, которая пучками торчала из холщовой сумки; даже лапки мухи, вместо изюма добавленной в кекс.       — Что-что… — Грюм приложился к фляге, — фестрал тебя лягнул в лоб, очки стеклами внутрь, пришлось тебе глаза выращивать заново. Ну как, нравятся?       Гарри застыл:       — Как выращивать заново?       — Ну, — нахмурился Грюм, — старые удалил, новые вырастил. К слову, Поттер, я бы советовал тебе носить твои очки и дальше. Многие будут использовать твои слабости против тебя же, поэтому не стоит обманывать их ожидания.       — И они теперь навсегда такие? — Гарри вперился взглядом в Грюма, а потом в свои руки, боясь, что выражение лица Грюма оправдает его опасения. Руки Гарри же оправдывали только опасения самого Гарри: они мелко подрагивали, ненадежно пытаясь удержать покоящуюся на них надежду.       Грюм усмехнулся:       — Других, малец, у тебя больше нет, так что придется довольствоваться этими, — хохотнул он, а потом осунулся. Улыбка Гарри тут же осунулась следом.       — Однако знай, они хоть и похожи на твои, но всякое, что было сотворено с помощью кровной магии, будет иным. Возможно, по-началу ты даже не будешь понимать, что именно изменилось. Но оно изменилось, и невозвратно.       — Вы сказали… кровной?       — Да, — Грюм выглядел виновато, — темное это дело, малец, наказуемое, но времени было мало, а другого способа мне неизвестно и по сей день. А уж сколько я испробовал, — он указал обрубком пальца на свой магический глаз. — Но, как видишь, в Мунго противятся магии крови, даже если она действенна.       Гарри нахмурился:       — Но почему тогда магия крови наказуема?       — Потому что она едва ли доступна каждому, Гарри, — странно улыбнулся Грюм. — Магия крови берет за основу магию рода, которая течет в твоей крови. Ты, малец, Поттер, потому тебе помогает магия рода Поттеров. Вот например, твоя подружка, Грейнджер, едва ли сможет достичь с магией крови таких же результатов, как и ты, потому что ее род начался с нее. Представь себе, что род — это дерево, — Грюм провел рукой перед собой — и в воздухе начали вырисовываться образы. — Твое дерево большое, крепкое и раскидистое, а вот дерево твоей подружки, — он указал на росток, — всего лишь саженец. Слабый и тонкий, такой может и порыв ветра сломать. А магия крови — это жертва, Гарри. Если мы отрубим ветку у твоего древа, то оно продолжит расти. Возможно, даже здоровее, чем до этого, а вот саженец твоей подружки может и погибнуть. Но чем старше твой род, малец, тем больше даров и проклятий в нем уживается.       Гарри заметил, как по его дереву начали разрастаться грибы, а по стволу завилась змея– черная с ярко-красными глазами. Гарри вновь почувствовал, что его начало мутить.       — Скажи спасибо своим предкам, что насобирали и позволили всей этой гадости разрастись. Твой дар, Гарри, считался утерянным. Я и не думал, что мне повезёт на своем веку повстречать таких, как ты. А мне повезло вот, — он усмехнулся. — Не уверен, был ли это дар у твоего отца…       — А я-то ж сам видел, — перебил вдруг Хагрид, — как твой папаня ладил с животинками. До сих пор помню, как те сами к нему тянулись, будто он свой. Даже таких, как профессор Люпин, он успокаивал одним своим взглядом. Добрый он был, каких не сыскать, — и Хагрид хлюпнул носом, а потом завозился, пытаясь найти, куда бы высморкаться.       — Правда? — Гарри тут же попытался сменить тему, с жалостью смотря на покрасневшего Хагрида. — Я думал, что оборотни просто не замечают животных.       — У оборотней нос чуткий, да, — Хагрид погладил по загривку пса, который грустными глазами взирал на Гарри, а потом еще более грустными на тарелку на столе, — но те сразу смекают, кто человек, а кто и нет. Даже если человек того… — он поводил руками в воздухе, — в обличье. Магия-то, знамо, особенная.       Хагрид все же промокнул глаза скатертью, отчего кружки опасно дернулись, булькнув темновато-зеленой жидкостью на стол и Грюму на ногу. Фляга выскользнула из пальцев, полетела вниз и зазвенела боками о стул, стол и об пол, расплескивая тягучую мутного вида и запаха жижу. Будто тина. Гарри уставился на нее, а потом на посеревшего Грюма:       — Твою ж за ногу! — скривился тот. — Так, Хагрид, благодарствую за чай и приют, но нам пора. А то потеряют нашего чемпиона. Ты, — он ткнул пальцем в Гарри и зачастил: — Начинай глядеть в оба, пока эти оба у тебя еще есть. Если бы не я, то кто б тебя потом собирал по поляне? И дня через два жду тебя у себя в кабинете. Лестрейнджей видел? Видел. Ну вот и подумай хорошенько над тем, что увидел. Те ребятки не чураются темной магии. А дуэлировать тебе с ними, а не с твоими чистоплюями, — Грюм увидел наползающее на лицо Гарри непонимание. — Я ж тебе объяснял: третий этап — борьба человека с человеком. Теперь вас шесть, не знаю, какую уж они систему там выдумают, но думаю, что снова жребий. У тебя есть шанс попасться сразу же к Краму, после Крама у тебя, малец, шансов пройти дальше, если ты и дальше будешь из себя белоручку строить, меньше моих снова обзавестись глазом. Так что шевели мозгами и ногами в сторону замка. Уже дело к полуночи близится.       — Хорошо, профессор.       — Аластор, — Хагрид нагнулся, закряхтел, а потом вытащил из холщовой сумки бутыль с янтарной жидкостью. Гарри присмотрелся и увидел плавающий там чей-то скелет. И глаз. — Гляди, экую я тут выторговал…       — Где ты их только находишь, Хагрид, — усмехнулся Грюм, а потом, спохватившись, глянул на Гарри: — Э-э… Поттер, до замка дорогу сам найдешь?       Гарри кивнул.

***

      — Гарри Джеймс Поттер!       Гермиона вскочила и бросилась к нему, стоило Гарри зайти в гостиную.       — Ты где был? И почему нам ничего не сказал?!       Рон, который подскочил с кресла, стоило Гермионе взвизгнуть, тут же вытер слюну с подбородка и, пытаясь сморгнуть сон, сказал охрипшим голосом:       — Мы тут беспокоились, вообще-то. Ты где потерялся?       — С Грюмом был, — пожал плечами Гарри, ухмыляясь помятому Рону. — А ты, смотрю, и глаз не сомкнул от беспокойства.       — с Грюмом? — присвистнул Рон, косясь на закатившую глаза Гермиону. — Мне начинает уже казаться, что ты с Грюмом встречаешься, а не с Гринграсс.       — Второй тур близится, — только и ответил Гарри.       — Что вы изучали? — заинтересованно подалась Гермиона, успокоенная тем, что Гарри был с преподавателем.       Гарри неловко улыбнулся, а после взъерошил волосы:       — Он хотел показать мне фестралов, но что-то пошло не так.       — История твоей жизни, — хохотнул Рон, а потом получил локтем в бок от Гермионы. — Ай, будто это неправда.       Гарри улыбнулся, показывая Гермионе и Рону, что его ничуть не задела шутка, правды в которой было больше, чем самой шутки, а потом начал тереть нос. Тот зудел, будто что-то его раздражало. Гарри принюхался: пахло огнем и чем-то сдобным — он заметил на столике пару бутербродов, — а еще чем-то сладким. Неприятно, но знакомо. Гарри вновь принюхался: сладость начала отдавать сыростью и затхлостью. Как Панси Паркинсон. Гарри удивленно сморгнул догадку, а потом, внимательно оглядев на Рона, спросил:       — Как прошел вечер с Панси?       — Паркинсон? — Рон тут же покраснел, выдавая себя с головой и всеми остальными частями тела. — Какой Паркинсон? Да я вообще… Мы столкнулись нечаянно, а потом…       — От тебя несет Паркинсон, — усмехнулся Гарри, а потом плюхнулся на диванчик и начал тереть глаза, которые нестерпимо зачесались.       Рон понюхал свой свитер, а потом смущенно стянул с рукава длинный темный волос.       — Не знаю, где ты ее тут учуял.       — И то верно, потом от него несет куда сильнее, — задумчиво протянула Гермиона.       Гарри отнял руки от глаз и задумчиво посмотрел на краснеющую Гермиону.       — Не надо! — выставила она руки вперед, — да, я была с Виктором. Но мы ничем таким, — Гермиона округлила глаза, — не занимались! Языку можно найти и более достойное применение.       Рон переглянулся с Гарри, и оба вдруг покраснели и надулись, а потом лопнули хохотом. Гермиона стала уже пунцовой.       — Прекратите! — она все же улыбнулась, заразившись их хохотом.       Гарри согнулся, смеясь, а Рон так и вообще полулежал в кресле, всхлипывая.       — Я не хочу даже знать, о чем вы подумали! Но… Гарри, Рон, пожалуйста, хватит.       — Мы всего лишь нашли нашему рту более достойное применение, — выдавил Гарри.       — Гермиона, — выдавил Рон, — ты невероятная.       — Вы оба невероятные, — поддакнул Гарри, а потом вновь схватился за глаза, которые начали жечь. — Я так рад, что вы оба у меня есть.       — Ты что, ревешь? — Рон нахмурился. — Вы тоже ничего так, но едва ли настолько хороши, чтобы я начал рыдать от счастья.       — Гарри?!       Гарри зажмурил глаза, вдавливая их в глазницы руками, будто пытался не дать им вытечь. Будто он уже пытался сделать подобное…       — Друг, ты как?..       — Не знаю, глаза горят… — Гарри всхлипнул, а потом застонал сквозь стиснутые зубы.       — Гарри, отними руки от глаз, пожалуйста.       Голос Гермионы дрожал так же, как внутренности Гарри от страха. Сильного, охватывающего все тело судорогами страха.       — Не могу, — прошипел Гарри сквозь стиснутые зубы, — больно. Очень.       — У него кровь…       — О господи… Рон!       — Я… Гермиона… нам надо к мадам Помфри! Ну же?!       Рон тронул Гарри, который все еще тихо стонал, за плечо, — и тот резко отшатнулся, а потом с несвойственной даже ему прытью сорвался с места, забиваясь в угол гостиной:       — Нет! — Гарри выставил руку вперед, а другой все еще держался за глаза. — Прошу, не надо!       "Прими мой дар, Гар-ри-и…"