In the Darkness (With You)

Артур подтягивает ноги к груди и упирается лбом в колени, тщетно пытаясь согреться. Покои, отданные ему Тенями, по-королевски роскошны, но столь же темны, и пусты, и леденяще холодны, как и весь замок. Тонкое, искусно вышитое покрывало неспособно удержать тепло, и Артур почти боится засыпать — боится, что если поддастся сну, тот не отпустит его. Желудок сводит от голода. Когда он ел последний раз? Как долго провел в Царстве мертвых? Без солнечного света — без окон в комнатах — Артур теряет ощущение времени. Скорее всего, его уже хватились дома. Он не единственный наследник отца, но все еще любимый сын. Мать наверняка безутешна, а Моргана… Моргана не подаст виду, но будет беспокоиться не меньше, перевернет все земли Корнуолла, пытаясь отыскать его следы. Артур надеется, что ее поиски не приведут ни к чему: со всей своей силой она не сможет противопоставить ничего божественной власти. Шесть месяцев. Всего через полгода он будет свободен, если не погибнет раньше — не от злого умысла, но по небрежности его невольных надзирателей, не смыслящих ничего в нуждах смертных людей. Артур выдыхает пар и дрожащими от холода руками растирает плечи. Зачем ждать Самайна? Владыка мертвых ясно дал понять, что не желает его присутствия — что выгнал бы прочь, будь на то его воля. Воля бога. Кто мог ограничить ее? Артура с детства готовили принять герцогский титул, он не был глуп и знал, как читать между строк и достраивать информацию по мельчайшим деталям. Сейчас их было более чем достаточно. «Мы заперты здесь до Лугнасада». Слова, оброненные Болью, не идут у него из головы. Белтейн, Лугнасад, Самайн — великие праздники, чтимые веками, и все их объединяет одно: согласно поверьям, именно в эти дни граница между миром смертных и потусторонним царством наиболее тонка. Что если в этом кроется ответ? Что если не только Тени неспособны покинуть Подземное Царство иначе как в эти избранные дни, но и сам Владыка мертвых? Люди верили, что его отшельничество было добровольным — нежеланием вмешиваться в смертные дела, но истина могла оказаться совсем иной. Артур вспоминает и другие слова, сказанные позже, — на пороге этих самых комнат, когда он посмел требовать от Теней ответов — не оправданий, которыми довольствовался их Мессир. Они лишь подтверждают догадки. — Зачем вы привели меня сюда? — спросил он тогда, надеясь добиться правды хотя бы от Боли. — Неужто в самом деле верили, что он сочтет меня подходящей заменой? Богине? Супруге? Но не Боль ответил ему. — Ему не нужна супруга, — голос Тени — того, чье имя так и оставалось неизвестным, — сочился ядом, а глаза горели неожиданно злым огнем. Казалось, будто он ждал возможности заговорить об этом. Избавиться от накопившейся горечи. — Ему нужен кто-то, кто развеет его одиночество. Мы всего лишь его создания. Нас ему недостаточно. Боль не позволил ему добавить ничего больше, увел почти силой, оставляя Артура в одиночестве, и все же… сказанного было не стереть. Одиночество могло быть тяжким бременем. Одиночество, длящееся так долго… Артур встряхивает головой, отгоняя мысли об этом прочь. От них нет никакого толку. Они не согреют его и не утолят голода. Он резко поднимается с постели, не в силах и дальше оставаться на одном месте, и переводит взгляд на дверь. Она не заперта — он проверял и раньше, но раньше не смел нарушить безмолвного приказа и выйти наружу. Чем дальше, тем меньше стоит его беспокойство. Сколько времени пройдет, прежде чем он дождется очередного визита? Знают ли Тени вовсе, что люди нуждаются в пище и тепле, чтобы выжить? Владыка мертвых не отдал приказа убить его, но едва ли станет оплакивать смерть. Артур решительно подходит к двери и, распахнув ее, выходит наружу. Его встречает пустой и темный коридор, едва освещенный негреющим пламенем вычурных кованых светильников, изображающих чьи-то костлявые руки. Каменные стены блестят скапливающейся влагой и пахнут плесенью и затхлостью, шаги раздаются гулким эхом и оставляют следы на толстом слое пыли на полу. Полгода, что ожидают его впереди, кажутся пыткой — мучительной уже сейчас, когда она лишь началась. О чем думал Лодегранс, когда обещал руку дочери Владыке мертвых? Когда обрекал ее на вечность в подобном месте?.. Артур обрывает эти мысли, продолжает слепо идти вперед, не задавая направления и цели. Он не знает, на что надеется: найти источник тепла, или кухни, или хотя бы кого-то из Теней. Проходы, залы и комнаты сменяют друг друга, одинаковые в своей безликости. Артур блуждает минуты или, быть может, часы, но ничего не меняется. Только кровь быстрее бежит по жилам, даруя мимолетное тепло, но этого слишком мало, к тому же… Он неожиданно ясно осознает, что потерял путь назад — что не найдет обратной дороги. — Мне кажется, я ясно озвучил свою просьбу... Голос Владыки мертвых, раздающийся за спиной, заставляет Артура вздрогнуть всем телом. Еще мгновение назад в коридоре не было ни души. — ...не попадаться мне на глаза. Он медленно оборачивается, чтобы встретиться с Владыкой взглядом. Вблизи его облик все так же пугающ, но только теперь Артур замечает, что разложение не затронуло всего: что тонкая, мертвенно-бледная кожа вокруг его глаз еще не истлела, и нос по-прежнему очерчен прямо, и правая половина лица, полускрытая темными локонами волос, кажется почти человеческой. Он не чувствует и запаха гнили, которого почти ожидал. Артур тяжело сглатывает и тщетно пытается найти слова для ответа. Мысли лихорадочно скачут в голове, отказываясь укладываться в хоть какое-то подобие порядка. — Постарайся, — наконец, находит он голос, озвучивая первое, что приходит на ум. — Ты сказал: «Постарайся не попадаться мне на глаза». Я старался. Чужие глаза вспыхивают гневом, вынуждая Артура мысленно проклясть свой длинный язык и неумение держать его за зубами, и в то же время… Гнев — не единственная эмоция, которую вызывают его слова. Он может поклясться, что на какую-то долю мгновения рот Владыки складывается в невольную и неохотную усмешку. — Что ты здесь забыл? — вопрос звучит почти беззлобно. — Заблудился, — признается Артур. — Я искал… Он замолкает на мгновение, возвращаясь к недавним мыслям. Что он пытался отыскать? Впрочем, кажется, его оправдания не нужны вовсе. — Идем. Владыка подходит к нему ближе, сжимает пальцы на его плече, чтобы увлечь за собой — и Артур резко выдыхает, не в силах сдержать невольной дрожи. Прикосновение ощущается неожиданно горячим, почти обжигающим — и исчезает мгновение спустя. Владыка отпускает его тут же, отступает на шаг, как будто он получил ожог. Артур переводит на него вопросительный взгляд, но в ответ получает лишь тщательно выверенное равнодушие. — Идем, — повторяет Владыка. — Я отведу тебя обратно в комнаты. Он больше не касается его, и Артур обнимает себя за плечи и зябко ежится. Холод ощущается только острее на контрасте. Он устал его терпеть. — Мне холодно, — выпаливает он, заставляя Владыку замереть на полушаге. — Холодно? — переспрашивает тот, как будто позабыл значение слова, но затем понимание и тень неудовольствия проступают на его лице. Он поводит рукой в воздухе, собирая в ладони мглу, что всегда окружает его, и на глазах Артура вихрящиеся потоки тьмы собираются в плотную и осязаемую ткань — подбитый мехом угольно-черный плащ. Мгновение спустя его тяжесть опускается на плечи Артура, обещая столь долгожданное тепло. Он благодарно прикрывает глаза и пытается закутаться как можно плотнее, пока мелкая дрожь наконец не утихает. — Спасибо, — выдыхает он. Его не удостаивают ответа. Владыка отворачивается прочь и вновь устремляется по коридору, вынуждая следовать за собой. — Здесь не займется ваше земное пламя, — говорит он немного погодя. — Но я позабочусь о том, чтобы у тебя были теплые одежды. — И еда, — осторожно замечает Артур, решая позволить себе еще немного дерзости. — И е… — Владыка замолкает на полуслове, прикрывает глаза и сжимает пальцами переносицу, сцепляя зубы в очередном приступе гнева. — Я все забываю, насколько некомпетентны эти проклятые создания. Артур благоразумно выбирает промолчать, пока не угаснет минутная ярость. И все же он невольно вспоминает сказанные Тенью слова: «Нас ему недостаточно». Если Тени всего лишь несовершенные творения, жалкая имитация человеческого — зачем Владыка сотворил их? Надеялся развеять то самое одиночество? И выбрал презрение и злость, когда этого оказалось недостаточно… — Мессир… — начинает Артур, не зная толком, что именно хочет сказать — быть может, оправдание чужой оплошности. Обращение звучит неловко и неуместно на его языке, и, должно быть, не он один замечает это — Владыка едва заметно кривится и прерывает еще не произнесенные слова: — Ты можешь называть меня по имени. — Я… — Артур сбивается с шага и замирает посреди коридора. — Что такое? — полуобернувшись к нему, Владыка выразительно поднимает брови. — Говори. — Я не… — он сглатывает. — Я не знаю твоего имени. Оно было… Забыто. Произнести это вслух отчего-то кажется слишком жестоким, и все же несказанное звенит в воздухе едва ли не громче признания. Артур ожидает новой вспышки гнева, но она не приходит. Владыка лишь плотнее сжимает рот, но в его глазах отражается не ярость — боль. Обида, быть может, и что-то более темное и глубокое, что почти возвращает отринутый было страх. — Мелегант, — тихо и хрипло говорит Владыка. — Мое имя Мелегант. — Мелегант, — медленно повторяет Артур. Отчего-то в его воображении ясно и в мельчайших деталях предстают старые и утраченные ритуалы. Молитвы, что когда-то читали в напутствие умершим, прося о легком пути и милости в загробной жизни. Мелегант. Имя звучит правильно, и если Артур вернется — когда вернется — он… Что он сможет изменить? — Я Артур, — говорит он вместо пустых обещаний. — Я знаю, — просто отвечает Мелегант. — И мы пришли. Твоя комната прямо за углом. Артур бросает взгляд в конец коридора и в самом деле узнает место: зловеще-вычурные канделябры на стенах, что привлекли его внимание еще в раньше. Он видел их только в этом крыле. — Я распоряжусь, чтобы Тени принесли тебе еду и вещи. А сейчас иди. И постарайся… — Мелегант едва заметно запинается, и угол его рта дергается в намеке на гримасу или же усмешку. — Постарайся не тревожить меня по пустякам. Артур замечает, как меняется фраза. Знает, что Мелегант отдает себе в этом отчет. И эта мелочь — это позволение — раскрывает слишком много. Быть может, Мелегант действительно одинок. Быть может, он в самом деле был лишен чьей-либо компании слишком долго… как долго? Десятилетия? Века? Разум Артура не в силах постичь этой пропасти. И пусть он не хочет быть вещью — человеческой игрушкой, отданной скучающему богу, но ему слишком чужда бессмысленная жестокость. Он не сможет отказать в том, что так легко отдавать. По крайней мере, до Самайна. До тех пор, пока его роль не получит кто-то другой. Последняя мысль отзывается тянущим чувством в груди — беспокойством или же чем-то иным, чему он не может дать названия. Артур оставляет мысль об этом на потом. — Я постараюсь, — серьезно кивает он, и все же не может сдержать незрелой мальчишеской улыбки, когда добавляет: — Хотя у меня это плохо получается. — Я заметил, — сухо произносит Мелегант, но где-то в глубине его глаз рождаются и тут же гаснут слабые искры веселья. — Доброй ночи, Артур. — Доброй, — вторит Артур — уже ему вслед. Тьма сгущается вокруг Мелеганта, собирается из самых дальних углов, ненадолго делая коридор светлее и ярче, пока не проглатывает его фигуру целиком, а развеиваясь — оставляет за собой лишь пустоту. Артур передергивает плечами от вновь пробирающегося под одежды холода и с трудом сдерживает зевок. Он получил зыбкое подтверждение времени, и когда дождется Теней, — когда утолит голод и смирит зябкую дрожь, — наконец, сможет позволить себе уснуть. Он надеется, что утро будет к нему милосердным.