***
Зелье вскипело, пузырьки с бульканьем лопались на зеленоватой глади, заставив женщину скривить губы в улыбке. Что ж, вот и настал конец ее Счастливого Финала. Возможно, правда, что на чужом горе счастье не построишь, жаль только поняла она это слишком поздно. Теперь ей остаётся только варить это чёртово зелье и надеяться на то, что оно сработает. Налив в оба флакончика зелье, Зелина отошла чуть дальше, взмахнула рукой, и черный котел исчез в небытие, а следы ее пребывания просто испарились. Выйдя из склепа младшей сестры, Зелина уверенно пошла в сторону дома покойной, сжимая руки в кулаки скорее от невольного волнения нежели от страха быть застигнутой врасплох. Киллиан убивается на пристани, Реджина горюет в доме мэра, Зевс с Аидом исчезли ещё вчера, а остальные горожане не настолько смелы, чтобы заходить туда, так что Зелина не особо переживала по этому поводу. Войдя в дом, Зелина осторожно закрыла входную дверь, тихо прошла наверх и остановилась у кровати покойной. Она сглотнула, крепко сжав в ладони флакончик, и, подойдя ближе, подняла Эмму с кровати, перевесив ее правую руку себе через плечо. Флакончик вылился на пол, образуя стремительно увеличивающуюся воронку, в которую, глубоко вдохнув, прыгнула вместе с Эммой Зелина. Будь что будет, она должна все изменить.Глава 2.9
15 августа 2018 г. в 05:00
Она была там. Лежала, положив обе руки на живот. Платиновые кудри рассыпались вокруг ее бледного лица. Белоснежное платье так некстати ассоциировало ее с невестой. Покойной невестой. У него разрывалось сердце от вида той, кто сумела одним взглядом отобрать его сердце. Бесповоротно. Навсегда. Подошёл ближе, касаясь крюком ее пепельной щеки, ведя дальше, к посиневшим губам. Даже будучи мертвой, она все равно была прекрасна. Такой же псих, как и он сам. Сзади кто-то подошёл, и Киллиан, невольно обернувшись, устало вздохнул, глядя на Зелину, женщину, что раньше была его, как он считал, единственной настоящей любовью, а теперь просто являлась хорошим другом. Женщина грустно улыбнулась, положив ладонь ему на плечо.
— Ты все ещё любишь её, — она не спрашивала, утверждала, зная ответ на свой безмолвный вопрос.
— Прости, — это всё, что он мог из себя выдавить. Горло сдавил ком, дышать становилось труднее, но он держался. Держался ради той, кому обещал быть сильным.
«Любовь — это слабость», — твердила она раз за разом, но все равно продолжала их странное общение, все равно была рядом. Он помнил все. Все, до мельчайших деталей. Он помнил её неуверенные и оттого такие милые улыбки, помнил запах ее волос, помнил её заливистый смех, помнил блеск ее горящих изумрудных глаз. Помнил её всю. Такую живую, такую любимую. Глаза защипало от непрошеных слез, и Киллиан, наклонившись, запечатлел на холодных губах свой прощальный поцелуй.
— Я люблю тебя, — тихий, надтреснутый шепот, лишь бы только она услышала его, — и ты всегда останешься моей слабостью.
Он отошёл назад, давая двум братьям похоронить свою сестру. Тяжело дыша, он развернулся, выбежав на улицу. Никогда. Никогда нельзя позволять себе любить. Больше никогда.
Зелина проводила бывшего возлюбленного тяжёлым взглядом, а затем обернулась, оглядывая собравшихся. За столь короткий промежуток времени Эмма сумела стать для них другом, советчиком и даже учителем. А для кого-то она была и тем, и другим, и третьим одновременно. Реджина тщетно сдерживала ком, стоящий в горле, карие глаза увлажнились, а наманикюренные ногти впивались в ладонь, оставляя там шрамы, что вряд ли пойдут в сравнение с той болью, что она переживала, наблюдая за мертвой подругой. Зелина подошла к сестре ближе, позволив себе положить ладонь на её плечо, отчего Реджина вздрогнула, но не обернулась, как сделал минуту назад это Киллиан, лишь сжала яркие губы в тонкую линию, смотря в одну точку невидящим взором.
— Это всё ты, — тихо прошелестела Реджина, глубоко вдыхая спертый воздух в комнате; Зелина потупилась, не зная, что ответить на это.
— Прости, — повторила она слова Крюка, виновато взглянув на младшую сестру. Та никак не отреагировала на этот полный вины голос, лишь повела плечом, давая понять, что не хочет об этом больше говорить. Да и с самой Зелиной тоже. Миллс отошла подальше ото всех, судорожно вдохнув и сморгнув выступившие слезинки. Ну уж нет, она не будет плакать и убиваться как все вокруг. Зелина не привыкла быть кому-то должной, а в особенности недоспасительнице, успевшей практически занять ее место здесь. В рыжей голове начал созревать план действий, который должен был сполна покрыть все то, на что она обрекла бывшую дочь Белоснежки и Прекрасного Принца. Оставалось всего ничего: лишь убедить двух братьев оставить дом как есть и не хоронить старшую сестру в одном из склепов.
Подойдя к Зевсу и Аиду, принимавших со стойкостью все сочувствующие взгляды и все соболезнования от огромного количества горожан, Зелина попросила у них минутку на одну очень важную просьбу. В ход пошло все, на что только ведьма была способна: дар убеждения, женские чары и даже давление на жалость и сочувствие к Крюку, который уже во второй раз потерял смысл жизни. Зевс и Аид, переглянувшись, нехотя согласились, а Зелина едва сумела скрыть довольную улыбку. Никто бы не понял этого. Да и потом, это должно было стать сюрпризом. Может, хоть это искупит ее вину перед младшей сестрой и перед Киллианом?