Flower of Scotland

Несмотря на уверенность Дамблдора в том, что прекратить общение — лучший выход из ситуации, чувствовал себя профессор прескверно. Мужчина корил себя за чересчур строгий разговор с Минервой, особенно, когда она перестала появляться на занятиях. Он говорил себе, что это вовсе не его дело, но сам подсчитывал — после какого пропуска приличным будет уточнить, куда пропала одна из студенток? Когда Минерва снова вошла в кабинет, он стоял за кафедрой, разбирая стопку эссе. Дамблдор проводил девушку взглядом из-под бровей, когда она прошла в самый конец класса и устроилась за дальним столом. Что ж, хорошо. Она не хочет его видеть. Вполне объяснимо. Однако невнимание девушки испортило ему настроение. Дамблдор, скрепя сердце, признал, что скучал по ней — и теперь, когда он снова регулярно видел Минерву, то, что она даже не смотрела в его сторону, очень раздражало. Умом Дамблдор понимал, что девушка либо на него обижена, либо рассержена, но ничего не мог с собой поделать — хотелось, по крайней мере, объясниться с ней. Винить Дамблдору, кроме себя, было некого, поэтому в особенно тоскливые вечера он предавался мрачному самобичеванию, до поздней ночи проверяя работы учеников и с угрюмым видом поглощая сладости. Несколько раз профессор подходил к окну и — разумеется, в порядке праздного интереса — высматривал игроков в квиддич на краю поля, который был виден из его кабинета. Когда Дамблдор ловил себя на том, что ищет высокую фигурку с квоффлом в руках, он хмурился и задергивал шторы. В день игры профессор решил, что его поведение не лезет ни в какие рамки, ведь, во-первых, он все-таки профессор и должен вести себя ответственно, а во-вторых, уже третья за неделю внеплановая доставка из лондонского магазина сладостей будет явно лишней: некоторые жилеты Дамблдора стали ему подозрительно тесны. Однако с Минервой в холле он столкнулся случайно, и неожиданно увидев девушку — теплые зеленоватые глаза, поджатые губы, туго зашнурованные ботинки и сосредоточенность в лице, — он не сразу нашелся, что сказать. Только вслед девушке Дамблдор пожелал удачи. Справившись со смятением, Дамблдор поднялся на трибуну для преподавателей и поежился. Хотя снега не было, день выдался по-зимнему холодный, над полем висел промозглый туман, осложнявший видимость. Постепенно трибуны заполнялись студентами, галдящими, несмотря на мороз, и растягивающими простыни с надписями в поддержку игроков. Рядом с Дамблдором на скамью грузно опустился директор: — Доброе утро, Альбус! Глядите, а погодка все равно нелетная, сколько мы ни переносили, — удрученно покачал головой Диппет. Дамблдор ощутил укол беспокойства: — В самом деле, Армандо? Диппет уверенно закивал, выискивая что-то в карманах огромной, отделанной мехом мантии: — Можете мне поверить, я пять лет играл за Пуффендуй. И был образцовым вратарем, да-да! — Диппет наконец нашел в кармане объемистую жестяную фляжку, и с довольным видом из нее отхлебнул. Остро запахло виски: — Как-то нам в такую же сырость пришлось играть. Не видно ни зги, бладжеры носятся — ух… Хотите? — спохватившись, директор протянул фляжку Дамблдору, но тот вежливо покачал головой, вглядываясь в происходящее на поле. С противоположных концов поля вышли команды и выстроились друг напротив друга. По указу тренера капитаны пожали руки. Дамблдор не мог слышать с трибун, как Минерва шепнула Фредерику: «Плакали твои галлеоны, парнишка!» Слизеринец в ответ только подмигнул. В глубине души Минерва волновалась — она еще ни разу не видела, как летает Фредерик, и не могла оценить, насколько противник серьезен. В раздевалке, бодро раздавая команде инструктаж, она с уверенностью хлопнула по плечу щуплого ловца, Тома — «смотри, чтобы снитч был у нас первых, а не то сам будешь мне должен!» Однако звучала она куда увереннее, чем ощущала себя на самом деле. Кроме того, мысленно Минерве хотелось скорее вернуться ко встрече с Дамблдором. Столкнувшись с профессором в коридоре, она вдруг поняла, что ей искренне не хватает его общения. Шуток, манеры пересказывать сложные теории, улыбки. Девушка оттолкнулась ногами от земли и взлетела. Обжигающе холодный воздух наполнил легкие, под ложечкой заныло от ощущения невесомости. Минерву тревожил повисший туман и то, как сыграет новый состав команды, но, как в первый раз, ее захватило счастье от чувства полета. — Выпускайте снитч! — прозвучала команда тренера, и Минерва сорвалась с места. Игра началась ни шатко, ни валко — сперва гриффиндорцы вырвались вперед, забив несколько голов. Два из них — благодаря «мастерству Минервы МакГонагалл», как восторженно прокричал комментатор. Но затем квоффл перехватила команда Слизерина, которая кружила вокруг колец. Внимание зрителей переключилось на поединок ловцов, которые, кажется, заметили снитч, но из-за плохой видимости постоянно теряли его из виду, не переставая толкать друг друга. Однако взгляд Дамблдора был прикован к единственной фигурке в красном, за которой развевался хвост из темно-каштановых волос. Комментатор был прав, летала Минерва превосходно. Девушка действовала слаженно, вместе с другими охотниками отвлекая внимание противника, и уверенно идя в атаку. Именно ей удалось переломить ход игры: снова завладев мячом и прижимая его к груди, девушка взлетела почти вертикально вверх, глядя на кольцо. На хвосте у нее висели слизеринские охотники. Еще немного — Минерва зажала мяч в ладонях, вытянула руки вперед, словно намереваясь вложить его в кольцо — и вдруг выронила. Боль в руке и плече от оглушительного удара бладжера пришла позже. Кольца, поле, ахнувшие трибуны и почему-то искаженное лицо Фредерика, который рванулся наперерез, кувыркнулись у девушки перед глазами, здоровой рукой она попыталась удержаться на метле, но древко, холодное и мокрое, предательски скользило. Неуклюже дернувшись, Минерва упала на поле спиной вперед. Стремительно летя к земле, она не могла видеть фигуры Дамблдора, который почти во весь рост вытянулся над полем. Руки профессора судорожно сжались на деревянных перилах. Не слыша встревоженных восклицаний преподавателей позади, Дамблдор с отчаянием понимал, что не успеет вытащить палочку и остановить падение. Минерва упала на смерзшийся песок с коротким хрустом, к ней уже бежали тренер и гриффиндорские игроки. Дамблдор, резко развернувшись, сбежал по ступенькам на поле, пытаясь угадать — успел он с невербальным заклятием или не успел? Когда профессор выбежал на поле, заведующая больничным крылом фрау Штерн уже успела наколдовать магические носилки. На них переложили Минерву. Левитируя носилки, сухощавая фрау не допускающим возражений тоном скомандовала «Дорогу!» и направилась в замок. Толпа растерянно расступилась. Дамблдор, напротив, сделал шаг вперед, вглядываясь в обмякшую фигуру девушки. — Н-да, я же говорил, что погодка сегодня неквиддичная, — покачал головой неслышно подошедший директор Диппет. Дамблдор промолчал. * * * Спустя несколько часов мучительного ожидания и попыток отвлечься, Дамблдор не выдержал и спустился в больничное крыло. С невозмутимым лицом он прошел к одной койке, которую со всех сторон обступили перешептывающиеся гриффиндорцы с метлами в руках, и встал у края кровати. Краем уха Дамблдор слышал, о чем говорили товарищи Минервы по команде, — что бладжер, который сбил ее с метлы, отправил слизеринский капитан. Маленькая девочка-охотница уверяла, что тот сейчас места себе не находит. Здесь же была фрау Штерн — очевидно, Минерва только что пришла в себя. Кто-то распустил девушке волосы, и теперь они медным ореолом рассыпались по подушке, оттеняя синеватую бледность лица. Фрау Штерн ворковала что-то со своим немецким акцентом, когда придерживала голову Минервы и вливая ей в рот зелье из кружки. Наконец Минерва облегченно откинулась назад и прикрыла глаза. В лице у нее не было ни кровинки, но Дамблдор с облегчением посмотрел на повязки, видневшиеся из-под одеяла — рука и плечо у девушки были наискосок перевязаны. Переломы, но не фатальные. 
Гриффиндорцы заметили вдруг Дамблдора и хором поздоровались. Ресницы у Минервы вздрогнули. Дамблдор услышал тихий шорох простыней, и, глядя по-прежнему смотреть на гриффиндорцев, ощутил прикосновение лихорадочно-горячих пальцев Минервы к своей руке. Дамблдора обдало жаром. Не поворачивая головы, он крепко сжал пальцы девушки, а потом кивнул фрау Штерн и быстрым шагом вышел. * * * Несмотря на снотворное зелье, в своем отсеке, отгороженном ширмами, Минерве спалось плохо. Сон был вязкий, неглубокий, и даже сквозь закрытые веки девушка видела полоску света от ночника у входа в палату. Отвернуться на другой бок ей мешали повязки, и одна сторона тела уже не болела, но словно одеревенела. Сквозь сон она услышала шаги, гулким эхом разнесшие по палате. Шурша мантией, кто-то прошел прямо к ее отсеку и остановился у ширмы, не решаясь войти. Эти несколько мгновений продлились невыносимо долго — так долго, что одурманенный зельем разум Минервы уже успел решить, что в палате вовсе никого нет. Но вдруг чья-то ладонь легко погладила Минерву по волосам, едва уловимо провела пальцем по виску: — Поправляйтесь, мисс МакГонагалл. Минерва услышала удаляющиеся шаги, попыталась было открыть глаза, но неожиданно провалилась в глубокий сон.