***
Весь день Минерва провела в веселой суете — провожала соседок по гриффиндорской спальне и помогала собрать вещи, вместе с Помоной разыскивала сбежавшую от мальчика-пуффендуйца кошку. Беглянка в итоге нашлась за соседней от гостиной факультета дверью, на кухне, пригревшаяся у очага, и Минерва ощутила в груди странное к ней сочувствие — она бы тоже не отказалась свернуться клубком среди тепла и праздничных запахов. Наконец, уже в сгущающихся сумерках, все, кто собирался на каникулы домой, сели в Хогвартс-экспресс. К счастью, Помона не стала затевать перед отъездом разговора по душам, и Минерва расцеловала ее на прощание с легким сердцем: она уже решила про себя, что непременно поделится секретом с подругой, как только сама поймет, что же происходит. Минерва поднялась в гриффиндорскую башню и с удивлением оглядела гостиную — впервые она оказалась здесь одна. Конечно, еще несколько товарищей по факультету бродят по замку, но пока она здесь хозяйка. Удовлетворенно хмыкнув себе под нос, Минерва подхватила сборник сказок барда Бидля — не учебниками же поддерживать праздничное настроение? — и устроилась в кресле прямо перед камином.***
Настроиться на Рождество и ждать его по-настоящему у Дамблдора никогда не получалось: сначала он винил себя, потом — окружающих. В конце концов, четыре недели Адвента, неужели нельзя было обойтись двумя или по меньшей мере тремя! Каждый год, когда рождественские ели уже были наряжены, Дамблдор ловил себя на этом смутном предвкушении, но за несколько дней до праздника оно пропадало без следа. Дамблдора начинали раздражать суета, обмен бессмысленными открытками, а больше всего — необходимость пересматривать список тех, кому подарки якобы положено дарить. Разумеется, близким друзьям и коллегам, по этим пунктам у Дамблдора возражений не возникало, но во имя Мерлина, к чему его презенты бывшим однокурсникам? Секретарю министра магии? А уж тем более ритуальная пара носок — Аберфорту? Все равно скормит своим козлам, в сердцах думал Дамблдор, прикрепляя открытку к традиционному бочонку виски, заготовленному для профессора Диппета. Сомневался Дамблдор и насчет подарка Минерве. Что именно подарить, Дамблдор определился почти сразу — собственно, первая мысль, пришедшая ему в голову, продолжала казаться самой правильной. Но не покажется ли этот подарок девушке чрезмерно серьезным? Возможно, даже к чему-то обязывающим? Наскоро позавтракав в день праздника, Дамблдор на весь день заперся в своем кабинете, надеясь про себя, что рождественское настроение постепенно появится. Проверил оставшиеся домашние задания и избавился от назойливой стопки пергаментов на краю стола; подготовил страховочный вариант подарка для Минервы; выпил несколько чашек какао; открыл каждую из присланных ему коробок со сладостями и попробовал по конфетке, а потом долго убирал с пола обрывки фольги. Наконец стемнело. Дамблдор посмотрел на часы и с облегчением выдохнул — пора спускаться к ужину. Понимая, что конусообразную шляпу профессора Диппета ему уже не затмить, Дамблдор надел жилетку со скромно переливающимися звездами и, наскоро пригладив бороду, спустился в Большой зал. Увешанный множеством горящих свечей, украшенный блестящими шарами, гирляндами и старомодными пучками омелы, зал сверкал — и был до гулкого эха под сводами пуст. За длинными факультетскими столами сидели несколько студентов, нервно осматривающихся кругом. Дамблдор нахмурился. — Альбус, дорогой, подарком, как всегда, уважил! — раздался со стороны коридора голос директора. Дамблдор обернулся и с трудом удержался от смеха: конус на голове Диппета обрел воздушный шлейф, свисавший вдоль мантии директора до пола и наделявший его едва уловимым сходством с рослой усатой феей. — Армандо, неужели это все оставшиеся студенты? Директор нахмурился, оглядывая факультетские столы: — Действительно, видимо, все — в этом году очень многие решили провести каникулы дома. Неспокойные времена, сам понимаешь… Да и из преподавателей остались немногие, считай, еще пара человек. — Тогда, возможно, нам стоит пригласить студентов за преподавательский стол? — предложил Дамблдор. Диппет нахмурился сильнее. — Сидеть за одним столом с учениками, Альбус? — В порядке исключения, — спешно добавил Дамблдор. Диппет хмыкнул и шутливо погрозил пальцем: — Только в честь праздника! Даже усевшись за одним столом, студенты с преподавателями не составили большого собрания. Директор и трое преподавателей, целительница фрау Штерн, двое гриффиндорских третьекурсника, которым Дамблдор приветливо кивнул, сестры-близняшки со Слизерина в украшенных изумрудных мантиях и компания старшекурсников, которые сразу принялись болтать, оккупировав край стола. Пока фрау Штерн суетилась, отдавая приказы домовикам, чтобы те перенесли приборы за один стол, Диппет конфузливо оглядывал собрание. Дамблдор с опозданием понял, что директор не помнит студентов по именам. — Дорогие коллеги, ученики, — наконец, кашлянув, обратился директор. — Все устроились? — Еще я, профессор Диппет, простите за опоздание, — раздался голос запыхавшейся Минервы. Дамблдор с рассеянной улыбкой обернулся и замер вполоборота. Вбежавшая в зал девушка была одета в привычное форменное платье, к которому она прикрепила белоснежный воротник. Сегодня на девушке не было ни свитера, ни мантии, платье облегало плавный изгиб талии. Но больше всего Дамблдора поразила прическа — Минерва уложила волосы волной вокруг головы, открыв стройную шею. Глаза у девушки блестели, наконец взглядом она встретилась с Дамблдором. Не отводя взгляда, он машинально встал. Ножки стула скрипнули по полу, и все сидящие за столом недоуменно посмотрели на Дамблдора. Тот вдруг осознал, что вовсе не обязан был вставать при своей ученице, словно при леди. Усилием воли Дамблдор отвернулся от Минервы и обратился к Диппету: — Думаю, это все, Армандо! Так не пора ли нам приступать? Начался ужин чуть неловко: студенты стеснялись преподавателей и боялись лишний раз чересчур громко стукнуть приборами, а преподаватели избегали обращаться друг к другу по именам. Но вскоре между сидящими завязалась светская болтовня. Одна из слизеринок неожиданно оказалась соотечественницей фрау Штерн, и обе немки наперебой начали рассказывать про Рождество в родной Баварии — сказочный Мюнхен, глинтвейн и пряники в подарок. — Разве с Мюнхене не одно лишь пиво рекой? — неосторожно вклинился Диппет, чем спровоцировал возмущенную отповедь. Вскоре, правда, немки опечалились: обе с радостью встречали бы Рождество в самой Баварии, не пойди там, как они выразились, «дурные настроения среди маглов». Перед преподавателями на столе стояла и выпивка — кувшин того самого немецкого глинтвейна, сливочное пиво и бочонок виски, подаренный Дамблдором директору, который тот, войдя во вкус, призвал из своего кабинета. Минерва сидела на противоположном конце стола, болтая со знакомыми, и Дамблдор старался не смотреть на нее чересчур открыто. Выходило, откровенно говоря, плохо. Хотя от радостной болтовни, звона бокалов, вида принарядившихся коллег и студентов Дамблдору удалось поймать ощущение праздника, даже поддерживая непринужденный разговор, краем уха профессор невольно слышал слова Минервы, ее смех. Дамблдор вежливо кивал и улыбался, хотя внутри ощущал непривычное волнение, пальцы не слушались, и вместо того, чтобы орудовать ножом и вилкой, профессор не выпускал из руки бокал виски. Стараниями благодушного профессора Диппета — который сам употребил добрую толику напитка — бокал у Дамблдора не пустел. Пудинг был съеден, ужин подошел к концу. Профессор Диппет слегка неуверенно поднялся на ноги и широким жестом обвел вокруг стола: — Мои… — директор мужественно подавил желание икнуть, собравшиеся вежливо опустили глаза на стол. Дамблдору это отчего-то показалось невероятно забавным. — …дорогие коллеги. Да, мои младшие друзья, и вас я причисляю к своим коллегам — безусловно, авансом, который некоторый из вас будут вынуждены вернуть, зато другие, напротив, оправдают и превзойдут мои смелые надежды… Фрау Штерн громко кашлянула. — Так вот, друзья, с Рождеством! Дамблдор встал из-за стола, чувствуя легкое головокружение. Шагая к выходу из Большого зала, мужчина чувствовал, что ноги слушаются его с трудом — чертов Диппет и его чертов виски, с раскаянием подумал Дамблдор. Но вскоре благодаря холодному воздуху замкового коридора он почувствовал себя лучше, ноги стали послушнее, а мысли прояснились. Дамблдор свернул в боковую арку и, подойдя к окну, прислонился к нему. Стекло приятно холодило кожу, Дамблдор всмотрелся в темное небо — падающие снежинки были такими мелкими, что едва различались в воздухе. — Профессор? — сзади тихо подошла Минерва. — Да? — отозвался Дамблдор, не оборачиваясь. Минерва, поняв по его голосу, что все в порядке, подошла вплотную и нерешительно обняла Дамблдора со спины. Дамблдор ощутил дыхание Минервы на шее и торопливо сжал ладони девушки на поясе. Щекой Минерва прижалась к его лопаткам и шепнула в атласную ткань жилета: — С Рождеством, профессор. Дамблдор обернулся к девушке, внимательно разглядывая ее. В сумрачном холодном свете окна лицо девушки, обрамленное волнами локонов, выглядело таинственно бледным, глубоким пятном темнели губы. Вдалеке с низким звуком захлопнулись двери в Большой зал и повисла тишина. Минерве ночь казалась нереальной. Весь вечер прошел в золотом, густом свечном тумане Большого зала, среди блеска тарелок и болтовни, и Минерва всей кожей ощущала частые взгляды Дамблдора. Она еле дождалась конца ужина, и теперь чувствовала себя неожиданно смелой. Девушка привстала на цыпочки и потянулась к губам профессора. Тот оставался на месте, пока она не поцеловала его — сразу призывно распахивая губы, дотрагиваясь языком, приглашая. Дамблдор ответил, и, наконец давая себе волю, провел вверх по шее девушки, ощущая пушистые волоски на ее коже, а затем тугую поверхность локонов. Когда дыхание у обоих сбилось, профессор разорвал поцелуй и вопросительно поднял брови, глядя на Минерву — оба знали, что сейчас девушка поцеловала его сама едва ли не впервые. Минерва неловко пожала плечами и указала глазами наверх, под потолок: — Омела, сэр. Дамблдор едва заметил растение под каменным сводом. От этого жеста девушки — игривого и в то же время абсолютно искреннего — в груди у него что-то сжалось. Дамблдор порывисто подхватил девушку на руки — та охнула, но понятливо удержалась за его плечи — и направился к своему кабинету. В коридорах замка стояла полная тишина, только на поворотах иногда в стекла бился ветер. Минерва спрятала лицо на шее у Дамблдора и в этой тишине казалось, что сердце у нее колотится где-то под горлом. Все волшебство Хогвартса этой ночью было для них, и Минерва ощущала себя как никогда на своем месте. Запах Дамблдора — виски, немного табака, сладости и горчинка жженого дерева — окружил девушки плотной стеной. Когда Дамблдор по ступенькам поднялся в свой кабинет и, не зажигая свет, осторожно опустил Минерву на диван, она часто заморгала. Дамблдор попробовал отстраниться, но Минерва удержала его за плечи, пристально глядя в глаза. Она почему-то испугалась, что он уйдет. — Я не такой дурак, чтобы сейчас уходить, — ласково усмехнулся Дамблдор и коротким поцелуем дотронулся до ее губ. Минерва запоздало ощутила терпкий привкус виски. Дамблдор встал и зажег светильник на столе. — Я только хотел подарить вам свой подарок. Предупрежу сразу, весьма скромный, — тихо сказал Дамблдор. Он до последнего не мог выбрать. Уже подойдя к каминной полке, машинально взял одну из стоявших на ней коробок. — Это замечательно, что подарок скромный, потому что мой не лучше, — запоздало ответила Минерва, когда Дамблдор поставил коробку ей на колени. — Он у вас на столе, я передала с эльфом прямо перед ужином. Дамблдор развязал ленты на свертке, развернул оберточную бумагу — и, откинув голову назад, от души расхохотался. — Минерва, кажется, вам удалось найти единственные сладости, которые я еще не пробовал. Минерва, которая все еще возилась с коробкой, просияла: — Это шоколадные лягушки, сэр. Один из родственников моей мамы иногда присылает нам образцы — и я уговорила его отправить к празднику вот этих побольше. Кажется, их запустят в производство, — девушка подошла к столу. — Смотрите, главное — тут внутри карточки с великими волшебниками. Тот родственник надеется, их будут коллекционировать. Поэтому я и решила подарить их вам — рано или поздно ваш портрет тоже окажется среди них. Минерва так сияла, что Дамблдору дорогого стоило не подхватить ее на руки снова. Вместо этого, подавив порыв, он поторопил ее, кивая на коробку в руках, девушка наконец развязала бечевку. И согнулась от смеха, увидев в руках «Полное и исчерпывающее пособие по уходу за вашей кошкой». — Альбус, то есть сэр!.. — возмущенно выдавила сквозь смех Минерва. Дамблдор с улыбкой хмыкнул и, сжалившись над девушкой, провел над книгой рукой — обложка резко потемнела. С лица у Минервы сбежала улыбка, когда она прочла заголовок и она восхищенно выдохнула: — Во имя Мерлина, где вы ее достали? Это же самое редкое пособие по трансфигурации, его даже в Закрытой секции нет! Дамблдор самодовольно улыбнулся, радуясь ее реакции. — Минерва, к счастью, я умею заводить друзей. В том числе — среди книготорговцев. Минерва с осторожностью отложила книгу на стол и потянулась к Дамблдору. Светильник позади плавно погас — и Минерва сама не поняла, сделал это Дамблдор или сработала ее стихийная магия. Девушка прижалась всем телом к мужчине, словно получив разрешение благодаря опустившейся темноте. В пустом кабинете был слышен только шорох одежды и громкое дыхание. Когда Дамблдор горячими губами прикоснулся к шее Минервы, девушка тихо застонала и потянулась к пуговицам на жилете Дамблдора.