Легенда о городе слепых

Я отдам тебе то, что соткал из зари, – колыбельные песни и странные сказки. За окном в полумраке горят фонари, красят воздух уютной оранжевой краской. Твои крылья давно превратились в золу, но я видел их призрак, пусть только мгновенье. Я из клетки грудной твоей выгоню мглу интонацией голоса, прикосновеньем. (с) Сон больше не шел к Агги. Он лежал в своей кровати, смотрел в потолок и прислушивался к каждому шороху внизу. По традиции Леда сперва нагрел себе воды, но отмокал в ней куда меньше обычного, а потом лег в постель. Здесь, наверху, Агги не слышал, насколько глубоко его дыхание, и не знал, успел ли он уснуть, но мог точно сказать, что Леда даже не ворочался. Прошло не меньше часа, прежде чем он решился подняться и, тихо ступая, направиться вниз. Пару раз старые ступеньки предательски скрипнули под его ногами, но Агги это не слишком взволновало – если Леда не спал, он и так уже заметил его перемещения, а если сон все же нашел его, от такого тихого звука вряд ли можно проснуться. Искать плащ Леды Агги не пришлось: как назло тот небрежно перекинул его через боковину своей кровати. Металлическая пряжка тускло поблескивала в слабом ночном свете, что проникал с улицы. Мысленно выругавшись, Агги двинулся к постели. Леда лежал на боку, отвернувшись к стене, и не двигался. Когда до цели оставалось всего несколько шагов и Агги уже хотел протянуть руку за плащом, про себя попросив удачи у Светлого, Леда негромко и ничуть не сонно произнес: – До тебя плохо доходит, Агги? Я же сказал, что только мне решать, когда тебе приближаться к моей постели. Плотно сжав губы, Агги тихонько выдохнул через нос. Сам того не понимая, Леда придумал правдоподобное оправдание его ночным похождениям. Догадайся он об истинной цели Агги, тот уже наверняка остался бы без руки, которой хотел прикоснуться к чужому. – Мне не спится, – сообщил Агги, ничуть не соврав, и сделал еще один шаг, чтобы осторожно опуститься на край матраса, небрежно застеленного грубым полотнищем. Он надеялся, что бешеное биение его сердца поскорее успокоится – казалось, даже Леда слышит, как грохочет кровь, бегущая по его венам. – А я тут при чем? – грубовато огрызнулся Леда, но даже головы не повернул, что насторожило Агги. Неплохо изучив характер и привычки своего напарника, он почти не сомневался, что будет лететь на пол через секунду после того, как его пятая точка коснется постели. Но Леда мало того, что не заехал ему по физиономии, он даже на него не посмотрел. – При том, что не спится мне из-за тебя, – снова не обманул Агги. – Скажи мне хотя бы, ты закончишь свои дела уже завтра? – Возможно, – уклончиво отозвался Леда. – Возможно? – Если успею, то завтра. Если не успею, то послезавтра. И тогда скажем прощай Ратанарду. Хотя ты можешь остаться, коли пожелаешь. – С чего мне оставаться? – удивился Агги. – У тебя же здесь уже сотня друзей и приятелей, – язвительно процедил Леда. – Быть может, ты не хочешь с ними прощаться. Последние слова прозвучали полувопросительно, Леда явно ждал какого-то ответа, и именно поэтому отвечать Агги не стал. За все переживания и измотанные нервы он имел право хотя бы в мелочах сделать что-нибудь из вредности. – Твоя цель – это человек, которому тебя продали родители? – в лоб спросил Агги и напрягся всем телом, готовый к какой угодно, но безусловно агрессивной реакции. Только теперь Леда соизволил приподняться на локте и обернуться, чтобы поглядеть на Агги ничего не выражавшим взглядом. Одно тот понял точно: взбешен из-за его слов, как это часто бывало, Леда не был. После недолгого созерцания он наконец сел, согнул ноги в коленях и уперся руками в матрас. В почти полной темноте Агги лишь теперь увидел, что Леда недобро улыбается. – Нет, – еле слышно выдохнул он, – это не он. Человек, который меня купил, уже три года, как кормит червей. Он был первым, кого я отправил на тот свет. Пускай богов не существует, но проклятые чертоги для него, я надеюсь, все же нашлись. – А кого же ты ищешь здесь? В своей голове Агги выстроил логическую цепочку и поверил в нее, но, похоже, она оказалась ошибочной. Из той скудной информации, которой с ним поделился Леда, Агги сделал вывод, что в юности тот попал в лапы богача с развращенными пристрастиями, от которого со временем умудрился сбежать и жаждал мести. Однако теперь по всему выходило, что в жизни Леды был еще какой-то заклятый враг. А еще Агги вдруг вспомнил, как однажды Леда сказал ему, что мстит не за себя, а за человека, который давно умер. Кроме того, не так давно они говорили о борделях, и Агги предполагал, что, возможно, они тоже имеют какое-то отношение к прошлому Леды. Но как увязать это все воедино, он не соображал. Догадки одна абсурдней другой перемешались в голове, и Леда, внимательно за ним наблюдавший, вдруг негромко рассмеялся. – Не думай так много, Агги. У тебя вот-вот глаза лопнут. – А что мне остается? – отозвался тот. – Ты ничего о себе не рассказываешь. – Потому что тебе ничего не нужно знать. – Еще как нужно. Леда только насмешливо фыркнул, но на какое-то мгновение Агги почудилось, что глаза он отвел в сторону вовсе не потому, что ему надоело смотреть на него. – Я даже не буду спрашивать, зачем тебе, – с издевкой произнес Леда, но Агги не стал отвечать. На периферии мелькнула мысль, что Леда не мог не ожидать поцелуя, но почему он не оттолкнул, додумать Агги не успел. Все последнее время он даже мыслей не допускал, как сильно успел соскучиться по этой близости. И еще меньше Агги желал размышлять о том, что будет делать, когда все вернется на круги своя и их встречи станут редкостью – неожиданностью раз в полгода. Леда вел себя привычно – был просто покорным и не отвечал, лишь разрешая себя целовать, но Агги сразу почувствовал: что-то было не так. И только через несколько тягучих, сладких и одновременно наполненных настороженностью мгновений понял, что именно. Обычно расслабленный и почти безучастный в постели, сейчас Леда был напряжен, как натянутая струна музыкального инструмента. Агги был готов поклясться, что в эту секунду он решает, оттолкнуть или все же позволить. "Не торопиться", – скомандовал себе Агги. Отчего-то он был уверен, что, если начнет лихорадочно срывать с Леды одежду, все закончится ударом в зубы. Осторожно Агги обнял его, забираясь пальцами под рубашку чуть выше пояса. Их по-прежнему разделяли согнутые колени Леды, но Агги и не спешил прижиматься всем телом, а медленно и с удовольствием поглаживал его поясницу. Почему-то у Леды почти всегда была горячая кожа, как будто его безостановочно лихорадило. А может, ледяными были пальцы Агги. Его губы скользнули по щеке Леды, коснулись шеи у самого воротника рубашки, и Агги потянул за ее край, чувствуя, как некрепко сплетенные шнурки завязок расходятся. На мгновение ему почудилось, что Леда хочет что-то сказать, да к тому же шестое чувство шепнуло, что сейчас он наконец решится и оттолкнет. Разум уступал инстинктам – Агги едва ли думал, когда перехватил руки Леды и почти до боли прикусил его нижнюю губу, лишь бы тот молчал. Чувства обострились, мысли исчезли, оставив звенящую тишину в голове, и Агги казалось, что уже завтра утром он не сможет вспомнить подробностей. Урывками он воспринимал реальность: гладкая, невероятно тонкая кожа на запястьях Леды, его неровное, учащенное дыхание, запах мыла и едва ощутимый, еле пробивающийся через него настоящий запах кожи и волос. Агги жадно ловил каждую мелочь, мысленно моля неизвестно кого, чтобы память сохранила все это надолго, чтобы вспоминать, перебирать и проживать заново потом, когда Леды рядом не будет. Поцелуй разорвал Леда, и Агги с трудом сдержал протестующий стон, а в следующее мгновение тот развел ноги, без слов позволяя обнять его уже по-настоящему, крепко. Перед глазами марево висело, да и темнота мешала толком рассмотреть Леду, который упорно отворачивался. И когда руки Агги сомкнулись на его плечах, он не сразу поверил, что чувствует дрожь, слабую, неконтролируемую – не свою, а Леды. Когда-то бесконечно давно, когда Агги был еще совсем юным, жил в деревне, его родители были живы, а он сам не знал забот, первая подружка, соседская девчонка, так же трепетала в его объятиях. Агги помнил это весьма смутно и больше никогда такого не чувствовал. Про себя он решил, что отвечать на ласки так – со смятением и предвкушением – могут лишь совсем неискушенные любовники. До сегодняшнего дня Агги даже не подозревал, какую нежность, какой тихий восторг способна в нем вызвать подобная реакция. Он забыл о своих сломанных ребрах, забыл о том, что любое лишнее шевеление отдается во всем теле до кончиков мизинцев. Если сейчас он и ощущал какой-то дискомфорт, то просто не знал об этом. Прижавшись лбом ко лбу Леды, мягко обхватив ладонями его шею, Агги провел большими пальцами по скулам. Смотреть ему в глаза Леда не желал, а может, не мог, и впервые в жизни Агги видел, как тот просто зажмурился – крепко, как это делают дети. – Леда… – негромко начал он, но тот сразу перебил: – Закрой рот. Слышишь меня? Просто заткнись. И Агги послушался. Он сам не знал до конца, каких глупостей был готов наговорить в этот момент. Рубашка сползла с плеч – даже в почти кромешной темноте нельзя было не увидеть, какая светлая, аристократически бледная у Леды кожа. Агги не хотел думать о таких вещах в этот момент, но все равно представил, в какое исступление беззащитный Леда, совсем еще ребенок, должен был приводить подонков, получавших его в свое распоряжение. На секунду от гнева стало тяжело дышать, и Агги велел себе отринуть лишнее – сейчас был не лучший момент для негодования. Даже от столь недолгой ярости он успел почувствовать прилив незнакомой ему силы. Если бы насильник оказался перед ним, Агги не сомневался, что ему хватило бы злости свернуть тому шею голыми руками. Ладони скользнули по обнаженному торсу Леды, на краткий миг задержались на его непривычно твердых сосках, а потом опустились ниже. Рефлекторно Леда втянул живот, как будто ему было щекотно, и задержал дыхание, когда Агги опустил руку на его пах. Он знал заранее, что почувствует это – наконец ощутит истинное, живое желание, которое Леда прежде так старательно скрывал, быть может, даже от самого себя. Агги выдохнул тяжело, ему было больно, но отнюдь не физически, и закрыл глаза, потому что теперь уже сам не решался посмотреть в лицо Леды, страшась увидеть там страх или отвращение. – Ну и чего ты замер? Передумал? – Леда произнес это неразборчиво, почти не размыкая сжатых зубов, и, вероятно, именно поэтому Агги послышалось больное отчаяние в его голосе. Дернув Леду за пояс на себя, Агги чуть ли не насильно уложил его на спину. От резкого движения в боку полыхнуло болью, но даже это не могло успокоить его возбуждение. Агги понимал, что рискует завтра не встать, но решил, что, значит, так тому и быть. Свободные штаны из того же грубоватого материала, что и рубашка, в которых Леда неизменно спал в течение всего их путешествия, легко скользнули до колен. Агги сперва медленно провел руками по его бедрам, пока губами легко касался груди у солнечного сплетения. Ожидание было невыносимым, ожидание было таким сладостным, что за него было не жалко умереть. Леда молчал и не требовал, но от ненормально быстрого дыхания его грудная клетка вздымалась и опускалась. Агги никогда не видел его таким прежде и был уверен, что больше уже и не увидит. Когда горячий ствол лег в его руку, Агги не смог сдержать судорожного вздоха, больше похожего на стон. Леда же, напротив, застыл, даже дышать перестал, и только его пальцы до боли впились в плечи Агги. Терпеть дальше, спускаться долгими дразнящими поцелуями по животу, как Агги сделал бы это в какой-то иной ситуации, он уже просто не мог. С силой подавшись назад, не рассчитав, что кровать была слишком коротка, он больно ударился щиколоткой о ее торец, но едва ли заметил это. – Не надо, – сдавленно запротестовал Леда, спешно приподнимаясь, но Агги не дал себя остановить. Он взял сразу глубоко, до горла, чуть не подавился и немного отпустил, но потом снова повторил. Леда опять вцепился в его плечо и вроде бы что-то произнес, но Агги не услышал за стуком собственного пульса. У него не было большого опыта в таких вещах, до встречи с Ледой он и вовсе предпочитал компанию женщин, но сейчас просто понимал, как надо действовать. На мгновение выпустив член изо рта, он губами отодвинул крайнюю плоть и почувствовал на языке первую солоноватую каплю. Лишь на секунду Агги вскинул голову, чтобы посмотреть на Леду. Отчего-то сейчас было важно увидеть, что отражается в его глазах, и Агги больше ничего не боялся. Но, видимо, что-то было не так с его собственным лицом, потому что Леда сразу отвернулся, плотно сжав губы. "Ты прекрасен", – вот что хотел сказать Агги и, к счастью, смолчал. Более банальных слов не существовало в целом мире, но описать иначе то, что Агги видел перед собой, что чувствовал, он не умел. Много лет назад бездушные твари сломали Леду, и пускай эти переломы срослись, они срослись неправильно, а их последствия были необратимы. Теперь Леда принадлежал Агги, даже если сам считал иначе, и тот верил, что кое-что исправить он еще может. Шелковистая кожа под языком, гладкие бедра под его ладонями – Агги не замечал, что невольно удерживал Леду на месте, как будто тот собирался вырываться. Собственные волосы падали на лицо, лезли в рот, а от неудобной позы болел даже не пострадавший от побоев позвоночник. Но все это стало совершенно неважным. Агги не думал, что Леда сорвется так скоро – он вообще не был уверен в успехе, ведь совсем недавно не мог вызвать ответного желания вовсе. Горячей, терпкой на вкус спермы было немного, Агги удалось не поперхнуться и проглотить почти все за раз. Леда не дергал его за волосы, не толкался в рот, и, только выпустив его член изо рта, Агги боковым зрением заметил, что тот скомкал в кулак полотнище, заменявшее тут простыню. В голове гудело от возбуждения и напряжения, оставаться в скрюченной позе на кровати было невыносимо больно. Агги сполз вбок, глухо стукнулся коленями о деревянный пол и, мало заботясь о том, как выглядит со стороны, спустил штаны и крепко сжал свой член. Хватило несколько быстрых движений. Прижавшись горячечным лбом к матрасу, Агги, закрыв глаза, чувствовал, как почти болезненное напряжение покидает его, а вместе с ним – силы и эмоции. Внутри Агги чувствовал лишь светлую теплую пустоту, будто кто-то выпил его до дна, оставив лишь оболочку-сосуд. Натянув штаны, Агги сел прямо на пол и наконец медленно поднял голову. Усталость и тупая боль постепенно накатывали на него, Агги знал, что завтра все проклянет и что каждый синяк и каждая сломанная косточка накажут его стократ за эти минуты удовольствия. – Тебе как будто понравилось, – голос был незнакомым, чужим – он так жалко дрожал, что никак не мог принадлежать Леде. Он возился на кровати, торопливо застегивая рубашку, а когда успел натянуть свои штаны, Агги даже не заметил. – Очень понравилось, – он попытался улыбнуться, но Леда на него все равно не смотрел – не смотрел специально. – Как же иначе? – Странно. Мне всегда было мерзко. Поначалу даже выворачивало. Сорвавшись с постели, Леда в несколько широких шагов пересек всю мастерскую и, остановившись у ведра с водой, зачерпнул полную жестяную кружку. Устало вздохнув, Агги, не вставая, развернулся и привалился спиной к кровати. Запрокинув голову, Леда судорожно глотал воду, как будто до этого неделю шел по пустыне. – Мне очень понравилось, – тихо повторил Агги. – Я не ждал, что когда-нибудь это случится. – И дальше не жди, – оторвавшись от кружки, Леда повернул голову в его сторону, но из-за густой тени Агги толком ничего не видел. – Возможно, больше это не повторится. – Да, возможно, – кивнул Агги. – И я боюсь этого не меньше, чем ты. После этих слов у Леды, которого знал Агги, должен был начаться или приступ хохота, или прилив жестокости. Но какой-то другой Леда смотрел на него из темноты и даже не шевелился. Пора было начинать бояться, вот только Агги слишком устал, чтобы испытывать хоть что-то. – Иди к себе, – наконец негромко произнес Леда. – Не могу. Я не дойду, – Агги почти не соврал. – Еще как дойдешь. Дать пинка? Вот эти слова принадлежали уже привычному Леде, и Агги незаметно усмехнулся – глупо, но так ему было спокойнее. – Я остаюсь здесь, – твердо ответил он и, с усилием подтянувшись, скорее не лег, а закинул свое тело на кровать, тут же предусмотрительно прижавшись к стене, чтобы Леда мог лечь рядом. Если захочет. Как ни странно, спорить и требовать тот не стал, и через какое-то время, еще до того, как сознание Агги погрузилось в сон полностью, он почувствовал чужое тепло рядом. Агги засыпал с глупой, совершенно нелогичной мыслью, что теперь все правильно. А еще смутно ощутил, как его руку накрыла чужая ладонь и несмело сжала в своих пальцах. Жест был слишком трогательным, сказочным для их жизни, потому позже Агги предпочел думать, что это ему просто приснилось. Утром Агги проснулся как от толчка. Воспоминания вернулись за доли секунды до того, как он открыл глаза, и тут же он понял, что разбудил его какой-то шорох. Приподнявшись на локтях и сонно заморгав, в предрассветных сумерках Агги увидел, что Леда уже надевает плащ, и, не подумав, резко сел, тут же почувствовав, как тело мстит ему за вчерашние приключения. – Куда ты? – голос был хриплым и невнятным, Агги прокашлялся, а Леда тем временем медленно повернулся в его сторону. Смотрел он на Агги странно, как будто видел впервые. – Мне пора, – коротко ответил он. – Куда? – упрямо повторил Агги, протирая глаза и опуская ноги на холодный пол. Он еще не решил, как будет поступать, уж точно не бросаться Леде наперерез, но сидеть и спокойно глядеть, как тот опять сбегает, Агги не мог. – Сегодня все закончится, – невпопад ответил Леда. – То есть я постараюсь закончить сегодня. Если бы ум Агги до сих пор не пребывал в полудреме, он, наверное, не додумался сказать то, что сказал. – Не надо. Брось. Слова вырвались и повисли в воздухе между ними. Они были осязаемыми, хоть рукой потрогай. Даже не напряжение, а непонимание почувствовал Агги, словно сейчас он говорил на языке, который Леда не знал. – Что бросить? – спросил он, и даже тени недоумения не было в этом вопросе. – То, что ты задумал. Еще не поздно все оставить, давай просто уедем. Что именно замышлял Леда, Агги не представлял до сих пор, но предчувствие беды подъедало его изнутри, как ржавчина точит металл. Сойк говорил о том, что Леда не дорожит своей жизнью и так или иначе отыщет смерть. Теперь Агги казалось, что подозрения смотрителя могли стать мрачным пророчеством. Леда должен был рассмеяться – он всегда смеялся, когда Агги говорил несусветную, на его взгляд, чушь. Но сейчас он просто стоял в паре ярдов и смотрел на своего собеседника. Зрелище нелепей сложно было вообразить: полуголый, сонный, весь в синяках Агги и Леда, неприступный, как скала, в черном плаще до самого пола. – Я никогда не смогу бросить, Агги, – спокойно произнес Леда. – Я не понимаю, что такое поздно или не поздно. Есть просто вещи, которые были и будут всегда. – Твоя месть? Леда неопределенно покачал головой – этот жест мог в равной степени означать и да, и нет, и "какой же ты дурак". А потом, облизнув губы, он снова поднял взгляд на Агги. – Я никогда не говорил тебе, – равнодушно начал он, – у меня ведь тоже есть дар. Не выдать себя, а именно то, что он уже знал об этом, Агги удалось лишь благодаря тому, что его лицо вытянулось от искреннего изумления. Не оттого, что Леда обладал даром, а потому, что он собирался поделиться своей тайной. – Я знал, – тихо ответил Агги, незаметно для себя сжав край матраса ладонями. – Откуда же? – вскинул брови Леда. – Ты слишком необычный, с тобой явно что-то не так. С самого начала. Усмешка Леды была едкой, Агги чувствовал горечь на языке только от того, что находился рядом. – У меня отличная память, Агги. Я ничего не забываю. – Ну это я уже заметил, – криво улыбнулся в ответ тот. – Ты не понял. Я действительно ничего не забываю. Теперь выражение лица Леды стало отрешенным, он даже смотрел из-под полуопущенных ресниц, как будто замечтался о чем-то. Совершенно расслабленная поза, опущенные вдоль тела руки – Агги плохо соображал, но подумал, что эта отчужденность не напускная. Интересно, рассказывал ли Леда еще кому-нибудь о своем даре? Быть может, признание приносило ему облегчение? – Я не понимаю, – беспомощно произнес Агги, боясь, что Леда по привычке уйдет, ничего не объяснив. – Все очень просто. Я помню любой день, любой час, любую минуту своей жизни до последних, ничтожных подробностей. Мне даже глаза закрывать не надо, чтобы воспроизвести все до мелочей. Когда до Агги наконец дошло, о чем ему говорил Леда, он порадовался, что сидит, а не стоит. Удар обухом топора по затылку был бы равносилен этому признанию. Ужас и восторг смешались в душе Агги, пока мысли, догадки, фантазии – все вместе – водили хороводы в голове. Только осознать до конца услышанное Леда ему не позволил, вновь заговорив. – Не хочешь проверить? Задай мне любой вопрос, – и когда Агги не нашел в себе сил даже плечами пожать, он предложил сам: – Хочешь, я слово в слово перескажу любой наш разговор? Могу рассказать, во что ты был одет в любой из дней, когда я тебя видел. А хочешь, скажу, какая погода была в четвертый день лета в этом году? Или в прошлом, позапрошлом? Мне без разницы, о чем говорить, я помню все. Короткие фразы падали сухо и неэмоционально, но чем спокойнее выглядел Леда, тем тревожнее становилось Агги. Человек перед ним казался пустой иссушенной оболочкой, душу в которой выжгла неведомая хворь. Когда Леда бывал зол, агрессивен, когда он истерично хохотал, Агги не пугался так, как сейчас. Ледяная лапа сжимала сердце, потому что хоть Леда и рассказывал о ерунде, Агги медленно неотвратимо осознавал, что тот помнит до мельчайших подробностей и другие события своей жизни. – Когда ты вошел в тот трактир, в "Медвежью нору", на тебе был мокрый плащ. Мне показалось, что он черный, но на деле он был темно-серым. Это я понял уже на следующий день, – Леда рассказывал, словно из книги читал, даже задумываться ему не было нужды. – Ты тогда отпустил куда более длинные волосы, чем сейчас, и на голове у тебя был жуткого вида стог из них. А в левом ухе две серьги. Позже их не стало. – Ухо поранил, – зачем-то пояснил Агги, хотя нужды в ответе точно не было. – И вынул обе. – Из-за твоей смуглой кожи я подумал, что ты чужеземец откуда-то с юга, пока ты не открыл рот и не заговорил без акцента. Ты заказал жаркое и попросил не обжаривать мясо слишком сильно. "Уж воистину, Светлый бог и его Темный брат сошлись в битве сегодня", – сказал тебе трактирщик, а ты ответил: "Светлый явно проигрывает". А потом ты сидел и дремал, а мужичье за соседним столом обсуждало погоду. Знаешь, о чем они говорили? Слово в слово: "Ливни – это хорошо, это благость, грибов в лесах будет уйма…" Мне продолжать? Вдохнув судорожно, потому что на протяжении всего монолога Леды Агги забыл дышать, он сразу выдохнул и попытался сглотнуть, но во рту пересохло. – Я ничего этого не помню, – признался он. – То есть помню в общих чертах, но что заказывал тогда, точно нет, а уж кто что говорил… – Ты даже не представляешь, насколько ты счастливый человек, – интонаций в голосе Леды попросту не было. – Но все же попытайся представить на секунду себя на моем месте. Ты понимаешь, Агги, что для меня никогда не будет поздно? Странное чувство испытывал Агги: ему вдруг стало неловко за то, что он счастливей Леды. Что его дар возвышал его над остальными людьми, а Леду способность не забывать сделала ущербным. И хотя Агги изо всех сил пытался придумать, какие положительные стороны есть у такого дара, в одном он был уверен железно – себе он не пожелал бы подобного даже за все богатства мира. – Я научился читать и писать за десять минут, – неестественно улыбнулся Леда. – Мне один раз показали, как это делается, и этого хватило. Я запоминаю с одного раза песни и стихи. Могу сейчас напеть ту, что ты слушал в столице на ярмарке, когда я следил за тобой. Однажды услышанное я буду помнить слово в слово всю жизнь. Ты спрашивал, где я учился? Нигде. Любые даже случайные знания не проходят мимо меня – попав в мою голову, они остаются там навсегда. Я говорю на шести иноземных языках. Как-то раз шутки ради потратил на это два дня. Скорей всего неосознанно Леда сделал шаг вперед, и звук скрипнувших под его ногой досок был слишком громким в тишине мастерской. Агги невольно отклонился назад, хотя расстояние между ними оставалось все еще приличным. – Вот только лучше всего я помню совсем другие вещи. Вовсе не о стихах я думаю перед сном, – свистящий шепот Леды звучал как голос бестелесной тени из худшего кошмара. – Я помню их всех, всех до единого. Их жирные потные тела, их вонючие члены, которые они совали мне в рот, я помню смрад их гнилых зубов и помню каждую вспышку боли. По ночам я не отдыхаю – все это я вижу во сне. "Кто-то продолжает его терзать", – щелкнуло в голове Агги, а перед глазами мелькнул образ смотрителя храма. Сойк подслушал воспоминания Леды, его прошлое и почувствовал, что кто-то мучает его. Вроде бы Сойк говорил о том, что невозможно испытывать острое горе спустя много лет после даже самой страшной трагедии. И Сойк был прав – время действительно лечило всех на свете людей. Кроме одного. – Я не знаю, что сказать тебе, – голос дрогнул, и Агги поспешил замолчать. – Ничего не говори. Никуда не лезь. Просто жди, – и, помедлив немного, Леда добавил: – Я рассказал тебе все это не для того, чтобы ты меня жалел, и не потому, что мне хотелось поделиться. Я рассказал оттого, что до тебя никак не дойдет: обратной дороги для меня не существует. Я не забуду, а стало быть, не прощу и никогда не сдамся. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга, и Агги, не выдержав, уступил первым. – Я все понял, – тихо произнес он и отвел взгляд. Леда ничего не сказал на это – он просто ушел. Когда дверь за его спиной закрылась, Агги стало ощутимей легче дышать. Если Леда и думал, что Агги куда-то соберется в этот день, если он опасался, что каким-то неведомым образом тот может помешать ему воплотить в жизнь темные планы, он сильно переоценил состояние своего напарника. Уснуть после всего случившегося Агги не смог, но, попытавшись походить по мастерской, понял, что далеко не уйдет. Болело все тело, да к тому же почему-то подташнивало, потому, улегшись в постель Леды, Агги пожелал себе ни о чем не думать. Захотеть было проще, чем сделать. Он старательно перебирал в памяти все их встречи, все разговоры, но упорно не находил ни одной зацепки, которая могла бы подсказать ему раньше, что за удивительный и одновременно страшный дар у Леды. Лишь однажды, уже здесь, в Ратанарде, тот прочитал строчку из какого-то стихотворения, и Агги удивился – поэзия была прерогативой высшего сословия. Леда же ответил, что Агги даже не представляет, насколько хорошая у него память. Быть может, были и другие подобные оговорки? Вечной памятью Агги не обладал, потому не мог сказать точно. А вот от мыслей о том, как Леда справлялся с другими своими знаниями, Агги начинало мутить. На ум приходило простое сравнение: если бы его память милосердно не сглаживала углы, он до сих пор сидел бы в Маарте и даже носа не высовывал, дрожа от страха перед своими прежними заказчиками и врагами. Но бояться вечно нельзя, и потому в один прекрасный день, позабыв, каких страхов он натерпелся в столице, Агги отправился в музей часов, чтобы раскрыть загадочное преступление. Что же тогда говорить о Леде? Чем больше Агги думал о нем, тем острее чувствовал восхищение. Тот повредился рассудком, но нашел в себе силы жить дальше, пускай даже ради одной мести, тогда как Агги, достанься ему такое проклятье, уже давно наложил бы на себя руки. Он не успел расспросить Леду, когда он впервые почувствовал зарождение дара, как это происходило и как скоро Леда понял, что он не такой как все. У Агги был миллион вопросов, и, перебирая их в уме, он немного отвлекался от жгучего беспокойства. Стук в дверь вернул его в мир реальных вещей, и, конечно, он ничуть не удивился, когда увидел на пороге Рю. – Я поесть тебе принес. Извини, утром не успел. Час был не ранний, на улице уже смеркалось, но голода Агги не чувствовал, слишком уж было нехорошо. А вот сам Рю показался ему рассерженным, даже щеки его немного раскраснелись, а глаза сердито блестели. – Ничего страшного, спасибо, – поблагодарил Агги, пока тот раскладывал продукты на столе. – И еще книгу, – добавил Рю. – Какую книгу? – Смотритель передал. Подойдя к кровати, Рю протянул старинную книгу в черном потертом переплете. Агги не был уверен, видел ли ее раньше, но вполне возможно, она лежала в стопке других фолиантов из архива смотрителя. – Спасибо, – поблагодарил он, принимая книгу из рук Рю. – Ты что же, ходил в храм? – Нэя ходила. Идиотка. А смотритель ее просто встретил и передал, – отрезал Рю, и теперь Агги заинтересовался всерьез. – А что, это так плохо – ходить в храм? – с веселым недоумением поглядел исподлобья он. – Можно подумать, ее храм интересует, – Рю стиснул зубы так, что заходили желваки, но быстро опомнился и махнул рукой. – Неважно это все. Извини, что побеспокоил. – Да ничего, – хмыкнул Агги. Допытываться, из-за чего завелся Рю, ему было недосуг, а вот книга, которую он держал в руках, действительно представляла интерес. Как только за гостем закрылась дверь, Агги сел, поправив подушку под спиной, и раскрыл фолиант. Сойк не только не забыл об их уговоре поискать упоминание о храме, он еще и заботливо заложил тонким листком пергамента нужную страницу. На самом листке он не написал Агги ни слова, вероятно, полагая, что дальше тот и сам разберется. Фолиант был порядком древним, страницы истончились и казались хрупкими в неловких пальцах Агги. Вязь старинного языка на первый взгляд была едва ли читаемой, но через две строчки Агги понял, что при желании можно приноровиться. Тем более, легенда не была слишком уж большой, не более нескольких абзацев. "Предание о граде слепцов и о черном чертоге в граде сием" – гласило название. С жадностью первооткрывателя Агги впился взглядом в ровные строки. "На севере далеком – бытует предание таковое – стоит град знатный, град печальный, и имя тому граду Ратанард". Уже на этом месте Агги невольно присвистнул. Возможно, сейчас он держал в руках первоисточник легенды, и, если это было так, передаваемая из уст в уста, она потеряла важное указание, где именно искать и храм, и книгу, и слепцов. "Как глаголют старики, видали они камни ценные и даже бесценные в землях города сиего..." На этом месте Агги остановился и нахмурился. Разработка алмазов, как он помнил, началась в Ратанарде не так уж давно – около пяти сотен лет назад и продлилась около ста лет, если не меньше, а значит, чтобы называться громким словом "легенда", описываемые события были слишком свежи. Зажав пальцем в том месте, где читал, Агги перелистал в начало и посмотрел название книги, которое указали не на самой обложке, а под ней. "Летоописание от года Волопаса, 1134 от становления первой династии" – увидев заголовок, Агги шумно выдохнул. Перед ним была летопись, а вовсе не книга со сказками, как он сперва подумал. Сменилось не одно поколение, речь успела претерпеть немало изменений, да и многое зависело от самого летописца – возможно, именно этот был тем еще непонятым поэтом. Однако, как ни крути, получалось, что Агги читал о реальных событиях. Бегло пробежав глазами абзацы, в которых рассказывалось о самом Ратанарде и о добыче алмазов, он остановился на более важном. "Мало кому известно, что в граде том слепцов есть проклятое место, куда не следует ступать ноге праведника. Братья наши, братья людские – лишь те из них, кто опустился на самое дно, открыли для себя черный чертог, а в нем – книги проклятые, и худшая из них – писание бога Темного". От обрушившейся на него догадки Агги почувствовал головокружение, но запретил себе задумываться, пока не дочитает до конца. "В порыве праведного гнева братья белые ниспослали бури гнева на головы братьев со дна, вход в чертоги был закрыт навеки, ибо истории Подлунного мира придет конец горький, если свет увидит писание гадкое…" Читать дальше Агги не стал. Захлопнув книгу, он откинулся на подушку и прикрыл глаза. "Все оказалось так просто!" – воскликнул вчера Леда, когда вернулся домой ночевать. – Как же просто… – шепотом повторил Агги. Не те, чья душа темна и бесповоротно сгнила, не проклятые и не испорченные найдут вход в храм, а те, кто опустятся на самое дно. С одной стороны, звучало схоже и могло означать одно и то же, но с другой, люди "на самом дне" – это не обязательно грешники, это могут быть… – Землекопы, – прошептал Агги. И не о черном храме шла речь в легенде, а о чертогах. Чертогами называли подземелья Темного – оттого, вероятно, и какие-то другие подземные коридоры нарекли так же. Разгадка складывалась как по нотам: при разработке алмазов в Ратанарде искатели сокровищ прошлого нашли подземные галереи. Агги был практически уверен, что не ошибся. Когда он спросил Рю про черный храм, тот ответил, что ничему не удивляется – в Ратанарде черным был даже песок. Тем более черной была и земля, которую годами рыли искатели алмазов. Сперва черные чертоги, а потом уже и черный храм. Божественное писание Светлого бога всегда хранили в храмах – по идее и писанию Темного полагалось свое святилище. Да и вынести на свет книгу можно было только потому, что она находилась под землей, ведь в любом храме, хоть черном, хоть каком, должен быть хоть какой-то источник света, а вот в подземелье – вряд ли. "Белые же братья в праведном гневе – не иначе, белые храмовники", – подытожил Агги. Как узнали про богохульные книги, найденные под землей, так и завалили вход в шахту. Агги чувствовал себя как человек, совершивший подвиг. Сойк оказался прав: легенда была та же самая, но рассказывалась она немного иными словами. Для тех, кто не искал подоплеку, она все равно оставалось обычным мифом о городе слепых, а вот для тех, кто интересовался входом в несуществующий храм, она служила неплохой подсказкой. – Проклятье! – Агги подскочил, как ужаленный, когда вспомнил, как накануне Леда краешком рукава вытирал грязь с лица. Черную грязь, как и вся земля здесь, в Ратанарде. Агги прошиб холодный пот, когда он представил, что вчера его Леда сунулся в заброшенные шахты и, очевидно, собирался туда и сегодня. Пока Агги представлял, как Леда охотится за врагом, он сохранял относительное спокойствие. Но вообразив на миг, что все это происходит где-то под толщей земли и что в случае провала никто никогда не найдет даже его тело, ему стало по-настоящему жутко. Забыв о собственной физической слабости, о боли и недомогании, Агги сорвался с постели и начал торопливо одеваться. Он даже вообразить не мог, где в Ратанарде находятся шахты, заброшенные столетия назад, но оставаться на месте и бездействовать не мог себе позволить.