Легенда о городе слепых

В глубоких подземельях – стылых, тихих, – Где бродят тени по пустынным залам, Где грезят о былой свободе книги – О днях, когда деревьями их звали, Где уголь стал алмазом, тьма – удачей, Где болью переполнен сон за сном, Вот там царит тот дух, тот ужас мрачный, Которого зовут тень-королем. (с) Уже в трех шагах от храма становилось так непроглядно темно, что не разглядишь собственные пальцы, если вытянешь руку вперед. Агги хотел сказать Кейте, что надо вернуться и прихватить пару свечей с алтаря, когда тот опередил его, вытащив с кармана небольшой огарок и огниво. – В этом городе после заката себя не найдешь, – пробормотал под нос Кейта, высекая искру. – Нечего благочестивым храмовникам по ночам шляться, – не удержался от укола Агги. В иной раз он промолчал бы, но сейчас от волнения не получалось сдерживаться. – Совершенно с тобой согласен, – не оскорбился Кейта, и в его словах Агги почудилась горечь. Они направились к тропе, что спускалась с утеса на побережье, именно в ту сторону, где скрылся белый храмовник. Не иначе, Его Преосвященство тоже носил с собой свечу или небольшой фонарь – дорожка была слишком крутой и извилистой, чтобы пройтись по ней в темноте и при этом не переломать ноги. Кейта шел первый, освещая путь. На счастье ночь выдалась безветренная, но идти все равно приходилось медленно, чтобы не погас слабый огонек. – Зачем твой друг ищет встречи с Его Преосвященством? – спросил вдруг он, на что Агги скрипнул зубами от досады: меньше всего ему хотелось сейчас вести пространные беседы. – Старые счеты, – сухо бросил он, и Кейта взглянул на него как-то странно, словно догадался, о чем идет речь. – Рано или поздно это должно было случиться, – ни к кому не обращаясь, произнес он. – Кто-нибудь пришел бы по его душу. – Да что вы говорите, – язвительно отозвался Агги. – Хотя поспорить не могу. Раз с молчаливого попустительства серых братьев Его Святошеству сходили с рук такие мерзости, что и вслух говорить противно, должен же был найтись хотя бы один человек, не желавший делать вид, что все в порядке. Город слепых – это вовсе не Ратанард. Все слепые собрались в столице. Некоторое время Кейта молчал. Агги решил, что тому нечего возразить и сосредоточился на дороге. Мелкие камешки были влажными и скользкими, ко всем своим бедам сломать еще и ногу в планы Агги не входило. – В свое оправдание могу сказать лишь то, что я узнал обо всем недавно. Уже здесь, в Ратанарде, – негромко произнес Кейта, не повернув при этом головы. – Ты поэтому рыдал в храме? – брякнул Агги. Сейчас его мало беспокоило, как на подобную осведомленность отреагирует бывший храмовник. – Откуда ты знаешь?.. – ожидаемо удивился Кейта, обернулся через плечо и в тот же миг оступился. Свеча выпала из его рук и погасла. – Проклятье! – выругался Агги. – Сделай одолжение: захлопни рот и смотри под ноги! Несколько бесценных минут ушли на поиски огарка, и, когда Агги хотел уже плюнуть и пробираться дальше на ощупь, свеча нашлась. Вспыхнувший слабый желтоватый свет отразился зеркальными огоньками в зрачках Кейты. Агги казалось, что они спускаются уже не меньше четверти часа, но понять, как много они прошли и сколько еще осталось, не представлялось возможным. – Я догадывался, что происходит нечто необычное, – снова заговорил Кейта через некоторое время. – Однако даже предположить ничего дурного не мог. Его Преосвященство заменил мне отца, я восхищался им, как мессией-спасителем, а он лелеял веру во мне. – Сколько тебе было лет, когда он начал заменять отца? – грубо перебил Агги. – Восемнадцать. В ответ Агги предпочел многозначительно промолчать. Он не знал и не желал спрашивать, что там случилось у Кейты в восемнадцать лет, и куда делся его настоящий отец, но очевидно, для белого храмовника новый ученик был слишком стар, чтобы пробудить иные, вовсе не родительские чувства. Агги не сомневался, что его спутник понял, о чем он так красноречиво безмолвствует. – А потом был один мальчик, как раз незадолго до отъезда, и я засомневался... – Кейта махнул рукой, призывая самого себя замолчать: – Долго рассказывать, одним словом. Когда здесь, в Ратанарде, я заметил, что Его Преосвященство проявляет интерес к храмовому прислужнику, я пошел к нему. К Джури. И тот мне все рассказал. – Тогда ты обозвал его падалью и не поверил ни единому слову, – закончил Агги. Если Кейта и на этот раз удивился, что Агги известны детали того разговора, ронять свечу на землю он не стал. – Да. Джури просил помощи, но я ему не поверил. Агги хотел было спросить, почему тот разговор имел место у трактира, и о чем именно говорил Джури, но все это было не так уж важно. – Что же такого произошло, что ты все же изменил мнение? – вместо этого спросил он. Его слуха коснулся звук плещущих волн, и Агги понадеялся, что до берега осталось недалеко и что они доберутся, не вывихнув ноги. – Мне пришло письмо, – если бы у интонаций голоса могли быть цвета и оттенки, то Кейта говорил бы бесцветно, прозрачно, как будто все терзавшие его страхи, сомнения и горести перегорели, оставив после себя выжженное поле. – Будучи в столице я попросил одного человека навести справки о Верховном служителе. – Смело. Значит, не так уж ты ему доверял. – Я доверял ему бесконечно. Я думал, что он хранит благие тайны и скрывает от окружающих часть своей жизни, потому что у него есть некая светлая миссия, о которой он не говорит, чтобы не испытывать тягость лишнего восхищения и благодарностей. Что он занимается необычной благотворительностью, например, но не хочет, чтобы братья в вере знали. Или еще что-то такое. Я хотел помогать ему во всем. А оказалось... Все сложилось одно к одному, я просто понял, что не может быть столько странных совпадений и столько клевещущих злопыхателей одновременно. Впервые голос Кейты дрогнул, и он умолк, однако Агги не особо жалел его чувства и давать передышку не считал нужным. – А почему ты думаешь, что остальные храмовники знали о его делах? – Об этом тоже говорилось в том письме. Вызнавщик, которого я нанял, привел несколько доказательств того, что Его Преосвященство приходилось покрывать и некоторые наши братья делали это. Да поверит мне сам Светлый, я не ведаю, что принудило их пойти на подобное. В отличие от Кейты, Агги ведал, что заставляет людей закрывать глаза на преступления или даже потворствовать им. Он вообще считал, что в восьми случаях из десяти главным мотивом недобрых поступков являются деньги и еще в одном из десяти – страх. Меньше часа назад он стоял лицом к лицу с белым храмовником и теперь понимал, что такому человеку не составит труда заставить молчать кого угодно. – Верховный положил глаз на Джури, – теперь Кейта говорил так тихо, что Агги с трудом разбирал слова. – Но парень оказался не так прост и доверчив, как могло показаться на первый взгляд. Сироты – это необычные дети, они рано учатся выживанию и преуспевают в этом деле не хуже дворовых кошек. Кейта невесело усмехнулся, пока Агги про себя отметил, что о сиротстве, надо полагать, тот знал не по наслышке. – Джури как-то удалось выкрутиться и даже сбежать. Но похоже, в конце концов он совершил ошибку и попался. Почему-то Агги казалось, что Джури не просто ошибся – он надежно прятался, очевидно, ждал, когда храмовники уберутся из города и просто не мог случайно попасть на глаза Его Преосвященству или кому-то из его пособников. Однако гадать здесь было бессмысленно: Агги просто надеялся, что еще представится возможность спросить у самого Джури, что же с ним произошло. Теперь Сойк знал, где находился мальчишка, и наверняка уже спешил на помощь. – И вот, прознав обо всем, ты не придумал ничего лучше, чем сбросить свои серые одежды и пустить корни в Ратанарде, – едко подытожил рассказ Кейты Агги. – А что я мог сделать? – спросил тот, бросив взгляд через плечо. – Ты же понимаешь, что верхушка храмовой иерархии – это не та сила, которой можно противостоять. – Конечно. Главное – и не пытаться. – Смириться и остаться на своем месте в храме я не смог бы. Но доносить... Кому? Разве что правителю или министрам, потому что выше никого нет? Мне бы никто не поверил. А люди, которых я считал братьями, покрывали его преступления. "Потому что тоже считали, что им никто не поверит, – про себя согласился Агги. – А может, имели и другие причины". – Кроме того, мне нужно было защитить Нэю, – совсем безжизненно добавил Кейта. – Это ж как? – Вечером после суда Его Преосвященство вызвал меня к себе. Он сказал, что не может оставить мое решение в силе, потому что по закону ворам положено куда более суровое наказание. Что мне оставалось делать? Испытывай Агги к Кейте хоть немного симпатии, он бы попробовал проникнуться и попытаться понять. Но когда в расчет не брались чувства, он видел картину во всех ее унылых красках. Желая спасти девчонку, которая ему приглянулась и которая – если уж по-честному – действительно совершила преступление, Кейта променял ее свободу на жизни покалеченных детей. Таких, как Леда. – Ты с ним договорился, что будешь молчать, а тот не станет преследовать Нэю, – вместо Кейты объяснил Агги, и тот кивнул, показывая, что так все и было. – И еще я должен отказаться от сана и никогда больше не возвращаться в столицу. Но согласиться на это было проще всего. – Смотри, чтоб твой холодный труп не нашли в море, – Агги хотел произнести это насмешливо, но получилось не очень. На месте Кейты, имея за плечами подобную тайну, он бы не оставался таким спокойным. – Кому это нужно? – огонек свечи дрогнул, когда Кейта повел плечами. – Ему известно так же, как и мне, что никто никогда не поверит. И не рискнет ему противостоять. Когда со следующим шагом нога Агги вместо того, чтобы наткнуться на очередные острые камешки, ухнула в мягкий песок, он мысленно вознес хвалу Светлому. – Наконец-то пляж. Далеко отсюда? – спросил он. Из рваных облаков показался лунный осколок, и Кейта сразу задул свечу. Холодного серебристого света было достаточно, чтобы видеть бескрайний черный берег и темные воды зимнего моря, что несло тяжелые волны к берегу. "Здесь действительно все черное", – Агги вспомнились слова Рю о том, что, кроме как в Ратанарде, темному храму из легенды и быть больше негде. А уж на пляже все было и вовсе черным-черно. А следом Агги вспомнилось, что он неоднократно видел Верховного храмовника прогуливающимся в окрестностях. Сойк тоже говорил, что того часто тянет полюбоваться морем. Вот только теперь по всему выходило, что бродил он вокруг не удовольствия ради. – Далеко отсюда до шахты? – тяжело дыша, спросил Агги Кейту, который решительно шагал вперед. Увязая в песке, идти было непросто. – Шахты здесь нет, кто же будет копать шахту на пляже? Но здесь есть пещеры, и в одной из них – вход, который надо было просто найти. – Да уж, проще некуда. А что, ты изначально знал, что ваш главный будет искать это подземелье? – теперь Агги удивился всерьез. Он успел для себя решить, что о похождениях Его Преосвященства с проклятой книгой Кейта прознал тоже случайно и уже здесь, в городе. – Конечно. За этим мы и ехали в Ратанард, – огорошил его тот. – В столице решили, что негоже Божественному писанию Темного лежать ничем не защищенным под носом у простых смертных. От удивления Агги несколько раз моргнул, но сыпать пустыми вопросами, которые крутились на языке, не стал. Получалось, храмовники никогда не ставили под сомнение легенду и верили – а может, просто знали, – что Божественное писание Темного – не выдумка. – А вы не боялись, что небо на землю упадет? – усмехнулся Агги. – Или каких там страхов обещает легенда? – Падающее небо – это вымысел. А то, что проклятая книга существовала в реальности, записано и сохранено в анналах храмовой истории. Сколько еще тайн и секретов хранила храмовая история, Агги и гадать не хотел. Скорей всего, легенда о городе слепых и ее разгадка были наименьшими из них. – Почему книгу не забрали сразу, когда нашли ее? – Чем руководствовались верховные храмовники сотни лет назад, уже никто не вспомнит. Его Преосвященство потратил годы в библиотеках за свитками и манускриптами, пытаясь выяснить, как добраться до проклятой книги, – наши предшественники потрудились на славу, чтобы никто никогда ее не нашел. И наконец ему удалось откопать в одном источнике упоминание, что хотя шахтеры нашли подземный грот во время раскопок, у того был еще один, природный выход в прибрежную пещеру. Его Преосвященству даже удалось примерно установить, где именно находилась та пещера, и он почти не прогадал – на поиски ушло чуть больше недели, а затем оставалось лишь раскопать вход. – И кто копал? – глуповато моргнул Агги. – Что-то я с трудом представляю, как господин Рубер Хилла машет лопатой. – Наняли местных. Работать приходилось преимущественно по ночам. – Неужели по городу не поползли слухи? – Ты вообразить не можешь, сколько им заплатили. Теперь они и под пытками не признаются, что копали в какой-то пещере. Однако в итоге все усилия пошли прахом. – Почему? – Агги споткнулся, но тут же выровнял шаг. – Ты же сказал, что он правильно определил, где пещера. – Определить-то определил, вот только шахтеры сотни лет назад, случайно открыв эту подземную галерею, запустили внутрь сырость и воздух. Шахту запечатали, входы засыпали, но книги уже были безнадежно испорчены. За ушедшие годы сгнило абсолютно все. – Что, ни одной книжки не сохранилось? – Увы. Мы смогли разобрать названия некоторых фолиантов, большая часть из них бесценна. Но сохранились лишь малые фрагменты. А что касается темного писания, его мы не обнаружили вовсе. – Кто и зачем спрятал эти книги под землю? – обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику, спросил Агги. – Боюсь, этого мы не узнаем никогда. Но хранилищу предположительно больше тысячи лет, и сделано оно было с умом. Если верить летописям, книги там были в полном порядке, когда шахтеры Ратанарда случайно наткнулись на них. Строители далекого прошлого знали, что делали, и придумали, как сохранить их в целости. Чего не скажешь о шахтерах. В ровном рассказе Кейты была какая-то нестыковка, но Агги слишком устал, и мысли его были заняты другим, чтобы сосредотачиваться на мелочах. – Далеко еще? – спросил он, стараясь дышать ровно и не обращать внимание на рвущую боль в боку. – Пришли уже. Провал пещеры, который Агги увидел по левую руку, был непроглядно черен. Он находился под утесом, на котором располагался храм, и практически не привлекал внимания – подобных небольших гротов было в обили по всему пляжу. – Там неглубоко. Лаз начинается через десяток ярдов от входа в пещеру слева. Сначала очень узко, надо идти пригнувшись, но потом коридор расширяется. – А дальше? Там есть развилки, ответвления? Заблудиться можно? – Нет, – Кейта отрицательно мотнул головой. – Я был там лишь раз: коридор хоть и не прямой, однако ответвлений я вроде бы не заметил. Идти не больше получаса, после чего оказываешься в просторном подземном зале. По размеру и правда как небольшой храм. Но там нет ничего, кроме сгнивших книг. Они как раз поравнялись с пещерой и одновременно остановились в нерешительности. – Отдай свечу, – потребовал Агги, протягивая вперед руку. – С чего вдруг? – нахмурился Кейта и отступил на полшага назад. – Дальше ты не идешь. Несколько секунд они молчали и смотрели друг на друга. Агги думал о том, что не доверяет вчерашнему храмовнику и что неизвестно, какая картина откроется ему там, под землей. Во имя своей мести Леда мог сотворить, что угодно. "А возможно, там вообще никого и ничего нет, – услужливо шепнул Агги внутренний голос. – Может так статься, что Леда сделал ловушку, чтобы белый храмовник, когда сунется туда, оказался запертым внутри навеки. Но если Леду раскрыли, как сказал Сойк, и если книги оказались испорчены, белый, возможно, вообще ни в какую пещеру больше не полезет, и судьба Леды как раз сейчас решается совсем в другом месте..." – Я был внутри и могу быть полезен, – медленно произнес Кейта, не отводя взгляда. – Кроме того, ты не представляешь, как там жутко в темноте, под толщей земли. Жутко, даже когда ты не один. – Можешь постоять здесь и подождать, – от его слов у Агги по спине пробежали мурашки, и он непроизвольно поежился. – И что мне делать, если никто не выйдет? – Можешь помолиться своему Светлому, – вымученно улыбнулся Агги. После секундного колебания Кейта все же протянул ему свечу и огниво, а потом кивнул на вход пещеры: – Я все же провожу. Внутри было не так темно, как ожидал Агги, лунный свет проникал через широкий проем, и буквально у входа, как и обещал Кейта, обнаружился почти незаметный лаз в половину человеческого роста. При свете дня наверняка можно было догадаться, что недавно здесь велись раскопки, но сейчас, во мраке, камни под ногами ничуть не отличались от тех, что лежали вдоль скал на пляже. – Сюда, – сказал Кейта, останавливаясь у темного провала, но Агги уже и так все понял. Чернота в подземном туннеле казалась такой густой, что впору ложкой черпать. Агги никогда не боялся ни темноты, ни тесных коридоров, но теперь чувствовал, как от трепета сводит желудок. Единственное, что смутно его радовало, – теперь он думать забыл о своих недавних травмах. – Ты уверен, что Его Преосвященство отправился туда? – подлил масла в огонь Кейта. – Зачем ему лезть под землю ночью, к тому же когда уцелевших книг там не обнаружилось? – Давно вы добрались до пещеры? – вместо ответа задумчиво спросил Агги. – Четыре дня назад. А что? "Хотел бы я знать что", – про себя огрызнулся Агги. Накануне Леда пришел перемазанный грязью, чересчур нервный и сказал, что все оказалось так просто. Агги тогда подумал, что человек, за которым велась охота, нашел пещеру и следивший за ним Леда узнал разгадку легенды. Теперь же получалось, что о пещере храмовники ведали давно, даже Кейта успел попасть внутрь – то есть дело было еще до суда над Нэей и до того, как Верховный служитель потребовал, чтобы тот отрекся от сана. – Почему храмовники не уехали, когда нашли подземную библиотеку? – снова спросил Агги. Вопрос озадачил Кейту – по крайней мере, Агги почудилось, что тот колебался, прежде чем ответить. – Как бы там ни было, даже если главной нашей целью являлось Божественное писание Темного, нужно было закончить проповеди, провести суд... – чуть замявшись, пояснил он. – Я так думаю. Ответ был похож на правду, Агги рассеянно кивнул, лишь понадеявшись на то, что главный храмовник задержался в Ратанарде не исключительно ради Леды. Если тот отчего-то был для него действительно особенным. – А почему ты считаешь, что твой друг там? – молчаливость Агги Кейта не считал поводом заткнуться и молчать. – Я ничего не считаю. Если там меня ждут только сгнившие книги, я просто вернусь назад. Не оглянувшись на Кейту и не дожидаясь ответа, Агги, наклонившись, решительно переступил условный порог подземного туннеля и высек искру, зажигая огарок свечи. Время замедлило свой ход. Агги чудилось, что он уже не первый час движется вперед в полусогнутом состоянии, однако при этом умом понимал, что прошло от силы минут десять. Идти было трудно. Кроме того, что Агги цеплял плечами стенки узкого прохода, что под ногами был неровный покатый пол, а макушкой он несколько раз треснулся о потолок, под землей было крайне трудно дышать. С Агги градом катился пот, однако при этом ему не было жарко. Кислород проникал снаружи, из узкой щели, через которую Агги вошел, но впереди не чувствовалось даже слабого сквозняка. Воздух был спертым, застоявшимся, и Агги никак не мог прогнать мысли о том, что если вход завалит, он задохнется настолько быстро, что его просто не успеют вытащить. Наиболее разумным было погасить свет и идти на ощупь, чтобы не быть замеченным. Все же Сойк сказал, что Леда будет ждать в пещере – в это верил Верховный служитель, и, покинув храм, скрылся он тоже в стороне пляжа. Стало быть, если Агги хотел быть полезен Леде, раньше срока выдавать свое присутствие не следовало. Однако ему не хватало мужества задуть свечу, да и не было причин безоговорочно верить Кейте, который сказал, что в подземном коридоре нет ответвлений. Собственное тяжелое дыхание и бухающая в ушах кровь – все, что слышал Агги. Даже его спотыкающиеся шаги казались беззвучными. А потом вдруг заиграла музыка. Он услышал ее настолько явственно, что ни на мгновение не усомнился в реальности мелодичных звуков. Пораженный, Агги остановился и прислушался, но в тот же миг все исчезло – его по-прежнему окружали тишина и покой. "Показалось", – Агги велел себе думать так и сделал еще несколько неуверенных шагов. Вокруг было тихо, как в могиле. Попытавшись ускорить шаг, насколько это было возможно, Агги пошел дальше. Ладонью свободной руки он прикоснулся к стене, и ее холодная влажная поверхность под пальцами показалась ему единственной опорой в этот страшный час. Пытаясь отвлечься на посторонние мысли, Агги не сразу заметил, что музыка – одинокая скрипка – звучит снова, а когда понял это, сердце на миг будто остановилось и тут же застучало в пять раз быстрее. "Этого не может быть", – голос разума звучал громко и трезво, как будто кто-то посторонний гаркнул слова Агги в ухо, лишь бы заставить его собраться. Привалившись к склизкой стене, он пытался успокоить свое учащенное дыхание. Агги даже не заметил, что проход стал шире, а потолок – выше. Теперь он стоял в полный рост, и огонек едва коптящего огарка бросал пляшущие тени на стенки туннеля. Уже в десятке ярдов впереди ничего не было видно. Музыка стихла, но паника Агги от этого только возросла. Он почувствовал, как ужас поднимается от его ступней, ледяными путами сковывает ноги, не позволяя идти дальше, как его начинает тошнить, когда холодная лапа стиснула грудную клетку. "Это все видение. Этого не может быть, – успокаивал сам себя Агги. – Здесь некому играть, а значит..." А значит, он должен был совладать с собой и не позволить собственному разыгравшемуся воображению подвести себя. Когда-то Агги слышал, что человек сходит с ума, если долго находится в полной тишине или в темноте. Он не мог вспомнить, кто рассказывал ему об этом, но сейчас спасительное воспоминание заставило Агги встряхнуться. Ему было слишком страшно, жутко, как сказал Кейта, но этим же коридором ходил Леда, здесь же бывал проклятый храмовник, который страшил Агги до тошноты, а значит, и он мог справиться. Тряхнув головой и расправив плечи, Агги, безбожно фальшивя, тихим-тихим шепотом начал петь: – Жили-были трое троллей На вершинах дальних гор, Жили тролли, не скучали, Хоть молчали с давних пор... Тени по-прежнему дрожали на влажных стенах, но от звука голоса Агги они будто прижались друг другу и стали меньше. Агги почудилось, что неясное движение в мертвой темноте впереди прекратилось – ее незримые обитатели замерли в ожидании. – Как-то раз, никто не знает, От каких таких причин, В той стране раздался грохот. "Что за шум?" – спросил один, – хрипло и невнятно продолжил Агги. Шутливая песенка, которую он помнил с детства, но не пел уже лет двадцать, звучала неуместно и странно в царстве холода и тьмы. Невидимый ужас, опутавший его ноги, сковавший его сердце, заполнивший легкие так, что не получалось дышать, не исчез совсем, но Агги почувствовал, что может идти дальше. И потому поспешил. – Но затих ужасный грохот, И опять настал покой, Двести лет прошло в молчанье. "Это мышь!" – сказал другой. Его шепот, который, будь он на поверхности земли, никто толком не расслышал бы, тут звучал слишком громко, и Агги боялся, что его слышно на мили вокруг. Но замолчать казалось куда страшнее, чем быть обнаруженным: Агги знал, что, как только закончится эта песня, он начнет следующую. Огарок ронял на влажный пол восковые слезы. Агги не желал думать о том, что на обратный путь его может не хватить и выбираться придется в кромешной тьме. Медленно, но верно дорога шла под уклон, он спускался все ниже и не представлял, сколько тонн черной земли было сейчас над его головой. – А когда еще столетье Пронеслось над краем снов, Третий тролль сказал: "Прощайте! Ненавижу болтунов..." * Песня закончилась, Агги набрал воздуха в легкие, когда услышал голос. "Опять", – промелькнула в голове паническая мысль, и он уже открыл рот, чтобы начать какую-нибудь песню, пусть даже про троллей, потому что ничего другого упорно не шло на ум, когда понял, что голос ему знаком. В тот же миг Агги задул свечу и замер. Перед глазами поплыли синие круги, но он вспомнил простой способ быстро привыкнуть к темноте. Плотно зажмурившись, Агги начал считать до десяти, а когда открыл глаза, увидел, что темень вокруг вовсе не такая непроглядная, как показалось в первый момент. Впереди был свет, неясный, смутный, не желтый, как от свечи, и не белый, как дневной. Просто свечение, в сторону которого двинулся Агги, прикоснувшись рукой к стене, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. Пальцы другой руки, все еще сжимавшей огарок, обожгло воском, но Агги не заметил слабой боли, лишь бездумно сунул свечу в карман плаща. На этот раз голос был реальным, Агги узнал, кому он принадлежал, хотя слов разобрать не мог. Страх вперемешку с отвращением подкатил к горлу, и Агги сглотнул, с трудом удержавшись от того, чтобы не сплюнуть на пол горькую слюну. В этот момент он не отдавал себе отчета, как ненависть шевелится внутри него, будто живое существо, опасный паразит растет на глазах и заполняет грудную клетку. – Ты слишком много о себе вообразил, – вдруг отчетливо услышал Агги. – Слишком много для пустого места. Ты ведь знаешь, кто ты. Ты просто... Заканчивая фразу, Его Преосвященство понизил голос, слова прозвучали неразборчиво, но это не помешало оторопи пробрать Агги. Что-то особенно гадкое было сказано, и Агги, рискуя поскользнуться, пошел быстрее. Через десяток ярдов проход загибал направо, и именно поэтому Агги сразу не рассмотрел свет в его конце. Поэтому и его присутствие не заметили раньше времени. Прижимаясь к стене с такой силой, что еще немного, и они срослись бы в единое целое, Агги крохотными шагами приблизился к краю и заглянул в просторное помещение, к которому все это время вел его подземный коридор. От удивления у него перехватило дыхание. Зал был огромен – столь огромен, что свет одинокого масляного фонаря, стоявшего недалеко от входа, не выхватывал из мрака дальние углы. Действительно библиотека, пустая в центре, однако с бесконечными стеллажами вдоль стен, уходила в темноту ввысь и в стороны. У Агги не получалось рассмотреть, из чего сделаны полки, но на первый взгляд чудилось, что они просто вырублены в камнях. На них лежали книги, несчетное множество, сотни и тысячи книг. Если верить Кейте, все они были безнадежно испорчены и сохранившиеся, более плотные, чем страницы, корешки больше не прятали никаких секретов. Агги, никогда прежде не питавший слабости к литературе, испытывал одновременно восхищение и горечь от того, что бесценные знания были утрачены из-за глупости человеческой. Все эти чувства и мысли заняли не больше секунды, книги и саму библиотеку он оглядел вскользь, когда все его внимание приковали две фигуры, застывшие недалеко от входа. Коптящий масляный фонарь стоял рядом на полу и озарял все вокруг слабым светом – самым обыкновенным, желтоватым, а вовсе не потусторонним, как почудилось Агги в темном коридоре. Его Преосвященство замер, стоя к нему спиной, а Леда, напротив, стоял лицом к Агги, но пока не мог заметить его появления во тьме. До последнего Агги не знал, что откроется ему. Воображение рисовало картины расправы над храмовником, он был готов к любым зверствам и не удивился бы, если б обнаружил, как Леда жестоко потрошит растерзанное, уже мертвое тело. Однако чего Агги точно не ждал, так это что Леда будет стоять перед своим насильником с пустым лицом и смотреть на него снизу вверх блестящими, как от непролитых слез, глазами. Плащ на нем был расстегнут, и его идеально белая, как всегда, рубашка не скрывала, как тяжело он дышит. Леда плотно сжимал губы, и его лицо казалось совсем детским, беззащитным. Сглотнув, Агги несколько раз моргнул, но видение не изменилось. Он никогда не видел Леду прежде таким – нереальным, будто похищенным из сна или из далекого прошлого, когда он еще не стал сумасшедшим и убийцей. – Я знаю все, что ты задумал. От первого до последнего действия, – голос храмовника звучал ровно и уверенно, как у судьи, который читает приговор осужденному на казнь. – Тебе нет прощения. Не было тогда и не будет теперь. Ты знаешь свое наказание. "Ну же, чего ты ждешь?!" – мысленно возмутился Агги. Забыв о том, что должен скрываться, он оторвался от стены и, бесшумно ступая, вышел на свет. Леда должен был заметить его, но как прикованный он смотрел только на храмовника перед собой, и Агги глазам своим не поверил, когда Леда медленно опустился на колени. – Тебе это не поможет, ты знаешь. Как не помогало никогда, – в голосе Верховного служителя звучало самодовольство – видимо, от Леды он ждал именно таких действий. – Но напоследок я позволю тебе меня отблагодарить. За все, что я делал для твоей пропащей души. В голове Агги мелькнула догадка, что Его Преосвященство Рубер Хилла тоже обладал каким-то дивным даром. Например, заставлять людей повиноваться. Но тут же он прогнал прочь абсурдную мысль. Он сам испытал странную слабость перед этим человеком, однако тот же Сойк ничего подобного не чувствовал. А вот Леда, которому до появления Агги явно надавили на больное, творил нечто невообразимое и выглядел так, будто, если храмовник скажет ему броситься в пропасть, он побежит и спрыгнет, лишь бы не терпеть больше страшную муку. Ярость застила глаза Агги, когда, наплевав на осторожность, он смело направился к Леде и храмовнику. "Тварь. Проклятая тварь", – набатом стучало в голове. Агги уже знал, что немало людей было повинно в душевном недуге Леды, от родителей до случайных посетителей борделя. Но шестое чувство нашептывало, что сейчас, повернувшись к нему спиной, стоит стервятник, который умудрился переплюнуть всех остальных. Не зря Леда так старательно искал его, не зря так долго готовился. И не зря теперь стоял перед ним на коленях с дрожащими губами, не в силах отвести взгляд. Он едва ли осознавал, что делал. От храмовника Агги отделяла пара десятков шагов. Наклонившись, он не глядя схватил первый попавшийся булыжник и присвистнул, как делал в детстве: – Эй ты! Преосвященство! Вздрогнув, Верховный служитель обернулся, и Агги спешно нанес удар прямо в висок. Он знал, что, если промедлит, если позволит посмотреть себе в глаза, даст служителю раскрыть свой поганый рот, вполне может статься, что ударить уже не сможет. Храмовник упал, как подкошенный, но Агги этого было мало, и, рухнув на землю следом, он замахнулся еще раз, и еще. В голову, в лицо, в шею – он не соображал, что делал. Каждый удар сердца – каждый новый удар рукой. За Леду, за Джури, за Сойка, который был вынужден прикоснуться к мерзости, за убитую собаку, за рыдавшего у алтаря Кейту, за Леду, за Леду... "Прекрати!" – послышалось Агги, но он решил, что это голос в его голове, продолжая бить. Он нанес сотню ударов, а может, только два или три. – Прекрати! Агги, хватит! Он уже мертв! Стальные пальцы мертвой хваткой вцепились в его запястье, но Агги все равно еще несколько раз дернул рукой, прежде чем опомнился. Лицо храмовника, что лежал на земляном полу, придавленный его весом, напоминало кровавое месиво. Одного глаза почти не осталось, второй, остекленевший, смотрел вверх. Осознание случившегося медленно накатило на Агги. Пальцы безжизненно разжались, камень со стуком покатился, и лишь после этого Леда, секунду помедлив, отпустил его. "Как это вышло?" – тупо спросил Агги и понял, что не смог произнести слова вслух. Оторвать взгляд от мертвого тела вышло с трудом. Еще сложней было для Агги поднять голову и посмотреть на Леду, который теперь стоял рядом в полный рост и смотрел на него сверху вниз. У него было странное выражение лица, непривычное. Глаза-провалы и втянувшиеся щеки, словно Леда похудел вполовину за последний день. И он не смеялся, не улыбался, а просто смотрел, невозмутимо и немного строго. – Надо уходить, – сухо сказал он, словно констатировал, что за окном хорошая погода. – Я убил его, – шепотом сообщил Агги непонятно зачем. – Да, – просто согласился Леда. Путь обратно Агги помнил смутно, но занял он в сотню раз меньше времени, чем дорога в подземелье. Вроде бы Леда сжимал его ладонь в своей и с силой тянул за собой. В иные моменты Агги казалось, что он бежит сам и едва поспевает за своим поводырем. Свет фонаря плясал на стенах. Агги никогда прежде не убивал людей. "Леда прибьет меня", – обреченно думал он. Леда не хотел смерти храмовника, он придумал для него другую, куда более достойную кару. А в Агги будто бес вселился, и в голове почему-то не сохранилось воспоминаний, как он убивал проклятую тварь. Вот перед его мысленным взором Верховный служитель оборачивается, смотрит удивленно, а вот кровь, и осколки костей, и мертвый, замерший в одной точке зрачок. – Что случилось? – чужой голос гаркнул над самым ухом, и это немного отрезвило Агги. Он понял, что они выбрались, что голос принадлежал Кейте – тот был чем-то обеспокоен. – Катись отсюда, – прорычал Леда. – Ты ничего не видел, понял? Ничего! Если Кейта что-то и ответил, Агги не осознал этого. В следующее мгновение его окатило холодной водой, и, задрав голову к небу, он сообразил, что здесь, снаружи, идет дождь. Воздух был свежим, таким чудесным, что не надышишься, – немного морозным, однако вместо снега на головы им с Ледой лил самый настоящий ледяной дождь. Остаток пути они бежали. Промокший до нитки плащ тянул к земле, мокрые волосы липли к лицу. После таких прогулок люди подхватывали воспаление легких и часто уже больше не вставали с постели. Агги постоянно видел Леду перед собой, тот двигался уверено, пока сам он, как марионетка, послушно переставлял ноги и при этом неотвратимо чувствовал, как понимание случившегося наконец достигает его сознания. Агги убил человека. Возможно, это был самый худший человек на свете. Пока что Агги ни о чем не жалел, но его все равно тошнило. Когда Леда, вроде как твердо шедший все это время, вдруг привалился к стене, Агги по инерции сделал еще несколько шагов вперед. – Ты чего? Леда? – спросил он, обернувшись, но тот стоял, подпирая стену какого-то темного в ночное время дома и прижимал ладонь ко рту. Он ответил невнятно, и Агги расслышал, но не поверил. – Что? – слабым шепотом переспросил он, но за шелестом дождя Леда все же услышал его. – Спасибо, – тихо повторил он, и Агги не знал, видит он слезы на щеках Леды или это просто дождь. Вероятнее всего, почти наверняка, дождь. До самого дома они не перекинулись больше ни словом. Когда вошли внутрь, Агги просто сбросил на пол мокрый до последней нитки плащ, а Леда все так же молчал. В отличие от Агги он, подойдя к своей кровати, снял верхнюю одежду, аккуратно и привычно перекинул ее через боковину. Потом избавился от такой же мокрой рубашки и тяжело опустился на край постели, пока Агги наблюдал за ним. Молчать было тягостно, говорить еще сложнее, потому что сказать надо было многое и спросить тоже о многом. – Ты хочешь знать, что там случилось. В шахте, – ровно произнес Леда надтреснутым голосом, и смотрел он прямо перед собой. Агги молчал и ждал. В комнате было темно, но ни он, ни Леда не спешили зажигать свет. После подземелья Агги чудилось, что ему больше никогда не понадобятся ни свечи, ни масляные фонари, потому что везде теперь ему будет светло. – Можешь прикоснуться к моим вещам, если хочешь. К чему угодно. Можешь посмотреть. – А ты хочешь, чтобы я смотрел? – негромко спросил Агги. Теперь все будет по-другому – вот о чем думал он в этот момент. Разбираться в том, что произошло с ними, гадать, что случилось в той проклятой пещере до его прихода, что планировал Леда и что натворил сам Агги, было слишком трудно. Он хотел лечь в постель и проспать пару недель, не меньше, а потом проснуться не в Ратанарде, а где-нибудь в другом конце света. И чтобы Леда был рядом – какой угодно, пускай изломанный и больной, но подальше ото всех чужих людей, которые за всю жизнь не сделали ему ничего хорошего. Леда молчал очень долго, и тишина была почти такой же пугающей, как та, в подземелье. А потом он заговорил, сжимаясь от произнесенных им же слов, становясь слабым и жалким. – Если бы ты только знал, что он со мной сделал, – Леда запнулся, и показалось, что сейчас он вот-вот решится и посмотрит на Агги. – Что он делал со мной на протяжении нескольких лет. Ты бы в жизни ко мне не прикоснулся. Тебя бы скорее стошнило. – Нет, – в груди вдруг стало горячо, Агги решительно мотнул головой. – Никогда. – Ты просто ничего не знаешь, – покачал головой Леда. – Так расскажи. В три шага преодолев разделявшее их расстояние, Агги опустился перед Ледой на колени, заглядывая в его глаза, отрешенные и усталые, как после тяжелой болезни. – Нет, – теперь слабо мотнул головой Леда. – Ни за что. "Это ничего не меняет", – мог бы ответить Агги. Если бы Леда рассказал ему обо всех ужасах своей юности, это ничего не изменило бы. Если бы он зарекся молчать и не раскрывать рта до конца своих дней, это тоже ничего не изменило бы. Агги знал, что не сможет доказать, а Леда не сможет поверить, что страшные гадкие события его прошлого приносят Агги боль, но не меняют его отношения. Оба понимали, что уже ничего никогда не изменится. Но в тот момент, когда Агги стиснул холодные ладони Леды в своих руках – пальцы-ледышки и прозрачные вены под тонкой бледной, как у аристократа, кожей, когда прижался к ним губами, он был благодарен несуществующим богам даже за то немногое, что у него есть. За эту ночь и за то, что он может разделить ее с Ледой. _________ * Норвежская детская песенка, если верить источнику.