Вдохновение

Повезло, что неподалеку от площади было множество мелких ресторанчиков. Потому как заметно похолодало, да и обстановка, как ни крути, вещь важная. Я постукивал пальцами по столу, то и дело отпивал что-то слабоалкогольное из бокала и слушал… Как завороженный, глядя Лике в глаза. Мы ничего не говорили о том, кто чем занимаемся сейчас, о своих планах на будущее. Вспоминали. Здорово это было – словно бы снова оказаться в том времени, когда мы оба были «свободными», мечтали, дышали полной грудью… Любили, я думаю. Лику нельзя было назвать красивой в современном стандартном понимании этого слова. Ни ног от ушей, ни бюста «от второго и больше». Зато были очаровательная улыбка, ямочки на щеках, красивые карие глаза, тонкие запястья… И вся она была какой-то воздушной, хрупкой, уязвимой. Вспомнилось, как классе в десятом к нам пристали хулиганы. И как я отважно заслонял свою возлюбленную. А потом – лежал на грязном асфальте, зажимал руками сломанный нос и радовался, искренне радовался тому, что в глазах Лики я был героем. Как мечтали уехать, вместе, в столицу. Поступить в один институт, закончив его, работать в одном месте. И – быть вместе, всегда, несмотря на все трудности, делить радости. И, непременно, умереть в один день. Когда воспоминания подошли к опасному моменту, Лика замялась, опустила глаза. Я все думал, решится ли она спросить, важно ли для нее до сих пор… — Скажи, почему ты меня бросил? И вроде вопрос простой и ожидаемый, но он мне словно ножом в грудь… И – не ясно, что ответить. Сказать правду – что любовь моя сразу была странной, «двойной». Словно, одновременно, и любил, и нет. И когда уехал, ничего не сказав, порой то радовался этому, то тосковал так, что волком выть хотелось. — Да ладно, можешь не отвечать, дело то давнее. Лика отвернулась к окну. Замигали, отражаясь в ее глазах, огни реклам. Молчание стало неуютным, колючим. Да и стыдно было за ту выходку пятилетней давности, ведь Лика то не виновата была, что я такой… И слова нужного не подобрать. Странный, наверное, самое точное. Я уткнулся взглядом в полупустой бокал. Какой-то не такой была наша встреча. Не ясно, кем мы расстались тогда, да и расстались ли? — Знаешь, я тут пролетом. Самолет скоро. — Вот как? И куда направляешься? — В Москву. — Это хорошо. Работать? — Я выхожу замуж. Я замер. Мое сердце тоже. Да и вообще, все замерло вдруг, застыло любительской, смазанной фотографией. Она мне ничего не была должна, не так ли? — Рад. Поздравляю. — Спасибо, — Лика вдруг нервно сжала пальцы в кулак, — Мне пора. Проводишь? — Извини, никак не могу, — вырвалось у меня прежде, чем я хоть что-то осознал. — Понятно. Тогда я пойду. Лика встала, накинула пальто – серое, с крупными белыми пуговицами, подхватила сумочку. И, в последний момент, вдруг обернулась, и, мягко улыбнувшись, сказала: — С днем рожденья. И ушла. Теперь, наверное, навсегда. А я сидел, бездумно пялился в пространство и ощущал, как раздирает меня изнутри острыми когтями вопрос… Я ее любил? Не было ответа. Или даже их было сразу два. Домой я вернулся, кажется, за полночь. Долго бродил сперва по улицам, вчитываясь во все рекламные щиты, подбирая с дороги листья – красные, желтые, зеленые. Смотрел в затянутое тучами темное небо. — Долго ты, — Вениамин сидел на диване, читал что-то, — Как тебе мой подарок? Букет листьев выпал из моих рук. Разлетелся – яркий и неуместный. Я прошел в комнату, наслаждаясь хрустом под ногами, разлетающейся в пыль красотой. Присел около дивана на пол, положив голову на жесткий подлокотник, и спросил: — Вот ты скажи, только честно, я бесчувственный? — Эй, чего это вдруг? – Муз мгновенно оказался рядом со мной. — Разве это нормально, даже не знать, любишь ты человека или нет? — Знаешь, — Вениамин задумался на миг, нахмурился, — Вопрос у тебя неправильный. Каждый сам для себя решает, любит или нет. И подсказать ему тут никто не может. Эта индивидуальная истина, что бы ты ни решил в итоге, любой ответ будет верным. Сам его почувствуешь, когда придет время. — А когда оно придет? – Я нервно закусил губу и обхватил колени руками. — Когда-нибудь. Каждый ждет по-разному, — Вениамин вдруг потрепал меня по волосам, как ребенка, — Я вот в последний момент осознал, когда уже поздно было. Я молчал. Спрашивать больше ничего не хотелось, особенно на тему жизни своего Муза. То есть, хотелось, конечно, но я знал, как легко спугнуть всякое его откровение излишним интересом. А потом я наконец толком оглядел комнату. На столе – пара покупных салатов в прозрачных контейнерах, банка маслин, еще что-то, несомненно имитирующее праздничный ужин. А в центре, в невесть откуда взявшейся вазе, стоял букет ярко-красных листьев. И мне вдруг стало так легко и хорошо от этой неловкой заботы, так радостно… Хотелось смеяться и плакать, но я взял себя в руки. — Кстати, спасибо. Ты преподнес мне, кажется, самый лучший за всю мою жизнь, подарок. Вениамин недоуменно посмотрел на меня, потом улыбнулся, встал, и протянул мне руку: — Тогда вставай с пола, переодевайся и будем праздновать. И, право слово, я впервые за долгие годы был рад своему дню рожденья.