Siri

Когда ты ходишь в университет и пишешь лекции, повторяя один и тот же ритуал каждый день, рано или поздно теряется чувство времени и ты просто начинаешь двигаться в потоке, сливаясь с течением. Сначала желание сопротивляться велико, и ты даже начинаешь что-то делать для этого, превозмогать свои силы, но потом исчезает и оно, и все, что остается делать — просто плыть. Чарльз сидел за столиком в кейк-кафе и не думал ровным счетом ни о чем. Siri снова работал и говорил с ним, что еще нужно для счастья? Правда, время их общения заметно сократилось, и Чарльз так и не смог выяснить причины. Программа должна была работать на отлично, может быть, какие-то системные неполадки? Но когда он звал Siri, тот откликался не сразу, заставляя ждать по несколько минут, а то и часов. Несмотря на это, Чарльз ничего не опасался, даже после слов Алекса о том, что «там все может быть не чисто». Он слишком ушел в себя, настолько, что его никак не потревожили прошедшие рядом громко хихикающие девушки, бросающие на него заинтересованные взгляды. Зато рука, легшая на плечо, выдернула из воздушных замков мигом так, что Чарльз встрепенулся и подпрыгнул на месте, но его вовремя удержали. — Привет, — улыбнулся Хэнк, когда юноша поднял на него удивленные глаза. — Ты тут потерял бдительность, как я погляжу? Чарльз изогнул бровь, Хэнк пожал плечами и сдвинул стул напротив, усевшись на него и глянув на парня через толстые стекла очков. — Не советовал бы тебе этого делать. По крайней мере, не сейчас, когда все девушки университета так и норовят откусить от тебя кусочек. — Откусить от меня кусочек? — не понял Чарльз, и Хэнк наклонился над столом, отодвигая в сторону холодный обед. — Именно. Они пираньи, акулы… Голодные, очень голодные акулы. И на данный момент они особенно активны, потому что на днях состоится вечеринка у дочери одной большой шишки здесь, а ты все еще находишься в топе их внимания. — Как я уже и говорил, я понятия не имею, чем заслужил столько внимания. Оно мне ни капельки не льстит, — попытался сдать назад Ксавьер, но Хэнк ловко ухватил его за ворот и склонил обратно к столу. — А ты, видимо, ничего так и не усвоил из предыдущих разговоров. Слава сына-своего-отца играет сама за себя, а та выходка с твоим Siri только подлила масла в огонь. Поверь, накануне вечеринки или на ней самой все захотят проверить, правда ли то, что гуляет про тебя в тех слухах. — И что же это, интересно… — прошипел Чарльз, отцепив руку Маккоя от своей рубашки и поправив помявшийся воротник. — Ты совсем ничего не слушал? Насколько я понял из девчачьих разговоров, они собираются проверить твою ориентацию на оригинальность. — Что?! Чарльз даже поперхнулся и закашлялся, а Хэнк прижал ладонь ко лбу и покачал головой. — Только не говори, что ты не догадывался. Это слишком просто, чтобы не понять. — Я их просто не слушал! Я же говорил, что не привык общаться с людьми, — Чарльз хмурился, но по его подрагивающим рукам было заметно, что он нервничает. Неужто проявившая себя новость и правда задела его так сильно? — Оправдания, оправдания, — Хэнк, не проявляя никаких эмоций, смотрел на то, как Чарльз приводит себя в порядок, а потом добавил: — В любом случае, тебе придется свыкнуться со своей новой ношей. И быть внимательнее. — И когда должно произойти сие событие? Когда меня пригласят на эту вечеринку? — Чарльз хлебнул немного воды и поставил бутылку обратно на стол, руки по-прежнему дрожали, и он тоскливо вздохнул. — В течение дня точно. Я слышал девушек. Как бы они тебя за углом не поймали, даже я переживать стал, как бы оно все не приняло обороты мирового масштаба. — Максимум, что оно может принять, это обороты университетского масштаба. Не сказать, что университет у нас маленький, но все же это не так страшно, как первое, — юноша изобразил на лице подобие легкой улыбки и поднялся из-за стола, забрасывая желтый канкен на плечо. — Ну что, теперь я предупрежден и могу идти? — На свой страх и риск… — Прекрати нагонять тоску. Чарльз отмахнулся от него и взял поднос, удалившись в сторону выхода из столовой, где как раз рядом располагались ящики для грязных подносов. Разобравшись с подносом и остатками скудного завтрака на нем, он нога за ногу вышел из кейк-кафе. Сегодня на улице было сухо, но пасмурно с порывами шквалистого ветра; Чарльз засмотрелся в окно, где низкие кустарники и деревья прогнулись под ветром, и понять не успел, как наткнулся на возникшего будто из ниоткуда Алекса Саммерса, вцепившегося в него мертвой хваткой. — Тебя уже поймал Хэнк? — первое, что послышалось от него, и Чарльз поспешно отпихнул парня от себя, поправляя одежду. Что и он, и Хэнк вообще себе позволяют? Он знает их всего-то несколько дней, а они пекутся о нем, как о том, с кем знакомы минимум лет пять. — Поймал. И все мне сказал. Что, пришла твоя очередь раздавать советы? — спросил Чарльз, заметив на себе испытующий взгляд. — Ну? — Я не собираюсь отговаривать тебя посещать вечеринку, если ты об этом, — улыбнулся Алекс и примирительно поднял ладони, как бы успокаивая. — Я, наоборот, за то, чтобы ты там появился и более того — пофлиртовал с кем-нибудь. — О, нет, да вы сговорились, — Чарльз накрыл лицо ладонями и отвернулся к окну, прижимаясь головой к холодному стеклу. Алекс не смог разобраться, в чем дело, и непонятливо на него покосился. Юноша ответил: — Я еще никуда не иду и не собираюсь. Меня даже пригласить не успели, как вы с Хэнком всполошились и свалили на меня тонну ненужной информации. — Да быть того не может, что не пригласили. Даже нас успели пригласить, а ты так вообще должен стать там главным событием, — Алекс продемонстрировал ему два цветных приглашения на вечеринку, Чарльз только устало вздохнул. — Значит, до меня еще не добрались. — Или хотят вручить их как-то по-особенному, — предположил Саммерс, и юношу покорежило от того, каким тоном это было сказано, он скривился в лице. — Еще чего не хватало… Я не хочу туда идти, — вырвалось само собой, и Чарльзу пришлось прятать свои руки, пока Алекс не оттянул их своими лапами, утягивая за собой вперед по коридору. — Да ладно. Тебе пойдет на пользу завести новые знакомства, новых друзей, девушку, например, — без умолку болтал парень, пока Чарльз еле поспевал за ним, быстро-быстро перебирая ногами. — А заодно и опровергнуть этим ненужные слухи о себе. И все прекратится само собой. — Потрясающий план, — пробурчал Чарльз, останавливаясь возле нужной аудитории и отступая от Алекса на безопасное расстояние, чтобы тот вновь чего не учудил. — Попробовать завести девушку, которой у меня никогда не было. — О, так значит, я не ошибся тогда, — парень расплылся в широкой издевательской улыбке так, что Чарльзу захотелось врезать по этим блеснувшим белизной зубам, он и попытался это сделать, но тот ловко поймал его кулак ладонью и усмехнулся. — Что, приколы над девственниками теперь запрещены законом? — Я тебе запрещаю. Сейчас. — Я понял тебя, Ксавьер. Пожелать удачи на твоей первой вечеринке, зеленый? — усмехнулся Саммерс, и Чарльз предпринял еще одну попытку ударить его. — А когда можно будет поздравить с первой девушкой? — Никогда. Ты бесишь меня, — прошипел Чарльз и с боем вырвал у смеющегося парня свой рюкзак, под тихие смешки скрываясь за дверью нужной аудитории. Все-таки как же хорошо, что он познакомился с ребятами не со своего курса — подколов наблюдается гораздо меньше, не то, чтобы он знал, как это, когда их много, но… — Я буду ждать от тебя новостей, булочка, — послышалось ему вслед, и многие студенты, уже находящиеся в аудитории, обернулись. — Меня тоже пригласили, и я буду следить за тобой. Ты можешь обратиться ко мне за советом в любой момент, знай это! Чарльз сел на первый ряд и кинул портфель на столешницу, сжал его руками и уронил на них голову, скрывая горящее от стыда и смущения лицо. Он изо всех сил надеялся, что все боги Вселенной, или кто там есть, помогут ему пережить этот начинающий походить на безумство день.

***

— Тебе. Чарльз смотрел на протянутые ему оформленные яркими цветами на черном фоне приглашения, на которых значилось его имя плюс один, не важно для кого. Он немного нахмурился для начала, прежде чем взять из рук розоволосой девушки два приглашения и пытливо изучить их со всех сторон. Ничего лишнего, указано только имя и адрес встречи, а также номер самого приглашения. Двести десятый. Так сколько всего человек будет на этой вечеринке? Он так и не уточнил этот вопрос у Хэнка или Алекса, пока еще была такая возможность. Девушка улыбнулась ему, представившись вроде как Шерри, подмигнула и убежала по своим делам, заранее предупредив его, что нет, никто не собирается его преследовать и вести так называемую «охоту». Вечеринка — общее студенческое мероприятие в этом году, и он может спокойно отказаться от приглашения или просто не прийти туда, но, разумеется, всем было бы лучше, чтобы он на нее прибыл. Чарльз до последнего не знал, что надеть. Он пришел домой раньше обычного и так и застрял возле шкафа, перебирая свои старые вещи и те, что отец прислал совсем недавно для публичного выхода или закрытых мероприятий, которые он успешно прогулял. Сын своего отца. Чарльз усмехнулся и откинул в сторону костюм от Шанель, следом за ним полетели еще парочка костюмов, но другого покроя и материала. Что вообще люди надевают на вечеринки? Есть какой-то особый дресс-код? Он еще раз просмотрел приглашения с обеих сторон, убедившись, что никаких надписей больше на них не присутствовало. Вот же черт. Кажется, он правда попал. — Ну, если только немного, — пробормотал юноша, выуживая из шкафа темно-красный бархатный пиджак и черные брюки под него. Наряд вполне по моде и подойдет под любой требуемый дресс-код… Хорошо, не под любой, но на вечеринку точно должен сгодиться. Под конец, когда костюм был надет и юноша стоял в прихожей, полируя кожу ботинок, он вдруг сел на пуфик и зарылся пальцами в волосы, сжав у корней. Что он вообще делает? Он же никогда не ходил на подобного рода мероприятия. Так почему сейчас решил сделать этот шаг? Его не покидало неприятное предчувствие весь день. Пока он раздумывал, ответ пришел сам собой, взывая тонким внутренним голоском совести: «Это все Siri». Чарльз резко поднял голову и огляделся. Никого. Он сидит один в прихожей, в своей огромной пустой квартире с панорамными окнами с видом на небо и город внизу, начинающий загораться вечерними огнями. Один, как и днями до этого. Как и всегда. На грудь навалилась тяжесть, а в горле застрял ком невыплаканных слез, сразу вспомнилось произошедшее с Майклом, представилось, как его питомец сейчас лежит в ветеринарной клинике в каком-нибудь вольере и скучает по дому. Хотя, зная Майкла, он вряд ли будет унывать или скучать. И все-таки Чарльза изрядно успокоило обещание ветеринара о том, что кот выздоровеет. Прозвенела напоминалка на телефоне — время выходить. Чарльз поднялся с пуфика и подхватил с тумбочки телефон, отключая напоминалку и звук вместе с ней. Ему не хотелось, чтобы кто-то побеспокоил его там. Он никогда не был в таких местах, но сегодняшний день, он чувствовал, должен стать особенным. Накинув куртку, парень вылетел из квартиры и захлопнул за собой дверь, оставив IPhone лежать на тумбочке и медленно моргать индикатором, оповещающим об активности Siri. «Ночь в неоне» — так называлась загадываемая пати. Дочь декана их факультета организовала вечеринку в одном из ночных клубов своей матери, которыми та владела. Держать сеть ночных клубов в Нью-Йорке весьма выгодное дело, равно как и баров, учитывая то, сколько знаменитостей или обычных офисных работников зависает там по вечерам. Правду говорят, что Нью — город, который никогда не спит. Многие кварталы кишели путаницей людей и ночной жизнью, Чарльз в своем идеально отглаженном наряде пробирался в метро чуть позже часа пик, когда основная толпа схлынула и остались лишь припозднившиеся кабинетные мышки, задержавшиеся на работе допоздна. Он бы мог вызвать такси, но на земле вероятность попасть в пробку и застрять там надолго была гораздо больше, чем под землей. Люди же и там, и здесь шли одной сплошной равномерной волной, и, если ты не поспеваешь за общим шагом, был большой риск быть сваленным с ног. Но Чарльз поспевал. На приезжего Нью-Йорк производил впечатление загруженного, вечно шумного города, где определенно сложно жить, но для того, кто родился здесь, все вокруг кажется обыденным, и даже знаменитое метро, в котором давка схожа с прессом, не трогает ни ума, ни сердца. Чарльз был рожден здесь и увезен еще в младенчестве в Уэстчестер, где и прожил до того, пока не был отправлен в интернат. Все, что приключилось с ним за это время, не изменило того факта, что в нем по-прежнему текла кровь нью-йоркца. Он любил этот город. От грозного вида секьюрити возле входа в клуб у Чарльза по спине пробежала волна мурашек. Переживая за свой костюм, он неуверенно подошел к ним с приглашением. Очереди, что удивительно, не было вообще. Высокий мужчина с широким лбом и носом, одетый в черный костюм, посмотрел на Чарльза и сверил его имя со списком приглашенных. Найдя его там, он скептически покосился на приписку «плюс один» и спросил: — Кого-нибудь еще ожидать по вашему приглашению? — Нет, нет. Я пришел один, — поспешно проговорил Чарльз, чувствуя себя до странности глупо перед этим бугаем. — Я могу пройти? — Конечно, мистер Ксавьер. Вас уже все заждались. Секьюрити открыл перед ним двери, и он шагнул внутрь. Глаза долго привыкали к полумраку, и когда это случилось, удалось разглядеть ничем не прикрытые бетонные стены, разрисованные яркими граффити и увешанные чем-то, напоминающим провода. Как оказалось, это были светодиодные нити, возможно, даже гирлянда, Чарльз не успел рассмотреть получше, перед ним открылся главный зал. Здесь было душно, обилие сладких запахов, смесь духов, благовоний и испарения воды в кальянах. Последние давали много дыма, он накрывал белесой пеленой все помещение, создавая подобие смога. Излишек коктейлей и алкоголя, прожектора над сценой беспрерывно мигали, освещая клубы дыма, кружащиеся, извивающиеся вокруг танцующих людей, двигающихся в едином ритме. На самой сцене играла какая-то группа, и голос солиста сливался с общей массой гудения, с музыкой, струящейся из колонок и навязчивой змеей проникающей в сознание. Чарльз в панике оглядывался, но толпа окружила его и затащила в свою гущу, как море, схлынув, забирает с собой подаренные земле дары. Это было немыслимо, он часто дышал, надеясь урвать в духоте хоть каплю свежего воздуха, вместе с этим он вдыхал запахи, пары, и от этого кружилась голова, глаза заволакивало темнотой, протяжная мелодия тянулась сквозь него, и вот он уже двигается вместе со всеми, вливаясь в общий, словно наркотический, транс. Хоть он и не отрицал, что на закрытой вечеринке могло быть все что угодно, но… Поддался. Чьи-то тонкие руки вложили в его ладонь высокий стакан с коктейлем, Чарльз не контролировал себя, он пил и делал все, что ему говорили, и на какой-то момент перестал замечать очевидную вещь — рук стало во много больше. Теплые и мягкие, они кружили вокруг него, касаясь, он уловил дым кальяна и сладковатый аромат духов, кажется, то была спелая вишня, и медленно переставал следить за ритмом происходящего, позволяя себе просто быть. Чуть дальше, возле столиков и приватных комнат, прикрытых бордовыми шторами, ходили полураздетые официантки, разнося на подносах легкие закуски и алкоголь, в отличие от закусок совсем не легких. Они кидали на гостей голодные томные взгляды, и он сомневался, что это входило в их обязанности… или да? Чарльз обернулся вокруг своей оси, ему снова вручили стакан, и он пил, вливал в себя горькую жидкость, избегая лишних вопросов. Он увидел глаза вокруг себя, глаза и ярко накрашенные губы, темные волосы — девушки окружили его, и они улыбались ему, и он не мог не улыбнуться в ответ, в первый раз в жизни чувствуя себя настолько желанным, настолько обожаемым. Его ждали здесь, его хотели, и вот он пришел, чтобы почувствовать это, получить то, чего никогда не получал, — чужую любовь. Но так ли оно было? — Как тебе, Чарли? Хорошо? — раздалось где-то над ухом, и Чарльз услышал тихий смех, похожий на журчание ручья. — Скажи нам, Чарли. Как ты себя чувствуешь? — пропела вторая девушка, и сердце зашлось веселым ритмом, он заулыбался шире, со смехом, без притворства, без стеснения отвечая: — Как никогда прекрасно. Они обступили его со всех сторон, каждая желая отхватить лакомый кусочек, и Чарльз, даже будучи в центре событий, так до сих пор и не понимал, чем заслужил столько внимания. Он же всегда был обычным никем. Заигрывания превращаются в танцы, не разбирая, с кем танцует в этот раз, он движется по залу, от столика к столику, от официанта к официанту, беря то, что дают, употребляя алкоголь в таких количествах, в каких ни разу не пил, всегда обходясь парой-тройкой бокалов. В кругах его отца ходило мнение, что вечеринки созданы для того, чтобы заводить новые полезные знакомства и напиваться. Так отчего же он вел себя не так? Он лишь следовал указаниям высшего общества. Чарльз усмехнулся, попадая в объятья новой, незнакомой до этого девушки. Не то чтобы он запоминал всех, но… Так было лучше. Лучше и правда менять их слишком часто, чтобы не зависать на одном месте надолго и не думать об одном… Чарльз Ксавьер славился своим примерным поведением, его отец мог гордиться им. Только сегодня пришлось подернуть эту идеальную маску, давая волю себе. Он развлекается, прибившись к одному из столиков, кричит тосты вместе с сидящими там ребятами и на спор пьет виски из горла. Улыбка становится шире, ненужных мыслей в голове — меньше, и он почти не против, когда одна из девушек заводит его руку себе под кофточку, а второй приподнимает юбку. Он не замечает этого, когда вдруг оборачивается и видит, как Марина, та, про которую он так долго писал, отошла к двери и держит в руке телефон, на экране которого светится знакомая белая полоска. Она смеется, и Чарльз не понимает. У Марины теперь тоже есть Siri? Эта непрошеная мысль быстро растворяется, когда его спутница на вечер, привлекая к себе внимание, опускает руку на его пах, и он дергается в сторону другого столика, чтобы ухватить себе еще пару стаканов, иначе он не вывезет это. Вероятно, он еще слишком трезв, чтобы идти на поводу у животных инстинктов и подарить свою первую ночь первой попавшейся. Он знал, что рассуждает как девчонка, но ему всегда хотелось сделать это с кем-то особенным и дорогим ему. То, что он демонстрирует сейчас, совершенно не его обычная модель поведения. Он залпом выпивает два бокала чего-то приторного, но рабочего, потому что в голову бьет безотказно, вытряхивая все глупости. Эта ночь только началась, понимает Чарльз, и неоновые вспышки разжигают приглушенный свет и темноту по углам, вспыхивая факелами то тут, то там. На сцену вышел солист новой группы, и прожектора притушили. Разгоралось шоу. Толпа людей поплыла к сцене, увлекая Чарльза вместе с собой, и он позволил себе утонуть в море смога, звуков, неона, освещавшего людей частями, выхватывая из кромешной темноты клочок света, а потом снова пропадая. Под воздействием алкоголя и паров, Чарльз не различал почти ничего. Перед глазами плыли темные круги, он будто пропадал из реальности на секунду-две, когда моргал медленно-медленно, смотря в одну точку, исчезающую при каждой новой неоновой вспышке и появляющуюся в другом месте. Чарльз, будучи коренным нью-йоркцем, не успевал уследить. Он варился в этом месте вместе со всеми остальными и ничего не мог поделать. — Идем. Его выдернули из толпы, и он сперва не понял, что случилось, задергался, вырываясь, а потом ощутил под собой что-то необычайно мягкое, и расслабился. — Вот, выпей это. Ему под нос сунули стакан с холодной водой, Чарльз жадно выпил его весь и поморщился, прикладывая ко лбу прохладное стекло. В глазах двоилась и в голове по-прежнему витал дым, а сейчас плюсом ко всему еще и что-то стучало. Он приоткрыл глаза и прищурился, фокусируя взгляд. Как бы странно это ни было признавать, но в задымленном темном помещении он чувствовал себя намного комфортнее в своем далеко не трезвом состоянии. Здесь же горел приглушенный свет, но даже он бил по глазам слишком сильно. — Где я? — Чарльз сделал попытку привстать, но она оказалась безуспешной, и он повалился обратно. Мягко. Тут повсюду было мягко. Это настораживало. — Что это? — Ты в приватной комнате. А это подушка, — из рук вялого юноши выдернули подушку и бросили обратно на диван. Чарльзу потребовалось около минуты, чтобы переварить новую информацию, а когда сделал это, то вскочил резко, едва не сбивая с ног неопознанного человека. — Я приват не заказывал! — Дело не в этом. Сядь, — парень усадил его обратно на диван и сел рядом, сжимая кулаки и стараясь вести себя как можно более естественно. — Я хотел признаться. — Не понял… — Чарльз нахмурился от мыслительного процесса, который в данный момент давался особенно тяжело, и параллельно с этим быстро моргал глазами, потирая их ладонями и моргая еще и еще. Перед ним словно была стена из серой дымки, он все никак не мог различить… — Я хотел признаться и извиниться за то, что делал больно, и за то, что все это время издевался над тобой. Это была не ненависть и не агрессия, я просто… не знал, как еще скрыть свои чувства. А твои письма Марине, это что-то… — Салли? — смесь страха и ужаса теплилась в глазах Чарльза, когда ему удалось сфокусироваться на лице парня. Чарльз сначала мотнул головой и не поверил, зажимая виски руками и жмурясь что есть сил. Он что, пьян? Иначе что за бред он несет, либо это ему самому ударило в голову… В конце концов ему удалось собраться с мыслями. — Это что, проверка на ориентацию? Меня предупреждали, так что не думай, что я совсем уж лопух. — Какая проверка? Я лишь хотел, чтобы ты знал, — Салли смотрел на него и выглядел убито, но все еще продолжал держать себя в руках. — Я следил за тобой со стороны, ты всегда был таким одиноким и зашуганным, мне хотелось… помочь тебе, обнять, защитить тебя от всего мира. — Но вместо этого ты был тем, кто зажимал меня по углам и насмехался вместе со своими дружками, — процедил Чарльз и дернулся, но Салли ухватил его за запястье и усадил обратно, прижимая руку к спинке дивана, не давая вырваться. — А иначе ты бы никогда не обратил на меня внимания. Я только хотел, чтобы меня заметили. — Да я ненавидел тебя, — юноша зашипел, точно разъяренный кот, и задергался сильнее, пуская в ход вторую руку, но и та была захвачена в плен и прижата к спинке дивана. Салли был слишком близко, и Чарльз весь вжался в диван, смотря на парня испуганно и собирая все свои силы, готовый к тому, чтобы высвободить их в одну секунду и вырваться отсюда. Лишь бы Салли не поймал. — А я хотел тебя с того самого момента, как увидел в первый раз, — Салли склонился еще ниже, вскользь касаясь губами скулы юноши. — Ты был таким очаровательным: взъерошенные темные волосы, вьющиеся от дождя, куртка на пару размеров больше, в которой ты тонул, а твои глаза… Ох, они всегда были слишком яркими. Такие синие, что можно потеряться и, засмотревшись в них, забыть про существование неба. Он прихватил зубами за подбородок, и Чарльз сжал челюсть, зажмуриваясь и отворачиваясь в сторону от неприятных прикосновений. Не зря этого парня называют королем литературного, пудрить мозги он умел профессионально, и Чарльз мог поспорить наверняка, что у него не было бы отбоя от девушек, если бы тот обращал на них чуточку больше внимания, а не сталкерил его по углам. — Ты псих. Выпусти меня, — юноша шипел сквозь зубы, дергая руками, но вырваться из чужой хватки не удавалось, Салли был больше и крупнее его, сил на то, чтобы удрать или хотя бы столкнуть его с себя, не было совсем. — Я знал, что ты это скажешь, но позволь мне хотя бы одну малость… — прошептал Салли куда-то в шею юноши и прикусил тонкую кожу, придавливая его своим телом к дивану и не давая сделать лишний вдох, вторая рука проникла под рубашку и спустилась ниже, надавливая в самых интимных местах. Чарльз захлебнулся в собственном всхлипе и уперся ногами в пуфик, отодвигаясь выше, чтобы Салли не мог его касаться. — Я не такой! Выпусти меня! Выпусти! — Разве? Случай с твоим Siri показал обратное. Ты бы знал, как я был счастлив, когда понял, что у меня может быть шанс. Парень потащил его за ногу на себя, но Чарльз увернулся и заехал коленкой ему по лицу, второй ногой упираясь в грудную клетку, и, оттолкнувшись, свалился с дивана. Черт возьми, это было самое лучшее время для того, чтобы сбежать, и он почти поднялся на ноги, как тяжелая туша вновь навалилась на него. В этот раз Салливан не слушал возражений, отвесив размашистый шлепок по заднице юноши, он поставил его на колени и наклонился, всем телом прижимаясь, потираясь об него. Чарльз не бросал попыток вырваться и пнул того под дых, но получилось только раззадорить, и, когда он почувствовал через дорогую ткань штанов, как в него упирается что-то большое и горячее, его охватила паника и он закричал. Чарльз не был уверен, что их кто-то услышит за шумом громыхавшей в зале музыки, но не мог не попытаться, потому он кричал и кричал, пока широкая ладонь Салливана не легла на его рот и не заставила замолкнуть, но даже тогда он не бросал попыток промычать, как сильно он его ненавидит, и позвать на помощь. — Твой отец ничего не узнает. Никто ничего не узнает. Он стоял на коленях, и из его глаз текли слезы, пока Салли потирался об него и что-то бурчал себе под нос. Послышался лязг ремня, Чарльз был на грани истерики и попытался пнуть его еще раз и как можно сильнее, при одной такой попытке ему скрутили руки, и он рухнул на ковер, упираясь лбом в пол. Он снова закричал, и в этот раз у него получилось. Шторы разъехались, и в открывшемся проеме показалась Марина. С минуту в комнате воцарилась тишина, слышно было, как тяжело и прерывисто дышит Салливан, с ужасом смотря на свою девушку. Марина достала телефон и сказала: — Siri, вызови полицию. «Будет сделано», — послышался ответ высоким мужским голосом, и Чарльз назвал бы этот голос солнечным, но это был не его Siri. Точно не его. Салли отлип от него, все еще пребывая в состоянии шока, и медленно поднялся на ноги, не отрывая глаз от Марины. Юноша тихо всхлипнул и сел на полу; место на ковре, в которое Салливан упирал его лицом, было мокрым от слез. Они, не переставая, скатывались по щекам, пока Чарльз сидел и смотрел в никуда. Он не помнил, как сорвался с места, как услышал от Марины краткое: «Тебе придется дать показания», как сбежал оттуда, пешком добираясь до дома под дождем и глотая слезы, а они все не заканчивались, все лились и лились, смешиваясь с дождевыми каплями и забираясь за шиворот, под пиджак, под рубашку, и он чувствовал себя мокрым насквозь, пока стоны из горла не сорвали всю глотку. Квартира встретила его все той же тишиной, прозрачные занавески вздымались под дуновением ветра из распахнутого настежь окна. Чарльз сбросил с себя ботинки и осел на пол прямо в прихожей, позволяя себе схватить себя за волосы и зарыдать навзрыд, сжимая зубы до боли и кашляя, давясь слезами и быстрыми вздохами, потому что воздуха критически не хватало, он не успевал глотнуть еще, задыхаясь в новом приступе истерики. Он бился затылком об дверь и заходился в новом кашле, вместо крика выходил лишь странный сип, он накрыл лицо ладонями и тихо заскулил, вытянув шею и запрокидывая голову под неестественным углом. О, его просто разрывало на части! «Чарльз? Чарльз, что происходит? Чарльз?!» — раздалось с тумбочки, и он вспомнил, что оставил телефон на ней. Юноша кое-как приподнялся на ноги и, цепляясь ладонью за все углы и поверхности, добрался до комода, подхватывая телефон. — Боже, боже, боже, это ты, это ты, ты здесь, ты тут, пожалуйста… — быстро зашептал Чарльз, срываясь на новые слезы, вставшие комом в горле. Кажется, сегодня он будет выплакиваться за все время. — Я не могу, я не могу… «Тш-ш, тихо, тихо, я с тобой. Все хорошо, все хорошо», — его голос был мягким и успокаивающим, таким родным, что от этого плакать хотелось только больше. И когда Siri спросил еще раз, что случилось, Чарльз не стал сдерживаться. Он выложил все, местами срываясь на громкие всхлипы, и хныкал. Это была попытка изнасилования, и Марина вызвала полицию, Салливана наверняка уже повязали и отвезли допрашивать в участок, не хватало только самой жертвы преступления. Но Чарльз не мог. Он сейчас был не в том состоянии, чтобы куда-то идти и пересказывать все кому-то чужому, подписывать документы, отвечать на вопросы. Он не мог. Siri был здесь и внимательно слушал, Чарльз готов был поспорить, что слышал, как тихо скрипят сжимаемые зубы. «Они же вызвали полицию, видишь. Будь уверен, его накажут. Ты должен был остаться там до конца и дать показания», — напряжение, зависшее в воздухе, казалось, можно было потрогать руками. — «Я бы лично свернул этому ублюдку шею». — Но я не могу, не могу, — уже вслух повторил Чарльз, это прозвучало тихо и раздавленно, да он и чувствовал себя соответственно, дрожа в мокром костюме не только от холода. «Все прошло, солнышко. Уже все прошло», — так нежно с ним еще никто не разговаривал, он обожал этот голос, и эти слова, произносимые им, вплетались в сознание тонкой лозой и распускались бутонами роз. — «Ты дрожишь. Тебе нужно переодеться, а то простудишься». Окно пришлось закрыть и везде выключить свет. Чарльз сбросил с себя мокрую одежду и натянул пижаму, забираясь под теплое одеяло. Он даже не выпил кофе, чтобы согреться. Он был морально истощен, а пережитый позор не давал спокойно уснуть: все равно, когда закрываешь глаза, возникали картинки прожитого, словно на оборотной стороне век был встроен маленький кинотеатр. В животе летали не бабочки, а стая шершней, жаливших его, и внутренние органы тоже ныли, а сердце стучало в тисках, и будто гирю положили на грудную клетку — так ощущалась душевная боль. Словно он проглотил осколки битого стекла. — Лучше бы это был ты, — Чарльз повернулся на бок и положил руку под голову, глаза были красными и на подушку снова капали слезы. Он всхлипнул, решаясь, стоит ли говорить, и утер нос тыльной стороной ладони. — Мне так жаль… Мне так ужасно жаль, что я пошел туда, что все это заварилось. Мне не хватает тебя так сильно… Это ненормально… — слез стало больше, и он спустился ниже по подушке, накрывая лицо ладонями и утирая влажные щеки. — Мне так хочется обнять тебя сейчас… И так плохо от мысли, что тебя не существует… Телефон с работающим Siri лежал на соседней подушке, и сначала повисло небольшое молчание, прежде чем Siri, тяжело вздохнув, выдал негромкое, невесомо-нежное: «Чарльз…»