Садись, прокачу, ёпт.

      Охра встречает в коридоре, собранный, серьёзный, тихо поясняет, что Мирон спит. Протягивает руку сухую и холодную, не похожую на человеческую. Павел остался снаружи, но его присутствие успокаивает. — Чё ты дохлый такой, — смеётся Рудбой.       Славе кажется, что смех какой-то ржавый и по барабанным перепонкам бьёт нещадно. — Не бойся, оружие я убрал… — Тем не менее Мирон нашёл способ порезать вены. Вообще как он?       Охра пожимает плечами. — Говорит, что он провалил свою миссию и теперь должен умереть. — А что демон? — Да, хуй его знает, Окси в последнее время неразговорчив… Пойдёшь будить или ждать будешь? Он подолгу не встаёт. — Не, сначала с тобой условия обговорим и давай выйдем отсюда, чтобы не будить.       Ваня с любопытством рассматривает Славу, а потом вдруг широко улыбается и говорит: — Я рад, что ты жив.       Слава хмыкает, непонятно, зачем Охре эти правильные слова, но вряд ли оно у него от чистого сердца. — Пойдём, — Ваня послушно снимает куртку с вешалки. Пока всё выходит слишком легко.       Мирон лежал под одеялом, не двигаясь, ощущая себя так будто прирос к месту и вообще мир вокруг вроде бы перестал существовать. Тут всё ограничивалось осязанием. Его разум не желал воспринимать больше ничего.       Иногда появлялся Охра. Он что-то говорил, но Мирон слышал только невнятное бормотание, потому что похуй, потому что нахуй и слишком сложно, чтобы вникать. Все его мысли в последнее время обрывались на этом этапе, и он не понимал, почему нельзя просто позволить ему умереть, это ведь не убийство, когда просто даёшь человеку уйти.       Мирон надеялся, что умрёт от потери крови, но Ваня не дал. Мирон не знал почему Охра оказался здесь, даже не задавался этим вопросом.       В какой-то момент он поверил, что может исчезнуть просто лёжа на кровати. Перестань воспринимать мир и тогда мир перестанет воспринимать тебя. К сожалению, это так не работает.       Сквозь абсолютную пустоту уже некоторое время слышались знакомые голоса. То что их два настораживало, Мирон нервно ворочался с боку на бок не понимая что происходит, старался понять, собрать осколки слов в предложения…       Ощущения такие же как когда пытаешься слушать рэп с очень быстрой читкой на не родном языке. Ты можешь отлично понимать каждое слово, но состроить их в связный текст на такой скорости не получается. Но они же говорят не быстро. И кто это они…       Один голос безусловно принадлежал Ване, а второй тоже очень знакомый. Похож на Славин. Мирона просто таки пробило осознанием того, как это всё жутко и неправильно, но он почти сразу рухнул обратно в невменяемое состояние, где все голоса сливались в сплошной невнятный гул — рэп новой школы. Кто заподозрит в таком Рудбоя и Гнойного? Как вдруг послышался пронзительный незнакомый рингтон. Забавно, Мирон сначала подумал, что это будильник.       Фаллен как всегда выбрал самый неподходящий момент. Пронзительный звонок, вскинутая бровь Рудбоя, дрожащие руки, какой-то грохот из спальни.       Слава бледный, с глазами навыкат жмёт три раза подряд кнопку отбой, но Ванечка так просто не отвяжется. Славик воровато оглядывается, такой весь дёрганый. У Рудбоя вид насмешливый и любопытный. На четвёртый раз Слава поднимает, жалея, что не подумал выключить телефон. На него тут же обрушивается поток отборного мата, через слова панчи про ёбаную империю лысой карлицы, а смысл по прежнему ускользает от Славы. Ваня вроде как орёт на него, чтобы он вернулся в Питер. И ещё с его слов понятно, что он не считает будто Слава в Хабаровске. — Ты там живой вообще? — голос Вани звучит жутко.       Он наконец замолкает, давая Славе вставить хоть слово. А у Гнойного в ушах шум и сообразить он толком ничего не может.       По звукам, доносившимся из спальни, Евстигнеев понимает что Мирон таки пробудился и с минуты на минуту придёт выяснять в чём дело. Он выталкивает Славу на улицу, бросив что-то вроде: — Поговори с ним, я пока Мирона успокою.       Слава не находит в себе сил говорить, стоит и слушает Ванечку, тот в принципе истину глаголит, потише бы только. Ноги подкашиваются и Слава усаживается на каменное крыльцо, подперев спиной дверь.       Видит, что к нему спешит Павел, как его там, озирается настороженно, собранный такой как-то медленно слишком. — Нихуёвый триггер, — удивлённо произносит он. — Вань, я кажись здорово переоценил свои силы. Меня от одного Охры так переёбывает. — Слав, ты где? — Ваня вроде как теперь по делу… Сил нет совсем. Паша осматривает Славу со всех сторон, смешно, щекотно… — Я сижу у двери Оксимирона, — смех близкий к истерике. Паша бормочет что-то резкое и забирает телефон. — Ты Фаллен? — Да, а ты кто? — С Вячеславом всё в порядке, истерит только. Меня Саня Ресторатор нанял его пасти, чтобы не сгинул… — Саня что в курсе? Может вы мне Славу дадите… — Как будет угодно, а вообще, лучше бы вам потом перезвонить, тут самое интересное начинается.       Паша усмехнулся. — Я сам решу, когда и кому мне звонить! — взвизгнул Фаллен, даже Славе отлично было слышно каждое слово.       Слава протянул руку за телефоном, но Паша выключил его и сунул в карман. — Саня ему объяснит, — по лицу мужчины пробежала язвительная усмешка. — Ай-яй-яй, Павлушечка! Любишь досаждать начальству?! — Слава внезапно почти по-человечески улыбнулся.       Лицо Паши пошло сердито рябью, но выговаривать Гнойному в этот раз он не стал. Залепил себе фейспалм, художественная ценность которого, наверняка превышала ценность горгорода или того же солнца мёртвых.       На диво красноречиво и артистично. Слава даже попросил повторить на камеру, но Паша только глаза закатил. Поняв что Слава в порядке он кое-как поставил его на ноги и потащил прочь. — Погоди, а как же Оксимирон. — Первом делом самолёты, Славян, девочки потом. Гнойный усмехнулся, пытаясь сообразить что именно Паша называет самолётами. Оказалось, ничего особенного. Он просто, видите ли, решил, что Гнойному необходимо прийти в себя. Ну и с друга нами объясниться. Отель, с его точки зрения — это святое. Паша заранее снял два паршивых номера и в кои то веки Слава был ему благодарен.       Объясняться с разгневанным антихайпом лучше в комфортных условиях…