Капли на дорогих простынях

      — Ну и как же ты попала в такие ебеня? — аккуратно интересуется Даня, осознавая, что нельзя оставлять такую ситуацию без внимания.       Невооружённым взглядом заметно, что даже спустя прошедшие часы девушку всё ещё заметно трясёт. Каждый раз, после безуспешных попыток Кашина завязать разговор на щепетливую тему, она робко вздрагивает всем телом и поднимает обречённый взгляд на знакомого, чем окончательно отбивает желание открывать зажившие раны и разбираться в произошедшем. В любом случае, Данила не собирается оставлять попыток, и стойко выдерживает леденящие зрачки особы на своём лице, которые кажется оставляют неосязаемые льдинки на коже, мгновенно тая от непоколебимости юноши.       Удивительно, насколько сильно Лиза за пределами четырех стен отличается от себя же, находясь среди людей. Привычно выглаженные блузки с отутюженными воротниками, сейчас сменяются одной единственной худи и даже та мнётся от недостаточного внимания за собой. Прежде ухоженные пряди, неизменно уложенные в опрятной прическе, сейчас теряются в неаккуратном пучке и неопрятными волнами надоедливо падают на нос особы. Радостные восклики и привычная эмоциональность замещается молчаливыми раздумьями на протяжении неограниченного времени. Удивительно, но Дане такая домашняя, настоящая Лайзка кажется не менее притягательной, чем прежде счастливый аналог личности. Насколько же аморальным считается подобное возмутительное отношение к плачевному состоянию подруги?       — Я просто вышла в магазин. — Внезапно для своего состояния, начинает Елизавета, сглатывая неприятный сгусток тяготы в горле. — Вышла в ёбанный магазин за едой и завернула не туда. Я правда не понимаю, какого хуя направилась в чёртову подворотню неизвестного города. Дальше всё как тумане, но тяжёлые шаги позади себя на протяжении всего поиска выхода я не забуду никогда. Как только за спиной показался силуэт этого громилы, я забыла как дышать, потому что твёрдо осознала — нет смысла ожидать помощи на ровном месте, ведь ты ещё спал тогда. — Особа заметно осеклась на последнем местоимении, жалея о сказанном и прикусывая от волнения нижнюю губу. Поднимая пристыженный взгляд на Кашина, та получила в ответ понимающий кивок и более спокойно продолжила свое повествование. — Я правда без понятия, что движет мною во время жизненно опасных ситуаций, но факт остается фактом. — Даня сосредоточенно внимает каждому слову знакомой, стараясь максимально правильно анализировать их, и невольно вспоминая внешний вид уголовника, а был тот мягко говоря не очень.       Неред неуверенно путается в своих высказываниях, хотя и до последнего старается скрыть животный страх от каждого постороннего шороха. Тревога не покидает слабое тельце ни на минуту, всё ещё невесомо проводя острыми когтями по цепи выпирающих позвонков. Девушка старается скрыть свои «неправильные» чувства, замаскировать всё, что прячется под толстым слоем грязи, пережитого с пометкой «не открывать». Всё уходит из-под контроля, как только пострадавшая настойчиво закрывает свой рот после стольких откровений и сдерживает все последующие фразы изнутри, пока перед глазами крутятся смазанные образы одного лишь мужчины.       Жизненный позитив Данилы сменяется чрезмерной рассудительностью и адекватными взглядами на ситуацию, что является крайне непривычным даже для разбитой Неред. Уже в течение дней, счёт которых просто теряет смысл, Кашин является своеобразным оберегом от сурового бытия жизни, трудностей и непониманий перед самим собой. Сейчас же, отрешённый от жизни юноша, кардинально меняет свой прежний шарм, стягивая привычный клоунский наряд, приветливую улыбку и сжигая всё это безумие в пылающем зареве ночи.       — Слушай, необходимо обратиться в полицию на этого уёбка. — Предполагает Кашин, совсем не задумываясь даже о самом себе, ведь следом за громилой, под суд попадет и он. Неред лишь непонятливо проскальзывает взглядом по силуэту мужчины, пропуская сквозь себя каждое слово и поражаясь бессмысленности предложений знакомого.       — Ты же понимаешь, что длительные и мучительные разбирательства в таком случае попросту неизбежны. К тому же, мне светит обратная дорога домой, где арест будет похлеще тюремного. — Отговаривается Лиза, старательно избегая основной причины отказа — страха. Данила не так глуп, как кажется на первый взгляд, а посему с лёгкостью улавливает ход мыслей подруги, даже не взирая на все её попытки скрываться за беспечностью бытия, согласно пожимая плечами.       Все переживания невыносимо утомляют, и ещё один вечер приходится провожать под оковами беспокойства и всепоглощающей чёрной дыры в области груди, которая, казалось бы, стремительно опустошает и надламывает крепкий внутренний настрой каждого из жителей квартиры. Все душевные пороки массивным грузом укладываются на плечи Лизки, всеми силами прижимая её к успокоительной постели. Девушка беспрекословно подчиняется пленяющей усталости, но удача до сих пор находится не на её стороне.       В третьем часу ночи, Кашин обеспокоенно отрывает свой затылок от нагретой подушки, пока в воздухе зависает жалобный всхлип, который буквально пробирает ошеломлённое тело до самых костей. Каждый последующий сдавленный плач заседает глубоко в голове, буквально выталкивая из-под тёплого укрытия по направлению к таинственной комнате. Осторожно освещая свой путь до места назначения слабым фонариком на смартфоне, Даня успешно добирается до деревянной двери и осторожно поворачивает ручку вниз, создавая такой лишний в данный момент шум.       Охватывая взбудораженным взором одинокое помещение разом, Данила продуманно прячет телефон в карман и в чернильной тьме робко приближается к подрагивающей фигуре, скрытой тонкой тканью. Казалось, что единственная защита от опасности, которая подстерегает беззащитную особу на каждом шагу, в данный же момент состоит из леденящего сияния небесного светила. Аккуратно опускаясь на самый краешек кровати, юноша вопрошающе, самыми подушечками пальцев, невесомо прикасается к молочному плечу девушки, желая не испугать и без того тревожную Лайзку. Та растерянно разрывает покрасневшие веки, фокусируя неустойчивый взгляд на, внушительных размеров, повисшем над собой человеком.       — Подожди, блять, ты серьёзно плакала? — Кашин чувствует себя слишком неловко, даже при всем непоколебимом внешнем виде. Что может быть хуже глупых вопросов с предсказуемыми ответами? Только лишь противное молчание, которое неизбежно следует за озвученным высказыванием.       Неред лишь шумно шмыгает носом, проклиная чрезмерную проницательность юноши и стыдливо прячет багровое лицо в ледяные руки, собирая нескончаемые мурашки по всему телу от такого контраста температур. В данном положении, особа находится чуть меньше минуты, потому что невозможно из раза в раз, при каждом смыкании глаз, вновь менять реальность на альтернативные видения, основательно укрепившиеся в коре головного мозга.       Восприятие окружения приходит только после трепетного движения со стороны, которое спустя жалкий миг сменяется нечётким восприятием чего-то удивительно теплого вокруг себя. Подобное сравнимо лишь с неожиданным падением в сосуд с тягучем сиропом, где Лиза оказывается ещё пару секунд назад и сейчас не жалеет ни о чем, невольно наслаждаясь устойчивой близостью. Дама беззвучно льнёт к источнику целительного тепла, которое приятно растекается мелкими импульсами по каждому атому маленького тельца. Едва задерживая собственное дыхание, особа чувствует жгучие струи воздуха на собственном затылке и слегка отстраняется от предполагаемого туловища, но рассудок не позволяет окончить начатое, лишь ещё крепче прижимая доверчивый организм к чужой испепеляющей плоти.       На данный момент, причины не свойственного Даниле поступка, просто не имеют значения. Текут секунды, сменяются часами, улетают следом за неисчислимыми датами, но лишь одно остается неизменным — неумение рыжеволосых Дань успокаивать крохотных Лиз словами, советами, подбадривающими фразами. Только действия, касания, бессознательные объятия, с нескрываемым желанием запихнуть хрупкую девочку поглубже в сердце. Запереть в оковах предательски чувствительного органа, только бы подальше от свалившихся разом, неподъёмных проблем, гадких неудач, извечных отголосков прошлого.       Настойчиво укладывая Лайзку на прежнее место, Кашин осторожно располагается рядом с ней. Ни в коем случае нельзя оставлять Неред после пережитого в угнетающем одиночестве, особенно посреди затмевающей рассудок ночи. К тому же, и Даню уж слишком тяготит сон на жалких размеров диване, который не вмещает и часть оголённых ног. Удивительно, но и сама Елизавета не делает попытки оказывать сопротивления нахальному парню, а лишь ответно приобнимает наглеца, увязая в сладостных грёзах, умиротворённо разбавляя звенящую тишину очаровательным посапыванием.