Кочевнический цикл

Дисклаймер: Австрия, Пруссия и Третий Рейх (Германия, Германская империя) — имеют свои олицетворения. И у них есть имена. Австрия — Родерих Эдельштайн, Пруссия — Гилберт Байльшмидт, Германия — Людвиг. *** С десяток лет назад, когда Австрия подобрал мальчишку на улице, он и не думал, что тот будет получать военные звания одно за другим, в таком темпе, что Родерих не сможет и уследить. Эдельштайн опомнится только после визита разъяренного Пруссии, когда тот будет просить забрать это чудовище от его брата. Людвиг, ослеплённый властью нацистов и одурманенный влиянием Гитлера (тоже, кстати, порождением Австрии), души не чаял в юнце, которого за глаза прозвали Ангелом Смерти. Эта форма всегда сидела на нём как влитая — черный китель с кобурой и кожаным поясом и такая же чёрная фуражка с черепом над козырьком, железный крест гордо поблескивает в лучах тусклого немецкого солнца. Весь чёрный Учиха был сродни Смерти. Все высшие чины отряда охраны были наслышаны о беспощадности Учиха, которую тот выражал к своим сторонникам за те или иные проступки. Оберфюрер всегда считал, что тем, кто ошибается, не место в элитных немецких войсках, и Саске самолично вырывал из их черных фуражек черепа, кидая под ноги. Даже бывалые рейхсфюреры не спорили с решениями, которые принимал молодой оберфюрер. Германия, который сейчас громко называл себя Третьим Рейхом, подпускал Учиха даже ближе, чем Гилберта. А тот лишь скрипел зубами и молчал, когда Саске просил его выйти из зала и не мешать обсуждению очередной жуткой идеи. Он, словно чёрт, нашептывал Людвигу на ухо одно безумство за другим — концлагеря, эксперименты над людьми, аншлюс Австрии… На удивление, Эдельштайн даже не сопротивляется: молча опускает голову и пускает нацистов во главе с Саске в свой дом, поджав губы и кинув тяжёлый взгляд на Гилберта. И Байльшмидт давится возмущением — как Учиха смеет так поступать с их старшим братом! Мысль о том, чтобы пристрелить темной ночью этого сученыша, не кажется пруссаку такой уж глупой. И он подговаривает на это Австрию, которому Саске чертовски доверяет, который этого монстра и воспитал. Родерих ненавязчиво зовёт Саске в гости — отметить, так сказать, очередное повышение. Впервые змеиная интуиция подводит Учиха. Едва успев закрыть дверь, не давая себе возможности передумать и отступить, Австрия с медицинской точностью бьёт рукоятью беретты прямо по затылку, отправляя Саске в бессознание. Очнётся он уже в кабинете Эдельштайна — на стуле с направленным в лоб дулом, игриво сверкнувшим в свете настольной лампы. — Warum? Warum, Roderich? * — голос пропитан детской обидой, непониманием. Он поднимает свои черные глаза на Австрию, и тот видит всё того же Саске — маленького потерявшегося мальчика в дождливый день на улицах Вены. Оберфюрер пользуется этим замешательством — вскакивает, ловким движением цепляет длинными пальцами из-под ремней на берцах небольшой кортик и кидается к Родериху. — Warum? Wofür?! ** — кричит он, и холодное лезвие почти касается тонкой кожи на шее мужчины, отчего у Австрии мелко вздрагивают веки. Выстрел. Горячая кровь брызнула на совсем уж побледневшее лицо австрийца. Тело камнем рухнуло у ног, и густая кровь тёмной лужей растеклась по дорогущему ковру, который Австрия теперь точно выбросит. — За моего брата. За Германскую империю, — злобно и ядовито рычит Пруссия, стоя в дверях и опуская ствол. Эдельштайн едва сдерживает протяжный вой — закалённое сотнями битвами и миллиардами смертей сердце всё ещё обливается кровью от потери тех, к кому оно успело привязаться. И Саске был одним из них. Родерих устало опирается лбом о плечо пруссака, прижимаясь как можно ближе, и отпускает его гораздо позже, когда он чувствует осторожные поглаживания по спине и тихие слова Гилберта: — Ты же знаешь, у нас не было выбора. Австрия морально истощен. Эта война чертовски тяжело даётся им всем, когда там уже конец? _______ *Почему? Почему, Родерих? — нем. **Почему? За что?! — нем.