паутина

#np sam kim ─ who are you plastic tree ─ インク

между ними сразу возникает странная колкость, недосказанность, но это и неудивительно. юта наверняка не может, будто волшебник, по щелчку пальцев исчезнуть, растворившись в воздухе. или стереть чжинхвану память поцелуем, как в сказках. или разбудить его ото сна. или спасти. или все вместе. ─ привет, ─ говорит чжинхван на японском, и это самое странное, что он может сказать. вообще невпопад. юта не отвечает и не двигается ─ замирает, наверное, надеясь показаться статуей, чтобы чжинхван его не трогал. но статуи ведь, наоборот, можно трогать сколько угодно ─ они даже не будут сопротивляться. ─ так вот ты какой. ─ так вот я какой, ─ кивком соглашается юта, и от его голоса у чжинхвана все внутри странно немеет, а после дрожит, как жутким холодом обожженное. бьется-колотится его несчастное сердце. чжинхван начинает подходить ближе, а юта ─ напротив, пятиться; в конце концов он упирается поясницей в стол и, наверное, понимает, что деться ему некуда. он все еще не волшебник. он все еще не исчезнет по щелчку пальцев. и чжинхвану все еще странно это осознавать, потому что если подойти ближе и присмотреться, то можно заметить в глазах юты, в самой глубине его зрачков, какую-то темно-синюю звездную смесь, будто небо растерли в порошок и смешали с чернилами. он ─ эфемерность. и он ─ магия. чжинхван от его настолько близкого присутствия теряется и дрожит, как при контакте с какой-то внеземной сущностью. но юта ─ такой же человек, как и он. он доказывает это тем, как беззащитно показывает чжинхвану свою бледную ладонь, и чжинхван, сам не зная зачем, прикасается к ней своей, ровно и плотно, и стоят они так целую вечность, и думают, и молчат. кожа у юты арктически-холодная. чжинхван теплый, но ветреный, как ранняя осень. и дожди у него внутри льют беспрерывные. юта взглядом как будто просит «спаси меня», а чжинхван не знает, что он может сделать. ─ ты уже ел? ─ вместо всего этого спрашивает он, и юта отрицательно качает головой. тогда чжинхван опрометчиво и бесстыдно хватает его за руку и тащит за собой прочь из комнаты. ─ пошли. на кухне снова накурено, чжинхван открывает все окна. юта сидит за столом с видом ребенка, которого вот-вот собираются отчитать. ─ тебе рамен острый или нет? ─ спрашивает чжинхван, набирая воду в кастрюлю. ему не отвечают. тогда он оборачивается. ─ юта? и видит, что за его спиной больше нет никого. и стул, на котором сидел юта, заботливо придвинут обратно к столу. ─ черт, ─ тихо ругается чжинхван, почти остервенело бросая кастрюлю в раковину. и шепотом у самого себя: ─ неужели я спугнул его? он возвращается в комнату и тут же идет к открытой тетради на столе. «я приду вечером», ─ выведено привычно дрожащей рукой. чжинхван не знает, легчает ему или нет. «только дождись». конечно, он обещает хотя бы себе. закрывает глаза, прижимая пальцы к вискам, и проговаривает одними губами: «дождусь». куда же он денется, он ведь живет здесь. и лишний раз встретиться с его ручным призраком ему не сможет помешать ничто. на секунду в голове проскальзывает мысль, точит его надоедливым червем: «а какой он рамен в действительности любит?». но на этот вопрос, как и на другие, чжинхван не находит ответа. за всем этим ─ поисками ответов, подсказок от юты, разговорами о бытовых проблемах ─ чжинхван совершенно не замечает, как его самая главная проблема постепенно сжимает ему горло плотным ошейником, давит на дыхательные пути шипами и перекрывает жизненно важный кислород. диплом. а он почти забыл об этом. две недели назад он бы с уверенностью (или ее подобием) сказал, что у него почти все готово. неделю назад он бы ответил преподавателю на все вопросы, успешно замаскировав мешки под глазами купленным за углом тональником. три дня назад он бы грузно опустил голову на плечо юно и насколько можно отчаянно прохрипел бы ему в ухо, как он устал. сейчас чжинхван, сидя перед кучей конспектов с многочисленными исправлениями и переписками, перед ноутбуком, в котором половина диплома, научный план и даже не начатая презентация, не понимает, как за эти три дня вокруг него разгорелся такой пожар. пальцы хватаются за одну запись, другую, третью, взгляд выхватывает похожие строчки в дипломе, и он шарит по написанным вордовским страницам испуганными глазами, пока они не слезятся от нагрузки. чжинхван опускает руки и уходит к подоконнику ─ курить. думать о происходящем. пытаться выбраться из выкопанной им же ямы. поразительно быстро его организм привык к крепким сигаретам и ежедневным примечаниям юты на полях. хотя к последнему он, конечно, привыкал дольше. общение с японцами вообще идет на пользу, ему кажется. вот научился уходить от проблем, когда надо, чтобы подумать о них на свежую (или не совсем) голову, а не бросаться в них с головой, зарываться в самоуничтожение и изредка выдыхать рваное: «помогите». выход из ситуации не находится к середине второй сигареты, так что он решает снова рвануть с обрыва и утонуть. не вылезать, пока не замаячит знакомый силуэт, не вытянет за руку из могилы. чжинхван проверяет телефон на уведомления и с удивлением замечает пропущенное сообщение от юно. в растерянности осматривает разбросанные на столе конспекты, хватает первый попавшийся и флешку, а после выбегает из дома, надеясь не упасть при первом же повороте. юно пишет еще раз: «где ты. преподаватель уйдет через час, поторопись». но это сообщение чжинхван уже не успевает прочитать. к преподавателю он, конечно, успевает. запыхавшись, стоит перед ним с быстро поднимающейся грудной клеткой. преподаватель качает головой, сжимая в руках ключ от аудитории, которую он закрыл пятью секундами ранее, но все равно садится рядом с ним на скамейку и открывает файл с дипломом на ноутбуке. говорит мало, по делу, отмечает желтым цветом места, которые следовало бы исправить. чжинхван кланяется перед ним, просит прощения, благодарит, он-то говорит очень много, осыпает преподавателя словами, пока он спешно удаляется из здания университета. чжинхван выдыхает. где-то ближе к горлу пульсирует крик, расползается по дыхательным путям огнем. на плечо опускается чья-то теплая рука, сжимающая ткань рубашки. ─ ты еле успел, ─ говорит юно. ─ что с тобой вообще происходит? и выглядит он действительно встревоженным и взволнованным настолько, что чжинхван почти верит, что ему не плевать. он оборачивается, чтобы фыркнуть, улыбнуться и сказать, что все в порядке. ─ я просто забыл, что он только сегодня на неделе может, ─ пожимает плечами чжинхван. ─ ничего страшного, он знает меня и мою успеваемость. юно сдвигает брови к переносице и смотрит так, будто пытается найти что-то внутри, вытащить клещами, вырвать с корнем, осмотреть на наличие дефектов. за годы их знакомства у него впервые такой взгляд. ─ я говорил не о твоей учебе, ─ сухо. сканирует, вымачивает в дождевой воде взглядом. раскрывает губы, чтобы вновь сказать свое уже не ядовитое. ─ я недавно начал готовиться к экзамену по психологии. знаешь, какой второй вопрос в двенадцатом билете? галлюцинации и их причины. я прочитал статью психолога, которого нам учитель советовал, помнишь? ну, ты-то все помнишь. а потом я вспомнил тебя. с чжинхвановых губ действительно чуть не слетает вопрос, с каких пор юно начал так сильно увлекаться психологией. но, даже не услышав его, юно отвечает. ─ и ты знаешь, что я не особо любитель почитать нудные статьи, но к экзамену же готовиться надо. это увлекло меня, потому что я думал о тебе, пока читал. галлюцинации могут возникать при наркотическом или алкогольном опьянении, при отравлении или шизофрении. но также они могут возникать на фоне стресса, недосыпания или бессонницы, страха и тревоги. ─ зачем ты мне это говоришь? я тоже читал эту статью. юно щурит глаза, внимательно глядя в чжинхвана. мысль глупая, но, возможно, он смотрел в его (не)расширенные зрачки. ─ как давно ты высыпался, чжинхван? открытость, развернутая в трепещущее полотно душа, дыхание ─ один взгляд напротив. причины, по которым он заваривает по утрам две чашки кофе, оставляет бутерброды с сыром на подоконнике аккурат рядом с пачкой крепких, из соседнего магазина, сигарет, а перед сном желает кому-то спокойной ночи. причина, по которой он так давно вопросительно смотрит на донхека, иногда на юно, но чаще - в конспекты, а после смущенно улыбается и закрывает тетради. дыхание ─ вопрос, открытость и расширенные (от удивления) зрачки. а ему казалось, что о нем уже нельзя думать хуже. ─ юно? ─ осторожно-шокировано. боясь спугнуть, чтобы потом напугать. ─ ты серьезно считаешь, что это все в моей голове? что я это придумал и сам в это поверил? ты думаешь, что я бы не понял этого? принимаешь за психа? ─ нет, ─ отвечает он. ─ но это тоже возможно. чжинхван не дослушивает: не хочет. он мотает головой, как если бы просто отказался от вечерней прогулки после сложной пары, но глаза, горящие обидой и невысказанным недовольством его выдают. он хлопает дверью, насколько позволяют правила этикета, и спешит домой. скорее, быстрее, быстрее. увидеть, услышать, почувствовать. прикоснуться, потрогать, поверить. понять. он настоящий. настоящий? настоящий, настоящий, настоящий… чжинхван верит. пытается поверить. его почти что мажет по стенам собственного дома, он пробует слиться с ними, медленно и устало стаскивает с плеч пальто, и так ему отвратно-отвратно, что хочется выть. ну как же оно выедает, как же выедает это чертово одиночество. и снова разгорается пожар. пылают с новой силой бесплодные земли. чжинхван идет на кухню ─ ничего. идет в комнату ─ ничего. (он бы сказал, никого) потом он раздевается, медленно расстегивает пуговицу за пуговицей на рубашке; кожу обдает странным морозом, ветром, неизвестно откуда взявшимся. чжинхван поворачивает голову и видит приоткрытую форточку; следом, пониже – незаметные невооруженным глазом следы пепла на подоконнике. был здесь. курил. чжинхван садится на кровать и даже не тянется к тетради ─ просто обессиленно падает на подушку и чувствует, что пахнет она кем-то другим; но пахнет приятно и сладко, дурманит. он зарывается лицом в наволочку и просто дышит – заливается краской, но дышит. полуголый, замерзший, до смерти уставший. и он снова мысленно зовет юту, потому что верит каждой клеточкой своего ослабшего тела, что он все еще – здесь. ─ я выполнил обещание, ─ отзывается знакомый голос, и фигура в дверном проеме внезапно кажется чжинхвану до боли родной. юта отчего-то улыбается, а волосы у него будто немного отросшие и мокрые. он не подходит ближе. чжинхван приподнимается на кровати и долго смотрит ему в глаза. потом уже додумывается потянуться за холодным мятым одеялом – прикрыться. ─ ты не съел рамен, ─ так до жути глупо, но это ─ все, на что чжинхвана хватает сейчас. и все, что чжинхван помнит (отрывисто, нечетко): он снова лежит на подушке, обессиленный, продрогший, явно подхвативший эту противную простуду в один из сырых осенних деньков; юта накрывает одеялом его голые плечи и, сидя рядом, гладит его по волосам. и что-то рассказывает на японском. чжинхван сам не понимает, как в какой-то момент тянется к его руке, осторожно и словно в бреду касается губами запястья, ловит его, обдает горячим дыханием, не дает отстраниться. хочет что-то сказать, но не может. засыпает. а когда просыпается, юты рядом снова нет. чжинхван даже не успевает расстроиться, как тот вновь появляется в комнате, уже сизым утром, туманно-мятным, и ставит на столик возле кровати чашку горячего имбирного чая. закуривает. смотрит в глаза и молчит. чжинхван болен и боится, что когда это все пройдет, то юта исчезнет тоже. ─ ты как? ─ спрашивает юта, откидывая со лба темную челку. ─ нормально, ─ хрипло лжет чжинхван. дым чужих (или его собственных) сигарет сейчас кажется ему ядовитым, оставляющим ожоги на сухой и измученной от усталости и стресса коже. у юты кожа, наоборот, на вид фарфоровая и нежная. и весь он такой ─ фарфоровый и нежный. ─ спасибо. ─ это тебе спасибо, ─ шепотом отвечает юта и вдруг, зажав губами сигарету, тянется к письменному столу. берет свою излюбленную красную ручку и тетрадь, открывает последнюю где-то посередине и принимается внимательно читать, моментами делая какие-то пометки между строк. ─ что ты делаешь? ─ проверяю тебя, ─ отвечает юта, ни на секунду не отрываясь от своего занятия. чжинхвану снова хочется ответить этим сухим, но важным «спасибо», однако он понимает, что сказать нужно совсем иные слова. что-то плещется у него там, внутри, за ребрами или в солнечном, и это «что-то» он никак не может собрать в одно простое и понятное предложение, важное и неразрывное целое. вместо этого он решает нырнуть в честность. ─ юта, ─ тихо, почти шепотом зовет он, и на него тотчас устремляется взгляд знакомых и (уже почти) родных глаз-искорок. ─ а ты точно существуешь? юта поворачивает к нему голову и щурит глаза так, будто не понимает, о чем говорит чжинхван. это немного приводит в чувства и заставляет его улыбнуться кончиком губ. ─ а я могу и не? ─ он откладывает тетрадь, и краем глаза чжинхван замечает, что красных замечаний и заметок стало меньше, чем в первый раз. гораздо меньше. чжинхван сглатывает. ком, усталость, вопрос. жар душит его изнутри, и он только беспомощно хватает воздух губами, не решаясь и не имея возможности сделать что-то, что вытолкнет его из вязкой, заползающей под кожу бессознательности. когда он открывает глаза, юта находится в пяти сантиметрах от его лица, обеспокоенным взглядом впиваясь в бледное лицо. ─ ответь. и пока он еще может смотреть на него из-под полуоткрытых век и вдыхать запах табака, смешанного с яблочным гелем для душа, он хочет знать. юта улыбается. чжинхван ловит себя на мысли, что не хочет закрывать глаз ни на секунду. ─ я не знаю, ─ шепчет юта, касаясь губами его лба, ─ существую ли я. чжинхван сглатывает вязкость. ─ я верю, что да. юта благодарно улыбается. его улыбка ─ последнее, что видит чжинхван, прежде чем отключиться. добрая, нежная, какая-то очень родная, будто чжинхван только в ней и нуждался все это время. он засыпает, но сон у него всегда был чутким, так что он слышит порой, как юта скользит по полу своими несуразными тапочками, шуршит бумагой, точит карандаши, тихо дышит и иногда еще негромко покашливает. а еще моментами чжинхван чувствует, как он садится рядом и берет его за руку. и эти моменты можно сравнить с настоящей магией.

—

из прекрасной сказки его вырывает звонок телефона. ─ вот, ─ юта протягивает ему мобильник. ─ третий раз звонят. первое, что чжинхван хочет спросить, это какой сегодня день. какой сегодня день какого месяца какого года. потому что он не знает, сколько спал. сколько спал беспорядочно и чутко, видел странные сны и иногда чуть сильнее сжимал удивительно теплую ладонь юты в своей. кто он теперь? изменилось ли что-нибудь в нем? он приподнимается и боязливо смотрится в висящее перед кроватью зеркало – нет, ничегошеньки; он остался таким же, каким и был, разве что только чуть больше разбитым и уставшим. странно. а он думал, что «больше» ─ невозможно. чжинхван отвечает, даже не глядя на экран. ─ да? ─ ты с ума сошел? ─ это оказывается юно, и он жутко злится. ─ какого черта я третий день тебе звоню, и ты не отвечаешь? третий день? ─ уже три дня прошло… ─ растерянно шепчет чжинхван, продолжая смотреть в зеркало, аккурат в свои растерянные глаза. юно какое-то время молчит. ─ ты что, в запое там? ─ не странно, что он делает такой вывод. ─ послушать меня решил, да? вечеринки, алкоголь, девочки? только не вовремя, чжинхван, совсем не вовремя. чжинхван не знает, что сказать, а потому только стойко молчит. ─ давай я перезвоню тебе, ладно? ─ в итоге выдает он и сбрасывает прежде, чем юно начинает злиться и кричать. мобильник безвольно падает на измятое одеяло, и чжинхван с ним будто бы теряет какой-то осколочек себя. ─ черт… он думает о многом, но прежде всего – о том, что ему нужно помыться и поесть. юта подходит ближе и зарывается пальцами в его волосы. точнее, в это странное гнездо соломенного цвета. чжинхван прикрывает глаза и весь дрожит от его прикосновений, которые больше похожи на маленькие, почти неощутимые удары тока. приятного тока. ─ не трогай, ─ все равно просит он, переступая через самого себя. ─ грязные. ─ ничего, ─ тихо бросает юта в ответ. ─ помоешь. тогда чжинхван встает, пробует расправиться со своими затекшими мышцами и ломотой во всем теле; идет набирать ванну, и юта призраком следует за ним, будто все решается что-то сказать. чжинхван опускает руку в воду, чтобы проверить температуру, и уже хочет раздеться, но вдруг оборачивается и сталкивается один на один с пытливым взглядом чужих темных глаз. ─ я тебе помогу, ─ говорит юта прежде, чем чжинхван успевает что-то спросить. ─ ты долго спал, у тебя может быть нарушена концентрация движений, и… «не оправдывайся». ─ отвернись, ─ спокойно просит чжинхван и не без улыбки наблюдает за тем, как юта поворачивается лицом к закрытой двери. он раздевается, садится в воду, опускаясь до самой шеи, и чувствует странное облегчение; даже не понимает, в чем оно заключается. юта не оборачивается и терпеливо молчит, пока чжинхван сверлит взглядом его затылок, и между ними снова это странное молчание, в котором удивительно комфортно просто жить и дышать. чжинхван ныряет в воду с головой, умывается, отбрасывает назад мокрые волосы, протирает глаза и наконец бросает юте в спину это оглушающе тихое: ─ иди сюда. юта выдыхает, будто ждал только этих слов, и подходит к нему. чжинхван садится аккурат по центру ванны, упирается спиной в бортик и вздрагивает, когда чувствует чужие руки на своих плечах ─ теплые человеческие руки; это не кожа призрака ─ юта жив, и он существует. он настоящий. ─ кто же ты такой? ─ шепотом спрашивает чжинхван, когда юта снова вплетает пальцы в его волосы. ─ если бы я знал, ─ выдыхает юта, перебирая его мокрые пряди и неотрывно глядя в стену со старой светло-голубой плиткой, которая всегда нагоняла на чжинхвана ужасную тоску. ─ если бы я знал, кто я такой и откуда взялся. чжинхван пробует повернуться и посмотреть на него снизу вверх. ─ а ты не знаешь? ─ я не помню, ─ юта пожимает плечами, осторожно поглаживая его затылок. ─ помню, что умер, даже помню как. а дальше все ─ туман. ─ а как ты умер? чжинхван слишком поздно осознает, что задать такой вопрос было нетактично. ─ я помогу тебе помыть голову, ладно? ─ тихо прокашлявшись, предлагает юта и уже тянется за шампунем. чжинхван благодарно кивает, а сам погружается в раздумья, рассматривая свои пальцы под прозрачной водой. юта тщательно намыливает его волосы, и в ванну периодически падает пена, которую чжинхван подбирает ладонями и рассматривает заинтересованно, как ребенок. вспоминает о мыльных пузырях, которые у него были в детстве, и думает, что очень сильно хочет еще одни такие же. тем временем юта не прекращает копаться в его волосах, и в какой-то момент чжинхван даже откидывает голову немного назад, не сразу понимая, что так испачкает юту пеной. с виноватым взглядом он оборачивается. на черной футболке с логотипом какой-то старой рок-группы (юта взял ее из шкафа чжинхвана, а откуда же еще) красуется мокрое пятно вместе с остатками полупрозрачной пены, которая тает и впитывается, будто мороженое. юта только качает головой, мол, ничего страшного, и ободряюще улыбается. чжинхван, кажется, любит его за это. он непроизвольно вздрагивает от самостоятельно промелькнувшей в голове мысли. ─ все в порядке? ─ уточняет юта, и чжинхван может только кивнуть. но, наверное, все не очень в порядке. он только что подумал, что любит кого-то? он только что подумал, что любит юту? ─ смывай, ─ юта будто совсем не хочет убирать рук от его головы. но он споласкивает их в раковине, пока чжинхван, зажмурившись, ныряет в воду и задерживается в ней на какое-то время, наедине с тишиной, темнотой, вакуумом, только своими хаотичными мыслями. ─ я пойду сменю одежду. не дождавшись ответа, юта выскальзывает в коридор, и чжинхван думает, что он тоже почувствовал это странное нечто между ними. пока юта перебирал его волосы, пока стоял за голой спиной так близко-близко, что чжинхван слышал и кожей чувствовал его тяжелое дыхание. невозможно это все. попросту невозможно. чжинхвану даже немного стыдно за все свои невольные мысли, но может ли он как-то с ними расправиться? он быстро споласкивается, переодевается, потом чистит зубы и выныривает в коридор. поначалу даже останавливается в нерешительности, будто посреди лабиринта, не зная, куда стоит пойти, в какую сторону повернуть. он собирается направиться на кухню и, по дороге проходя распахнутую дверь своей комнаты, краем глаза замечает юту, который застилает постель. чжинхван пятится назад, заглядывает еще раз, но уже никого не видит. показалось? на кухне тоже пусто ─ странно, но сегодня даже не пахнет сигаретами. чжинхван решает исправить это и закуривает сам, забираясь с ногами на подоконник и просто рассматривая холодный, но солнечный мир, раскинувшийся перед ним. открывает форточку, вертит в руках пепельницу, упирается лбом в ледяное оконное стекло. и вроде бы ничего не поменялось, пока он болел. мир все тот же, только теперь сильнее пахнет дождем. так стойко-стойко. и солнца ─ странно ─ стало немного меньше. он идет к холодильнику, потому что голоден, находит там (очевидно) вчерашний рамен и решает (кощунство) его разогреть. по привычке ставит на стол две тарелки, кладет приборы для двоих, пододвигает еще один стул. выпивает стакан воды перед приемом пищи, как всегда делал раньше, и принимается ковыряться палочками в остывающей лапше. он все ждет, что юта придет, и без него не хочет начинать. но юта все никак не приходит. чжинхван хранит в себе заклеенные с осторожностью порванным скотчем чувства, сохраняет все до мельчайшей детали, чтобы высыпать мелким дождем на юту, едва он появится перед глазами, но он не выдерживает на следующий же день. будто сорвался с обрыва, от падения с которого его удерживал один только шаг в неизвестность. будто случайно нажал на курок заряженного пистолета. ─ юта? он так долго ни с кем не разговаривал, что сам не привык слышать свой голос. обнимает колени руками и упирается подбородком, пытаясь найти хоть какую-то опору. ─ это уже не смешно, юта, ─ и он даже хрипло смеется, облизывая губы, но сам себе не верит. ─ что случилось? «вдруг так тихо сделалось в моем мире без тебя». и он замирает. ощущает, как эта тишина плывет перед глазами, обходит комнаты и превращается в пространство. он сглатывает и ежится от накатывающего мелкими толчками страха, непонятного и странного до прищура глаз страха. остаться одному. ─ ответь. и это больше похоже на приказ из-за отсутствия воздуха в грудной клетке, так что он вздыхает, добавляя тихое: «прости», но прислушивается к дому. он тих и молчалив. как это было до того, как чжинхван обнаружил первые признаки жизни еще одного домочадца. жизни. действительно ли юта жил? он точно умер и даже помнил, как именно, но так и не рассказал чжинхвану ни основного, ни деталей. стоило ли ему проявить свое любопытство и докопаться до истины, он не знал. но теперь спрашивать некого. здесь только он. чжинхван, кажется, привык к этому за годы своей жизни, но то, что случилось с ним за эти несколько дней, смогло переубедить его кое в чем ─ быть с кем-то так хорошо. ощущать присутствие, кожу, дыхание, слышать адресованные тебе слова. он закрывает глаза и вспоминает все до мельчайших деталей, иногда поджимая губы, иногда дергая кончиком губ, иногда краснея. он понял, что быть одному не всегда хорошо; то, что съедало его в последние месяцы, нашло выход, он нашел выход. утратить его сразу после? он не согласен. но дальнейшее развитие мысли прерывает стук в дверь. жесткий и требовательный. чжинхван щурит глаза и поднимается с пола. как только щелкает дверной замок, в дом врывается юно. ─ черт возьми! ─ он почти кричит и почти в ярости, от неосторожного движения его удерживает собственная рассудительность и немного безразличие. но чжинхвану заметно легчает. ─ ты где пропадал все это время? ты издеваешься? ─ юно, ─ он выдыхает будто с облегчением, даже плечи опускаются, и вытягивает губы в полуулыбке. ─ чжинхван. какого черта, ты не объяснишь? ─ что я должен объяснять? юно хмурит брови. только сейчас чжинхван замечает, насколько плохо он выглядит: кажется, за эти дни не выспался, так что под глазами пролегли синяки, болезненно бледен и тощ, слишком серьезен для самого себя. юно напрягается и подходит вплотную. ─ почему ты весь год пахал как не знаю кто, а сейчас вдруг решил забить на свои труды? он выдыхает. скопленное в нем, кажется, вот-вот найдет выход наружу. он и сам не понимает, совсем ничего не понимает. он будто вязнет в плотной и скользкой паутине, из которой совсем нелегко выбраться, но паутины плетут пауки, и кто знает, как быстро чжинхван лишится всего, что когда-то имел. а юно смотрит на него, ожидая ответа. будто так легко прижать человека к стене, вытрясти всю нужную информацию и отпустить, будто так легко живется на планете и так легко получать желаемое. чжинхвана трясет и воротит. он хватается дрожащими руками за ворот его футболки и пытается отстранить от себя, дать себе воздуха и времени. ─ мне нужно… ─ будто тонет и не знает, что делать. будто совсем нет ни спасения, ни выхода. по рукам и ногам. ─ нужно… ─ что нужно, чжинхван? и кричать не в силах, и даже слово сказать, чтобы тебя нашли, протянули руку, обогрели, сказали такие нужные в данный момент слова. ─ чжинхван? почти не видит разницы: уши заложила тишина; но предчувствие подсказывает, что что-то не так. он поднимает голову, встречаясь взглядом с юно. таким же удивленным и испуганным юно. будто не он только что произнес его имя. ─ что это было? ─ тихо, одними губами, испуганно и осторожно. чжинхван ослабевает хватку и поворачивает голову в сторону кухни. ─ здесь есть кто-то еще? почему ты раньше не сказал? чжинхван не слышит. что-то останавливает его от того, чтобы кинуться в сторону звука. но юта, кажется, предпочитает быть более осторожным после сделанной ошибки. ─ это из-за него ты решил наплевать на университет? ─ юно, пожалуйста, заткнись. он некоторое время смотрит на чжинхвана с нажимом и с таким вопросом, что дрожат руки, но спустя мгновение делает шаг назад, убирает руки. чжинхван выдыхает. босыми ногами в сторону кухни, медленно, боясь спугнуть. чтобы не потонуть еще глубже. ─ юта… пальцами по двери, толкнуть, чтобы тихо заскрипела и открыла вид на кухню. в которой никого нет. он почти чувствует. почти чувствует, как взгляд юно прожигает его спину. такой обвинительный. будто чжинхван с ума сошел. разве это так? почти выдыхает. то ли с облегчением, то ли с сожалением. ─ что ты с собой сделал, чжинхван? короткое замыкание. падение в бездну. из которой выхода нет. он не слышит себя. ─ я ничего не делал! ─ зато юно слышит отлично. ─ все со мной в порядке! я в норме! я… все хорошо. я в порядке! веритьверитьверить. задыхаться и захлебываться, тонуть и тонуть, сжиматься и скручиваться. юно мутнеет перед глазами, чжинхван даже не может увидеть его лицо, все тонет в воде подобно атлантиде. его сломленность. ─ да, все хорошо, чжинхван. рукой по щеке. собирая влагу кончиками пальцев, чтобы было лучше видно. юно? юта? ма… когда он открывает глаза, он не видит юно. но помнит, что он приходил к нему вчера или позавчера. или сколько прошло с этого момента? кажется, целая вечность. юта сидит рядом и проводит теплой ─ не как у призрака ─ рукой по его волосам, смахивает их со лба и улыбается так, будто все хорошо. а ведь все действительно хорошо, да? гораздо лучше, чем когда он бился головой об учебники и портил зрение за дипломом. так можно и привыкнуть. ─ что случилось? юта пожимает плечами и вздыхает. ─ кажется, ты переутомился. и, кажется, у тебя стресс. он боится закрыть глаза хотя бы на мгновение, чтобы снова не заснуть, пропав во времени, чтобы он мог говорить так с ютой, может быть, всегда. ─ куда ты пропал в прошлый раз? юта хмурит брови. чжинхван не сводит с него глаз. ─ я не должен был… ─ пальцами по щеке, мазнув большим. ─ ты воспринял это слишком остро. а мне ведь всего лишь было стыдно, ─ усмехается так, будто это ничего не значит. ─ за что? ─ за себя. чжинхван выдыхает, и этот выдох остается на пальцах юты мгновением. они застывают на секунду, поверженные и сломленные, почти-возлюбленные. ─ больше так не делай. юта полуулыбается, полуусмехается, и чжинхван чувствует себя в этот момент таким уязвимым; внутри замыкает что-то важное, он перестает дышать на те доли секунды, когда юта склоняется к нему, всматриваясь в глаза, темные и грустные, поджимает губы. и чжинхван ожидает мягкого касания в лоб. но юта касается губ.