ГЛАВА 30: «КАРМА»
Соня поморщилась. Пробуждение давалось ей нелегко: больная после вчерашней «тусы» голова болела нещадно и отдавая лёгкими пульсами в виски. Во рту ощущалась донельзя противная кислятина, а желудок, казалось, заработал язву. Отдохнула, называется. Соня попыталась вспомнить вчерашние события и тотчас ойкнула: память вместо искомых ответов наградила её уколом прямиком в мозги. Посему было принято решение не напрягать голову и посильнее прижаться к тёплому сильному телу, закидывая на него ногу. Ежиха блаженно вздохнула… И сразу же насторожилась, чувствуя пробегающий по её спине холодок. Сердце заходило ходуном. Соня не видела, но чувствовала, что на ней надета тонкая маечка с упавшей с левого плеча маечкой да трусики — и ничего больше. Иными словами, бельё, в котором девушка обычно спала за неимением пижамы. Бюстгальтер под майкой отсутствует, в этом ежиха убедилась по ощущениям. Открывать глаза было не то, что страшно, а в прямом смысле опасно — для психологического здоровья мобианки. Стараясь разубедить себя в надуманном, Соня сглотнула, а затем прикоснулась ладонью к источнику тепла. Вот она нащупала рельефный живот, почему-то напряжённый. Вот поднимается выше и касается чего-то мехового. Соню пробил озноб. Нет, это не подушка. Это мужчина! В одной с ней кровати. И сейчас её голова лежит на его сильном плече. «Великий Хаос… б-боже… т-т-только не это…»! — мысленно завопила принцесса, а к горлу подступили первые спазмы. Открывать глаза страшно не хотелось, но другого варианта у девушки не было. А потому, скрепя сердце, Соня медленно разомкнула веки. Всё верно: она прижималась к спортивному мужскому телу, особенно грудью. Её нога лежала на его талии. Чёрный окрас с красными лампасами на щиколотках… Соня и так прекрасно понимала, что ей придётся невообразимым образом объясняться со своим «аспирином» — от страха у неё даже голова болеть перестала, — а потому не стала изображать из себя спящую красавицу и подняла глаза вверх. Глаза Шедоу были закрытыми — но Соня по его напряжённым скулам поняла, что он не спит. Вот он, роковой момент, когда встретились на «мягкой» арене «убийца» и его «жертва». У ежихи всё перевернулось внутри. Конечно, подобные ситуации для неё были не новы, покуда не один год она была замужней и не раз просыпалась в обнимку с Бартлби, в чём мать родила. В такие моменты ежиха поступала должным образом: целовала возлюбленного в губы и со словами: «Милый, это было чудесно!» вставала, чтобы одеться, а затем отправиться на кухню готовить завтрак. Но сейчас с ней лежит не Бартлби, да и обручального кольца на пальце у неё нет. Спазмы сильнее начали сдавливать ей горло. — Отпусти меня, — сквозь зубы попросил Шедоу. Для Сони это был сигнал к действиям. Взвизгнув аки школьница, которой одноклассник задрал юбку, ежиха отскочила от Совершенной Формы Жизни в конец кровати, в мгновение ока покрываясь густой краской от смущения. Она свела колени вместе и натянула майку до паховой области, чувствуя себя самой настоящей преступницей, посмевшей украсть у высокомерного и мрачного Шедоу не абы что, а целую ночь. Шедоу наконец открыл глаза, однако ярости в них Соня не увидела. Разве что бесконечный холод, который, казалось, навсегда поселился в красных радужках. Ёж ничего не сказал. Только принял сидячее положение и свесил на плечах голову, предоставляя ежихе вид на свою спину. Пусть это и выглядело донельзя вычурно, но Соня… выдохнула с облегчением: царапин, оставленных в порыве страсти, на своём «любовнике» девушка не обнаружила. — Ш… Ш-шедоу… п-п-прости…! — еле слышно пискнула Соня, отчего покраснела ещё больше. Да и что можно было ещё сказать в такой ситуации? На ум больше ничего не приходило, кроме избитой шутки: «Теперь ты обязан на мне жениться», но её ежиха ни в коем случае не собиралась озвучивать. Кому угодно, только не мрачному Шедоу. Чёрно-алый ёж ничего ей не ответил. Его бархатный ледяной взгляд был устремлён вперёд, будто он пытался им прожечь в стене дыру. — Одевайся. Нам надо вернуться к заданию, — наконец ответил он — холодно и безапелляционно. А ему всё нипочём…! Соня не решалась спросить о событиях, которые случились после последнего стакана. Помнила лишь то, что какой-то милый юноша пригласил её танец, они с ним танцевали, а всё остальное было в тумане. Забыла и то, как добралась до их с командой «Dark» базы, но, скорее всего, это Шедоу побыл для неё автопилотом. Но кое-что беспокоило ежиху больше всего… А именно: — Мы же… ну… — Соня закусила нижнюю губу. Румянец на её щеках пылал вовсю. — Между нами ничего н… н-не б-было…? Направляющийся к двери Шедоу остановился, а сердце Сони тотчас сместилось куда-то ниже, если не в саму область живота. Неужели…? — К счастью, нет, — процедил Шедоу и, толкнув дверь, вышел из комнаты. По идее, Соня должна была обрадоваться. Чувством юмора чёрно-алый ёж не славился, а потому сомневаться в его искренности не приходилось… Но вместо того, чтобы с облегчением выдохнуть, Соня почувствовала… нахлынувшую на неё обиду. Стало вдруг очень неприятно от услышанного, а подступивший к горлу ком медленно, но верно подталкивал её к тому, чтобы заплакать. «К счастью, нет»! Соня знала, что Шедоу не славится мягким характером. Его манера речи, полная цинизма и высокомерия вкупе с неоспоримым холодом, ни разу не изменилась с их самой первой встречи на «Яйце Смерти». Но было всё равно очень больно. Слишком жестоко по отношению к ней. Будто Шедоу и за девушку-то её не считал. Так, ходячий компьютер, добывающий для него информацию, и просто навигатор со встроенным в неё переводчиком, помогающий ему в поисках Соника. Соня села на край кровати, опустив голову. В последний раз она чувствовала такую боль, когда Бартлби бросил её и уехал в Новый Моботрополис в компании очаровательных девушек.***
Как-то Ванилла сказала: — Сердцу любить не прикажешь, милая моя! Ты можешь сколько угодно сил и энергии вкладывать в предмет своего воздыхания, но, если отдача так и не приходит к тебе, стоит остановиться. — Но я не могу. Я люблю его! — горячо возражала Эми. — Понимаю, моя дорогая, понимаю. Я ведь, хи-хи, когда-то тоже была молодой и экспрессивной девочкой. Осознание приходит с опытом, когда мы по собственной глупости наделаем немало ошибок. Это — взрослая жизнь, и она, к сожалению, не так радужна, как кажется. Но в ней тоже есть свои преимущества и краски, помни об этом. Сейчас ты меня не поймёшь ввиду нашей с тобой разницы в возрасте. Ты поймёшь потом… Чиркнула бензиновая зажигалка. Фиолетово-золотистый огонь своим сиянием и тихим звуком будто завораживал, хотя Роуз прекрасно понимала, что с таким успехом она могла просто курить и глушить свои переживания никотином. Вариант весьма обычен, ибо сигарета в каком-то смысле заменяет стакан со спиртным. Сегодня она снова одна дома. Торк ранним утром ушёл на работу, которую ему любезно предоставил мэр Зао за выполненную командой «Red Scarfs» миссию. Таким образом чейзер Торк — он же известный на Авалисе как броне-утка — стал механиком, до поздней ночи проводя своё время в мастерской. Его задача была простой: помогать в строительстве летающих кораблей, составлять чертежи и заниматься ремонтом. Работа была не пыльной, как раз в духе иноземца, а потому за непродолжительное время он обзавёлся неплохими знакомствами. Заодно и деньги какие-никакие приносил домой, на данный момент являясь единственным добытчиком в команде. А Спейд… Эми скрипнула зубами. Каждый раз, когда имя белого наёмника проносилось в её голове, на душе девушки начинали выть волки, а желание вцепиться ногтями в голову и заживо содрать с неё кожу было выше здравомыслия. Не знала она, где он. Ниндзя-картёжник не появлялся дома со вчерашнего дня, и его отсутствию Роуз, впрочем, была даже рада. Мысли — это то, над чем не властен никто и никогда. Даже самая спокойная с виду личность нередко вынашивает в своей голове цикл непрекращающихся воспоминаний: …Туман обволакивал озеро, будто в одеяло шёлковое укутывал. И не казалась холодной вода, соприкосновения с которой будоражили и кровь, и делало гусиной кожу, и заставляли дышать прерывисто, тяжело… … …… …но больше всего заводили прикосновения, от которых тело начинало дрожать, если не плавиться, как сливочное масло. Причмокивание губ смешивалось воедино с лёгкими укусами, чувство чего-то взрослого, эфемерного и запретного сводило с ума не только Её, но и Его. Ненужная одежда отправлялась в сторону без лишних слов, как серая атрибутика, и яркость обнажённого тела была подобна сиянию маяка, чьи лучи будто прорваться сквозь туман пытались… …Они были такими взрослыми. Такими одинокими, безответно влюблёнными в тех, кто всегда находился впереди них и оставался недосягаемым… …ёж Соник… …Саш Лайлак… …и чем сильнее ощущалось это мнимое расстояние, тем больше Им хотелось прочувствовать друг друга, как способный умертвить в груди боль наркотик… Эми заскрипела зубами, снова вцепилась в свои волосы, будто вырвать их готова была. Выпавшая зажигалка потухла, и эхом разлетелся по пустым комнатам глухой звук. Одиночество — то, с чем она осталась, как ненужный этому миру элемент… Вместе с нелицеприятными криками в голове и сорванным дыханием, полным жажды. …Они чувствовали друг друга каждой частичкой своего тела. …Им было холодно и жарко одновременно; больно и хорошо. …Симфония животной страсти… …Симфония взаимного одиночества… Эми рывком поднялась с кресла и отправилась в душевую. Холодная вода обжигала не хуже огня, и ежиха задрожала, покрываясь мурашками. Она не собиралась мыться — просто хотела постоять в таком положении несколько минут, пока голова окончательно не отключится. Конвейер поганых мыслей невозможно было обуздать: он штамповал их пачками и пускал в тираж одну за другой, как написанный красными чернилами роман с высоким рейтингом. Особые сцены подчёркивались жирным шрифтом и выводились каллиграфическим подчерком, из-за чего оные приобретали особую весомость в книге, пропитанной духом эроса. Долго Роуз не простояла в душевой. Обожжённое тело вскоре запросило тепла, и ежиха покинула кабинку, насухо вытираясь махровым полотенцем. После засеменила на кухню, дабы выпить крепкий кофе. Шанг-Му продолжал фонтанировать энергией. И днём, и ночью жизнь не покидала столицу богатой страны на всём Авалисе. Вчера на улицах ходили толпы авалисян, держа над головами широкие флаги с изображённым на них ликом правителя. А покуда жила команда «Red Scarfs» в небоскрёбе, да ещё и на последних этажах, Эми воочию могла наблюдать за происходящим вне её ракушки самобичевания. Как же ей сейчас не хватало Крим. Эми опустилась на подоконник и перевела тусклый взгляд изумрудных очей на широкую реку, где плыл шикарный галеон, сделанный из красного дерева. Нет, не Крим. Эми вдруг осознала, что на самом деле хочет поговорить не с невинной юной крольчихой, а с познавшей вкус взрослой жизни Руж. Да, Роуз недолюбливала летучую мышь, но свою неприязнь к ней она потеряла вместе с девственностью и более не испытывала к девушке ничего, кроме… раскаяния. Эми высмеивала псевдо-маргинальный образ жизни Руж — а теперь сама вкусила плод суровой реальности, безжалостно разбившей её розовые очки раз и навсегда. Эффект проведённого ритуала был подобен алкогольному опьянению: сначала хорошо, а наутро — плохо. Она уже никогда не станет той Эми, которой была до Авалиса. Не сможет быть той девочкой, воистину считавшейся глупой дурочкой, смотрящей на мир через призму детского восприятия. Никогда… Никогда… И всё из-за Спейда, которого Эми страстно ненавидела. Он вырвал её из зоны комфорта, вверг в холодные объятия мирской жестокости, а под конец и вовсе добил, когда пришёл за ней к озеру. Одно жаль: Роуз не могла расценивать его действия как изнасилование. Ведь первый шаг навстречу сделала Она. Стук в дверь выдернул Эми из раздумий, и девушка отправилась встречать гостя. Искренне хотелось, чтобы им оказался Торк. Он был приятным и интересным собеседником, умел поддерживать и источал ауру дружелюбия, которой так не хватало мобианке. А то, что чейзер не предпринимал никаких попыток залезть к ней в душу, ежиха была только рада. Торк — как корка хлеба: безвкусный, но полезный. Однако реальность снова дала ожиданиям под зад: на пороге стоял вхламень готовый Спейд. Осунувшееся лицо, налитые свинцом глаза, какие-то невнятные бормотания — вот и вся атрибутика медленно, но верно спивающегося наёмника, потерявшего своих коллег по вине своего старшего брата… И потерявшего отца. — Опять ты-э-э… — недовольно буркнул Спейд. Язык его заплетался от выпитого алкоголя. Эми не изменилась в лице: как смотрела холодно — так и продолжила смотреть. Разве что шаг назад сделала и скрестила на груди руки, наблюдая за нелепыми попытками Спейда войти в гостиную. Судя по тому, как он шатался из стороны в сторону, нетрудно было догадаться, что напитки наёмник смешивал, — чтобы «унесло» наверняка и капитально. — А где… бр… это-о-о-т… какой-то… ф-ф-ф… — На работе, — отчеканила Роуз. — А-а-а… — замямлил панда. — На работе-е… Он неуверенно шагнул вперёд — и рухнул пластом. На этом их диалог и закончился. Жалкое зрелище! — думала Эми, обжигая холодом изумрудных глаз валяющегося у неё в ногах Спейда — сопящего, источающего отвратный запах перегара с ароматом чего-то вишнёвого. Несколько секунд ежиха боролась с собой, чтобы не наступить ему на голову, и с этим она успешно справилась. Просто развернулась и решила вернуться на кухню, чтобы продолжить созерцать жизнь на улице. — Он так просто озлобился на вас? — Можно сказать и так. Он — парень консервативный и очень чтит традиции с данными им обещаниями — и мы не в силах были их сдержать. — Кто он? — вопросила Эми. — Друг из прошлого, если выразиться поточнее, — грустно усмехнулась Лайлак. — Мы так много прошли вместе, и так печально разошлись в конце. Роуз остановилась. Ещё при первой встрече она поняла, кем Спейд приходится Лайлак. Эту связь неразделённой любви несложно было разглядеть, тем более Эми, переживающей аналогичные чувства. На его месте ежиха видела себя, на месте драконши — Соника. Какая ирония! Два грёбаных одиночества, оставшихся за бортом внимания своих кумиров. Эми ненавидела Спейда, но в то же время понимала: их ошибка — последствия разбитых сердец, бросившихся в объятия сладковато-горьких иллюзий. А потому ежиха взвалила на своё плечо пьяного наёмника и, стиснув зубы, потащила в комнату. Там бросила его на кровать, как куклу, благо, сил в её «хрупких» руках хватало («Пико-Пико» и то весил больше). Потом плюнула на всё и стащила с него ботинки, чтобы он не запачкал простынь. — Кошмарных тебе снов, гад! — пожелала напоследок Эми и вышла из комнаты, выкидывая через плечо ботинок.***
— А ты, я смотрю, неуёмный какой-то, — прыснул Гонг, наблюдающий за Мэником. Зачёсанный ежовый ирокез, модная жилетка из коричневой кожи, начищенные и отполированные до блеска кроссовки — и всё это сопровождалось ароматом клубничного одеколона, который, по мнению зелёного ежа, мог свести с ума любую девушку. А чтобы упрочить свои шансы на победу, парень кинул себе в рот мятную жвачку. В отличие от беззаботного Соника и любящей строить сложные любовные алгоритмы Сони, Мэник был прост. Если ему нравилась девушка, он не стоял, не мял, грубо говоря, яйца — а шёл приглашать её на свидание. Его простота происходила из уличного воспитания, где приёмный отец — он же вор в законе — учил своё чадо главному: что не покупается — обязательно крадётся. А потому Мэник не оставлял своих попыток очаровать холодную Ниру. Её неприступность не просто манила — она сводила мобианца с ума, в чём ёж, собственно, не чурался признаваться окружающим. Подолгу он мог наблюдать за Нирой и не переставать восхищаться её грацией, а строгий взгляд фиолетовых очей только подстёгивал его на совершение какого-нибудь преступления… Но, разумеется, любовного характера. — Я красивый? — с дебильной улыбкой спросил Мэник, повернувшись к Гонгу. Тот разразился басистым хохотом. — Очень, — сквозь смех резюмировал воин. — Отлично! Теперь я переполнен РЕШИМОСТЬЮ! Мэник схватил со стола чёрные очки и скрыл ими свои сияющие голубизной глаза. Долго думал, надевать ли ему кепку или нет, после чего решил, что она будет лишней. С мыслями о прекрасном ёж заскакал к двери. — Эй, солдат. Мэник остановился, посмотрев на Гонга через плечо. Тот, вздохнув, промолвил: — Дело не моё, конечно, но, быть может, тебе не стоит стараться так усердно? — Эм-м… — ёж почесал затылок. — Командир, ты что, ревнуешь Ниру ко мне? — Авалис упаси, нет! — поднял ладони панда. — Мне нравятся мягкие и нежные дамы, как тростниковый бамбук — а этой коркой льда можно и зубы себе обломать. — Ну вот и замечательно. Тебе — тростник, мне — лёд. Мы в плюсе, чува-а-а-к! И выпорхнул на улицу, будто выбравшаяся из кокона бабочка. Гонг вздохнул. — Опять он меня не дослушал. Ну что за непослушный солдат? О том, что прибывший из другого мира ёж ухлёстывает за местной героиней, знала почти вся столица Шанг-Ту, даже сам Королевский Магистр. Если окружающие видели зелёного ежа приодетым, жизнерадостно улыбающимся и при цветах — значит, он идёт к Нире. Одни верили в него, другие верили в то, что у Мэника ничего не получится. И основания последних был не беспочвенными: учитывая склад ума и характера Ниры, если что и могло её действительно сразить — так это служба, которой она отдавала себя всю. Но зелёный ёж не сдавался. Нира откажет ему сегодня, завтра, послезавтра, — но потом обязательно скажет: «Да», и тогда он с пафосной улыбкой утрёт нос тем, кто смеялся над его щенячьими попытками растопить ледяное сердце снежной красавицы. Ниру найти было несложно. Облачённая в фиолетовое одеяние панда только что покинула дворец и спускалась по белоснежным ступеням. Мэник её тотчас заприметил с улыбкой в тридцать два зуба последовал за ней. — Нира! Нирочка! Ли даже оборачиваться не нужно было, чтобы понять, кого в очередной раз принесло к ней на крыльях эроса. Однако она остановилась и обернулась, наблюдая за приближающимся к ней весёлым ежом. — Чего тебе, иноземец? — холодно встретила его Нира. Мэника, однако, это ни капли не смутило. — Так как сегодня выходной, я хотел бы разбавить его чем-нибудь весёлым, чем-то офигенским. — Это всё? — Так точно! — весело воскликнул Мэник, отдавая честь. Нира закатила глаза. Развернулась и пошла своей дорогой. — Да ладно, ты же прекрасно поняла, к чему я клоню, — мобианец последовал за ней. — Ты да я, да столик на двоих. Всё по классике, как ты любишь. — Откуда такие выводы? — Мне Гонг сказал… ой, то есть… я… я сам догадался, честно-честно. — Понятно, — вздохнула Нира. — Ну, буду теперь знать, кто тебя снабжает моим резюме. — Ну, вообще командир не причём, я сам его разговорил и… эх… Нира, это просто свидание, — всплеснул руками ёж. — Мы просто посидим, попьём чего-нибудь, поболтаем, покушаем — и разойдёмся. Просто как друзья, что ли. — Друзей на свидания не зовут. — А мы особенные друзья. Нира усмехнулась. Да уж, такое ей сказать мог только Мэник. — Иноземец, ты зря тратишь на меня своё время. Твои старания не могут не вызывать уважения, но ты не на тех распространяешь флюиды своего обаяния. — С чего ты так решила? Я, например, ничего наперёд не говорю, потому что не могу смотреть в будущее. — В этом и заключается твоя ошибка. — Например? Мэник прекратил идти, потому что Нира неожиданно остановилась. Затем, когда девушка повернулась к нему лицом, ёж поймал на себе какой-то пытливый, если не проникновенный взгляд фиолетовых очей, умудрённых то ли тяжёлыми думками, то ли сложным решением. Это был хороший знак, тем более Мэник изначально собирался идти до конца, чтобы Нира наконец-то сказала ему: «Да». А потому мобианец был решителен и непоколебим, когда авалисянка остановилась от него в одном метре. — Мэник, нам нельзя быть вместе. Ёж опешил. Чего угодно он ожидал услышать: придирки, упрёки, отказы, возражения — но никак столь резкий, сопровождаемый проникновенным до глубины души голосом, отчасти холодным, а отчасти… печальным. — П-почему…? — спросил Мэник. Впервые за относительно долгое время их знакомства он вдруг разволновался. Вместо ответа Нира внезапно прижала свою ладонь к его груди. Как раз в том месте, где стучало сердце ежа. — Что ты будешь делать, когда я поселюсь там? — тихо вопросила она. Мэник не сразу нашёлся со словами. — Разве это плохо? Нира вздохнула. До него пока не доходил смысл её слов. — Ты хочешь домой, Мэник? Ёж растерялся, и панда медленно отняла от его груди руку, делая шаг назад. Они снова посмотрели друг другу в глаза, но теперь мобианец понял, какой ответ от него ждала авалисянка. Сейчас, стоя здесь, на тротуаре, обданные лёгким ветром, что взметнул вверх листья, он увидел ту ледяную границу, что отделяло его от неё. И дело было не в разности характеров, не в каких-то обычаях и устоях, и даже противоположные друг другу взгляды на жизнь. Он — житель Мобиуса, а она — жительница Авалиса. Мэник приоткрыл рот, чтобы что-то сказать — и замолк, ибо слова никак не вязались с их лаконичным, но окончательно расставляющим все точки над «i» разговором. — Мы разные, но дело не в наших характерах. Дело в нашем происхождении, понимаешь? — говорила Нира тихим, спокойным голосом. — Пройдёт время, и ты найдёшь своих соплеменников, после чего вернёшься с ними в свой мир. Разве я не права? — Я… — Мэник снова не нашёлся со словами, а потому, сглотнув, просто кивнул. — Ты не думаешь о будущем — а зря. Исход наших отношений предрешён с самого начала, иного варианта нет. Ты не останешься в этом мире, потому что гость в нём. И я для твоего мира чужая, уж прости. Я не пойду вместе с тобой, потому что нужна здесь — и ты не останешься тут, ибо дом твой — планета Мобиус, не Авалис. Поэтому, Мэник, не делай таких поспешных решений и постарайся хотя бы иногда смотреть в будущее. Сейчас я тебе просто нравлюсь, но моя роль в твоей жизни не является ключевой. Однако, когда ты в меня влюбишься, расставаться будет очень больно — и тебе, и мне. Подумай над моими словами, пожалуйста. Они не беспочвенны и имеют куда больший вес, чем твои ухаживания. Нира больше ничего не сказала. Она стала отходить назад, отрицательно мотая головой, а уже потом развернулась и ушла восвояси, оставив Мэника в одиночестве.***
— Смотрю, тебя в очередной раз отшили. Мэник повернул голову, и Гонг уселся на край мостика, как и ёж. — Вечер в хату, командир, — невесело усмехнулся мобианец, делая глубокую затяжку, а затем выдыхая серо-синий дым. — Я б на твоём месте завязывал с курением. Серьёзно, ты — парень молодой, спортивный, энергичный. Так всю молодость прокурить можно. Ёж не стал ничего отвечать радеющему за здоровый образ жизни Гонгу, лишь ещё сильнее затянулся. Пускай это и вредная привычка, зато она помогала ему отключаться на три минуты от реальности, а заодно развеять ненужные мысли. Мэник вырос в маргинальном обществе, чем сильно отличался от Соника и уж тем более нравственной Сони. Курение, алкоголь, секс без обязательств, воровство, бандитизм — ёж всегда шёл по тропе дофенизма. Конечно, встреча с братом и сестрой в какой-то степени повлияли на него, ибо от своих маргинальных собратьев Мэника отличала лояльность и адекватность, — но на этом его хорошие манеры и заканчивались. Гонг перевёл взгляд на верхушки заснеженных гор вдали. — А ведь Нира не всегда была такой, какой ты её знаешь. — М? — Мэник краем глаза посмотрел на панду. Воин, вздохнув, протянул ладонь к пачке, которую держал ёж. — А как же ЗОЖ? — напомнил мобианец. — Не спорь с командиром, солдат. Мэник с усмешкой покачал головой, но поделился сигаретой с Гонгом. Чиркнула зажигалка, и солдаты задымили синхронно. …Ниру я знавал ещё задолго до того, как она стала левой рукой Магистра. Я тогда ещё был простым рядовым солдатом, а Нира заканчивала учёбу в Академии Шанг-Му. Это что-то вроде школы по спецпоготовке и военной дисциплине, только элитного уровня. Друзьями нас назвать получается с трудом. Мы, скорее, брат и сестра разных кровей, чем простые товарищи. Пока я поднимался по карьерной лестнице, Нира тем временем взяла наивысшие результаты в учёбе и по её окончанию получила отличную характеристику от самого правителя Шанг-Му. Не этого причудливого клоуна Зао, а тогдашнего, мудрого. Нира не стала возвращаться в Шанг-Ту. После экзамена она сразу же отправилась в Шуиганг, где поступила на службу королю Аксу и стала то ли его верной соратницей, то ли жрицей некоего храма. Честно, я так и не понял, кем именно, а Нира особо не откровенничала со мной на эту тему. Именно там Нира и познакомилась с двумя принцами Шуиганга — Дейлом и Спейдом. — Ну и к чему ты мне всё это рассказываешь? — вопросил Мэник. — Честно, я не улавливаю пока связи. — Молчи и слушай, балбес, — рявкнул Гонг. Ёж, пожав плечи, кивнул. …Я спрашивал Ниру, что подвигло её к такому решению. Ответ меня поразил тогда и, если честно, поражает до сих пор: — Такова воля моего сердца! — ответила Нира. Да-да, ты правильно меня понял: Нира была влюблена в одного из детей Акса, а именно — в Дейла. Свои чувства она не выставляла напоказ, долг претил подобному — но ей было достаточно и того, что у неё есть возможность наблюдать за тем, как старший сын Акса растёт. Как развивается, становится воином, познаёт какие-то азы в «Дао». Но самым интересным было то, что чувства Ниры оказались не безответными. Дейл тоже питал к ней интерес и симпатию, а может, даже больше. Точно сказать не могу, заходили ли они в отношениях далеко, но ясно было одно: долго скрывать это от всех им не удастся, тайное однажды обязательно станет явью. Так и случилось. Кто-то где-то кому-то донёс, другие доложили королю — и предстали виновники чувств своих перед Аксом. Акс был королём довольно жёстким, суровым. Дипломатом он никогда не был, вопросы все решал радикально. Одного события с принцессой Лаймилии хватает за глаза, чтобы понять, насколько он строг. Сказать, что Нире досталось от короля — это не сказать ничего. Она молча приняла своё наказание, не стала перечить воле Акса. Даже мне ничего не сказала и не рассказывает до сих пор… Но я знаю: в тот день, когда король Шуиганга прознал о романе старшего сына со жрицей, Нира была выстегнута плетьми на площади, напоказ всем. Акс жестоко наказал Ниру за то, что она посмела околдовать и обесчестить наследника короны — и изгнал её с позором из Шуиганга. Дейл пытался воспрепятствовать решению отца, но всё было тщетно. Акс запер сына во дворце и самолично занялся его воспитанием. Это был последний день, когда Дейл и Нира видели друг друга. Сломленная духовно, униженная, измученная, обессиленная — именно такой встретил я Ниру, когда она вернулась в Шанг-Ту. С большим трудом мне удалось вытащить её из темноты на свет, вернуть ей желание жить дальше, не накладывать на себя руки. Я просил Магистра принять её на службу, и он дал своё согласие. Не сразу, но Нира постепенно восстановилась и вернулась в строй уже собранной. Но с тех пор в её глазах я вижу тоску. Она тщательно скрывает свои эмоции за маской холода, но меня не обманешь. Тем более с момента, когда Акс умер, а правитель Шуигангом стал Дейл — злой, жестокий и безжалостный. Прям как его отец. Гонг докурил сигарету и бросил окурок вперёд, как камушек. — Зачем я тебе это рассказываю, говоришь? А за тем, чтобы у тебя вот тут кое-что отложилось… — с этими словами генерал ткнул Мэника в лоб. — Нира знает, каково это — станет узником предрешённых чувств. Она знает, как это больно, а потому искренне не хочет, чтобы ты шёл по её стопам. Видит Золотой Дракон, приглянулся ты ей, раз она ни разу не покалечила тебя, хоть ты и сыпал ей соль на раны. С этими словами Гонг поднялся на ноги. — Её сердце замуровано толстым слоем льда, солдат. Не размораживай его, если всё равно потом бросишь её. И ушёл, оставив Мэника наедине с его мыслями. У каждого своя история. У каждого свой жизненный путь. Нет единственно верного решения. Всё познаётся в сравнении и основывается на личном опыте. Каждому есть, что рассказать за свою жизнь. Даже если в ней каждый день идёт дождь. Мэник закурил третью сигарету — а сине-серый дым начал вырисовывать в воздухе картины, анимирующие рассказ Гонга. На одной из них Нира улыбается. На другой она вместе с Дейлом прячется от людских глаз и от дождя под мостом, при этом оба весело смеются, будто дети. Третья изображает их в окружении цветов, коими усеяна аллея дворца Шуиганга. А потом картины становятся мрачными, холодными. Самая первая же и анимировала сцену с прилюдным наказанием, где свистящая плеть своими ударами оставляет на нежной коже стиснувшей зубы панды алые полосы. Дейл кричит, просит отца прекратить это издевательство — но Акс отталкивает от себя сына и машет рукой, приказывая продолжать. Один удар… Ещё удар… Ещё и ещё… Мобианец опустил голову. Не хотелось ничего: ни есть, ни пить, ни веселиться. Как-то резко всё вдруг перевернулось у него внутри, будто и не было никакого солнечного настроения. — Ты просто ищешь мне замену, Скордж. Мэник поднял хмурый взгляд на Фиону, чей рыже-серый образ был анимирован сигаретным дымом. — Не забывай, кто ты на самом деле, — зло улыбнулась Фиона. — Ты ёж Скордж — король дофенизма! — Зря стараешься. Мне на тебя плевать, — закатил глаза Мэник. — Ахах. А твоё сердечко, Скорджик, говорит обратное. Образ роковой красотки исчез, но своё дело он уже сделал: уколол ежа в самое сердце, вновь напомнив ему о маргинальном прошлом. Том прошлом, которое отличалось от истории Ниры разве что направлениями и переплеталось лишь в одном — живущими в сердцах каждого болезненными образами. Только одна заковала своё сердце в прочный лёд, а другой просто искал замену. Мэник отправился прочь, виртуозно метнув окурок в мусорный бак.***
— Всё очень и очень странно, — озвучил свои мысли Эггман. Последняя неделя проходила в относительном спокойствии. О Сонике и КО ничего не было слышно с тех пор, как был разрушен остров Дня и Ночи. И Бревон ни с того, ни с сего вдруг пропал, словно где-то за кадром успел починить дредноут и покинуть Авалис. С одной стороны, такой расклад событий был Эггману на руку. Сейчас, когда в мире ничего не происходит, он мог сутками не вылезать из лаборатории и заниматься исследованием Третьего Прототипа — то есть, Динго. Слит стал реже появляться на базе, но оно и понятно: ему Айво поручил другое задание — наладить доверительные отношения с Зао, чтобы в будущем Эггман мог рассчитывать на поддержку Шанг-Му в случае чего. Судя по тому, как быстро дела шли в гору, доктор мог сказать одно: он, в общем-то, неплохо устроился на Авалисе. Определённую угрозу, конечно, представлял Бревон, имеющий поддержку со стороны Шуиганга, но, как было сказано ранее, Арктивус пока что не выделялся. А с другой, Эггмана не переставало покидать ощущение, что вся эта ламповая идиллия — лишь затишье перед скорой бурей, которая грянет неизвестно когда. Автоматические двери открылись, и в комнату вошёл Слит, чей плащ пафосно развевался. — Что-то ты зачастил подолгу не выходить на связь, — нахмурился недовольный Эггман. — Прошу прощения, Ваше Злодейство, того требуют обстоятельства, — учтиво поклонился волк, и доктор сменил гнев на милость. Наёмник, конечно, начал злоупотреблять временем, однако и компенсировал он это исключительно положительными новостями. — Вопрос с Зао решён окончательно. Мэр назначил Вам встречу в своём дворце, так что мы… вернее, Вы, сэр, сможете обосноваться в Шанг-Му. — Хм-м, новость и правда хорошая. Молодец, не перестаёшь меня радовать… пока что. — Тружусь в поте лица, мой господин. — А что с Проклятым Лесом? Удалось выявить его феномен? — Более чем, — Слит не стал вдаваться в прелюдия новостной ленты и своими словами поведал Эггману о приключениях команды «Red Scarfs», чем несказанно удивил последнего. Более того, Айво лично захотел пройтись по Проклятому Лесу в поисках чего-нибудь инновационного, тем паче теперь доступ на веками закрытую территорию был получен. После волк плюхнулся на стул-каталку и устало вздохнул. Доктор усмехнулся: путь от его базы до столицы Шанг-Му действительно неблизкий. — Как там Динго, сэр? — наконец спросил Слит. — Его синхронизация с энергией Хаоса великолепна, хотя… — Эггман погладил свой ус, после чего махнул наёмнику рукой. Тот тотчас поднялся и подошёл к компьютеру, на котором учёный выполнял различные команды. Раз — и на экране появляется изображение испытательной камеры, где нет ничего, кроме большой ярко-голубой капсулы. В ней томился погружённый в криогенный сон Динго, питаемый энергией фиолетового Изумруда Хаоса, что был вставлен в отсек мини-саркофага в качестве батареи. Также на экране высвечивались характеристики Третьего Прототипа, благодаря которым можно было определить состояние оного, а также проследить за его изменениями. — Если не брать в расчёт интеллект, который, увы, я не в силах ему привить — честно, знаю, каким образом мой дед правил Шедоу способность к анализу, — то по остальным показателям Динго превосходит своих предшественников, — довольно резюмировал Эггман. — И что Вы собираетесь делать дальше? — поинтересовался Слит. — А всё просто: сначала обговорю с Зао все «За» и «Против», затем приведу своих бадников в боевую готовность, поставлю в качестве ферзя пробуждённого Динго — и всё готово. Доктор с фанатичной ухмылкой подошёл к окну, откуда открывался вид на металлическую палубу, освещаемой яркими прожекторами. — И всё из-за Королевского Камня? — Именно! — кивнул Эггман. — Как только Бревон падёт, а реликвия Авалиса окажется в моих руках, я немедленно начну перестраивать «Яйцо Смерти», чтобы сделать из него «АРК-2». И тогда… тогда-то я и порабощу весь Авалис, а затем отправлюсь покорять Мобиус. Муахахахаха!!! Эггман начал было смеяться, как тотчас смолк. Сработала внезапная тревога, а на палубе что-то взорвалось. — Что за…? Что? Соник? — опешил доктор, увидев поднимающуюся в дыму фигуру. И правда: в полумраке проглядывался синий цвет игл, да и боевая стойка была очень похожей. Но мере того, как фигура начинала подниматься, Эггман медленно округлял глаза. Нет, это не Соник. Вернее, Соник, но не тот, что сделан был из плоти и крови. Этот синий ёж, на чьих иглах неоном полыхали белые лампасы, превосходил свой оригинал по габаритам и был металлическим. За его спиной развевался чёрный плащ, а в бездонных чёрных очах горели красные точки. — М-метал Соник? Но как? — ахнул Эггман. — Разве синий мусс с лисом не уничтожили его в Апотосе? — Меня не спрашивайте, сэр, я сам не понимаю, как такое возможно, — удивлялся Слит. Нео Метал Соник покачнулся. Прицелился из пушки и выстрелил ярко-голубым лучом в огромную катапульту, и та разлетелась на горящие куски железа. — Я пришёл за твоей головой, Создатель, — с этими словами робот до скрежета «похрустел» пальцами кулаков и приготовился к забегу. — С-сэр, он, кажется, намерен нас атаковать, — сглотнул перепуганный волк. Эггман, конечно, был и сам вне себя от шока и осознания, что некогда верная ему боевая единица ни с того, ни с сего вдруг внезапно объявляется и хочет убить своего творца, однако быстро взял себя в руки — и закричал: — ОГОНЬ! Тяжёлые пушки мгновенно навелись на врага и открыли огонь. Из палубы показались вооружённые до зубов бадники, большая часть которых состояла из молотоборцев. Метал белой молнией ринулся вперёд. Вспышка — и энергия Ци испепеляет роботов, обращая их в железную крошку. Руки, ноги, головы, молоты — всё летело в разные стороны, словно пыль. Артиллерийские кульверы были уничтожены в мгновение ока: Нео Метал Соник расстрелял их из своих орудий, в которых мощи было намного больше, чем во всех боевых единицах Айво. Один из выстрелов прилетел в головной отсек, из-за чего произошёл новый взрыв. Эггмана импульсом отбросило к стене и ударило о неё спиной, после чего доктор упал на пол, откашливаясь. Сверху на него посыпались стёкла и обломки. А Нео Метал Соник продолжал наступать. Раз — и тридцать бадников сокрушено зарядами белой молнией, и все валятся на пол, как один, тогда как металлический ёж уже неспешно вышагивает в сторону полуразрушенного головного отсека, грозно стуча железными ногами по палубе. Эггман тем временем выбрался из-под обломков. На его щеке появилось пятно крови. — Слит! Слит, где ты? — доктор начал звать на помощь наёмника, но того и след простыл. — Гр-р, трус! Не стоило мне на тебя полагаться, вшивая собака! Ну, это было в его духе: сбегать, когда начинало пахнуть жареным. — Ладно, сам разберусь! У Эггмана ещё были тузы в рукаве. Большую часть боевых машин, усиленных за счёт синий кристаллов, он хотел сохранить до лучших времён — но обстоятельства требовали иного решения. Посему доктор ударил кулаком по красной кнопке, и палуба начала размыкаться, выводя на поле боя мощных роботов. Нео Метал Сонику пришлось взлететь в воздух, чтобы не упасть с парящего крейсера. — Ты пожалеешь, консервная банка, что осмелился пойти против своего Творца! — зарычал Эггман. Металлический ёж стал уклоняться от летящих в него снарядов. Особых трудов в этом он не испытывал, однако в нападение не шёл. В какой-то момент доктор начал было чувствовать вкус скорого отмщения своему детищу… Но продлилась эта иллюзия недолго. Крейсер был атакован с хвостовой части, причём в мощности ярко-зелёный луч ничуть не уступал орудиям Нео Метал Соника. Изумрудная волна куполом разлетелась в разные стороны, и Б.О., не ожидавшие нападения с другой стороны, попали под раздачу. Не все, конечно, но половина обратилась в порошок точно. Вот теперь Эггман по-настоящему испугался. В битве он явно проигрывал. — Благодарю Вас, коллега! Ваше умение обращать неугодных в ничто бесценно. Рядом с Нео Метал Соником появилась вторая фигура, коей был некто иной, как Палач. — Делай своё дело и сваливай! — металлическим голосом сказал Нео. — После я разнесу это корыто. — Для консервной банки ты очень даже милый, — ласково изрёк Палач и исчез. Железный Соник никак не отреагировал на колкость. Просто прицелился в супостатов из пушек и открыл огонь, выкашивая боевые единицы пачками. Бадники, увы, ничего не могли противопоставить совершенному Нео, в чьей базе данных хранились не только скопированные им умения здешних воинов, но и, самое главное, энергия Ци. Эггман… ничего не делал. Руки безвольно повисли на его сутулых плечах, и он осел на стул-каталку, просто глядя на то, во что превращалась некогда грозная армия, мощь которой доктор хотел обратить против Бревона. Молотоборцы, летающие бадники-птеродактили, истребители, реактивные меха-стрижи — всё, на чем Эггман корпел сутками, с дотошной педантичностью вытачивая каждое своё детище, теперь полыхало белым огнём Ци. Всё произошло как-то резко и неожиданно: вот он рассуждает о скором триумфе — а сейчас сидит, обречённый и низвергнутый с мнимого трона. Не это ли карма…? Палач появился совсем скоро, держа на руках капсулу, в которой хранился Третий Прототип — вместе с Изумрудом Хаоса. — Ну всё, моя работа выполнена, — отчитался Палач. — Ясно! — промолвил Нео. Эггман понимал: это конец. Стремительно приближающийся к крейсеру белый луч был в разы больше и мощнее тех предыдущих, которые Метал Соник использовал против бадников. Эггман засмеялся. У него просто началась истерика. Хотел устроить в мире переворот — а в итоге сам же перевернулся в своём корабле. Слишком жестокая ирония… … …… Атака достигла своей цели. Страшный взрыв разнёсся по всей округе, превратив некогда величественный линкор в ничто.