Имя твое

      Момо разбудил чей-то пристальный, будто пробирающийся под кожу и оставляющий след на теле взгляд. Кто-то сидел на корточках у ее футона и сверлил спящую лейтенанта глазами — наверное, давно уже, потому что перед пробуждением ей снились беспокойные и тревожные сны. Еще не проснувшись окончательно, Хинамори ощутила реяцу с ароматом табака, городских улиц и джазовой музыки — таинственным наблюдателем оказался Хирако. Момо вскочила, прижимая одеяло к груди, хотя это было совсем необязательно — капитан уже видел ее в ночной сорочке, и в прошлый раз это подействовало весьма для Момо благотворно, да и ее ночной наряд прикрывал все, что требовалось прикрыть, но сейчас… Хирако был явно… пьян. К приятному ощущению его теплой реяцу примешивался стойкий запах алкоголя.       Момо вспомнила, что чувствовала присутствие капитана в Восьмом отряде. Что могло понадобиться Хирако от Кьёраку Шунсуя, если не саке? Обычно они собирались вместе только ради выпивки, и, хотя поддерживали дружеские отношения, основывались эти отношения лишь на поприще собутыльничества. Не цветочки же они всю ночь собирали.       Хирако тоже встал и сделал шаг к Момо, тем самым заставляя ее прижаться спиной к стене. Ситуация становилась уже не комической, а действительно пугающей — вздумай капитан что-то сделать с ней, сможет ли она сопротивляться, будучи слабее, как воин и как женщина? Хинамори решительно закусила губу, поднимая ладонь — так просто она не сдастся. Если капитан тронет ее хоть пальцем, он получит Бьякурай в упор — и пусть скажет спасибо, что не Сокацуй.       Глаза Хирако потемнели. Момо напряглась, готовясь выполнить кидо, уверенная, что сейчас Шинджи схватит ее, но вместо этого капитан тяжело вздохнул и спросил:       — Зачем ты так со мной, Момо-чан?       Его голос звучал не так, как у пьяного, хотя он немного растягивал гласные. Хинамори испуганно смотрела на мужчину, уже выронив из рук одеяло и находясь только в сорочке, надетой на голое тело. Не решившись спорить с капитаном, Момо пролепетала:       — Как я с вами, Хирако-тайчо?       — Шинджи, Шинджи меня зовут! — рявкнул Хирако и приблизился к Хинамори уже вплотную. Едва его дыхание достигло ее лица, а рука коснулась плеча, испуганная Момо ударила капитана в грудь Бьякураем. С ее ладони сорвалась белая молния, врезавшись в Хирако — он отлетел назад и вылетел из комнаты Хинамори вместе с дверью. С перепугу Момо вложила в заклинание слишком много реяцу и запросто могла переломать капитану все кости, тем более, что удар пришелся в упор.       — Ой! — ахнула Момо, забыв про страх и обиду и бросаясь к нему. Хирако лежал на выбитой двери и старательно изображал мертвое тело. Недоставало только лужи крови и торчащего из груди меча. Момо успокоилась, поняв, что с ним все в порядке, и с трудом подавила желание пнуть капитана ногой — уж больно откровенно он нарывался. Словно учуяв ее намерения, Хирако приоткрыл один глаз, убедился, что Момо смотрит, и издал леденящий душу стон, которому позавидовал бы любой призрак из страшных историй Мира Живых.       На шум сбежались младшие офицеры и рядовые, не решаясь подойти близко и вытягивая шеи с двух концов коридора, чтобы убедиться, что все в порядке.       — Что случилось с Хирако-тайчо? — спросил третий офицер, Кирито Аки, как самый старший из интересующихся и не так сильно боящийся попасть под раздачу — все же он был третьим по значимости в отряде. — Он ранен?       — Убит, — мрачно сказала Момо и впервые за время своей службы в Готее-13 не просто повысила голос, но накричала на подчиненных:       — Ану прочь отсюда! Цирк закончился! Все собираемся на плацу на построение и ждем меня! Выполнять!       Офицеры поспешили испариться — во время своей речи Момо угрожающе положила ладонь на рукоять Тобиуме, и никто не хотел связываться с разгневанной лейтенантом Пятого отряда. В коридоре остались только Хинамори и Хирако; последний остался только потому, что в его состоянии бегать было затруднительно: он все еще был под действием алкоголя, и довольно больно ударился спиной и затылком. Бьякурая от застенчивой и скромной Момо капитан вряд ли ожидал.       — Эх, Момо-чан, — страдальчески произнес Хирако. — Не жалеешь ты меня и не любишь!       Хинамори задохнулась от такой наглости.       — Хирако-тайчо! Вы вломились в мою спальню! Вы пьяны! Я боялась, что вы… — она запнулась. С капитана станется высмеять ее и заявить, мол, размечталась, больно ты мне нужна — но Хирако, все еще лежа на спине, возмутился:       — Ты думала, что я могу тебя к чему-то принудить? Я? Тебя?! Я тебя в щечку хотел поцеловать, только и всего! Да, Момо, ты меня не только не жалеешь и не любишь, но еще и не уважаешь! А ведь я твой капитан!       Пропустив слова страдальца про поцелуй и прочее мимо ушей, Момо спросила:       — Вы до вечера валяться будете? Может, все-таки встанете?       Перспектива пнуть капитана представлялась ей все более заманчивой.       Хирако скорчил рожицу.       — Не встану, — сообщил он. — Ты меня убила. Умирающего рыцаря может спасти только одно — его имя, произнесенное вишневыми устами прекрасной принцессы!       Хинамори мысленно покрутила пальцем у виска, махнула рукой и попыталась переступить через незадачливого рыцаря, так как иных путей к выходу из отряда не было, но проворный Хирако, забыв, что умирает, схватил ее за ногу. Момо лягнулась, однако не устояла — Хирако крепко держал ее щиколотку — и упала прямо ему на руки. Капитан довольно засмеялся, прижимая ее к себе. Момо от души врезала ему локтем в бок, но Хирако не отпустил. Не отпустил он ее и после того, как она ударила его затылком в челюсть — только охнул, но держал крепко. Держал, однако не позволял себе ничего лишнего, обнимая лейтенанта исключительно за талию и не перемещая руки ни ниже, ни выше.       — Отпустите меня! — громко потребовала Момо. Тут же ее рот закрыла мужская ладонь.       — Тихо, солдаты услышат и снова сбегутся!       — А пусть слышат! — ощетинилась Момо. — Пусть видят, что их капитан — клоун! Шут гороховый!       Воспользовавшись тем, что рука Хирако все еще была у ее рта, Хинамори чувствительно укусила его за палец.       — Ай! — капитан наконец-то отпустил ее и затряс раненой рукой в воздухе. — Момо, больно же! Я же так точно умру! Умру и ты еще пожалеешь, что так со мной обращалась!       Не обращая внимания на стенания Хирако, Момо встала и выбежала из отряда, забыв, что она не переоделась в форму. Сердце лейтенанта бешено колотилось — дурацкое тело неправильно реагировало на близость тела мужчины, даже если между ними не происходило ничего, кроме шутливой драки, которую и дракой-то не назовешь. Момо бросилась к умывальникам и плеснула себе в лицо пригоршню холодной воды. Из зеркала на нее смотрела испуганная взъерошенная и раскрасневшаяся девчонка — такой Хинамори себе совсем не нравилась. Она поспешила пригладить волосы и лишь сейчас поняла, что до сих пор одета только в ночную сорочку — хорошо еще, что ее никто не заметил, кроме солдат ее отряда, которые, как давние знакомые, в расчет не принимались. Пришлось возвращаться за формой.       Хирако уже не лежал, а сидел на полу у входа в комнату Момо. Выбитую дверь он прислонил к стенке. Момо вздохнула — вот и чего привязался с утра пораньше? Да и вообще… свалился на ее голову! Она шла служить в Пятый отряд, чтобы быть под командованием Айзена, и на другого капитана не рассчитывала!       Не сказав Хирако ни слова, она прошла мимо, ступая настолько гордо, насколько позволял ее преувеличенно домашний и растрепанный вид. Быстро переодевшись в форму и заколов волосы, Момо поймала себя на том, что вертится перед зеркалом, размышляя, привлекательно ли она выглядит — такое с лейтенантом случилось впервые: раньше она задумывалась лишь о том, тщательно ли выглажена ее форма, аккуратно ли убраны волосы и нет ли на лице отметин от подушки. Момо почудилось, что она слышит тихий, едва различимый смех Тобиуме.       «Ты красавица», — вспомнила она слова части своей души. Посмотрела в зеркало более пристально и менее самокритично, немного покрутилась, рассматривая себя… ну, конечно, не такая яркая, как Рангику, но, несомненно, хорошенькая. Стройная фигурка, нежная кожа, приятное на вид лицо, глаза большие, карие, оттенка спелой вишни, маленький рот, пухлые губы, аккуратный нос… Волосы, опять же, красивые — зря она, наверное, подстриглась, нужно было просто распустить по плечам или завязать конский хвост, но теперь уже поздно жалеть; впрочем, короткая стрижка ей тоже идет, как и заколка. Подумав, Момо заколола волосы чуть по-другому, так, что обнажилась тонкая шея. Еще немного подумав, она распустила косоде так, что открылись острые ключицы. Вроде не слишком откровенно, но вполне привлекательно.       «Умница», — раздался в сознании Момо голос Тобиуме. Получив одобрение меча, Хинамори улыбнулась своему отражению и вышла из комнаты. Хирако сидел на том же месте, печально глядя вдаль. На Хинамори он не посмотрел.       Момо тоже ничего ему не сказала, и отправилась на плац, где ее уже ожидали солдаты, которых Кирито построил по ее приказу. Проводя утреннее построение, лейтенант искала глазами Казуму — тот стоял рядом с Сецуной. Поймав взгляд Момо, юноша упрямо поджал губы. Решив, что раз человек вознамерился умереть героем, то не следует ему мешать, Хинамори сказала:       — Вольно. Все на завтрак!       Толпа солдат, довольно переговариваясь и изредка переругиваясь, направилась к кухне. Момо и сама поковырялась в яичнице, выудив из блюда бекон и желтки, а белки оставив на произвол судьбы. Хирако на завтраке не появился. Ну вот что с ним делать? Не бросать же голодным? С другой стороны — взрослый человек и сам справится, но Момо уже вооружилась порцией яичницы и решительно зашагала к отряду на ощущение реяцу капитана. Он все еще сидел рядом с ее дверью, скрестив ноги по-турецки и откинувшись затылком на стену.       — Хирако-тайчо! — позвала Момо. — Я вам завтрак принесла.       — Я не буду есть, — отказался Хирако.       — Это почему? — спросила Хинамори, заранее предугадывая ответ.       Предчувствия ее оказались верны.       — Я не съем ни кусочка, пока ты не назовешь меня «Шинджи»! Я скончаюсь от любви и голода под твоей дверью и моя смерть будет на твоей совести! — пригрозил Хирако.       У Момо зачесались руки если не швырнуть тарелку ему в голову, то хотя бы надеть на макушку. Теперь она могла понять, почему Саругаки все время бьет Хирако тапками, и даже посочувствовать Хиори.       Сдержавшись, Хинамори поставила тарелку рядом с сидящим капитаном. Уверенная в том, что он все съест, едва она уйдет, Момо уже повернулась, чтобы покинуть отряд и заняться тренировкой, но тут в окно влетела бабочка. Так как стояла весна, это могло быть и самое обычное заблудившееся насекомое, но цвет и форма его крыльев не оставляло сомнений — это была адская бабочка, посланная либо для Хирако, либо для Хинамори.       Глянув на капитана, Момо решила, что сейчас толку от него мало, и что бабочка могла нести послание как ему, так и ей — кому-то из командования — и протянула палец. Бабочка приземлилась на ее руку, и из ниоткуда зазвучал голос Сасакибе-фукутайчо, сообщавший, что в районах Руконгая, находящихся под юрисдикцией Пятого отряда, повысилась активность Пустых, к тому же, среди последних был обнаружен аномальный, убивший уже достаточно душ-плюс, чтобы можно было забить тревогу.       — Вы слышали, Хирако-тайчо? — спросила Момо.       Из-за ее спины донеслось подтверждающее мычание — видимо, в свете нынешних событий голодовка отменялась и Хирако решил снизойти до яичницы. Правда, стоило отдать капитану должное — услышав, что появилась реальная опасность, он мгновенно стал серьезным, особенно, когда доел яичницу и облизал пальцы.       — Так, я сам туда отправлюсь, — сказал он Момо, поставив пустую тарелку на подоконник. — Сейчас отряд себе соберу и отправлюсь. А ты здесь сиди, поняла? За новичками следи и носа из отряда не высовывай!       — Интересно, а как вы отряд себе соберете? — взбунтовалась Хинамори. — Вы же только недавно капитан! Вы не знаете, кто из солдат на что способен!       Ей было обидно по вполне понятным причинам — пока Хирако, пусть и вынужденно, но скрывался в Мире Живых, в Пятом отряде многое изменилось, в том числе и состав служащих — и именно Момо занималась распределением солдат на подразделения ближнего и дальнего боя, знала, кто из них в чем силен, а в чем — слаб, учила их и тренировала, отвечала за них, и ей совсем не хотелось, чтобы капитан вел ее людей, возможно, на верную смерть.       — Это приказ, лейтенант Хинамори — оставайся в отряде! — рявкнул Хирако.       — Черта с два! — точно так же рявкнула Хинамори. — Я их тренировала! Я их учила! Я за них отвечаю! А вы их совсем не знаете! Вы снова капитан без году неделя! Не думайте, что я позволю вам рисковать моими людьми!       Хирако смотрел на Момо так, будто впервые ее увидел, и в его взгляде уже читалась не насмешка и не снисходительность к младшей, а уважение. Он помедлил, глядя на Хинамори, и сдался:       — Ладно. Пойдем на компромисс. Ты соберешь мне отряд из лучших, а сама останешься здесь. Идет?       Момо ничего не оставалось, кроме как согласиться, но в душе ее щемила тоска, когда она шла рядом с Хирако на плац. Шла не позади, а рядом — плечом к плечу. Как равная. Кажется, капитан впервые это признал.