Имя твое

      Казума уже ждал Момо, когда она подошла. Увидев лейтенанта, рядовой вытянулся по стойке «смирно». Хинамори мягко ему улыбнулась, и юноша расслабился, робко улыбаясь в ответ.       — Ну что, ты готов учиться, Казума-кун? — спросила Момо.       Она впервые учила кого-то кидо — именно учила, а не тренировала. Тренировать было проще: приказать отрабатывать какое-либо заклинание, пока не получится, или зубрить его текст, а вот учить… Как объяснить, чтобы ее поняли? Как донести до человека суть своих слов, то, что она познала на собственном опыте?       На ум пришел проклятый Айзен, о котором они с Хирако только что говорили. Вспомнился его ласковый и вкрадчивый голос, учивший ее выполнять и комбинировать сложные кидо. Вспомнилась его теплая ладонь на ее макушке и участливо-вежливое «соберись, Хинамори-кун…»       — Соберись, Казума-кун, — сказала Момо и указала на мишени, стоящие на краю поля. — Сегодня мы будем отрабатывать Бьякурай.       — А почему не Сё или Шаккахо? — удивился Казума.       — Потому что Сё ты еще не раз отработаешь на обычных тренировках, а Шаккахо для этого урока не подходит. Я буду учить тебя тому, что знаю сама, для того и затеяла эти занятия. Вытяни руки! — приказала Хинамори.       Рядовой послушно вытянул руки перед собой. Момо сказала:       — А теперь представь свою рейрёку. Свою духовную силу. Представь, как она собирается в твоих руках. Можешь?       Казума внимательно слушал лейтенанта и смотрел на свои руки. Момо стало смешно — юноша выглядел таким серьезным и так хмурил брови, что это выглядело забавно.       — К-кажется, могу, — удивленно сказал рядовой. — Могу, Хинамори-фукутайчо! — радостно сообщил он, бросив на нее взгляд.       — Не теряй концентрации, стреляй в мишень! — распорядилась Момо. Казума выкрикнул:       — Хадо номер четыре: Бьякурай! — и с его рук слетела белая молния, врезаясь в мишень и поражая ее недалеко от центра.       — Молодец! — похвалила ученика Момо. — А теперь бей снова, но без произнесения заклинания!       Следующая молния получилась слабее, и пролетела мимо мишени. На этот раз хвалить Казуму было не за что.       — Но почему мне нельзя произносить заклинание, Хинамори-фукутайчо? — удивился рядовой. — Так ведь магия гораздо сильнее!       — Потому что в реальном бою у тебя может просто не быть на это времени, как я уже говорила вам на первой тренировке, — отрезала лейтенант. — Я сражалась против арранкаров и знаю, каким сильным может быть враг. Твой стиль боя, если ты будешь и далее развивать кидо, а не фехтование — исключительно дальний. Нельзя позволить противнику сокращать расстояние. Убегай, скрывайся, и наноси неожиданные удары, пока тебя не заметили…       Момо замолкла. Уча юношу техникам, она совсем забыла о главном. Учитель из нее получался отвратительный — отрабатывая заклинания, она и не подумала научить Казуму тому, что не раз помогало ей самой. Но она не стала показывать рядовому свое замешательство — пусть думает, что так и надо. Она все же его наставник и должна сохранять авторитет в его глазах.       — Кстати, Казума-кун, — будто между прочим сказала Хинамори. — Попробуй меня почувствовать.       — В смысле? — не понял Казума.       — Ты ведь учил в Академии, что такое рейкаку? — Момо дождалась кивка и продолжила, — верно, это способность ощущать реяцу других, не полагаясь на свои пять основных чувств. Закрой глаза и сосредоточься, но теперь уже не на себе и своем реяцу, а на том, что тебя окружает. И скажи, чем пахнет моя реяцу.       Казума послушно зажмурился. Сначала Хинамори хотела ему подыграть, выпустив свою реяцу чуть сильнее, но тут же передумала. Она учит его, потому что считает его способным на большее, и не стоит играть в поддавки — этим она лишь навредит ученику.       — Я не могу уловить, — спустя пять минут пожаловался Казума.       Момо вздохнула.       — Ты должен этому научиться, потому что это основы для мастера кидо. На сегодня занятие закончено. Занятие, но не тренировка, Казума-кун.       — Что это значит? — спросил рядовой.       — Я даю тебе неделю. Через семь дней мы снова встретимся здесь и тогда ты скажешь мне, чем пахнет моя реяцу.       — А разве реяцу пахнет? — удивился Казума.       Момо поморщилась.       — Конечно же, она не пахнет. Ты не можешь ощутить чужую духовную силу ни одним из пяти человеческих чувств, но все же ты чувствуешь ее и умеешь отличать одну от другой. Я говорю, что реяцу пахнет, — «потому что так говорил мой учитель», — отдалось в голове Хинамори, — потому что так проще выразиться. К примеру, твоя реяцу пахнет дождем, старыми книгами и зеленым чаем. Я чувствую это и потому могу найти тебя на расстоянии. Но, Казума-кун… если через неделю ты не скажешь мне, какая у меня реяцу — на этом наше обучение закончится. Теперь ты можешь быть свободен.       Рядовой поклонился Момо, благодаря ее за тренировку, и девушка пошла обратно в отряд. Неделя — оптимальное время, думала она. За неделю Казума обязательно ее почувствует. Айзен тоже давал ей неделю…       «Соберись, Хинамори-кун», — прозвучал в голове голос ненавистного предателя, и виски заныли тупой болью. Неужели снова? Неужели простой разговор с Хирако и воспоминание об уроках спровоцировали очередной приступ? Момо думала, что этому наступил конец… Но ее физические раны зажили и зарубцевались, а вот посттравматический синдром никуда не делся, и теперь опять напомнил о себе. Хинамори сжала зубы. К горлу подступала тошнота. На спине проступал липкий пот. Хотелось скорее спрятаться в своей комнате и накрыться одеялом с головой. Момо ускорила шаг, радуясь, что вокруг нет ни рядовых, ни младших офицеров — если бы кто-то спросил ее, как она себя чувствует, она не сдержала бы рвущихся из груди рыданий. Незамеченной проскользнув в отряд, Момо остановилась в коридоре и прижалась спиной к стене, чтобы не упасть. С ее губ слетел тихий стон. Голова продолжала болеть, перед глазами все кружилось, а может, кружилась она сама. В горле появился ком, мешающий дышать.       — Что с тобой, Момо?       Хинамори открыла глаза и увидела обеспокоенного Хирако. Нет, только не он, только не сейчас, не тогда, когда она в таком состоянии!       Собрав все мужество, Момо нашла в себе силы улыбнуться и ответить:       — Все в порядке, Хирако. Просто устала.       — Ты очень бледная, — сказал капитан. — Почти зеленая. Да на тебе лица нет! Что случилось на этой чертовой тренировке?       «Соберись, Хинамори-кун…»       Момо не хватало воздуха. Она шумно вдохнула и пробежала мимо Хирако — скорее, скорее спрятаться в своей комнате, как улитка прячется в раковине, там ее не тронут ее демоны…       Но тут запястье Хинамори обхватили сильные мужские пальцы, и Хирако обнял ее, решительно развернув к себе и прижав лицом к своей груди. Момо вдохнула его запах, доверчиво прильнув в ответ, греясь в кольце его рук. Как ни странно — страх уходил. Дыхание выровнялось. Если сердце и стучало чуть быстрее, то лишь от близости мужского тела. Раньше приступы не оканчивались так скоро — значит, она выздоравливает.       — Я его ненавижу, — сказал капитан в макушку Момо. — Как он мог такое с тобой сделать?       К счастью, Хирако не назвал имени, и не вызвал новой панической атаки.       «Соберись, Хинамори-кун…»       — Он ведь и вас предал, — сказала Момо.       — Предать можно только того, кто тебе доверяет, — возразил Хирако. — Как я уже говорил — я ему ни одной минуты не доверял. Но он все равно меня обманул. И не только меня. Но черт с ним. Тебе лучше? Давай я тебя в твою комнату отнесу.       Момо не успела воспротивиться и заявить, что может дойти сама. Капитан легко подхватил ее на руки — ей пришлось обнять его за шею, чтобы было удобнее. Хинамори вся покраснела. Они снова были слишком близко, и это снова будило в ней то самое, темное, что она пыталась подавить.       Открыв дверь в комнату лейтенанта ногой, Хирако посадил Момо на футон и сел рядом. Девушка прижалась лбом к его плечу, а капитан обнял ее одной рукой.       — Ты его любила, да? — спросил Хирако.       Хинамори снова почувствовала тошноту. Закрыла глаза и увидела перед собой лицо Айзена. Вспомнила, как была счастлива видеть его живым, как плакала у него на груди, а потом — резкая боль в ее груди и кровь на руках.       — Он был моим учителем, — ответила Момо. — Он спас мне жизнь. Я восхищалась им. Когда я узнала, что он предал Общество Душ и ушел, то сначала я не верила в то, что он враг. Оправдывала его. Винила во всем Ичимару Гина. А еще… думала, что если бы он не стал меня убивать, а позвал с собой, я бы… я бы пошла.       Раньше Момо никому этого не говорила. Боялась непонимания и осуждения, боялась, что ее тоже сочтут либо предательницей, либо несчастной сошедшей с ума от горя. И ненавидела себя за то, что действительно готова была предать, лишь бы Айзен-тайчо взял ее с собой. Куда угодно, пусть даже в пустыню, где нет солнца и надежды.       Хирако молчал. Момо испугалась, что зря доверила ему свою тайну, что он тоже осудит ее, или посмеется над ее слепотой, но Шинджи повел себя иначе. Он повернул Хинамори к себе и поцеловал ее в глаза, по очереди касаясь губами ее век: нежно-нежно, как будто на ресницы Момо села бабочка. Провел ладонью по ее волосам, опустив руку на ее спину.       — А сейчас ты его любишь? — спросил капитан.       — Я никогда его не любила, — ответила Момо. — Он не был для меня мужчиной. Он был учителем.       — Но ты скучаешь по нему? — настаивал Хирако.       Хинамори разозлилась и вырвалась из его рук.       — Хватит лезть мне в душу! — вспылила она. — Зачем ты пытаешься снова вызвать меня на откровенность? Какого черта я должна рассказывать тебе о том, что было между мной и Айзеном-тай…       Момо в ужасе закрыла рот рукой, расширив глаза. Выругала себя — дурацкая привычка! Так и не отвыкла называть предателя «тайчо», хотя вот он, ее новый тайчо — смотрит так, как будто она его ударила.       — Да я просто ревную тебя, дура! — рявкнул он. — Я же тебя люблю! А ты вспоминаешь этого ублюдка и страдаешь из-за него до сих пор!       Момо сжалась в комочек, стараясь не разрыдаться. Шрам на груди дернул призрачной болью.       — Хирако, — беспомощно прошептала Хинамори, не зная, что сказать, и просто повторяя его имя, — Хирако…       Капитан наклонился и коснулся губами ее губ, видимо, не умея утешать девушек и решив пойти с козырей. Момо приоткрыла рот, отвечая на поцелуй, проводя языком по зубам Хирако, позволяя ему углублять поцелуй и играть с ее языком. Повинуясь порыву, Хинамори взяла руку мужчины и прижала его ладонь к своей груди, там, где был тот самый след от двух мечей, пронзивших ее насквозь — Кьёка Суйгецу и Хьёринмару.       — Сюда? — шепотом спросил Хирако.       Хинамори кивнула.       — Жаль, что эта тварь теперь бессмертная, — злобно проговорил Шинджи. — Я бы его убил тысячу раз, если бы мог.       Он убрал руку, к своей чести, не пытаясь сдвинуть ее в сторону. Момо попросила:       — Не уходи сегодня. Посиди со мной.       — Сказку тебе почитать? — осклабился Хирако.       — А вы знаете сказки? — улыбнулась Хинамори.       — Немного, — серьезно ответил капитан. — И фантазия у меня тоже хорошая.       Момо легла на футон, и Хирако тоже лег рядом. Она чувствовала его горячее дыхание на своей шее, и тепло его тела за своей спиной. Близость Хирако прогоняла всех ночных призраков. Он действительно начал рассказывать сказку, но Момо слушала не слова, а просто его голос, и лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом и предвкушением сна, а потом все же заснула.

***

      Проснувшись, Момо испытала чувство дежавю — ее голова покоилась на груди Хирако. Он снова не решился тревожить ее сон и не ушел. Момо залюбовалась спящим капитаном — когда он не кривлялся, его лицо было очень красивым.       — Хинамори, я отчеты принес… — вместе со звучанием голоса Момо узнала ледяную свежесть такого родного и знакомого реяцу. Тоширо открыл дверь и, увидев Хинамори, лежащую на футоне рядом с Хирако, сначала покраснел, потом побледнел, а потом выронил бумаги и поспешил ретироваться. Момо рассмеялась в кулачок — Широ оставался Широ. Хорошо, что они с капитаном были одеты, а то Хирако не избежал бы вызова на поединок с ее разъяренным названным братом.       Момо наклонилась к все так же мирно дрыхнущему Шинджи и поцеловала его в уголок губ. Веки Хирако дрогнули, он открыл глаза и, увидев Хинамори, счастливо улыбнулся.       — Доброе утро, прекрасное видение, — проговорил капитан, еще до конца не проснувшись, но уже начиная шутить. Впрочем, Момо любила его и за это.       — Доброе утро, Хирако, — ответила лейтенант. — Заварить вам кофе?