***
— Унохана-тайчо? — Момо пораженно вздохнула, не ожидая, что у ворот Четвертого ее встретит сама капитан. Унохана смотрела на Хинамори внимательно и ласково. Спросила лейтенанта, чуть склонив голову набок: — Хинамори-фукутайчо, не хотите ли чаю? Отказать капитану Четвертого отряда не мог никто и никогда, даже в такой мелочи, особенно когда она улыбалась — а сейчас она улыбалась именно той улыбкой, перед которой замирали испуганными сусликами даже бравые вояки из Одиннадцатого. Момо послушно кивнула: — Д-да, спасибо, Унохана-тайчо. Унохана еще раз улыбнулась и пошла в отряд, а Хинамори последовала за ней. Вскоре они обе сидели в кабинете капитана, и Унохана разливала по чашкам ароматный травяной чай. Момо потянула носом: ромашка, мята, возможно, календула… И что-то еще, неуловимое — жасмин? Чабрец? — Угощайтесь, пожалуйста, Хинамори-фукутайчо, — проговорила капитан, пододвигая к Момо блюдечко с овсяным печеньем. Отказаться, конечно же, не получилось — Хинамори взяла печеньице и откусила кусочек. Печенье оказалось мягким, тающим во рту и очень сладким, что создавало приятный контраст с немного горьковатым чаем. — Спасибо, Унохана-тайчо, очень вкусно. — Действительно, — согласилась Унохана. — Это пекла Исане-чан. У нее прекрасно получается. Вы не против, если я ей передам ваше мнение? Исане-чан будет довольна. Момо кивнула. Некоторое время женщины молчали, занимаясь печеньем и чаем. В обществе Уноханы Хинамори было спокойно, и она могла позволить себе расслабиться и выдохнуть — не думать о плохом. Унохана была… надежной. Как мать, под крылом которой ребенку привольно и легко. Момо с удовольствием ела печенье и запивала его чаем. Унохана просто пила чай, с явным удовольствием глядя на аппетит лейтенанта, а когда печенье на блюдце стало заканчиваться, взглянула на Момо более пристально: — Вам уже лучше, Хинамори-фукутайчо? Прошла тревожность? Голова не болит? — С утра кружилась немного, — призналась Хинамори. Она знала, что врачам о своем здоровье нужно рассказывать все без утайки, и храбриться нет смысла — только хуже себе сделаешь. — Обычная реакция, — задумчиво сказала Унохана, перемешивая чай ложечкой. — Вы до сих пор вините себя в произошедшем, Хинамори-фукутайчо? Момо печально скривилась — но лгать Унохане она не могла еще с тех пор, как та в первый раз спасла ее жизнь. — Это же я нанесла удар, — сказала Хинамори. — Возможно, и так, — спокойно произнесла Унохана. — Но вы, Хинамори-фукутайчо, очень умело оказали Мияко-сан первую помощь. Если бы не вы и ваши умения в кайдо, было бы сложнее вылечить Мияко-сан. Возможно, даже вовсе не получилось бы… ее вылечить. Хинамори тихо охнула. — Сильная потеря крови, — проговорила Унохана. — Но благодаря вам кровь удалось вовремя остановить. Мияко-сан обязана вам жизнью. И вы ни в коем случае не должны винить себя, Хинамори-фукутайчо. Доедайте печенье и пейте чай, пожалуйста. Как лекарство. Момо откусила еще печенья и запила его глотком чая. — Но как же так получилось? — растерянно спросила она. — Ведь, если бы не я, Мияко и не была бы ранена! — Скажите, Хинамори-фукутайчо, это был спарринг? — вкрадчиво спросила Унохана. — Да, — ответила Хинамори. — Другими словами: тренировочный поединок? — Да. — В поединке атакуют оба бойца или один только защищается? — сощурилась Унохана. — Оба атакуют, — подтвердила Момо. — Мияко-сан первая атаковала вас? — Да. — В тренировочном поединке, да и вообще в любом, обычно атакуют по очереди, если это возможно, я права? — Да… — И вы, получив такую возможность, атаковали Мияко-сан в ответ? — Да. — Она могла защититься или увернуться? Момо задумалась — впервые задумалась о том, что Мияко и правда могла довольно легко уйти от ее удара. Не такая уж она искусная фехтовальщица, чтобы быть на уровне непобедимого мастера. Вот если бы она ударила Бьякураем или Сокацуем, тем, в чем действительно сильна… А так… — Могла, — признала Момо. Унохана кивнула и отпила глоток чая. — Вот видите, Хинамори-фукутайчо. Поверьте моему опыту: очень часто солдаты получают ранения на тренировках, причем в большинстве случаев эти ранения наносят им их же товарищи, естественно, сами того не желая. В таких случаях самое важное — оказать пострадавшему первую помощь. Вы это сделали. Так что не вините себя и не нервничайте попусту. Пейте чай. Он успокаивает. Момо доела последнее печеньице и допила чай, промокнув губы лежащей рядом с чашкой бумажной салфеткой. Потом спросила: — Я могу увидеть Мияко? — Если хотите, — певуче проговорила Унохана. — Но ведь вы за этим и пришли, я полагаю? Извините, что задержала. Просто я видела, что вам требовался этот разговор. Как лекарство. — Да, — сказала Хинамори. — Спасибо вам, Унохана-тайчо.***
Мияко выглядела довольно хорошо. Ее реяцу чувствовалась ровно и ярко, на щеки вернулся румянец — совсем не лихорадочный, а вполне здоровый, а перевязанное плечо явно не причиняло девятому офицеру никаких неудобств, но, стоило девушке увидеть Хинамори, как она закатила глаза и изобразила из себя умирающую. Момо прошла внутрь ее палаты и села на стул около кровати. Офицер застонала сквозь зубы. — Ну и к чему это, Мияко-сан? — устало спросила Хинамори. Мияко метнула на нее короткий злой взгляд. — Думаешь, я сдалась? — почти выплюнула она. — Думаешь, я отступлю? В следующий раз тебе придется меня убить! Момо вздохнула. — Мияко, я тебе не враг… — начала она, но Мияко ее перебила: — Да? Не враг? А почему ты тогда отправила меня на больничную койку? Устранить с дороги, да? Захомутать Хирако-тайчо, пока я здесь? — Ты атаковала меня первой. Это был спарринг. И ты сама просила меня о нем, — ровным голосом ответила Хинамори. — Только твоя вина, что ты не увернулась. Мияко злобно цокнула языком. — Я все равно отберу у тебя Хирако-тайчо! Я не сдамся! Он скоро поймет, какая ты глупая, слабая и некрасивая! Момо ощутила сильную усталость. Ее раздражало бессмысленное упорство Мияко и ее ослиное упрямство, становление в позицию жертвы и нежелание понять и принять очевидное — Хирако ее не полюбит. Если раньше Хинамори сомневалась, видя красоту девятого офицера, то, общаясь с ней, поняла — Хирако не сможет быть рядом с такой девушкой. Даже если она будет красивее всех на свете. — Что ж, Мияко, — сказала Хинамори. — Я не могу запретить тебе пытаться. Только все твои попытки будут провальными. — Пусть победит сильнейшая! — пафосно проговорила Мияко, и Момо захотелось применить к ней Хакуфуку, но вместо этого лейтенант просто покачала головой. Хинамори ужасно утомил этот разговор. Внутри в который раз шевельнулась теплая волна благодарности к Унохане — если бы не беседа с ней, Момо сейчас плакала бы и извинялась, а так… Ей было просто грустно от того, что на свете бывают такие люди, как Мияко. — Ага, — вяло подтвердила Хинамори. — Ну… я пойду. Выздоравливай, Мияко. Правда. Скорее выздоравливай.***
На рабочем столе Хинамори стоял букет алых роз. Сначала она подумала, что это очередной знак внимания от Хирако, и улыбнулась, беря в руки букет, чтобы вдохнуть сладкий аромат цветов. Из букета выпала записка. Момо взяла ее и прочитала:«Хинамори-фукутайчо! Я кое-что понял. Я видел, как яростно Мияко-сан сражалась за свою любовь, и, хотя она делала это глупо, я решил, что тоже не могу просто так Вас отпустить. Я решил, что не сдамся и буду добиваться Вас. Возможно, однажды у меня получится и Вы меня заметите.
Всем сердцем Ваш, рядовой Пятого отряда Кинуха Казума»
Момо застонала и схватилась за голову. Этого еще не хватало!