Порядочный

Я сумел-таки отбиться от Тимура Аркадьича и вылетел из кладовой со слезами на глазах. Моя одежда пребывала в беспорядке, прическа растрепалась и выглядела вороньим гнездом. Едва не сбив идущего из зала с полным подносом грязной посуды Сашу — помяни лихо, и оно сразу тут — проскочил по коридору мимо ведущих на кухню и в туалеты дверей и вывалился на улицу под радующие сердце звуки бьющихся за спиной тарелок — ха, похоже, Саша подноса не удержал. К моему огромному удивлению, Саша выскочил на крыльцо следом за мной — взъерошенный и недоумевающий. — Эй! — омега схватил меня за плечо и рывком повернул к себе лицом. — Кося, ты чего? Помощь нужна? Я было замахнулся ударить конкурента за внимание Тимура Аркадьича и уронил уже занесенную для оплеухи руку — Саша смотрел открыто и искренне. — Ничего, — буркнул гордый я и уставился на носки своих туфель. — Ты мне ничем не поможешь. Исчезни. Саша придвинулся поближе и аккуратным движением поправил мне съехавший на плечо ворот блузки. — Кажется, я догадываюсь, что стряслось, — омега хмурил прямые, стрелочками, темные брови. — А ну-ка пойдем отсюда быстренько, я все равно увольняться собирался. Не знаю, что нашло на меня в этот момент, но я не возразил ни словечка и поплелся следом за Сашей марионеткой на веревочках. В горле першили готовые прорваться рыдания, сердце колотилось пойманной в силки птичкой. Омега привел меня в маленькую полутемную кафешку недалеко от нашего ресторана, усадил в самый дальний от входа угол за столик, знаком подозвал официанта и заказал ему, не заглядывая в меню, два черных кофе и два бисквитных слоеных пироженых со взбитыми сливками и клубникой. Сашин выбор я вполне одобрил — сам неоднократно перекусывал в этой кафешке и знал ее меню назубок. Слоенки здесь подавали — пальчики оближешь, кофе варили отличный. Вот только ни есть, ни пить лично мне сейчас не хотелось совершенно. Заорать от дерущей изнутри боли — да. Ну, и расплакаться с подвывом. «Тушь потечет», — строго напомнил себе я, огромным напряжением воли пытаясь героически загнать слезы обратно. Слезы в ответ показали мне целый ряд похабных кукишей, обругали хоровым матом и брызнули из-под самопроизвольно зажмурившихся век. Они имели тушь в виду. Саша сидел напротив напряженный, кусал губу и молчал, терпеливо ждал, когда я созрею если не для диалога, то, хотя бы, слушать и отвечать на вопросы кивками. Официант принес заказ на небольшом зеленом пластиковом подносе, поставил в центр нашего столика и удалился, вежливо изображая слепоту. Истерика незнакомого молоденького омеги его не касалась. Рыдал я минут десять без остановки, буквально захлебывался стонами и пролил довольно много соленой воды, которую вытирал молчаливо подаваемыми Сашей бумажными салфетками, потом устал и затих, понурясь. Саша разглядывал меня через столик с сочувствием. Едва я сник, он приподнялся со стула, снял с подноса чашечку с благоуханно парящим кофе и придвинул ее по скатерти к моему локтю. — Глотни — полегчает, — посоветовал без улыбки. — И пироженкой закуси, пожалуйста, сладкое — отличное лекарство в стрессе. Я покорно взял чашечку и глотнул успевшего подостыть кофе. «Вкусно», — отметил машинально и глотнул повторно. В меру сдобренный сахаром напиток приятно лег на язык, оставляя горчинку. — Пироженка, — строго напомнил Саша. — Надо, Кося. Я покачал головой, отрицая, принял из его пальцев блюдечко с пироженым и несмело ковырнул его ложечкой, твердо уверенный — съем кусочек, сразу стошнит. И ошибся — не стошнило. Ни после первого кусочка, ни после второго, ни после третьего. Горестно всхлипывая, я умял всю пироженку и с мольбой уставился на Сашину. По-прежнему неулыбчивый Саша понял и проявил неведомую мне доселе широту души — ловко разделил свою пироженку ложечкой на две неравные половинки и положил бОльшую половинку на мое пустое блюдце. — Ешь, — вздохнул, — раненый. Плачу я. Сам он пока к лакомству не притронулся, впрочем, к кофе тоже. Я устыдился, но не отказался, бодро слопал отданную мне большую половинку пироженки, махом допил остатки кофе и откинулся спиной на спинку стула, чувствуя — отпускает. А потом устыдился во второй раз, без паузы — Саша потянулся и перелил половину своего кофе в мою чашечку. — Зачем ты, юный человек, трахаешься с Аркадьичами по кладовкам и берешь у них деньги? — резко спросил омега, опускаясь обратно на стул. — Мозгов совсем нет? Или жизнь настолько приперла, что деваться некуда? Колись. Прямо в лоб, без долгого осторожного хождения вокруг да около. Я возмущенно вякнул и заткнулся, теряясь. Ибо по-настоящему увидел Сашу лишь теперь. Пожалуй, этот омега куда старше, чем казался мне раньше, и имел право на подобный тон. Да он мне чуть ли не в папы годился! И выдавали его отнюдь не морщины, которых почти не было — взрослое выражение глаз. Я промокнул продолжающие катиться по инерции слезы, высморкался в очередную протянутую Сашей салфетку и начал, заикаясь, запинаясь и путаясь в словах, колоться. Почему? Впереди вдруг забрезжил тоненький лучик надежды на настоящее понимание.