Порядочный

Оказалось, Саша живет совсем недалеко, мы проехали на автобусе четыре остановки и прошли насквозь два двора. — Вот мой дом, — показал омега. — Тот, который желтый. Я посмотрел на дом — обычная старая коробка-пятиэтажка, не ремонтированная уже лет, наверно, пятнадцать, и пожал плечами: сколько подобных домов было в нашем городе, не счесть. В каждом из них жили какие-то люди, и семьями, и поодиночке. — Без лифта? — спросил я, хотя заранее знал ответ. Саша подтвердил — да, без лифта, и ободряюще мне улыбнулся. — Нам на третий этаж, — сказал он. — Всего-навсего. Не на пятый. Поднимешься, не запыхавшись, ты оми молодой, ноги у тебя здоровые. Мне показалось, или в голосе омеги прозвучала хорошо скрытая тоска? Странно, Саша не выглядел ни хромым, ни старым, вряд ли у него были проблемы с лестницами. Хотя, если подумать, он — папа, значит, регулярно вынужден затаскивать наверх, по ступенькам, детские коляски и мешки с продуктами. Наверняка это нелегко. Действительная причина тоски моего нового приятеля встретила нас в прихожей Сашиной квартиры, едва Саша отпер дверь: сидящему в инвалидной коляске безусловно симпатичному, светловолосому альфе было на вид лет сорок. Недвижные колени мужчины укрывал яркий клетчатый плед. Из-за спинки кресла на меня с интересом смотрел мальчишка средне-школьного возраста, судя по короткой стрижке, вроде, аля, но для али слишком хрупкий, грациозный и миловидный. На предплечье правой руки он нес стопку аккуратно сложенной разноцветной, похоже, детской одежды, левой подталкивал кресло отца. Неужели оми? — Привет, папи, — удивленным хором сказали муж и сын Саши. — Ты сегодня рано. Что-то случилось? Тебя опять уволили?! — голос, кстати, у якобы омежки оказался довольно низкий, бархатный и совсем не омежий. «Просто субтильный аля», — предположил я и невольно улыбнулся подростку. Тот не спешил улыбаться в ответ, напряженно кусал пухловатую, пунцовую губу. — У нас гости, папи? — подросток смигнул. — Неожиданно, ну да ладно, накормить есть чем, слава Богу. Голову то ли аля, то ли омежка держал гордо вскинутой и говорил взрослым, ответственным тоном, который лично у меня никогда не получался. Эдакий юный хозяин. Лично мне мальчик понравился, наверняка умеет кое-что готовить и не склонен к пустым капризам, как большинство его ровестников. Где-то что-то упало, и в прихожую гуськом выбежали откуда-то, топоча босыми пяточками, два голеньких ангелочка, уменьшенные копии отца. — Папи пйишел, папи пйишел! — запищали дети счастливо, кидаясь к Саше и утыкаясь мордочками в протянутые им ладони. — Папи-папи! Пялиться в упор, как Саша, наклонившись, целует близнецов, я постеснялся, лишь приметил — у того ребенка, который потемнее, на пипиське имеется альфячий узелок — и закрутил головой, соображая, куда попал. «Кхм… бедненько, — решил, быстро оценив разрисованные разноцветными фломастерами старые, кое-где порванные обои, дешевую металлическую вешалку-стояк для курток и простое, без рамы, зеркало на стене. — Но прибрано и уютно, — это уже идеально вычищенному, потертому коврику под моими ногами и до блеска вымытому полу». Саша перецеловал малышей, потрепал обоих по влажным, спутанным волосенкам и выпрямился. — Купались? — спросил омега, утверждая. Малыши наперебой запищали «дя-дя» и вновь запрыгали пухленькими мячиками. Оба были такие вкусные, такие мягонькие, что у меня буквально ладони зачесались сгрести любого из них в охапку и потискать. И Саша словно прочитал мое желание — подхватил алю и вручил мне. — Это Игорек, — сказал омега, сияя любовью к сынишке. — Второй — Ванечка. Средний вот он, сам представится, надеюсь, не немой, а старший, очевидно, в ванной еще, воду собирает, он тоже сам представится. Мужа зовут Максом, он жуткий молчун, — и за рукав потянул меня мимо хмурящегося альфы в коляске вглубь квартиры. Игорек поймал в кулачок пару моих локонов, сильно дернул к себе и радостно-звонко, колокольчиком, закричал мне в ухо: — Хвать! В точности так делал мой младший братишка-оми, оставшийся дома, с нашими родителями. Я тихонько охнул от привычной резкой боли, задохнулся и — расслабился, согреваясь теплом нетерпеливо дрыгающего ножонками тельца у груди. — Ня пол! — гудел Игорек, забавно гримасничая. — Игай ня пол! Дай! — Не хотел, врединка, быть у незнакомого омеги на руках. Не испугался, нет — застеснялся. Соскучившийся по братишке я с сожалением отпустил малыша на пол — тот сразу куда-то убежал — и последовал за Сашей, внутренне трепеща и уже смутно догадываясь — мне захочется приходить к Саше и его семье снова и снова.