Плач пересмешника

– Верните мне Фанни… - просила я, едва различая белые пятна халатов перед собой. Ученые… Зачем я им? Зачем им моя собака, моя подруга жизни? Я не должна была спрашивать, они спасли нас, мы им были обязаны. - Пока что не можем. Она в плохом состоянии, – равнодушно отвечали мне. Я не знала, верить или нет. Я никогда не верила людям, никогда не видела от них добра. Но эти ученые… Спасли нас. Мир перевернулся в моих слепых глазах. - А когда? – роняла я слезы в бессильном желании вернуть четвероногую подругу. - После того, как сделаешь кое-что… Неужели ты не готова нам помочь? – с наигранной заботой говорили они. Если я могла что-то сделать, я была готова. Готова на все. Любой человек, прошедший то же, что и я, ради единственного друга спустился бы в преисподнюю. - Только ради Фанни, – отвечала я, утирая слезы. Я была готова ко всему. И меня отправили в ад. Я горд собой: у меня гостья. Первая за все века моей, словно восковой, жизни настоящая гостья. Я улыбаюсь своей растянутой улыбкой всем высшим и низшим сущностям, что глядят на нас, идущих за руку, по мрачному холлу подземелий. Мрачная пара, палач и жертва, кукловод и поломанная марионетка. Я горд и своим жилищем, что никогда не видели идиоты-ученые с верхних планов. Тут куда красивее, чем на бесконечных лестничных пролетах того места, что посещали люди ранее: кирпич стен измазан в крови, украшен шматами плоти и отделан глубокими бороздами в пять рядов. Это я порой от отчаяния в период безысходности вгрызаюсь, царапаю свои черные стены. Одиночество – тяжкое бремя даже для таких существ, как я. Хотя я не одинок, я один, не считая теней, что завывают и щурятся на меня и мою новую спутницу. «Чужая…» - шипят они, мелькая у нас под ногами и над головой. Я лишь посмеиваюсь в ответ. «Убей…» - рычат из-за спины, заставляя девушку вздрагивать и брезгливо жаться ко мне. «Безумие…» - стонами выкрикивают из-под высоких сводов моего асгарда. В другой момент я бы порвал их добрую половину в полупрозрачные темные клочья – я не терплю подобных оскорблений. Но сегодня у нас в обители праздник – возрадуйтесь, подданные, ибо я привел необычную особу! Но почему никто не радуется? Ах да, я же здесь один… Один с этой прекрасной марионеткой, сильной духовно и столь слабой физически. Как жаль, что на протяжении всего спектакля придется об этом помнить, дабы ненароком не прикончить. С каждой мыслью у меня меняются ассоциации на ее счет: теперь это человеческое дитя напоминает мне канарейку… Канарейку в черной проржавелой клетке для развлечения персонально меня, Гадеса своего личного мира. Но почему ты молчишь, моя птичка? Пой, развлекай своего спасителя и короля, для того тебя и привели в это место. Добро пожаловать в Ад. Конечно, она молчит. Человек не станет говорить с демоном за ненадобностью, она согласилась сделать все для меня ради спасения друга, но проявлять инициативу не обязалась. Зря: меня это раздражает. - Ты молчалива, – с шипением произношу я и останавливаюсь. Мог и просто повелеть, но с людьми так сложно: они пугливы, любят полутона и намеки, но их тонкость порой теряют. Девушка делает по инерции еще пару шагов и чуть не оступается – я держу ее за руку. В моей черной когтистой лапе ее ладонь выглядит совсем крохотной. Смешно, насколько слаба она рядом со мною, я чувствую себя богом, держащим в руках бабочку: стоит приложить крохотное усилие, и девушки не станет как таковой. Будет лишь бесполезное тело, но таких у меня сотни и тысячи, разлагающихся по углам и кладовым, в стенах и под кровлей. Она молча поднимает на меня свой тяжелый тусклый взгляд, ненавидяще щурится. Я чувствую ее дрожь, слабость, запах ее страха… Как же это комично смотрится: она храбрится, как может, старается делать вид, что ей не страшно, ха! Ее панику чуют и тени, голодные, злые. Я наклоняюсь к ней, низкорослой девушке-ребенку и скалюсь – мне нравится это делать, я знаю, что она не видит моих громадных клыков, рваной улыбки и дыр-глаз. Она не видит, но чувствует, что вся это прелесть рядом… Слепые куда чувствительней зрячих, а для людей тактильность бывает важна в таких местах, как мое жилище. Запах страха и ужаса становится отчетливей, она старается отодвинуться от меня. Я хочу услышать ее голос, но не как она кричит от ужаса, лишь разговор. Беседа – одно из лучших развлечений, потеха, мне почти недоступная. Так какого черта моя игрушка не дает мне этого веселья?.. - Тебе страшно, – констатирую очевидный факт я, стараясь запугать это существо еще сильнее. Мой голос дрожит и раздваивается, словно в унисон дребезжит нечто загробное и высокое, как капли ручья где-то в недрах моих хором. Надо будет показать ей и это, но потом. – Скажи что-нибудь, мясная безделица, ну же… - я хочу продолжить свой приторно-нежный шквал тропов, но эта крохотная человеческая тварь перебивает меня в этот момент. МЕНЯ, черт возьми! - Эмили, – шепчет она, вынуждая меня осечься. О чем она…? Нет, мне не наплевать, ведь именно для развлечения я привел ее сюда, и она веселит меня разговором. – Я Эмили, не называй меня… Как ты только что назвал, – ее голос сходит на нет, и она, словно смутившись или испугавшись, что более вероятно, моей реакции, пытается отстраниться. Но не так как раньше – при первом нашем… знакомстве «Эмили» чуть ли не умерла со страху, теперь же просто пытается отодвинуться. Забавно. Но я не зол – может, это существо меня и перебило, даже выдвинуло какие-то условия, что неслыханно, но я почти готов аплодировать своей марионетке: браво, ты вновь победила свой страх и обыграла меня, браво! Но, хоть проигрывать я и умею, свой ход в игре должен делать и я. - Эмили… - жутким голосом, словно пробуя это новое слово на вкус, катая его на черном языке и смакуя, произношу я ей в лицо, чуть приблизившись. – У нас новое правило, Эмили… - ее имя я словно выплевываю в детское лицо, давая понять, что оно для меня ничто. Несколько лукавлю – мне и впрямь было лестно, что она осмелилась перебить и даже представиться… Но я выше всего этого, как и мои законы. – Никогда… - я хватаю ее за крохотную ладошку своей когтистой лапой и сжимаю, совсем слегка, но этого хватает: Эмили зажмуривается, ее рот открывается в безмолвной мольбе. Это еще даже не начало, детка, что ты… Мне нравится смотреть, как она испытывает боль, даже малую. Но для меня это нормально. Ей – непривычно, что еще слаще. – Не перебивай меня. Не ставь условия тем, что сильнее тебя… - я отпускаю ее и даже отхожу назад, бесшумно плавля под собой камень, Эмили дрожит, в уголках ее слепых глаз дрожат слезы. Мгновение – и человеческое тельце, пошатнувшись, чуть не падает, обхватывая себя за плечи руками и крупно дрожа. Слабое существо...мне придется очень сильно соизмерять свою мощь. Иначе, просто забавляясь очередной крохотной партией, могу прикончить – это было бы обидно. – Последнее, кстати, было просто советом, – усмехаюсь я и скрещиваю руки на груди, стоя перед девушкой. Она слепа и слаба, и мне это нравится; она беспомощна, но упорна в своих целях – это меня еще больше дразнит и пьянит. Тени насмешливо шипят и тянутся со всех сторон к моей кукле. Им запрещено ее ранить, но издеваться ментально, истязать образами и мыслями – сколько угодно. Я не слишком одобряю: стоит мне лишь чуть крепче сжать пальцы и хрустнуть стальной шеей, как слуги, припадая чернотой к каменному полу, ползут прочь. Чудно. - Не уходи. – вдруг просит Эмили, отвлекая меня от мыслей о собственной власти над тенями и личным мирком. Ей больно и обидно, страшно и гадко, но она понимает: я – единственный, кто может помочь ей выжить. Не только ей – у нас негласный договор. Я обещал ей отдать ее «Фанни», и я…слово сдержу. Но ради приза надо постараться, верно, крошка? Она тянет ко мне руку, бледную и худую, ее колотит. Она слепа, и для общения таким, как она, необходим контакт, даже мне это понятно. Она делает неосторожный шаг вперед, словно боясь оступиться, и ее пальцы упираются мне в жесткую грудь, тут же отдергиваясь. Ей неприятно прикасаться к моей осыпающейся бархатной коже, оставляющей на детских ладонях маслянистый след и пепел. Пусть боится, пусть жмется в отвращении, я не претендую на приязнь. Она снова касается меня и поднимает прикосновение выше, к шее, почти к горлу. Инстинктов самосохранения у меня нет: я неуязвим, но такие касания меня коробят и поднимают во мне что-то давно угасшее, ненужное, забытое. Она не может дотянуться выше, но явно хочет дотронуться до моего лица, что странно. Я склоняюсь над ней, почти приседая, скалюсь ей в лицо своей восковой улыбкой, зияя черным пустым взглядом. Я гляжу ей прямо в открытые белесые глаза цвета прокисшего молока, жаль, она не видит этого. - Ты забыла правило, – вдруг замогильным голосом вещаю я, говоря о ее просьбе «не уходить», и выдыхаю ей в милое личико своим зловонным дыханием слова. – Правила здесь мои, Эмили… - я вновь выплевываю ядом ее имя, выказывая презрение. Лгу, но лгу себе, а не ей: я не презираю, это было бы слишком много, я лишь запугиваю. Я не человек, чтобы лгать. Девушка жмурится и кашляет, опуская голову, ее руки замирают где-то на стыке моей жилистой облезлой шеи и краев лица-маски. - Кха… - человеческое существо дышит тяжело, из-за спины в немом интересе глядят духи-тени, а я насмешливо наблюдаю, как она старается что-то сказать. – Я даже не знаю, кто ты… Как твое имя? Я просто молчу в ответ, не зная, что ответить. Имя. Когда-то и у меня было такое понятие, но я давно его утерял. Демон, дьявол, Мефистофель и Люцифер, бич людского племени, заточенный в собственных чертогах. Вельзевул. И что же мне ей назвать? Что эта крохотная тварь хочет от меня услышать? Или лишь желает убедиться в бедственности своего положения, в том, что попала в настоящий ад? К слову, моя преисподняя к ней благосклонна, к первой из людей. - Какое из..? – мрачно шепчу я пугающе, не только голосом, но и стенами, полом, тенями… Мой голос льется отовсюду, обволакивая Эмили, приводя ее в ужас. Она дрожит, но… Мне не стоит применять это слишком часто, ей уже не так страшно, как в первый раз. Жаль. Где-то под потолком, ровно в середине залы от дуновения полета резвящихся завывающих теней, колеблется шмат гнилой плоти. Мух тут нет – их сожрали мои подданные, вечно голодные, словно дикие животные. Но фетор здесь неимоверный для человеческого носа и восприятия, а мне это – лишь благовония. Девушке словно все равно. Мы находимся здесь достаточно долго… Скоро ты привыкнешь ко всем прелестям этого места, моя дорогая статуэтка, а пока что гладь меня, пока я позволяю. Тебе же хочется узнать, с кем ты имеешь дело. Может, это и приятно, но я думаю не об этом: больше любопытно. У меня не было раньше возможности изучать людей, как и у нее прикасаться к демону. Она трогает мое лицо. Трогает. Прикасается к гладкой, покрытой царапинами-шрамами и ржавыми пятнами маске-коже, замирает пальцами где-то в уголке рваного акульего рта. Еще движение, и поранилась бы об один из выпирающих клыков – это было бы забавно, я еще не пробовал ее крови. Интересно, смог бы я сдержать себя от того, чтобы тут же наброситься на это существо и сожрать на месте? На миг в моих мыслях мелькает несколько другой образ, порожденный непривычными прикосновениями и всем тем новым, что свалилось на меня в этот день. Не сожрать, а…несколько другое действо. Это существо – женщина, пусть и ребенок, а я мужского пола. Я тут же отгоняю эти мысли и начинаю улыбаться куда безумнее: может я и устрою ей такое испытание, но позже. А идея хороша, да… Почему я раньше никогда не думал об этом?!.. Хотя это больше похоже на награду, чем на пытку. Посмотрим. Я когда-то могла видеть, давным-давно. Но тогда это уже казалось сладким забытым сном: я могла различать лишь вспышки света, погруженная в черную тьму слепоты. Глаза, вы стали предателями, нельзя им верить, как и людям. Лишь сердцу и близким, а близкие мне – Фанни и… книги. Первое у меня забрали, обещавшись вернуть в обмен на собственную жизнь, второе я потеряла сама. Может, люди не так уж и плохи – они вернули мне способность читать. Спасибо. Мои пальцы скользили по объемным строками документов на азбуке Брайля: точки, точки, точки… Я про себя невесело шутила, что теперь мои пальцы чувствительней собачьего носа и слуха слепого скрипача. Я могла бы читать книги, истории, сказки и стихи. Но я изучала то, с чем мне предстоял столкнуться. Эксперимент, говорили они. Испытание, обещали мне. Но я знала, что впереди – лишь смерть, с легкой надеждой на спасение друга. Фанни, я приду за тобой. Я обещала и роняла слезы на объемный текст, читая о демоне, что жил там, внизу, куда меня снаряжали. Я всегда любила учиться, в отличие от остальных воспитанников приюта, а университеты были моей несбыточной мечтой… И вот, я оказалась в одном из них. Не как студент, но как подопытная. Нам нужно быть осторожнее в своих людских желаниях. Я скользила по рифленым страницам пальцами, мелко дрожа. Ничего определенно важного, лишь описания. «…все подопытные столкнулись с SCP-087-В-1, выглядящим как высокий гуманоид с черным телом и белым лицом со скобами на висках и скулах, с пустыми глазницами и широкой нечеловеческой улыбкой. Природа SCP-087-В-1 неясна, но было установлено, что устраняет подопытных именно он, – я замирала на этом моменте, осмысливая тактильно прочитанное. Это существо убивало их всех, множество людей, и не выживал никто. Зачем им я…? Какие еще адовы доказательства нужны этим психованным исследователям? Но я была готова. Я обещала. Я не такая, как люди, что не держат слово. Но я надеялась, что эти люди – лучше. Они обещали мне. - Встретившись с SCP-087-В-1, подопытные испытывали очень сильную паранойю и страх, но непонятно, естественные ли это реакции, или аномальные, – мои пальцы споткнулись, ибо нормальный точечный шрифт сменился словно вручную выдавленными на азбуке для слепых карандашом буквами. Кто-то добавлял, делая ошибки в точках, затрудняя чтение, но заставляя меня холодеть. Словно подсказка, дававшая надежду. – Дополнительные исследования показали, что SCP-087-B-1 разумен и высокоразвит. Некоторые ученые для краткости в контексте зовут объект «Дэвид».» - Дэвид, – произносит это хрупкое человеческое существо, возвращая меня из грез о своих новых нелепых желаниях. Что она сказала…? Я чуть поворачиваю голову и начинаю улыбаться еще шире, задевая зубами ее ладонь. Слюна тут же чуть смачивает кожу Эмили, и та одергивает обожженную руку, поясняя напущено равнодушным тоном. – Я буду называть тебя Дэвид, – она говорит это убито, так, будто я уже распял ее на окровавленных камнях. Но ведь я только мечтал… Но мне плевать: она дала мне имя?.. Я растерян: я словно домашняя тварь, что получила кличку от хозяина, или бог, коему дали прозвище его подданные марионетки созданного им мира?! Судя по тону и поведению моей крохотной игрушки, верно именно второе предположение. Не знаю, откуда она взяла это забавное слово, но оно кажется мне жутко знакомым, приятно ложится на язык и разум. Умная девочка. Теперь ты знаешь, как ко мне обращаться. - Мне нравится, – усмехаюсь я и выпрямляюсь, делаю шаг назад. Эмили тянет руку мне вслед, но не просит не уходить, усвоила недавний урок. Умные животные эти люди. Я гордо поднимаю голову и самодовольно оглядываюсь на теней: сейчас будет речь. Те шипят мое новое имя на свой лад и одобрительно шушукаются, выплетая из своих неустойчивых тел причудливые фигуры, танцуя пугающий вальс вокруг подвешенных под потолком разлагающихся трупов. Я оглашаю свои правила. – А теперь мы начинаем нашу игру, Эмили. Каждый ставит что-то на кон, – я резким движением приближаюсь к ней, почти стремительно подлетаю и, стискивая ее хрупкие плечи в своих когтях, гляжу прямо в слепые глаза, шипя. – В твоих перевесах будешь приближаться к цели, своей собаке, моему обещанию… - в подтверждение моих слов где-то позади раздался жалобный собачий визг, едва слышимый, но заставившись человеческую девушку скривиться и задрожать. Я удовлетворенно кивнул: молодцы мои тени, они как люди – поддаются дрессировке. – При поражениях… - я не договариваю и надавливаю на ее плечо сильнее, усмехаясь. Сама видишь, что я могу сделать, крошка. Ее глаза округляются, а рот открывается в немом крике, руки вздергиваются к правому плечу, стараясь унять то, что с ним происходит: из-под моих когтей расползается черная паутина коррозии и гнили… Немного усилий, и я мог бы прожечь ее плоть до кости, но я лишь балуюсь с тканью комбинезона и верхним слоем кожи: тот теперь покрылся черными шрамами-жилками, что будут прожигать огненной болью женское тело тогда, когда я этого захочу, в любой момент, где бы она не была. Да, я поставил свою метку, печать, если хочется так называть. Теперь она только моя. Страшно?.. Я могу пугать не только голосом, малышка, так что не обольщайся собственной внезапно возникшей смелостью. - Пусти, хватит! Ну пожалуйста!.. – молит она меня своим осипшим голоском, забывая о правиле, но я не воспринимаю это как просьбу. Это мольба, и это свойственно людям. Я, отступив назад, швыряю марионетку на пол, и та падает ничком на каменный пол, разгоняя с нагретого места теней. Рядом с нею падает слетевший с ремней рюкзак - единственная ее бывшая связь с родным миром. Хотя, как мне кажется, здесь этой Эмили куда уместнее быть, нежели среди людей. Всхлипы и баюканье пострадавшей конечности – это все, что я слышу, разворачиваясь и гордо шагая прочь. - Отдохни немного, девочка. Я скоро вернусь, – бросаю через плечо я зловещим и словно ласковым шепотом, оставляя ее в своем громадном замке на попечение теней. Я должен кое-что подготовить и… подумать над некоторыми вещами. – Обеспечьте нашей гостье уют. Мы же гостеприимные хозяева, верно? – так, чтобы Эмили слышала, велю я хихикающим теням, что кивают, явно не слишком хорошо понимая, что делать. Они разберутся. Я ясно дал понять, чтобы вреда они ей не причиняли. Пока что. Небольшая иллюстрация, нарисованная по просьбе http://fc08.deviantart.net/fs70/f/2013/083/b/3/b3b4ce3841c8fa978cea121ffdb10d5d-d5z30ov.jpg