Почему он расплачивается, почему? Грех ведь мой и изменить ничего не могу, Почему он, почему? Нашу любовь, мой милый я сберегу, Развею пепел по утру, Сотру прошлое и с тобой все заново начну...
Покои Султана Мурада.
После состоявшейся казни, Мурад велел своей младшей сестре зайти в покои. Он прекрасно осознавал, чем закончится этот нелегкий разговор, но милость ему была чужда даже для родной крови. Падишах стоял напротив своего ложа, заведя руки за спину. Минуты ожидания длились целую вечность, воспоминания начали терзать султана, он будто и сейчас слышал голос Шахина, сообщающий о ребенке. Раздался стук и стражник оповестил, что султанша ждет аудиенции. Жестом показав, что та может войти. Показался силуэт светловолосой Атике, одеяние ее было цвета муссона, отражая печаль и тоску. Голубые глаза, как и прежде, были залиты слезами, аккуратный нос султанши покраснел, а некогда алые губы дрожали. — Повелитель… — прошептала султанша. — Проходи, Атике! — словно гром, прозвучал голос Мурада. — Я могу все объяснить — продолжала девушка, чуть приблизившись к своему брату. — Как ты можешь объяснить свое предательство, Атике? Кто ты такая чтобы связываться с врагом? — рычал Мурад, а его глаза пылали огнем, будто бы желали жертв. — Я согласна это предательство, но виновна только одна я. Накажите меня, но не Мехмеда! Прошу Повелитель… — Вина на Абаз Паше также есть. Он знал обо всем и молчал. — Это не так! Брат прошу! — Даже если ты и говоришь правду, Атике то пусть будет это для тебя наказанием. Я вынес приговор о его казни. Было бы неплохо, если и ты присутствовала в этот момент. Надеюсь, ты тогда осознаешь каково это предавать. — Нет, Мурад брат… Нет… — упав на колени рыдала девушка. — Не лей слез напрасно. Я как Падишах не могу простить измену, но как брат я сочувствую твоей участи. — У меня не будет брата, если ты казнишь моего супруга. Я похороню тебя в своем сердце, как и Османа, Мехмеда, Касыма, Сулеймана, Баязида и Ибрагима — поднявшись с колен, с ненавистью произнесла Атике. — Уходи, я не желаю тебя видеть! — закричал Мурад. — Ты ведь помнишь, как ты в одночасье казнил своих братьев? Ты тиран, Мурад… Тиран, не Повелитель! Ты и сам это осознаешь от того и злишься — поколовшись, покинула покои светловолосая султанша. Мурад пришел в ярость от слов сестры, он конечно понимал, что Атике наговорила все в порыве гнева, но эти слова задели его. Ведь, правда иногда по ночам ему снятся крики казненных братьев и презрительный взгляд отца. От того Мурад сделался еще мрачнее, будто тени вселялись в его изорванную душу, разрывая лоскуты сердцевины.Покои Валиде Султан.
В покоях было солнечно и пахло ароматным кофе. На диване около окна сидела женщина в сочно-синем платье, которое было расшито золотой нитью. Около столика, где и стоял кувшин с приятно пахнущим напитком, на шелковой подушке устроилась Санавбер, сверкая своими глазами, словно изумруд. До прихода светловолосой султанши, невестка с Валиде мило о чем-то беседовали. — Атике, дочка? — удивленно произнесла Кёсем. — Султанша — поклонилась фаворитка в голубых одеяниях. — Валиде — залилась ревом несчастная Атике. — Санавбер, можешь идти! — резко проговорила Валиде, кивнув головой, дабы дочь подошла ближе. Заплаканная султанша устроилась рядом с матерью и смотрела ей прямо в глаза, те что цвета небес. Лицо Атике покраснело от слез, а глаза обрели слегка зеленоватый оттенок. Голос дрожал, как и тонкие белоснежные ручки госпожи. Она была похожа на сорванный листок рожкового дерева, безжалостно кружившийся по ветру пытаясь беспомощно коснуться земли, обрести равновесие и спокойствие. — Говори, что тебе сказал Повелитель? — настояла женщина, слегка приобняв свою дочь. — Он казнит его… Казнит… Валиде, почему вы бездействуете? Почему не поможете своему зятю? Отговорите брата Мурада, прошу… Грех только на мне и Вам это прекрасно известно! Остановите это безрассудство! — Атике, ты же знаешь, как реагирует наш Повелитель на любое мое предложение. Он отвергает все, что бы я ни сказала, пусть это будет даже самое верное решение, но он не отступится — погладив по щеке дочь, говорила Кёсем с трепетом в глазах. — Как же легко отказываться, когда это не касается Вас! Скажите, честно если бы это был Ваш возлюбленный, вы бы так же отказались ему помочь? Или же перевернули весь дворец, ослушавшись Повелителя? — гневалась светловолосая, отстранившись от матери. — Что ты такое говоришь? Как такое возможно? В моем сердце только твой отец Султан Ахмед! Я понимаю твою боль, Атике. Но будь сдержаннее! Ты не можешь такие слова говорить необоснованно, иначе враги могут воспользоваться нашими эмоциями и тогда нам не поздоровится. — Обещайте, что помешаете этому! — начала рыдать вновь девушка, чей лик потерял улыбку и скорее всего навсегда. — Мы сделаем все возможное, моя хорошая.Главный сад.
В саду дворца пели птицы, играли лучики света, дразня цветных бабочек. Под шатром устроились Хасеки и Гульпери Султан, дабы развеется с детьми. Мехмед без устали играл с самодельным луком, представляя, что он охотится на дикого зверя, а Ханзаде с Пынар Ханым кружились около фонтана, хихикали и показывали пальчиками на ярко-розовые цветы водяной лилии, дивясь их красотой. Шемспери и Сесмишах же не искали путей проводить время вместе, держались стороной, стараясь не сближать своих детей с Хасеки. Они будто бы боялись, что произойдет тоже, что и с Кёсем Султан. Так им рассказывала Дженнет Калфа, что когда будущая Валиде Султан избавлялась от соперниц, не забывала об их детях. В последствие Кёсем воспитала шехзаде Махфируз, Гульбахар и Фатьмы. Хоть это было и нелегко, но она находила время не только для своих кровных детей, но и для того же Османа, что был самым старшим, для Баязида и Сулеймана, хотя их отношения были весьма непростыми. Это в своей избраннице неимоверно ценил покойный султан, калфа же рассказала данный факт не для того, чтобы напугать наложниц, а напротив, преподнести Кёсем в белом свете. Хотя ее мотивы были ясны, таким образом, она укрепляла власть, и ей почти удалось, ведь Махфируз так и не стала Валиде Султан при Османе, как впрочем, и сама бывшая гречанка. Эту отстраненность чувствовала и сама Айше. Нет, ей не приносило удовольствия присутствие соперниц, но дети ведь от любимого мужчины и Хасеки была не против общения их со своим Мехмедом и Ханзаде, а уж когда Кая подрастет, то и с ней. Больше всего ее настораживала Санвабер, ведь за ней стоит Валиде и одно время Мурад был увлечен ею. Зеленоглазая казалась опаснее Шемспери и Сесмишах вместе взятых, благо хотя бы ее сестра покинула дворец. — Хасеки Султан, ты задумчива сегодня — проговорила миловидная Гульпери. — Обстановка во дворце непростая, султанша. К тому же сплошные казни до добра не доведут. Я боюсь за Мурада, пусть он и жесток, но я знаю каково ему принимать подобные решения. Наступают сложные времена. — Это верно… — Внимание Султан Мурад Хан Хазретлери! — прокричал стражник, увидев султана, который приближался к шатру. — Повелитель — поклонились Хасеки и султанша. — Айше?! Гульпери?! — подойдя ближе, проговорил Падишах. — Мы решили прогуляться с шехзаде и султаншей, к тому же малышка Кая любит свежий воздух — улыбнулась султанша в бежевом легком одеянии. — Как наши дети, Айше? — посмотрев в ее карие глаза, вопросил Повелитель. — Все в порядке. Мехмед не находит себе места, мечтает вновь отправиться в Эдирне, чтобы поохотиться. Ханзаде растет истинной султаншей, а малышка Исмихан скучает по Вас. — Хорошо, я рад этому. Хоть какой-то лучик света — подойдя к колыбели маленькой султанши, произнес он, взяв Каю на руки. — Мурад? На тебе лица нет… Что с тобой? С Атике Султан повздорил? — с удивлением проговорила Хасеки. — Теперь она меня ненавидит. Считает тираном, не забыла напомнить про казненных мною братьев — поцеловав в лобик свою дочь, положил в колыбель с белыми ажурными простынями. — Гнев ее понятен, но никто не смеет оспаривать решение Повелителя — опустив взгляд, прошептала Айше. — Скажи, ты бы повторила эти же слова, зная, что я намереваюсь казнить нашего сына? — посмотрев на нее с пылающим огнем, произнес Мурад с раздражением в голосе. — Нет, этого не будет. Ты вовсе не тиран, как может отец убить собственного сына? Нет! — встревожено говорила Хасеки. — Отец нет, но Повелитель… Айше ты знаешь, что моя душа изорвана и причины тебе также известны. Как и то, что я проживаю две жизни — Мурада и Повелителя. Порой второй принимает кровавые решения, когда первый страдает от этого. Это невозможно остановить, такова участь правителей — говорил он с болью в глазах. — Любимый, я обещаю, в твоей душе будет спокойствие. Тебе никогда не придется страдать от пролития родной крови, только не отдаляйся от меня, мой Мурад — обняла Падишаха, прижавшись настолько сильно, чтобы он почувствовал ее присутствие и рассеял все сомнения и мрачные мысли.Гарем.
В ташлыке как обычно шумно, цоканье стаканов с щербетом и воодушевленные перешептывания. С уст наложниц не сходили сплетни о горечи Атике Султан, кто-то говорил, что Абаза Пашу казнят из-за того, что тот пособничал Шахину Гирею. Другие шептали про неверность Паши, третьи же предполагали, что это и вовсе все подстроено и вся суета сделана для отвода глаз, мол Атике Султан никогда не любила Мехмеда от того и казнят его. Версий было множество, одна другой противоречила. Одна лишь Санавбер светилась от счастья, увидев свою служанку Ясмин, жестом показала, чтобы та подошла. Светловолосая хатун поднялась с подушки, немного нахмурившись, так как разговор был интересен и ей не хотелось ничего упускать. — Султанша — поклонилась Ясмин. — Сегодня я иду к Повелителю в покои. Поэтому своего сына я доверяю тебе! Следи за ним внимательно — настаивала Санавбер. — Госпожа, но ведь Вам известно, что просто по желанию на хальвет пойти нельзя — опустила взгляд в пол, пробубнила Ясмин Хатун. — Твоего мнения никто не спрашивал, будто бы я не знаю порядки хатун! Валиде Султан так распорядилась! Лучше ступай, пусть подготовят все в хаммаме — улыбалась зеленоглазая султанша. За этим наблюдали Шемспери и Сесмишах, сидящие за одним столом, словно давние подруги, люто друг друга ненавидящие. — Мало нам албанской Хасеки, теперь эта персидская змея голову поднимает — фыркнула Шемспери. — Разве она персиянка? Ее же выкрали уже рабыней из дворца Хранителя покоев — нахмурилась темноволосая женщина, поправляя тугой корсет. — Не знаю, может и так. Меня мало интересует эта нахалка. — Сейчас узнаем… Санавбер Султан? — крикнула женщина в бархатном одеяние. — Что тебе Сесмишах? — безразлично посмотрела на тучную женщину, произнесла девушка в голубых шелках. — На хальвет собираешься? Ну, удачи тебе. Албанская Хасеки попытается помешать — хихикнула женщина с серыми глазами. — Этим ты себя утешаешь? — ухмыльнулась Санавбер. — Ладно тебе, не злись. Мне интересно, откуда вы с сестрой родом? — Мы боснийки. — Вот как? Интересно, Шемспери привезли из Венгрии, а я из Грузии. Раньше меня звали Джаглика, потом меня привезли в этот дворец. Хаджи ага подарил мне новое имя, обратив в истинную веру — улыбалась Сесмишах. — Меня же звали Адной, но более я ничего не помню, так как я была слишком мала, когда мы оказались во дворце Эмиргюнех. Сейчас я Санавбер Султан, фаворитка Повелителя и никто не встанет на моем пути, никто не посмеет распоряжаться мной! — резко проговорила и ушла прочь, оставив соперниц наедине с мыслями. — Какая же она хабалистая, уф… Адна… А теперь госпожа — фырчала Шемспери. — Ой, ладно... Надо их столкнуть с Хасеки, пускай грызутся — хихикнула женщина, поправив темные волосы.Темница.
Вытерев предательские слезы, стекающие по щекам, Атике ступала по темным коридорам, мечтая вновь увидеть его родные карие глаза. Почему, но почему из-за ее греха платит он? Тот, кто вернул ее к жизни, научил любить по настоящему, почему он стал для нее искуплением и расплатой за содеянное. Почему когда она полюбила Мехмеда, то стала терять его? Они прошли, тернистый путь к пониманию и осознанию светлого чувства. Тогда будучи невестой Атике была ранена, ее сердце было вырвано и подарено другому, который играл ее чувствами, пользуясь ими в своих целях. Любовь превратилась в ненависть и одно время султанша жила мыслями об отмщении. Но постепенно стала охладевать, Мехмед же трепетно ждал ее, когда она сможет принять его чувства и подарить свою частичку души. В этот период светловолосая девушка постепенно латала свои раны. Со временем она родила долгожданную дочь, которая стала отражением ее супруга и нрава Атике. Она так мечтала навсегда покинуть это проклятое место, даже вдали от дворца жесткие руки теней цепляли их, пытаясь разлучить. Она боялась увеличения полномочий и могущества Мехмеда, но спокойствие сна нарушило ее прошлое, ее главная ошибка. Как же больно быть причиной смерти любимого. Любила ли она Шахина? Скорее всего, нет, это было наваждением, страстью или же больной любовью, но не истинным чувством. Увидев, как он лишился головы, Атике не почувствовала ничего, будто бы не его руки ласкали ее, будто бы это было не наяву. Шахин был роковой ошибкой, черной меткой на светловолосой султанше, изменивший ее жизнь в корне. Да она стала взрослее, многое осознала, но такой ценой. — Атике Султан? Что вы тут делаете? Я не хочу, чтобы вы видели меня в таком виде — прошептал мужчина, в темном кафтане, который был пропитан пылью. — Я спасу тебя, спасу слышишь! Не остановлюсь не перед чем, даже ценой своей жизни! — Султанша, не вздумайте! Ваша жизнь дороже моей! Прошу Вас лишь об одном оберегайте нашу Фериде и вспоминайте раба Мехмеда только добрым словом. Не говорите дочери, что меня казнили как предателя, пусть думает, что я пал в бою. — Нет, не думай даже об этом! Слышишь! — начала вновь рыдать Атике. — Моя прекрасная госпожа, не лейте слез зря. Видеть Вас в смертный час милость — протянув руку через железную решетку, чтобы коснуться ее ланиты и вытереть слезы. — Я люблю Вас, Паша — прошептала светловолосая девушка, коснувшись его руки.Покои Валиде Султан.
Атике Султан прильнула к своей матери, уповая на спасения своего супруга. Кёсем гладила дочку по голове, шепча слова утешения, пытаясь подбодрить ее. Султанша больше не лила слез, но вид у нее был мрачным. В покои постучали, и мгновенье перед Валиде и Атике предстала Хасеки в светло-перламутровом одеяние. — Валиде Султан! Султанша! — поклонилась Айше. — Что такое? Что-то с Каей? — вопросила Кёсем, слегка поправив платье темно-фиолетового цвета. — Нет, я хотела поддержать Атике Султан и поговорить с Вами. — О чем? Сейчас не самое подходящее время! — Почему вы продолжаете со мной враждовать? В чем моя вина? Потому что Повелитель привязан ко мне? — настойчиво говорила девушка с карие глазами. — Какая еще вражда? — воспротивилась Валиде, когда ее дочь подняла голову, дабы присесть ровно на диване. — Санавбер. Вы посылаете ее к Мураду этой ночью. Сначала Хранитель покоев, теперь вы. Для чего это? — Это гарем, Айше. Таковы правила! Тебе прекрасно известно об этом, к тому же ты еще не можешь идти на хальвет, так как ты недавно родила и еще время не пришло. — Я это все прекрасно понимаю, но скажите Валиде. Не вы ли плевали на все эти правила, будучи на моем месте? — Кто ты такая? Как ты смеешь сравнить себя и Валиде Султан? Пока ты ублажаешь Повелителя, наша Валиде завоевывала Империю, боролась с врагами, несколько раз на дню умирала. Ты наложница, рабыня, несмотря на то, что был совершен обряд никях — завелась Атике, привстав с дивана. — Дочка, тише. — Простите султанша, но вы не смеете говорить в таком тоне со мной, я Хасеки и законная жена, выше Вас, несмотря на отсутствие благородной крови — промолвила Айше, оставшись под впечатлением от слов светловолосой Атике. — Айше, немедленно иди к себе. И не смей ко мне врываться с расспросами, вон! Занимайся лучше детьми, Хасеки — прорычала Кёсем, гневно посмотрев на невестку. Кареглазая девушка смолчала и поклонилась Валиде, хотела уже покинуть покои, но стоило ей обернуться, как за ее спиной очутился невысокий евнух в пестро-красном кафтане. — Валиде! Султанши…. — тянул время Хаджи, опустив взгляд. — Что такое? Говори! — рявкнула на эмоциях Валиде. — Повелитель… — Что? Говори же — повторила Атике. — Повелитель казнил Абаза Пашу — мрачного проговорил Хаджи ага. — Нет! Нет, этого не может быть! Нет! Нет — кричала Атике, прибывая в истерике сползла на колени. — Атике, доченька — прижав к себе, начала успокаивать Валиде. Посмотрев на Хасеки, которая остолбенела от ужаса. — Нет, не трогайте меня! Нет! Абаза Паша, мой Мехмед! Уйдите от меня! Вы мать убийцы! Этот дворец убийц! — продолжалась истерика у султанши. — Фисун, уведи Фериде отсюда. Хаджи немедленно позови лекаря! — кричала Кёсем. Спустя мгновение мать с дочерью остались наедине, вторая так же была безутешна. Она почувствовала, как у нее темнеет в глазах и как усиливается шум в ушах, веки тяжелеют и силы покидают измученное тело. — Атике! Атике! Что с тобой! Сибель Хатун, скорее! — кричала Валиде.Покои Султана Мурада.
Вся вторая половина дня была суматошной из-за казни визиря, но одной лишь Санавбер было все нипочем, ведь ей предстояла долгая ночь в объятьях Повелителя. Зеленоглазая девушка облачилась в самый роскошный наряд, который у нее был. Сейчас она ступала по Золотому пути сзади нее шли Бихлюль ага и Лалезар Калфа. Еще чуть-чуть и она бы уже подошла к дверям покоев, но ее опередила Хасеки, сверкнув белоснежным платьем устланным жемчугом. Санавбер задыхалась от злости и готова была броситься туда же прямиком за ней, но ее одернул Бихлюль ага. — Стой! Куда спешишь — держа за руку, проворчал светловолосый евнух. — Как ты смеешь так со мной обращаться? Перед тобой султанша! — ворчала она. — Тише, тише! — успокаивала ее Лалезар. — Пойдем назад, если Хасеки вошла в покои, то это надолго — шептал Бихлюль. — Нет! — противилась Санавбер, глаза у которой горели от ярости. — Идем, идем — повторила калфа.***
Проскользнув в покои, Айше увидела Мурада в опьяневшем состоянии. Она прекрасно знала о его страсти к вину, но таким его не видела никогда. Султан развалился на диване, поставив бокал рядом с кувшином. — Мурад? — подойдя ближе, произнесла Хасеки. — А, Айше? Вот уж не ожидал тебя тут увидеть. Моя Валиде кого-то должна была прислать. Та хатун обязана исполнять все мои прихоти, я ведь Повелитель, не тиран! Как я могу со своей Хасеки так обходиться? — бубнил Мурад, поправив свой темный халат. — Любимый, ты слишком пьян. Не понимаешь, что говоришь. Пойдем, я уложу тебя спать, Мурад, пойдем! — пытаясь помочь ему идти, говорила кареглазая. Султан, оперяясь о хрупкую девушку шел, но ярость переполнила его. Он схватил свою супругу за шею и начал шипеть. — Каково тебе? Каково тебе быть супругой тирана? Нравится ли тебе ласкать того, кто руки обагрил кровью? Они в родной крови, крови соратников! Скажи! Как ты можешь любить это чудовище? Если бы душа отражалась на внешних чертах, ты бы ужаснулась, моя Хасеки — глядя в глаза, рычал султан, продолжая держать ее за шею. — Я люблю тебя Мурад, со всеми твоими демонами! Я понимаю твою боль, но это не выход упиваться красным ядом — смотрела кареглазая на Повелителя и видела огромную бездну в его душе. — Прости меня, моя Айше. Мне нужно было выговориться — прижал к себе девушку, поцеловав в щеку. В его объятьях она осознавала, что его боль перерастает в нечто большее и этому нет конца. Хасеки обещала держаться до конца, так и будет.