Дымом догорает твоя свеча, Ты больше никто, ты здесь не нужна Судьбою горюя, белугой крича, Ты больше никто, ты здесь не нужна...
Гарем.
Краски поблекли обретя черный облик, что символизировало скорбь и тоску. Стихли звуки, праздность и роскошь потеряли свою мирскую суть. Наложницы были безмолвны не смея поднять голов, когда в ташлык вошли представители семьи султана. Первой ступала Валиде Султан, не утратившая своей стати и грации даже находясь в трауре, ее волосы покрывал черный, словно ночь шелковый платок. Многие ее впервые увидели без множества украшений, а кто-то и ее искренние слезы. Рядом с ней была Сесмишах, потерявшая свою былую красоту и румяность, казалось что женщина постарела на несколько лет. Валиде придерживала убитую горем невестку, изредка поглядывая в сторону Хасеки, что была с дочерьми и Гевхерхан Султан. Слегка отстраненная была Санавбер Султан, казалось, что она не понимала как ей себя вести, ловя взгляды наложниц, султанша опустила голову. Шехзаде Мехмед и Аллаедин находились рядом с отцом-Повелителем, как и требовали того обычаи. Кромешная тишина позволяла услышать дыхание сгорающей матери дотла, увидев, как гаремные аги несут величественно-золотой гроб Сулеймана. Пара мгновений и стали слышны всхлипы и причитания женщин, сложно было разобрать чей голос звучал, ибо шепот сливался в молитву и лишь пронзительный крик Сесмишах, заставил всех умолкнуть. Женщина бросилась на гроб с несвязными криками, ее глаза не видели толком ничего, ибо серость глаз запеленали слезы. Слуги и сама Валиде пытались, удержать женщину, но та была безутешна. Кёсем ей что-то говорила, но султанша словно не слышала ее, упав в обморок, оставшись совсем без сил. Лекари тут же подоспели, уведя женщину обратно в лазарет. Все стояли как оцепеневшие, несмотря на то, что похоронная процессия прошла через гарем. Даже самые стойкие женщины не ронявшие слез впредь, не смогли остановить поток соленых слез при виде Сесмишах Султан. — Я молю Всевышнего, чтобы ты никак не была причастна к этому инциденту, Айше — прохрипел голос Валиде Султан, из-за которого порой у Хасеки начинало все гореть внутри. — Вам же прекрасно известно, Валиде. Но я уверена, была бы маленькая лазейка и вы бы с удовольствием отправили меня на плаху! — вытирая слезы, дрожащим голосом произнесла Айше Султан. — Что за дерзость? Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — рассердилась Кёсем. — Простите, Валиде. Но я долгие годы задаюсь одним и тем же вопросом. Почему вы так меня ненавидите? В чем причина, Валиде? Кёсем посмотрела на невестку с неопределимой болью в голубых глазах, оставив ее без ответа.Покои Султана Мурада.
После похорон Хасеки направилась к Мураду, дабы поддержать его, понимая насколько ему сейчас тяжело. По пути в покои ее мучили сомнения, примет он ее или же он утешается вместе с Сесмишах. Да она понимала, что скорбь сближает, но будущего у них с Сесмишах не было, тогда почему Айше разрывала даже мысль о том, что с ним просто будет какая-то женщина? Ревность или же безумная любовь это? Она не находила ответа на этот вопрос, как и на многие другие. Главное, что она сейчас испытывает неимоверную боль от осознания того, что ее Мурад страдает. Наверное это и есть единение душ, когда чувствуешь боль человека и не можешь ничего сделать с этой болью, разве что, как залечить раны его. Подойдя к покоям Айше встретила Силахтара Пашу, тот кивнул ей в знак почтения и она повторила столь же неловкий жест. По глазам мужчины можно было прочесть состояние Повелителя. — Султанша, Падишах не желает никого видеть — с грустью произнес Паша. — Силахтар! Пропусти меня. Он нуждается во мне! — роняя слезы, выпалила Хасеки. — Простите, госпожа. Но… Кареглазая не стала более слушать седеющего Пашу и беспринципно ворвалась в покои. Мурад сидел на диване в тот монет и судя по всему опустошил не один кувшин с вином. Султанша тут же направилась к Падишаху своего сердца. — Я же велел никого не выпускать! Как ты посмела меня ослушаться? Как ты смеешь врываться сюда? Я не хочу тебя видеть! — кинув стакан с вином, кричал султан. — Прости, меня. Но это не выход! — прижалась к нему, Айше дабы сдержать его пыл и бушующий гнев внутри его. — Это насмешка, Айше. Насмешка надо мной. Я прогневал Всевышнего убив братьев, теперь же он моими руками забирает сыновей. Сначала выкидыш у Шемспери, Ахмед и вот теперь Сулейман… — Нет, Мурад. Это не так. Совсем не так! Ты не виноват в этом, такова судьба. Не без участия предателей, конечно. — Каких еще предателей? — возмутился Мурад, поправляя волосы на голове. — По гарему давно ходит убийца. И теперь такое случается с шехзаде Сулейманом. К тому же судя по всему целью изначально он не был, а наш Мехмед. — Мне известно обо всем. Но я не вижу здесь никакой связи, Айше. Смерть Сулеймана — халатность конюхов, что не закрепили седло как полагалось. Белет ага и все кто прислуживал в султанской конюшне, на рассвете казнены. — Мурад, но. — То, что касается гарема, Валиде тщательно расследует кто все-таки убийца и уж поверь, кто бы это не был. Он поплатится жизнью как и нерадивые слуги — с блеском в глазах, произнес султан. Хасеки ужаснул этот взгляд, она видела его и нередко, однако это не сулило ничего хорошего. Вновь прольется кровь, вновь. Накануне похода…Этаж фавориток.
Пока шехзаде Аллаедин находился вместе с Валиде Султан, Санавбер ждала вестей от своей служанки Ясмин. Сказать по правде ее ужаснула, столь неожиданная гибель шехзаде, но ведь таким образом ее сын стал на шаг ближе к трону, оставался лишь только Мехмед. Султанше закралась мысль, если бы Юсуф Паша в свое время стал бы ее поддерживать и вскоре не скончался бы, то возможно ее шехзаде остался бы единственной надежной, но увы. Теперь она вновь обязана искать новую опору для своего шехзаде. Порой она думала о Валиде, ведь ненависть к Хасеки всем известна и использовать это чувство в свою пользу, звучало заманчиво, но Санавбер не решалась, ибо можно нехило обжечься. — Что такое Ясмин? — увидев светловолосую служанку, поинтересовалась султанша. — Гарем кипит, все негодуют о том кто так мог поступить с шехзаде. Те наложницы, что поддерживали Сесмишах Султан смело называют имя Хасеки, те что по другую сторону защищают мать Мехмеда. — Дай, Всевышний они переубивают друг дружку. Тогда наступит мое правление и время моего сына. — Аминь, султанша. — Что-то еще? — Пришли вести от Вашей сестры Хуричехре. Состояние неважное, она скитается по съемным домам с двумя детьми и калфой, что помогает ей. — Что она просит? — Вашей помощи, султанша. — По ее милости, я теперь тоже вынуждена искать новые пути к вершине. Ладно, хорошо. Отправь ей это, выбери ткани что тогда мне не понравились и украшения, что больше не ношу — показав на сундучок с акче, произнесла Санавбер. — Как прикажете, госпожа!Лазарет.
Комната была полупустой, лишь множество кроватей и одна лишь Сесмишах Султан, убитая горем. Она ли это или же ее тень, оставившая след после себя? Возможно она и умерла в тот день вместе со своим сыном. Все в один миг стало пустым, день сливался с ночью, не было больше жажды быть самой красивой, нося высокие короны, компенсируя тем самым свой статус. Нет больше желания быть на вершине, как и мечты хоть еще раз оказаться в объятьях Падишаха. Вот так и пропадает вкус любимых сладостей, неудачи соперницы не заставляют биться сердце чаще. Все пустое, когда уходит из жизни человек, который был всем, а уйдя он оставил огромную бездну, которая вряд ли когда затянется. От ужасающей боли, султанша стала совсем на себя не похожей. Лицо побледнело, а под некогда красивыми глазами, появились тяжелые мешки, отражая всю ее тоску. Порой она забывалась, где находится и часто говорила что-то несвязное, называя себя прежним именем. Увидев свою госпожу в таком состояние, Айлин не сдержала слез. Хатун присела рядом с Сесмишах, дабы как-то поддержать в трудные минуты. — Султанша — произнесла Айлин. — Мамочка? Это ты? Скажи Гике, пусть не кричит. Она мешает мне спать по утрам. — Госпожа? Я не понимаю, о чем вы. Я принесла Ваш любимый луком, поешьте. Вам необходимо набраться сил — дрожал голос у девушки с раскосыми глазами. — Гика! Маленькая Гика, тише… Тише, эти пираты не сделают нам ничего, я защищу тебя, моя маленькая сестренка… Айлин поняла, что султанша лишилась разума, так еще по ее вине, не сдержавшись девушка начала рыдать, шепча слово «Прости». Увидев это лекари велели, хатун покинуть лазарет, не утомляя султаншу своими горестями. Дав Сесмишах лекарство, дабы та заснула, на пороге показалась Валиде Султан. — Как она, хатун? — Очень плохо, Валиде. Если она не пойдет на поправку, возможно придется перевести ее из гаремного лазарета. Иначе она может быть опасной. — Делай, что велено. Приглядывайте за ней тщательно, чтобы никаких ошибок, иначе я спрошу с вас! — Слушаюсь, Валиде Султан.Покои Валиде Султан.
Вернувшись в свои покои, Валиде распорядилась, дабы ей подготовили щербет с мятой. Оставшись наедине с Хаджи агой и Гизем, султанша поведала о самочувствие Сесмишах. — Состояние ее плачевное, скорее всего она обезумела. Потеряла рассудок. Да и как тут не потерять, она так тряслась из-за сына и в один миг его не стало… Ужасная участь матери хоронить своих детей. — Есть надежды на выздоровление? — спросила Гизем. — Нет такого лекарства, чтобы смягчало боль от потереть, хатун. Но если ты о состоянии ее в целом, тот эта женщина всегда отличалась стойкостью, хотя многое с ней произошло в гареме. Начиная от первой ночи с Повелителем, заканчивая участью отвергнутой женщины. Она держалась из-за злобы, мести и поверь это чувство, порой сильнее любви, скорее всего выкарабкается. — Валиде, по всем традициям ее должны выслать в старый дворец. К тому же в подтверждении Ваших слов, в гареме прольется кровь и это еще один повод выслать бывшую султаншу — воспротивился евнух. — Не тебе меня учить порядкам и законам, Хаджи. Пусть останется, дальше решим как нам с ней поступать. Однако я вас позвала не только за этим. Необходимо тщательно приглядывать за детьми фавориток, меня не волнуют женщины сына, только дети и если с ними что-то случится, то я спрошу с вас! — Как прикажете — поклонился Хаджи. — Что известно о любовнице перса? — внезапно задала вопрос Кёсем. — Как выяснилось она скитается по домам Стамбула, к тому же судя по всему ее поддерживает Санавбер Султан. Желаете ли чтобы мы привели ее во дворец к Вам на допрос или же лично предпочитаете навести визит? — В этом нет необходимости, Хаджи. Мне были интересны причины гибели жалкого перса, а до его потаскух и отпрысков мне нет дела.Хаммам.
Хасеки ступала по коридорам дворца вместе со своей верной Нарин Калфой. Каждый посторонний звук вызывал ужас на лице кареглазой. Больше всего она боялась за детей, ведь они ее плоть и кровь, а потеряв еще одно дитя вряд ли перенесет подобное потрясение. Мысли о маленьком Ахмеде, вызвали дрожь по телу. — Султанша? — подойдя к султанскому хаммаму произнесла рыжеволосая калфа. — Ты ступай и внимательно приглядывай за детьми. Скажи это же и Элени! По дворцу разгуливает убийца — опустив взгляд, сказала Айше. — Но, госпожа. Я распоряжусь, чтобы слуги стояли около дверей, пока вы будете в хаммаме. — Их цель не я, Нарин, а члены Династии. — Но… — увидев жест, калфа более не стала возражать. Перед Хасеки открылись двери и она оказалась напротив огромной ванны, скинув аккуратно шелковый халат Айше забралась туда, ощутив жгучую теплоту ароматизированных вод. Султанша хотела смыть сегодняшний и вчерашний день в этой мыльной пучине, забыться на некоторое время о печалях и невзгодах, осмыслить что же она сделала не так. Закрыв глаза она подумала о том, что счастье лишь мгновенье, а горести бесконечно преследуют всех жителей дворца. Айше так погрузилась в свою думу, что не услышала приближающиеся шаги. Лишь легкий холод пробежался по тонким рукам госпожи, от чего она и открыла глаза. Над ней стояла она — Сесмишах. Если ее так еще можно было называть, серые глаза обрели искры безумства, а некогда красивые губы сжались в злой ухмылке. Темно-пепельные волосы небрежно были взъерошены, а сама некогда пышная султанша была облачена в темное одеяние. Резкое движение и грубая рука схватила Хасеки за волосы, от чего кареглазая вскрикнула, но был ли толк? — Это все ты! Ты грязная албанская тварь! Как ты появилась моя жизнь была уничтожена! — с ненавистью в голосе, говорила Сесмишах. — Нет! — успела крикнуть Айше, перед тем как погрузилась в воду. — Это ты проклятие этого дворца! Тебе мало нашего Повелителя, так ты Валиде Султан захотела стать? — вытащив голову из воды соперницы, продолжала Сесмишах. — Нет, остановись. Это не я! Мне ясно твое горе, да и как я посмею? — откашливаясь, начала тянуть время Айше. — Я не верю тебе, лживая дрянь! Ты забрала мою жизнь и сына, а я заберу твою! И тогда все кончится, так и знай это твой конец, Хасеки! — со злобой вновь начала топить Айше, держа как можно сильнее. Кареглазая султанша выбивалась из-за всех сил, но все тщетно она лишь напрасно расходовала энергию. Почему-то в последний момент она отчаялась, что кто-то придет ей на помощь от того перед глазами девушки пролетела вся ее жизнь, с момента появления во дворце до сегодняшнего дня. Все счастливые моменты и события наполненные только болью. На этом все, конец больше ничего не будет и султанша канет в лету, но она вдруг услышала голос любимого он произносил ее имя. — Султанша, о Всевышний! Стража скорее уведите Сесмишах в лазарет. Она совсем обезумела! Немедленно! Доложите Валиде Султан и Повелителю — кричала Нарин. — Отпустите! Я приказываю отпустить! Я Ваша госпожа! — визжала Сесмишах, вырываясь, в руках у которой было несколько волос кареглазой султанши. — Айше Султан, придите в себя! Стража, скорее лекарей! — видя, что Хасеки изрядно нахлебалась воды. — Нарин? А где Мурад? Что с ним? — еле говорила кареглазая. — Повелитель у себя. Не беспокойтесь, султанша так это не оставят на этот раз — укутывая госпожу в полотенце, говорила калфа. — Ты вновь спасла меня, проси, что пожелаешь… Я впервые испугалась смерти, но не потому, что меня однажды не станет, а лишь потому что я больше не смогла бы увидеть Повелителя и обезопасить детей… — Ну, что вы султанша. Теперь все позади, Сесмишах поплатится за это.Покои Султана Мурада.
Кёсем вошла в покои сына, дабы поддержать его в трудную минуту, несмотря на то, что в последнее время они и вовсе отдались. Перед ними была непреодолимая пропасть и причина тому власть. Она настолько искусила ее, что более не могла расстаться, видя что ее шехзаде давно вырос и превратился в Султана Мурада. Пропасть образовалась, когда Мурад отдал приказ казнить своих братьев, казалось именно тогда Кёсем возненавидела его, хоть и скрывала это под холодной фразой «Так пожелал Повелитель». — Мурад? — выйдя на балкон вполголоса произнесла султанша. — Неожиданно видеть Вас здесь, Валиде — не оборачиваясь, проговорил султан. — Почему же? У тебя горе и вполне знакомое мне, я хотела бы придать тебе сил. — Спасибо за заботу, Валиде. Теперь я познал каково было Вам в тот роковой день. Это пронзающая боль будто бы в твое сердце вонзается тысяча стрел. — Нам не стоит ворошить прошлое, мой Лев — сев рядом, посмотрела на сына, произнесла Кёсем. — А что делать, если мое прошлое преследует меня? Что если я вынужден из-за дня в день приносить в жертву кого-то? Я пролил кровь братьев, теперь дворец требует крови и если этого я не сделаю, то польется моя кровь. — Это все предрассудки, Мурад! Жизнь не строится из одних белых полос! Нельзя опускать руки, да твое горе велико, но посмотри на меня! Если бы я тогда сдалась, говорила бы я с тобой? — Только вы сейчас и тогда, разный человек совершенно, Валиде. — Как и ты, мой Мурад. Есть мой совестный сын шехзаде Мурад, а есть Султан Мурад. Бремя власти поделило нас на до и после, а раз уж так это случилось, надо бороться до конца. И запомни я тебе не враг, Мурад. Что бы тебе не пели визири Совета и что бы не думал обо мне Султан Мурад. Я твоя Валиде, кроме тебя у меня нет никого ближе, дочери отдались от меня. Не поступай и ты так. — Я не желал нашей разлуки, Валиде. До какого-то момента я Вас не понимал и видимо я только в начале пути осмысления Вашей сути. — Все получится, Мурад. Я обещаю быть сдержанной в своих шагах, понимая, что тебя это может задеть. — Хорошо. Вы пришли только поддержать меня? Больше не хотите ничего поведать? Например о том, что на жизнь моей Хасеки было совершено покушение? — настойчиво произнес Мурад. — Я хотела поговорить как раз об этом. Состояние Сесмишах известно, она сломалась. Возможно верным решением будет выслать ее в старый дворец. — Это слишком мягкое наказание, Валиде! Каждая осмелевшая может нападать на мою жену и отправиться всего лишь в старый дворец? Ее казнят, Валиде. — Нельзя принимать решения в гневе, порой эмоции не самый лучший советчик. Участь твоей фаворитки и так незавидная, ведь она потеряла единственного сына! Казнь в ее случае слишком жестоко. Прошу отправим ее в старый дворец. — Это в последний раз, Валиде. Если еще что-то произойдет в гареме, я смещу Вас с должности! Отправлю вновь в Эдирне, раз вы не можете управлять гаремом, как следует. Что касается Сесмишах, то вышлите ее утром же, как требуют того традиции и чтобы более я о ней не слышал.