Мы все марионетки у жестокой судьбы, От воли до боли, верности и тьмы, От веры до меры, истерики и мольбы, От воя до боя, меркантильности и сумы, Мы заложники времени беспощадной судьбы...
Комната Санавбер.
Зеленоглазая султанша сидела на роскошной подушке около невысокого стола, на котором были небрежно расставлены флаконы с жидкостями. Женщина смешав несколько снадобий, резко взболтала мутное содержимое. Поставив тусклый пузырек, Санавбер внимательно наблюдала, как оседает осадок, сменив ни раз свой цвет. Дождавшись, когда жидкость станет прозрачной словно слеза младенца, она улыбнулась, позвав к себе Ясмин Хатун. — Слушаю, госпожа! — произнесла в поклоне служанка, выйдя из внутренних покоев шехзаде. — Вот! Это и есть начало конца нашей Хасеки — указав на флакон, проговорила султанша. — Яд? Но… Это весьма рискованное решение. Неужели вы думаете, что лекари не распознают отраву? — сомневалась светловолосая девушка, стоящая напротив Санавбер. — Будь спокойна, Ясмин. В свое время пока моя сестра, да и ты мечтали стать наложницами принца, я прислуживала в лазарете. Лекарши и повитухи учили меня изготовлению лекарств для женщин. Про яды естественно не было и речи. Так вот есть такие снадобья, что позволяют расслабиться и засыпать крепко, что-то примерно такое и подают Айше. И это лекарство не навредит ей, если же не добавить, вот это — вновь показав взглядом на пузырек, настаивала султанша. — И что же это, госпожа? Вы предлагаете мне заменить ее лекарство на вот это? — испуганно поинтересовалась Ясмин. — Не заменить, а добавить всего пару капель в ее флакон. Ты так и не стала чуть сообразительнее, хатун. В этом пузырьке ночные капли, позволяющие засыпать не ощущая боли, обычно такое дают в крайних случаях и после тяжелых родов или же ран. В Персии их называют «Слезы утешения». Все дело в дозировке, каждодневное применение будет убивать ее медленно и никто не подумает о яде, ибо все будет походить на послеродовую болезнь. И так пока она и вовсе не угаснет — с блеском в глазах рассказывала женщина в бирюзовом одеянии. — Но, а если кто-то заподозрит? За Хасеки следят тщательно… Да и к тому же Повелитель охладел к ней. Может и вовсе не стоит так рисковать? — сомневалась служанка. — Ты боишься? Хочешь отступить? Пути назад нет, Ясмин и ты это знаешь. Ты поклялась мне служить и я спрошу с тебя за непослушание. К тому же меня не интересует ее любовные отношения с султаном! Борьба пошла за власть, а не за место на ложе Падишаха. Я не желаю повторять судьбу Сесмишах, но избавившись от Айше, тогда ее сын перестанет быть опасен, так как более не будет той самой защиты — встала с подушки, взяв флакон она приблизилась к хатун. — Хорошо, убьете Айше Султан и что дальше? У шехзаде Мехмеда кроме нее есть отец-Повелитель и Валиде Султан. Как вы их одолеете? — продолжила возражения Ясмин. — Падишах занят делами государства, да он распорядится чтобы шехзаде охраняли, но кто он без щита матери? Кёсем Султан? Валиде трясется за свое положение. К тому же более чем уверена, что ей угоден непокорный сын, чем внук. Ну и пока она будет укреплять свое положение в Совете, жизнь старшего шехзаде будет у меня на устах — ехидно улыбнулась Санавбер, особо смакую последнюю фразу. — Я сделаю все как вы велите, Санавбер Султан, но я не стану участвовать в грязных интригах. Кровь шехзаде будет на Ваших руках — взяв флакон из рук султанши, сказала светловолосая хатун.Дворец Гевхерхан Султан.
Султанша сидела на кровати, анализируя утренний разговор с Валиде. Руки ее опускались и она не верила более в чудо, но мать придавала ей сил, несмотря на сложные отношения. Указав на одно из украшений, лежавших на бархатных подушках, дала понять, что выбранные драгоценности ей по душе. Передав мешочек с акче своей верной служанке Эдже, сделав единственный жест, дабы все оставили ее одну и расплатились с еврейским купцом за предоставленное ей в пору колье. Прежде драгоценности вызывали в ней трепет и от того ее глаза сияли, когда на ее тонкой шее красуется очередное ожерелье. Теперь же все это переросло в традицию, султанша должна быть статной и величественной, но имеет ли это смысл, когда душа рвется на части? Имеет, ведь она дочь Кёсем Султан, сильнейшей госпожи, та что сделала себя такой из простой гречанки Анастасии. Гевхерхан неловко осознала, что закаленность матери состоит лишь в том, что она добилась невероятных высот будучи обычной наложницей. Верно, жить в гареме среди сотни красавиц и оставаться в сердце Падишаха нелегкая задача. Но почему же безродным рабыням не чуждо счастье? Почему они становятся султаншами, родив сына, а то и с десяток детей? Почему такая несправедливость в этом затхлом дворце? Ведь султанши по крови по сути разменная монета Падишаха и Валиде, а какая-то одалиска в последствие может править миром. Эти мысли были лишь вызваны всплеском гнева, ведь Гевхерхан никогда не мечтала о власти в отличие от своей старшей сестры. Основное место в подсознание занимал ребенок, что должен когда-нибудь родиться. Впервые за долгое время она вновь начала питать надежду, услышав, что есть некий целитель, Газиф Эфенди. Тот самый Эфенди, что спас Фатьму Султан из объятий смерти. Султанша поверила, что все наладится, но ее размышление прервал Силахтар. — Мустафа? — неожиданно произнесла госпожа, назвав супруга по имени. — Султанша — слегка улыбнулся ей в ответ седеющий мужчина. — Я думала ты на Совете Дивана — удивленно сказала женщина, встав с кровати оправила холодно-серые юбки платья. — Появились более важные дела, да и к тому же я давно не проводил время вместе с семьей — приблизившись к супруге, произнес Силахтар. — Это просто чудесно! Мне как раз хотелось поделиться с тобой, почувствовать твою поддержку. Сегодня Валиде подарила мне крылья и я вновь ощутила силу, она вдохнула в меня надежду, Паша! — озаряясь улыбкой лепетала Гевхерхан, она так шла ей и Силахтар смотрел на нее как и в первый раз. — Что? О чем же вы султанша? — вернувшись в реальность, поинтересовался мужчина. — Ребенок… Возможно не все потеряно — взяв супруга за руки, прошептала она, будто это их секрет, сокровенная тайна. — Гевхерхан… Я не хочу, чтобы ты обнадеживалась заранее. Ведь если что-то будет не так, ты вновь будешь безутешна, причиняя себе боль, а я не могу видеть твоих слез… Мы много раз говорили об этом, у нас уже есть дети, султанзаде Селим мне как сын, а наша дочь? Она ведь само очарование! Я не прошу тебя о многом, лишь дари тепло, любовь и заботу нам, а если Всевышний будет милостив, то он позволит еще одному дитя родиться. Поэтому нет смысла блуждать по знахаркам, целителям! — без всякой официальности он говорил с ней только на крайне откровенные темы и это была одна из них. — Но, Силахтар? — Не надо лишних слов — поцеловав супругу в губы он уложил ее на постель.Мраморный павильон.
Кеманкеш направился на место встречи сразу же после того как заседание Совета завершилось. Хаджи ага сообщил ему о желании Кёсем и он повиновался, видя испуганность в глазах евнуха, которая говорила о неприятном и тревожном. Паша топтался на месте размышляя о том, что же могло произойти и от каждой безумной мысли Кеманкеша бросало в дрожь. Больше всего он боялся, что его госпоже как-либо навредят и он заметит в голубых глазах разочарование… Разочарование в нем и их запретной любви. Спустя мгновение он увидел, что султанша приближается к нему в янтарно-красном одеянии, словно обжигающее пламя. Паша сдержав эмоции связанные с восторгом поклонился перед Кёсем Султан. — Султанша — тихо произнес Кеманкеш, ощущая как замирает его дыхание при виде нее. — Дело срочное, Паша — отрывисто сказала женщина, дав понять, что и впрямь все серьезно. — Что же стряслось? — выпрямившись, поинтересовался он, ощутив ее чарующий аромат все еще нежной кожи. — Силахтар. Он знает о нас! Грозился все рассказать Повелителю если я не покину столицу — дрожащим голосом с ноткой обиды говорила она, видя как мужчина стоящий перед ней не сводит глаз. — Не может быть… Может он блефует? Да и где вы могли с ним встретиться? — резко вспомнилось, что Великий визирь отсутствовал на Совете Дивана. — Во дворце дочери. Для нашей цели необходима была печать визиря, но ее не удалось выкрасть. Возможно в гареме есть лазутчики Паши, ибо он знал о моем намерении — сделав шаг ближе к Кеманкешу, говорила она. — Что же вы наделали, госпожа? — вспыхнули осколки гнева от беспечности женщины, что так манила его. — То, что и должна была. Но имеет ли это смысл если Силахтар знает о нас? Не сегодня так завтра это раскрылось и возможно в тот раз он не стал бы торговаться, а прямиком направился к Султану Мураду. Знаешь, что бы было потом? — перешла в наступление, дабы Кеманкеш не отказывал ей в желании, что так рискованно, но когда это было иначе? — О, Всевышний! Я не хочу даже думать об этом… Не хочу, чтобы Вам причинили вред… Это слишком для меня — с грустью в карие глазах, проговорил высокий мужчина в темном одеянии. — А я не желаю терять тебя, Кеманкеш! Поэтому Великому визирю пришел конец — твердо сказала женщина и не один мускул на ее прекрасном лике не дрогнул. — Султанша, вы знаете о моих чувствах к Вам… Возможно верным решением будет покинуть столицу и тогда мы сможем быть рядом, не прячась от каждого шороха по павильонам дворца. Возможно это и есть шанс на счастливое будущее — с любовью в глазах, произнес Паша. — Кеманкеш, я также мечтаю о нашем счастье, о спокойствии сна. Тебе это известно как никому другому, ведь только тебе я могу излить душу. Однако все это невозможно в случае шантажа Силахтара. Пойми это уже наконец, он будет дергать нас за нитки, как марионеток. Пока мы не покончим с ним… — взяв его за руку, глядя в бездонные глаза говорила Кёсем Султан, раскрываясь перед ним как роза, показывая свои страхи. — Вы хотите, чтобы я убил Великого визиря? — ощущая как бешено колотится его сердце от одного лишь ее касания, сглотнув тяжело, спросил Паша. — Если не ради меня, то во имя любви, что есть между нами — положив вторую руку на его, прошептала Кёсем. — Я сделаю это для Вас. Любое Ваше желание для меня закон — уверенно промолвил он. — Хорошо. Я знала, что ты все поймешь, Кеманкеш. У меня есть кое-какие мысли, никто и не заподозрит нас — улыбнувшись, сказала султанша и ее глаза вновь засияли.Рынок.
Получив очередной сундук с акче от сестры, кучерявая женщина накинув оливкового цвета платок, покинула временное пристанище, дабы купить свежего хлеба и зелени, да сладостей детям. Жизнь без Юсуфа катилась стремительно вниз, Хуричехре по сей день жива лишь из-за Бэхэрэма и Заремы. И если бы не они, возможно черноглазая канула в след за возлюбленным персидским принцем. Сейчас же осознав все свои ошибки в прошлом она корила себя за колдовство и попытки избавиться от Фатьмы Султан. Поступи бы она иначе, то возможно ее принц был бы жив, но увы чернила высохли и нет возможности переписать судьбу. Пройдясь по знакомым торговым лавкам Хуричехре отправилась обратно домой. Что же есть для нее дом? Ночлежка в захудалом районе рынка столицы? Дворец, где наслаждается жизнью Санавбер? Тот дом, что подарил Юсуф и отобрала Фатьма Султан? Или же сердце ее возлюбленного, в котором хранились воспоминания о счастливых моментах с ним. Их судьбы пересекались дважды и так беспощадно оборвались, оставив на память два плода от этой страстной любви. Небольшую комнату сложно назвать домом. Здесь им едва хватает всем места, Хуричехре и двое детей с знахаркой Сарифе, что так же верно служила ей. Затворив скрипучую дверь, чернобровая отломила по большому куску горячего хлеба детям, устроившись сама в углу душной комнаты, дабы разобрать дары сестры. В сундуке лежали ненужные украшения, что потеряли вид, старые платья, что были несуразными и потрепанными. Все это казалось тряпьем, которое стало за ненадобностью султанше, но имело какую-то ценность для старшей сестры. Женщина распарывала платья, придавая им вторую жизнь, а украшения, что были вовсе непригодны: отсутствовали драгоценные камни или цепь была оборвана, обменивала на акче у еврейского торговца, что не раз пытался обмануть ее. — Плата за эту комнату вновь поднимется, ибо поход принес много рабов и золота — пробурчала Сарифе. — Пускай, найдем другое место — не отрываясь от шитья, сказала кучерявая. — Пускай то, пускай. Однако здесь тебя все знают и более того интересуются откуда ты такая побирушка. Негоже ходить незамужней и с детьми. — Ну и пусть. Мне то, что? Фатьма Султан уготовила нам такую участь — фыркнула Хуричехре. — Лучше бы ты попросила сестру вернуться во дворец, придумали какую-нибудь одну из легенд, что ты так любишь рассказывать на рынке — настаивала знахарка. — Кем бы я там была? Прислугой господам? А мои дети? Тоже бы прислуживали Династии? Никогда! В них течет кровь персидского принца, а я его супруга, пусть и не было совершено обряда никяха — рассердилась кучерявая, уколовшись иглой. — Ну, а сейчас ты кто? Такая же раба, что и одалиски во дворце, только здесь ты якобы на свободе, но не думаешь ли ты, что прячась в сгнивших комнатах ты куда более в опасности, чем была бы гаремной калфой во дворце. Грядет страшное время и лучше бы его переждать в тепле и уюте, чем на улице. — Если ты хочешь, то можешь проваливать в этот проклятый дворец! Целовать руки султаншам, мыть их в банях и выполнять их грязные приказы. Если тебя это устраивает, что ж я не держу тебя! Убирайся! Вон! — подскочила Хуричехре, разозлившись не на шутку. — Как знаешь Арза. Твоя сестра Адна будет нуждаться в тебе, но мы сами пишем свои судьбы. Что ж, раз гонишь я уйду, но меня еще вспомнишь в холодную ночь, когда придет ужас, однако будет уже поздно, боснийка Хуричехе Хатун — глядя в глаза, говорила Сарифе. — Пошла вон! Вон! Проклятая ведьма! Вон! — кричала чернобровая. — Мама? — пропищала Зарема. — Мамочка, что случилось? — испугавшись спросил Бэхэрэм. — Ничего, все в порядке. Все хорошо, мои детки… Все хорошо. Сарифе более не желает нам служить, вот и все. Давайте пойдемте на диван я вам кое-что еще принесла — успокаивала Хуричехре, не придав особого значения словам знахарки.Жемчужный павильон.
Валиде вместе с Гевхерхан направились в павильон через главный сад дворца. Отдышавшись после быстрой езды в душной карете, султанша сжала губы представив, что целитель не сможет ей помочь. Кёсем заметила это внутренние волнение и легко приобняла свою дочь, дав понять, что напрасно раньше времени тревожить себя такими мыслями. Войдя внутрь виднелась белоснежная ширма, что была приготовлена заранее. Увидев тень, отражающуюся на плотной ткани Гевхерхан приблизилась к высокой ширме. Газиф Эфенди был готов услышать просьбы госпожи и поэтому слегка кашлянул, тем самым обозначил свое присутствие. — Газиф Эфенди… Я не могу родить живого дитя, вот уже который год. Настои, что давали лекарши помогали лишь зачать, но вскоре плод покидал утробу не прожив там и двух месяцев. Я не могу найти причин тому… Поэтому прошу Вас — не обращая внимание на стоящую сзади мать, умоляюще говорила женщина. — Ваши волосы, султанша — охрипшим голосом проговорил Эфенди. — Эдже — произнесла только имя и служанка тут же передала пучок сероватых волос султанши с легкой проседью, что оставили нервные срывы на память. Эфенди получив необходимое, начал шептать заговор водя левой рукой над небольшим сосудом, а затем опустил туда волосы Гевхерхан Султан. Казалось, что запахло жженой бумагой, но мужчина не зажигал даже свечу. Он продолжал повторять одну и ту же фразу некоторое время от чего султанша почувствовала легкое головокружение. Затем она посмотрела на свою Валиде, но тут же обернулся услышав голос целителя. — Госпожа… — Слушаю Вас, Эфенди. Что же мне делать? — с надеждой в голосе, будто молила Гевхерхан. — Простите меня, султанша, но чрево не может удержать жизнь от жизни, что умерла. Иными словами вы не можете зачать дитя от мертвеца — еле слышно говорил мужчина за ширмой. — Что? Что вы такое говорите? Вы слышите хоть себя, Эфенди? Мой супруг Силахтар Паша! Он жив! И он Великий визирь этого государства! Знаете, что с Вами будет если подобное дойдет до его ушей? — рассвирепела султанша. — Простите, но я сказал, что вижу — настаивал Эфенди. — Я уничтожу! Уничтожу Вас, Газиф Эфенди. Вы не посмеете насмехаться надо мной и моим недугом! Слышите? — трясясь от злости, вопила женщина в дорогостоящем одеянии. — Гевхерхан! Тише, успокойся — подошла к ней Кёсем, дабы прекратить всплески истерик дочери. — Оставьте меня в покое, Валиде. Не желаю никого видеть! — покинув павильон продолжала кричать султанша. Лишь только Кёсем Султан понимала слова целителя. Да, они были ужасны, но правдивы и такая правда была по вкусу Валиде, ощущая привкус горечи на губах из-за и так разбитой Гевхерхан, но пути назад не было.Дворец Гевхерхан Султан.
Силахтар перебирал письма послов, пытаясь отвести все свое внимание на прочтение текста, но мысли его были несобранные из-за утреннего инцидента с Валиде Султан. Он понимал, что рано или поздно пришло бы время действовать, но не совершил ли он ошибку разложив все свои карты именно сейчас? В любом случае здесь в своем дворце он был в безопасности, ибо в последнее время Повелитель стал отрешенным и ему нет дела до войн между визирем и Валиде. Эти два дня, что были сроком для великой султанши, он планировал переждать здесь, где ничего не угрожало ему. Но тревога нарастала и непонятно от чего больше, то ли за свою жизнь, то ли из-за Гевхерхан, что так надеялась на исцеление. Выстоять только выстоять — стучали по вискам слова внутреннего голоса. Оперившись на спинку резного стула Силахтар тяжело вздохнул, будто вспоминая как начался его далекий путь. Будучи юным мальчишкой Агоном он прибыл на короле на эти земли, что впоследствии стали для него родными. Из-за того, что смелый албанец был ловким и умелым его быстро заметили в корпусе янычар и привели во дворец. Тогда еще правил Султан Осман, чей путь был недолгим. Сменилась несколько раз власть, но Силахтар выстоял несмотря на сложности и преграды, впоследствии будучи главным привратником стал близким по духу Султану Мураду, заменив на какой-то период почившего Мусу агу. Здесь будущий визирь и познал настоящее чувство к Гевхерхан Султан. Да, он как и многие мужчины искали утешение в бордельных девках, но любовь это нечто иное, слишком светлое чувство для таких темных мест. Тогда султанша была обещана другому — Топал Паше, да и чувства были на тот момент не взаимны, но он вновь выстоял и получил ту любовь, что так давно возжелал. Это была его история, история несломленного Великого визиря или же албанца по имени Агон, означавшее «Рассвет» на языке, что он давно забыл. Заблудившись в потоках мыслей Силахтар не услышал как распахнулись дверцы комнаты и на пороге показался мрачный образ Кеманкеша Паши. В своем окружении в шутку визирь называл его личным палачом Кёсем Султан, но сейчас подобное ухмыление было некстати. — Кеманкеш Паша — протянул мужчина сидящий на стуле, слегка выпрямившись. — Великий визирь — сделав язвительный поклон, резко произнес высокий Паша. — Что тебя сюда привело? — встав со стула, поинтересовался Силахтар. — Думаю, Вам известно — угрюмо ответил Кеманкеш. — Неужели ты пришел, чтоб забрать мою жизнь в собственном дворце? — недоумевал визирь, оправив вздернувшийся рукав, не заметив чернила на пальцах. — Мне придется, Паша — без лишних эмоций, сказал высокий мужчина. — Ради нее? Ты думаешь Валиде Султан тебя любит? Нет! Она использует тебя как палача, как джина, что исполняет ее кровавые желания. Ты пешка, которой манипулируют! — нарочно злил Кеманкеша, дабы тот одумался. — Если бы не это запретное чувство, то ты бы не угрожал Кёсем Султан в открытую. Если тебе удобно верить в то, что я ее тряпичная кукла, то пусть потому как ты более не жилец — уверенно говорил мужчина, держа в руках небольшой кожаный сверток. — Ты служишь не Повелителю, а этой самозванке! Благодаря этой фанатичной любви ты потерял верный путь. Не думай, что ты долго будешь Великим визирем, Кеманкеш. Как только ты станешь ей не мил она сразу же отдаст тебя в жертву Падишаху — перебираясь в середину комнаты, пытаясь не загнать себя в угол, говорил Силахтар. — Мой путь — это быть подле Кёсем Султан. В любом случае если госпожа захочет жертв я и это выполню, но ты этого не увидишь — подобравшись к камину продолжал диалог Паша. — Ты безумец, Кеманкеш! Я помню тебя еще со дня появления во дворце и ты не был таким. Ты был праведным, помогал мне удержаться на тернистом пути, не желал власти, а что теперь? Это все она, Валиде Султан забрала твой рассудок, Кеманкеш. Мы не были друзьями, но были земляками, а сейчас ты отправляешь меня в объятья смерти, ради той, которая любит только власть. Жаль! — безнадежно произнес Силахтар. — Во имя любви! — схватив кочергу стоящую около камина, что была еще горяча, он замахнулся и ударил острием по челу Великого визиря, затем повторил еще несколько раз удары, повторив «Во имя любви». Убедившись, что Силахтар мертв он вытащил из кожаного свертка несколько смятых листков пожелтевшей бумаги. Письма были якобы от Силахтара написанные персидскому шаху. Подбросив их на стол он посмотрел на растекающуюся темную кровь по дорогостоящему ковру, покинул комнату и закрыл дверцы, направившись к своей госпоже будто ничего и не было. — Во имя любви, Кёсем Султан — прошептал он сам себе.