Где же пристанище, где же мой рай? Оставь их в покое, хоть все забирай Мы переживем это горе, только не умирай...
Гарем.
Ташлык замер в безмолвии даже склочницы Самина и Фархана притихли. Казалось, что жизнь во дворце остановилась, принося безутешные вести. Казалось, что вот-вот должно произойти что-то страшное. — Слышали, Элиф Калфу отправили в лазарет сегодня ночью — прервала молчание светловолосая хатун. — Да, а еще одного агу с кухни то ли Берема то ли Сюмбюля — подтвердила Фархана, встав с шелковой подушки. — О чем вы тут шепчитесь? — вопросила девушка в розовом одеянии с миндалевидными глазами. — Страшно во дворце. Чума здесь! На моей родине ее называли «вариола вера» — подтвердила Самина, слегка съежившись. — Вздор это все! Вы живете в раю Падишаха, ничего не грозит, если не станете нагнетать. Там откуда я родом говорили, что мы сами притягиваем события о которых тайно жаждем — присела рядом девушка сверкнув красивыми глазами. — Кто ты? Я тебя раньше не замечала? — фыркнула Фархана. — Махзиба Хатун, ранее я находилась в услужении Гевхерхан Султан — расправив юбки, улыбнулась девушка. — И? Какие же события ты собралась притягивать? — ехидно проговорила Самина. — Имя, что подарила мне госпожа, обозначает любимая. Стало быть любовь мое пристанище — коснувшись вьющихся волос произнесла Махзиба. — Ага, видели мы таких ищущих любовь во дворце. Знакомься они все здесь в общей комнате гарема — хихикнула Самина. — На этаже фавориток, ничем не лучше нас. Просто им посчастливилось раз побывать в раю Повелителя — подтвердила Фархана. — Ташлык или этаж фавориток, неважно. Потому как я буду в сердце Повелителя — глядя в глаза светловолосой, ответила Махзиба. — Айше Султан в сердце Падишаха, увы. Боюсь, тебя даже на порог не пустят с такими мечтами. Думаешь до тебя никто не пытался? — посмеялась Самина Хатун. — Меня не пугает любовь Повелителя к Айше Султан. Пускай… Как он меня увидит, забудет свою Хасеки. Более чем уверена она ему уже наскучила, а я могу ему дать все то, что ему так не хватает. Что до других — не сравнивайте меня с ними, я буду Махизибой Султан и вы еще вспомните этот день — ухмыльнулась девушка, оставив одалисок без возможности ответить. Мимо проходила Гевхерхан Султан и одалиски поклонились госпоже, тогда девушка с миндалевидными глазами покинула ташлык вместе с госпожой в темных одеяниях.Лазарет.
Султанша была безутешна, слезы текли предательски по ланитам. Она всхлипывала и прислушивалась к каждому шороху, ожидая вестей от лекаря. Но все было тщетно. С утра в одну из комнат привели калфу, а еще ночью Берема агу, тот уже был усыпан отметинами болезни. Айше поежилась на мгновение представив, что такое происходит и с шехзаде Хасаном и Эсмехан Султан. Ее трясло от мысли, что с ее детьми произойдет что-то ужасное. Она была прикована к этому месту, неудобной тахте, запаху лекарств и новых зараженных. Казалось, что лазарет пах кровью. Тошнота подступила к горлу, но госпожа сдержала позыв слегка пошатнувшись на тахте. — Султанша, здесь опасно находиться! — воспротивилась служанка. — Я не покину лазарет без моих детей — прошептала Хасеки, ее губы дрожали, а слезы все так же текли. — Нарин Калфа сказала, что султанши и шехзаде беспокоятся о Вас — настаивала Элени. — О них позаботится Нарин, я ей доверяю… Я не могу оставить их здесь, к тому же мне нельзя покидать лазарет, пока не пройдет время. Слишком долго я здесь была, возможно, эта зараза и меня поедает — причитала Айше.Покои Гевхерхан Султан.
Султанша в темных одеяниях передала платок, что покрывал голову своей служанке Эдже и устроилась на диване. Мысли ее были все еще о нем, о той трагедии, о руках, что сотворили с ним это. Гевхерхан уже не станет той, что была прежде. Ее сердце горело адским пламенем, что так сильно причиняло ей боль. Более она не смогла в себе нести этот огонь и решила им одарить некогда своих близких. Рядом с госпожой по ее велению устроилась девушка в розовом платье. Хатун благоухала и была полна жизненной энергией, так как дворец ее еще не поглотил. Султанша уже и забыла, каково это. Гевхерхан видела в Махзибе свое спасение от бесконечно кровоточащей раны. Ей казалось если хатун исполнит ее приказ, то рана заживет, и она вновь сможет дышать. Но так ли это? Она не знала точного ответа, но медлить более не хотела. Она и так надолго задержалась в этом аду. — Я вскоре покину дворец, защищать тебя будет некому, поэтому нужно действовать осторожно уже сейчас. Дождись от меня весточки, калфы проведут тебя по Золотому пути, твоя цель остаться в памяти у нашего Повелителя — начала говорить женщина с посеревшими от слез глазами. — Можете не беспокоиться на этот счет, Повелитель будет доволен мной, госпожа — улыбнулась Махзиба. — Это не все. Более сложная задача это оказаться в милости у Валиде Султан. Если это у тебя выйдет, то начнешь ее потихоньку травить. Тебе поможет одна калфа, когда придет время она сама найдет тебя — продолжила Гевхерхан Султан. — Султанша, пожалуйста, не стоит этого делать. Кровь родных будет на Ваших руках — умоляла Эдже. — Кровь Силахтара на их руках — рявкнула султанша, нервно вздернув юбки черного платья. — А Повелитель? — вопросила девушка с миндалевидными глазами. — Аналогично, Махзиба — прошептала Гевхерахан Султан. — Госпожа, пожалуйста… Послушайте голос разума. Это не излечит Вас, лишь разверзнет врата ада сильнее. Вы не насытитесь этим, путь мести не несет успокоения души — умоляла на коленях Эдже.Дворец Великого визиря.
В комнате приятно пахло бахуром, высокие окна были зашторены. Около маленького ложа восседал мужчина в темных одеждах, держа маленькую ручку у себя руках. Он смотрел на нее, на то как она безмятежно спала после принятого снадобья, но при это ее маленькое тело все также было наполнено жаром. Из-за этого Пынар изредка что-то бормотала несвязное, что еще больше причиняло боль Кеманкешу. Поодаль стояла Мелек Хатун, еле сдерживая слезы. Она привязалась к этой маленькой госпоже, венгерка обещала Абиде Султан присматривать за ней и что же вышло? Неужели эта чума пробралась сюда во дворец? Нет, так не должно было произойти, она слишком мала, чтоб покинуть этот бренный мир. Пусть Всевышний заберет лучше меня — думала картавая хатун. Какой смысл тогда? Нет, что за мысли? Пынар сильная, одно имя говорит об этом. Лекари ошиблись, это вовсе не эта чертова ведьма. Простая простуда… — Паша, простите. Если мы будем сидеть просто около госпожи, то не поможем ей — начала говорить чуть неуверенно Мелек. — Что предлагаешь хатун? — пробубнил Кеманкеш, не отрывая взгляда с дочери. — Пошлем весть во дворец, пусть пришлют лекаря. Говорят, там удается поддерживать жизнь заболевших — более утвердительно ответила Мелек. — Позволяю, хатун. Что с той калфой? — спросил мужчина, чей взгляд мрачнее ночи. — Предстала перед Всевышним, Паша — с дрожью в голосе ответила женщина в сером одеянии.Покои Султана Мурада.
Евнух одобрительно кивнул девушке в желтом платье. У Махзибы появилась легкая улыбка на лице. Она аккуратно поправила локоны, что были собраны красивой заколкой в виде птицы феникса, и прошла через порог покоев. Вот он рай Повелителя, так говорили ей, но так ли представляла себе его Махзиба? На диване опустив голову, сидел султан в темных шелковых одеяниях. В его руках был серебряный бокал как обычно наполненный гранатовым ядом. Мужчина отпил и слегка поморщился, затем поднял свой тяжелый взгляд на нее. На мгновенье ему показалось, что это его Айше, но увы. Она все также безутешна из-за детей. А что делает он? Продолжает тушить пожар внутри себя, медленно убивая Мурада, что был еще способен на милосердие. Он был противен себе в эти мгновения, но демоны манили его, нашептывая, что так он перестанет видеть тени. — Повелитель — с хрипом в голосе произнесла девушка. — Проходи, садись — расслаблено проговорил султан. — Спасибо — неуверенно ответила хатун с миндалевидными глазами. — Как тебе звать? — наливая снова бокал, поинтересовался Мурад. — Махзиба Хатун, Повелитель — более робко, чем хотелось, сказала девушка. — Славно — отстраненно проговорил султан. — Я пришла делать Вас счастливым — набравшись уверенности, вымолвила хатун. — Счастье быстротечно, но тебе вряд ли это известно. Можно ли сделать счастливым того, кто является магнитом бедствий? — слегка отпив вина, сказал султан. — Я рождена для любви и принесу Вам лишь счастье, мой Падишах. Только позвольте — сладко начала свои речи Махзиба. — Что ж… В самом деле? Тогда будь добра, выпей это — протянув бокал, ответил Мурад. — Как прикажите, Повелитель — сказала Махзиба, слегка отпив рубинового яда. — До конца! Ты же пришла, чтоб сделать меня счастливым, это не просто. Тебе необходимо выпить этой амброзии, чтоб не обжечься об моих демонов. Девушка повиновалась, совершенно не подозревая, о чем говорил ей султан. Да, госпожа вскользь сказала ей о сложном нраве правителя, но таких подробностей естественно ей не поведала. Допив бокал, девушка ощутила тяжелую хватку на запястье, и как ее потянул за собой Падишах. Они оказались около ложа, не заметив, как ее желтое платье спало на пол, и легким толчком девушка оказалась на шелковых простынях. Движения были резкими, без всякой любви и желания доставить удовольствия, лишь боль. Каждое прикосновение оставляло отметину на нежной коже. Выпитое вино притупляло боль, но так и не позволило расслабиться. И казалось, что все законченно, как движения возобновились вновь, девушка не стала скрывать всхлипывания. — Таков уж он рай, Махзиба — последнее, что услышала девушка перед тем как покинуть покои Падишаха.Лазарет.
В комнате все также пахло снадобьями, стены были словно пропитаны страданиями. Какое же страшное место и участью узника она обрекла себя сама. Лицо Хасеки побледнело, глаза потеряли огонек. Молитва стала ее пристанищем. Гори оно все огнем, этот дворец, змеи что только и жаждут ее падения. И он… Он, что развлекается в объятьях другой. Больно, очень больно, но боль же можно обратить в силу? Стоит ли еще бороться? Или это твой конец Фатджона? Один вопрос был страшнее другого. Девушка вновь начала читать молитву, прогоняя мысли прочь. Хасеки отвлеклась от молитвы, увидев перед собой женщину в темных одеяниях. Так ей представлялся Азраил. Холодный взгляд, бледное лицо и черная мантия. Да и Айше было все равно как сидит на ней платье, подходят ли эти серьги, затмит ли она красотой гаремных склочниц. В Гевхерхан ее пугал не столько траурный наряд, а обреченный взгляд. — Султанша — в неловком поклоне проговорила Хасеки. — Айше, неважно выглядишь. Мне сказали, что ты не покидаешь лазарет. Так нельзя — без нот сочувствия ответила Гевхерхан. — Мое пристанище здесь, пока мои дети здесь. Моя душа не будет спокойна, пока не увижу их, госпожа — ответила Хасеки с печалью в глазах. — Может ли душа получить успокоение, если кого ты так любила, вонзил кинжал в сердце? — подойдя ближе, поинтересовалась султанша с холодным взглядом. — Понимаю, Вас Гевхерхан Султан. В моем сердце столько ран, но исцеление хоть с каждой новой раной сложно найти, но все же возможно — тихо ответила кареглазая Хасеки. — Видимо ты уже слышала о Махзибе Хатун? Что ж такова участь всех наложниц — со злостью ответила султанша, посмотрев на волнение в соседней комнате лазарета. — Почему вы так поступили со мной? Мне казалось, что мы даже дружили с Вами… Что я сделала не так? Чем разгневала Вас? Или вы думаете я мало горю? — разнервничалась Айше. — Не принимай на свой счет, прекрасная Хасеки. Дело в моем брате-Повелителе и Валиде Султан. Один закрыл глаза на преступления матери, а другая убила моего супруга, пусть и руками своих цепных псов — начала султанша в траурных одеяниях. — Вы будете им мстить? — испугалась Айше. — Хотела, даже все распланировала, но потом поняла, что я буду такой же как и они, а этого я не хочу — ответила Гевхерхан. — Вы уезжаете? Но как же меры предосторожности? — продолжила Хасеки. — Да, уезжаю. Этот дворец причинил слишком много боли, эти стены пропитаны кровью. Дворец убивает всех без разбору, разрывает души, я не боюсь болезни. Меня пугает бездушность этих мест, а у кого осталась душа очень страдают — промолвила Гевхерхан.Дворец Великого визиря.
Увидев на пороге покоев своей дочери лекаря, Кеманкеш почувствовал дрожь по всему телу, внезапно капли пота начали струиться по челу мужчины, несмотря на отсутствие духоты. Следующая весть и вовсе обрекла Пашу на муки, он почувствовал слабость и обреченность, будто бы все было уже заранее предрешено и ему остается только смотреть. — Да, по началу удавалось держать болезнь в узде, но увы… Первой умерла калфа… Потом Эсмехан Султан, а вскоре шехзаде Хасан… — с болью в голосе промолвил лекарь. — Но ведь Берем ага, все еще жив эфенди! Скажи это — рассвирепела Мелек Хатун. — На все воля Всевышнего — опустив голову, произнес мужчина в коричневом одеянии. Паша и хатун покинули покои маленькой госпожи по велению лекаря. Обреченность повисла в главной зале дворца, каждый думал о случившемся, но принимал вину по-своему. Кеманкеш вспомнил о своих прегрешениях, о запретной любви, о грязных делах, что сулили продвижение в Совете Дивана. И этот чертов Силахтар. Паша до сих пор слышал его голос по ночам, хоть и госпожа дней его развеяла сомнения. Вот они грехи все как наяву, каждый страшен и каждый подвел черту и привел его к такому концу. Одним грехом он рад был наслаждаться и вряд ли смог бы по своей воле отказаться от нее… Однако если бы Всевышний сохранил жизнь его маленькой Пынар, он оставил бы султаншу, чьи глаза цвета небес. Но это был самообман, всего лишь самообман. — Простите, Паша. Пынар Ханым в раю Всевышнего — резанули слова лекаря, омрачив Кеманкеша навсегда.Покои Хасеки.
Нет, нет, нет! — продолжал звучать крик собственного голоса кареглазой Хасеки. Ненавистный лазарет сменился на такие привычные, ставшие родными покои, однако покоя не было Айше. Что за злой рок, почему так больно дышать? Куда идти? Куда бежать, чтобы заглушить эту боль принесенную потерями? Султаншу разрывало на части, такая знакомая ноющая боль, вспыхнувшая обида, разжигающий гнев и несколько кинжалов в спине от предательства любимого. Это конец, Фатджона, определенно конец. Вот и все ты разбилась о свои мечты, глупая Хасеки. Твоя же сила и опора тебя и уничтожила, смотри на себя это ты! Кинув зеркало девушка потянулась за флаконом со снадобьем, что позволяло ей засыпать. Все лишь немного больше выпить и все, все закончится. Абсолютно все. Хасеки открыла флакон и поднесла к своим губам, вспоминая о лучших моментах, что случались с ней. — Айше! — закричала знакомым сиплым голосом Кёсем Султан. — Простите, Валиде! — бросив снадобье зарыдала Хасеки. — Это не выход, девочка моя. Вовсе не выход — присев рядом и приобняв сказала Валиде. — Зачем вы пришли? Посмотреть на меня? Или точнее, что осталось от меня? — разгневалась Айше. — Мне знакомы твои чувства, никто не поймет тебя лучше меня — промолвила Кёсем, слегка поправив взъерошенные юбки Хасеки. — Как вы такое смогли пережить? Моя жизнь потеряла всякий смысл, Валиде. Мои ангелочки оставили меня. Эта болезнь безжалостно вырвала из моих объятий, оставив осколки прошлого… Как будто мне этого мало… Мурад провел ночь с наложницей, которая сейчас на этаже фавориток — продолжила Айше, чье лицо раскраснелось от нового потока слез. — Эта потеря никогда не восполнится, но я продолжила жить, так как знала, что у меня еще есть дети и им без меня будет очень нелегко. Порой они же причиняли мне боль, вполне заслуженно, но они мой источник жизни. Выстой ради своих детей, Всевышний тебя берег не для того, чтобы вот так все закончилось, Айше. Он не дает нам те испытания, что мы не сможем преодолеть. Что до наложниц, не принимай близко к сердцу, ты прекрасно знаешь, что многое значишь для Мурада — утишала Кёсем свою невестку.