Дожди направляет ветер

- Рейн? – Гелла присела рядом с мальчиком, пристально смотревшим в окно. – Бегущий Орел сказал, что ты не хочешь с ним разговаривать. Рейн кивнул и прикрыл глаза. Разговаривать он и в самом деле ни с кем не хотел. Почему-то после той ночи, когда ему приснилась мама и отец, ему расхотелось вообще говорить с кем-то еще. Старик-шаман, вылечивший его, все время твердил про духов, которые были родичами Рейна, и считал, что именно они помогли. Рейн не верил ему. Если бы хотели помочь на самом деле – не стали бы оставлять его. Что они, не знали, что ли, что такому уродцу рад не будет никто? Или не догадывались, каково будет жить среди людей? - Слушай, малыш, - Гелла обняла Рейна за плечи. – Я не знаю, что и как произошло в твоем прошлом, но вдруг они не хотели тебя оставлять, а? Вдруг тебя украли? - Ну, да, - Рейн дернул плечом. – А им и в голову не пришло поискать. - Я уверена, что это не так, - Гелла привлекла его к себе, невзирая на слабые попытки высвободиться из объятий. – Вот это фото, знаешь, оно лежало в кошельке. Кто-то приносил нам с тобой денежку, чтобы мы могли есть. Рейн ничего не ответил, продолжая смотреть в окно. Ба защищала духов, говоря, что они не виноваты в случившемся, но ба готова кого угодно оправдать, она слишком добрая. А Рейн не хотел никого оправдывать – он просто хотел остаться один, чтобы они больше не снились ему и не теребили что-то внутри. От таких снов хотелось плакать, потому что они были всего лишь снами, или убежать в них навсегда. - Бегущий Орел обещал научить меня водить машину, когда я вырасту, - Рейн вздохнул. – Я стану сильным, и нам никто будет больше не нужен. И ничьи подачки – тоже. Гелла погладила его по голове и вздохнула. Она бы хотела верить в эти слова – ей-то и в самом деле никого больше не надо было. Но ее мальчик не должен жить отшельником – есть же у него семья, есть родные и, может быть, есть целый народ на другой планете. Рейн должен быть счастливым, а как это возможно в одиночестве и с таким камнем на душе? - Я принесла тебе пирожки с рынка. Рейн обернулся и минуту смотрел на корзинку с большими сладкими плюшками, потом оттолкнул ее от себя и снова уставился в окно. - Это на их деньги да? Не хочу. Пусть Бегущий Орел себе забирает, а мне от них ничего не надо.

/четыре года спустя/

Большая община резервации в полном составе старейшин и остальных индейцев собралась на поляне у высокого костра. Гелла сидела среди женщин, вытирая глаза, и пристально всматривалась в пламя. Ей казалось, что она видит в нем знакомое лицо. Спокойное, строгое, изрезанное морщинами. И пристальный взгляд старого шамана, смотрящий словно бы прямо в душу. - Сегодня мы провожаем к Великому Отцу Бегущего Орла, - заговорил один из старейшин, раскинув руки и запрокидывая к небу лицо. – Последнего шамана нашего племени. У него не было наследников и сыновей, которым бы он смог передать свои знания. Прими с собой дары, чтобы не явиться к предкам без оружия, достойного воина, и богатого облачения. Пусть духи заберут тебя в места, богатые дичью и рыбой. - Странно, что дом и прочее добро он оставил тебе, - сидевшая рядом с Геллой женщина качнула головой. – У него же никого не было, и старейшины рассчитывали отдать его имущество нуждающимся. - Вот я и нуждающаяся, - Гелла грустно улыбнулась в ответ. – Старик знал, что делает. Всю жизнь таким был. - Я его плохо знала, - собеседница нахмурилась. - Затворником жил с тех пор, как схоронил сына, затворником и ушел от нас. Никого не пускал на порог, кроме тебя. Гелла промолчала. Она-то знала, почему Бегущий Орел никого не пускал в свой дом с тех пор, как она пришла к нему. И она знала, что где-то в темноте за костром пристально наблюдает Рейн. Он не мог не прийти, хотя и пропадал в последнее время очень часто. - Оставь его, - Бегущий Орел кладет руку на плечо Геллы, которая торопливо идет в темноту поля за их домом. – Оставь. - Ну, куда он в темень-то помчался опять? – Гелла всплескивает руками и сокрушенно качает головой. – Ну, а вдруг что с ним приключится дурное. - Духи сберегут мальчика, - старик качает головой и тянет ее за собой в дом. – Идем, приготовишь мне жареную рыбу. Гелла подчиняется и идет следом за ним обратно, но тревожно оглядывается еще несколько раз. Рейн стал часто убегать ночью. Ее это тревожит, но уследить за подросшим полюбившимся мальчишкой она уже не в силах. Он растет, становясь все более и более красивым, с ее точки зрения, какой-то совершенно чуждой красотой и в то же время все более и более замкнутым. А недавно она нашла в кармане его джинс, которые хотела постирать, пачку сигарет. Бегущий Орел только пожал плечами и бросил равнодушное: «вырос». С его точки зрения Рейн уже взрослый воин, а для нее – все еще ее малыш. Как ей быть? Гелла до утра сидит на крыльце и ждет, изучая созвездия. Она не знает, как правильно поступить. Неужели уже пора отпустить его? Так рано? Так скоро? И снова остаться одной во всем мире? Как она без него теперь, когда вся жизнь только-только наполнилась смыслом? - Ба? – прямо перед ней на корточки садится Рейн, возникший из темноты совершенно неслышно. Гелла вздрагивает и переводит на него взгляд – у ее мальчика природный талант двигаться совершенно бесшумно. Он родился с этим, видимо, потому что научить такому искусству некому было, но ходит и бегает он совсем неслышно. «Наверное, они все такие – его родичи, - Гелла не может удержаться от гордой улыбки, рассматривая Рейна. – И красотой и грацией он явно не человек. Может, Господь все же ангела мне послал? Кто сказал, что у них непременно кожа нашего цвета? А может, не тронь ученые этот нарост на его спине – однажды и крылья бы выросли?» Рейн пристально смотрит на нее минуту, чуть склонив голову набок. Он редко улыбается и мало разговаривает с ней, но никогда не отказывается помочь. - Ба, ты чего? Гелла со вздохом вынимает из кармана пачку сигарет и некоторое время вертит ее в руках. Рейн недовольно дергает уголком губ и отводит взгляд, потом пересаживается рядом с ней на крыльцо, забирает пачку и вытряхивает сигарету. Прищурившись совсем не по-детски, смотрит в сторону и шарит по карманам, выискивая зажигалку. Гелла молча смотрит, как крошечный огонек высвечивает его профиль, и начинает плакать. Молча, кусая губу и не имея сил удержать слезы. - Ну, ты чего? – Рейн стряхивает пепел и продолжает смотреть в темноту. – Ба, ну, нормально же все. Гелла вытирает глаза и отворачивается от него, поднимается и уходит в дом. Рейн вырос – надо его отпустить. А у нее вдруг не находится на это сил. Вот всегда говорила себе, что сможет, что пусть идет, куда захочет, только пусть будет счастлив. Это должно было случиться потом. А теперь, когда оно случилось – она вдруг поняла, что нет у нее сил расстаться с мальчиком. - Не реви, скво, - из своей комнаты появляется Бегущий Орел. – Что вы все над мужчинами рыдаете вечно? Не уходит он от тебя, любит. И никогда не уйдет. - А как же его семья? – Гелла всхлипывает, продолжая вытирать глаза. – Родная кровь позовет же… - Духов он слышать не хочет, - старик печально качает головой. – И не считает их родными себе. Гелла просидела у костра до рассвета, когда уже прогорели бревна, и осталось только рдевшее углями пепелище, когда были спеты все песни и рассказаны истории о Бегущем Орле. А когда разошлось племя, к костру неслышно подошел Рейн и сел, скрестив ноги, рядом с Геллой. - Зачем он умер? – тихо спросил он. – Он же был нам дорог. И им всем – тоже. Гелла глубоко вздохнула и погладила его по руке. - Не все происходит, как нам хочется, малыш. Бегущий Орел прожил долгую и славную жизнь и ушел в мир духов ловить бобров и встречать рассветы. - Мог бы и с нами их дальше встречать, - Рейн нахмурился, собирая волосы в хвост. – Плохо, что ли, было? - Устал он, - Гелла прикрыла глаза. – Иногда старые люди устают жить… Рейн дернул головой, уворачиваясь от ее руки, и повернулся. - Но ты же не устанешь, ба? Ты же не старая вовсе? В его голосе проскочило что-то такое, что Гелла даже улыбнулась, грустно, но светло. - Ну, что ты, золотой мой, как я могу устать с тобой рядом? Ты же свет мой и моя жизнь. - Идем домой, - Рейн поднялся и потянул ее за руку. – Завтракать уже надо, а ты еще не спала вовсе. Гелла поднялась, охая и хватаясь за поясницу, и улыбнулась ему. - Так и ты не спал тоже, - она вздохнула. – Впрочем, как и всегда по ночам в последнее время. Почему ты убегаешь ночью? Рейн фыркнул и ничего ей не сказал в ответ. Ему не хотелось, чтобы ба знала о том, зачем он уходит и куда. Решив для себя еще в детстве, когда совсем недолго жил с ней в подвале, что больше они никогда не будут нуждаться ни в чем, как только он станет сильным, Рейн начал воплощать это в жизнь, как умел. Бегущий Орел научил его водить старенький пикап, которым владел и на котором ездил в город за продуктами, показал, как ремонтировать машину и менять прохудившуюся резину. Освоив это ремесло, Рейн долго учился сам открывать замок машины без ключей, чтобы не зависеть от старика и не просить каждый раз завести ему пикап. Он хотел, чтобы у ба были нарядные платья, как у соседок, что редко навещали их, и красивые серьги. И себе он решил доставать все сам, чтобы это не ложилось на плечи шамана и ба. - Ба, держи, - Рейн садится рядом с Геллой и кладет ей на колени пеструю шаль с кисточками. – Теплая. Ба минуту гладит ткань, расправляя складочки, а потом поднимает на него взгляд, светящийся восторгом. - Спасибо, родной мой, но откуда? Рейн дергает плечом и молча накидывает шаль ей на плечи. - Достал в городе. Ба молчит, но ее взгляд становится грустным. Она снимает шаль и откладывает ее в сторону. - Малыш, воровать плохо. Это чужое… Рейн резко выпрямляется и смотрит на нее сверху вниз. - Ба, плохо это когда тебя бросили или выгнали из дома, когда ты на помойке еду себе ищешь. Вот это плохо, а они сидят в теплых домах и жрут хлеб с маслом, когда другие блюют от голода… - Рейн! – Гелла вздрагивает и вскидывает на него взгляд. – Нельзя так о людях. Они ничего плохого тебе не сделали. - Хорошего – тоже. И это спорный вопрос. Гелла долго смотрит на него, вдруг остро понимая, насколько ее малыш вырос. Она уже не вольна сказать ему «я запрещаю». Она может только попробовать дать совет. Только, судя по глазам, Рейн не хочет ее слушать. Он хочет, чтобы она была в тепле и заботе, сытая, довольная. И он не может понять, почему его ба плачет, комкая в пальцах теплую шаль, что он снова набросил ей на плечи.