***
Каникулы прошли. Надо было выходить из ленивого и мутного состояния замедленного страха, которое охватывало всех, от Нюши до Панди. Пора было принимать, что надо снова действовать, надо идти делать то, чего каждый боится, что вызывает оцепенение, что одной мыслью об этом нагоняет кричащую волну страха, в которой можно заблудиться, как в лабиринте, да так и подохнуть, сойдя с ума. Как в страшном сне прошли понедельник, вторник и среда. В первые два дня Бараш, советуясь с Панди, усиленно, очерчено и гордо игнорировал Нюшу, которая жалела всё больше о своём поведении и всё ещё не могла понять, кто такой Поэт Бессмертный. Хотя, загадочного поклонника из сети Копытина считала лишь способом отвлечься от угнетающего чувства вины. В среду вернулась Нина. Можно было бы сказать, что девушка мрачнее тучи, не будь она такой бледной и апатичной, что слово, так хорошо описывающее эмоцию, не могло подойди к этой девушке, пусть бледной, худой и имеющей другие признаки глубокой депрессии, но с пустыми глазами и душой, где нет никаких эмоций. Но на самом деле, даже эта апатия — лишь маска. Стоило ей проплакаться после того визита Панди, безразличие исчезло окончательно. Арсеньева не могла скрывать горе за маской счастья. Получалась только маска апатии. Но слёзы начинали душить её после каждой мелочи, вроде ехидных нападок одноклассников, к которым она давно привыкла и которые до каникул совсем не задевали. Нина не реагировала, только стеклянным взглядом смотрела на обидчиков. Они начинали бояться этого взгляда, но нельзя было терять лицо и отступать, так что нападки продолжались. Но они и не подозревали, как девушке больно и как они её задевают. Если бы знали, ужаснулись бы своей жестокости. Панди пыталась показать подруге, что она в любом случае будет рядом, но та чувствовала себя одинокой. Холодное чувство одиночества нежно обволакивало всё сознание, медленно, сладко сводя с ума и убивая. Хотелось вырваться из этих манящих оков, но не хватало сил, они были слишком настойчивыми и крепкими. Нине постоянно казалось, что все смеются над ней. Что все косые взгляды устремлены только на неё. Что никому она не нужна в этом мире. И никогда не понадобится. Даже Стеше, что бы она там не говорила. Сложно было сдержать слёзы, когда они рвались наружу каждую секунду. Внутренняя, побеждённая, чувствительная Нина металась в агонии, пыталась выбраться на поверхность вместе со слезами, но апатичная маска не пускала, ни её, ни жгучие солёные капли на всеобщее осмотрение. Крош не решался не то что подойти, даже смотреть на неё. Причина казалась странной даже ему самому. Его съедало чувство стыда. Почему? Чего блондин стыдился? Он лунатик, успел как-то провиниться перед девушкой, но не помнит этого? Были ли ответы на эти вопросы? Конечно же, их не было. В то же время Зайцев продолжал гадать, что же случилось у Нины, но никакие варианты не хотели посещать разум парня. Неизвестность угнетала ещё больше. Временами хотелось взвыть от безысходности. Крош не мог спокойно спать, спокойно жить, иногда даже затруднительно было дышать. Пока Арсеньева в такой глубокой печали, да, он видел, что апатия — всего лишь маска, что скрывает бездонную и широкую пропасть отчаяния, он не мог даже нормально существовать. Да, безусловно, если она будет счастлива, презрение к Крошу у девушки останется, но разве это важно? Что лучше — видеть её улыбку и понимать, что тебе она никогда не будет предназначена или вообще не видеть этой прекрасной улыбки? Для Кроша безусловно первое. Ёжик бы заметил страдания друга, конечно, узнал, чем они вызваны, поддержал бы его, может, даже и помог обратно влюбить Нину в Кроша. Да, он бы всё это сделал, если бы не был сам захвачен в плен жестокими и острыми страданиями. Парень теперь жил лишь теми короткими мгновениями, когда он пересекается с возлюбленной в коридоре или столовой, репетициями или же их ожиданием. Остальная жизнь пролетала как-то быстро и незаметно, она была пронизана тем самым, главным. Да, понятно, он идиот — без шансов на взаимность влюбился, и теперь страдает, даже не пытаясь толком разлюбить. А кто знает, если бы он попробовал, может, получилось бы? Смешно. Ну как, как возможно забыть Панди? Забыть, как она прекрасна, когда поёт, как будто просветляется её лицо, становясь чем-то возвышенным? Как забыть её волшебный голос, с каждой репетицией становящийся всё более чудесным благодаря урокам Кар Карыча? Правильно. Никак. Да, забыть не выйдет, но разве выйдет подойти и ни с того ни с сего сказать: «Я люблю тебя»? Конечно же, нет… Панди видела странный взгляд Ёжика на неё. Такой же странный, как она в его глазах. Сложно было помогать Барашу, так страдая. И ещё Нина в странном состоянии после каникул. Да что у неё случилось? Панди будто видела мир через плёнку страшного сна. Девушка будто дремала на уроке и сквозь сонливость слышала бубнёж учителя, но учителем были все те, с кем она общалась, а уроком — вся жизнь. Казалось, что она сейчас проснётся, и всё будет хорошо, потому что так плохо просто не бывает. И даже не в ситуации дело, а в состоянии. Вот только внушить себе, что это сон, не получится. Почему? Потому что таких страданий не бывает даже в самом ужасном и наполненном отчаянием сне. Потому что во снах ты не можешь чувствовать отчаяние, боль, жгучую печаль, пронизывающую горесть и многие другие чувства, которые витали на сердце у Стеши. Во снах бывает только леденящий душу страх. Да, он тоже присутствовал, но не такой, как во снах. Там он чистый, будто бы обнажённый, и от этого лишь более ужасающий. А Степанида неосознанно приправила его другими, куда более сильными эмоциями. Получилось очень острое блюдо, из таких, в котором скорее специи приправлены основным блюдом, чем наоборот. Тем не менее, настал роковой четверг. Он означал одно — репетиция. Такое, казалось бы, обыденное, рутинное и ничем не примечательное слово, но нагоняет такой ледяной страх. Чувствуется боль в грудной клетке, означающая куда большее, чем просто боязнь сцены или даже волнение перед любимым человеком. Панди думала, почему так? Она скоро умрёт? Но она же ещё слишком молода… Почему? Зачем? Хотя, лучше задать вопрос «зачем жить» или на крайний случай, «зачем влюбляться». Было бы куда логичнее. Самое обидное — тема спектакля интересная. Не будь этой гнилой влюблённости, Стеша могла бы получить удовольствие не только от простого участия в этой постановке, а даже и от главной роли в ней. Может, даже вернулась бы прежняя Панди, которую выбросили за борт в том роковом лете, когда она отдыхала в России и узнала, что теперь останется тут… на неопределённый срок времени. Иными словами, навсегда. Если раньше было проще иногда забывать о страданиях, чем бы они ни были вызваны, то сейчас из-за вечного глубокого одиночества боль поглощает всё существо, не оставляя места ничему другому. Хотя, в последнее время стало легче, во многом благодаря Барашу, пусть он и не знал даже, с какой болью девушке, которая ему помогает, отдаётся каждый вздох. Но вот открываются, словно проход в тёмную бездну боли, двери актового зала. Панди вошла туда, как на смертный одр. Она дрожала перед страхом неизвестности и известных ужасов, которые её ожидали. Например, сцены с Ёжиком, а особенно песня. Иронично, тот же Бараш уже вошёл во вкус и стал ожидать встреч со своей любовью как праздника. Ведь когда она рядом, он получал от неё безраздельное внимание, он гордо её игнорировал, избегал взгляда на неё, когда как сама Нюша открыто переживала, горестно вздыхала, посматривая на Баранова. Он наслаждался этим. Не зря же он в театре играет. Это ведь, заменяя Ёжика, он играл просто ужасно. А на самом деле актёр он был просто прекрасный. В голову Нюши ни разу не закралось подозрение, что парень просто с ней играет, как до этого она с ним. — Ну вот, все собрались, — сказал Кар Карыч. — Я бы хотел обсудить с вами музыкальную часть постановки. С радостью сообщаю, что на каникулах Бараш постарался на славу: на электронную почту он прислал мне много стихов, какие-то из них подошли нашему сюжету, — Панди вопросительно посмотрела на друга, который скромно улыбнулся и кивнул. Странно, они же общались на каникулах, почему Бараш ей не сказал? С другой стороны, он не обязан. — Этого количества нам вполне хватит. Я скоро напишу на них музыку, и уже со следующей недели мы будем репетировать песни. Однако, так же, на каникулах, мне пришла в голову весьма нестандартная мысль. Я хотел обсудить её с вами, — учитель выждал паузу и продолжил. — Я подумал, что можно добавить битвам в нашем спектакле динамичности, добавив музыку, на этот раз, не живую. Что-то современное, но по теме. Возможно, хотя, вы ни за что бы от меня этого не ожидали, это могла бы быть рок-музыка… Все, конечно, были шокированы, некоторые даже подавили смешок. Кар Карыч, пожилой интеллигент, культурный центр преподавательского коллектива, приверженец старины, почитатель традиций и культуры, вдруг предлагает вставить рок-музыку в спектакль. Это не говоря о том, что тема революции обычно не особо интересна его ровесникам, они предпочитают что-то более спокойное, нежное. Хотя, наличие любовной линии — это и есть отголосок этой культурной и интеллигентной натуры. — Мне нравится эта идея, — неожиданно для всех, а особенно для себя подала голос Панди. — Мне тоже, — вдруг выпалил Ёжик и почувствовал жар на лице. Зачем так открыто соглашаться? Парню казалось совершенно очевидным, что согласен он только из-за солидарности Стеши. Той, кстати, тоже опалило лицо, словно лавой, разбавленной кипятком. Нет, нет, это сон, Ёжик не мог с ней согласиться. А вдруг мог? Неужели у них могли бы найтись общие интересы? — Я за, — безучастно выдал Крош. Он действительно был бы заинтересован происходящим, не будь отголоски этого наигранного участия чистой маской, пытающейся пикрыть нового Зайцева, которого жестоко выплавила из старого Нина своим отношением к нему. Арсеньева и Копытина просто кивнули. Им было глубоко не до этого. Все выжидающе посмотрели на Бараша. — Ну-у, — с сомнением протянул тот. — Я бы не сказал, что это мой стиль музыки, но… это представляется мне возможным… — Всё-таки неприятно идти против большинства и не соглашаться с любимым учителем. — Отлично, — просиял Карыч. — У вас есть предложения на какие-то определённые композиции? — Я знаю даже две подходящие песни. Панди определённо была в ударе. Когда поднялась тема рока, она даже забыла о всех делах и почувствовала себя в своей тарелке. Все реагировали по-разному. Ёжик, затаив дыхание, будто впитывал в себя, в кожу, новую информацию о своей возлюбленной. Она виделась ему интересной и нестандартной личностью, явно с какой-то травмой на сердце. Оказывается, она слушает рок… Нет, а что, довольно интересная музыка, пускай и несколько… жёсткая. Да, Панди определённо невероятно интересная. С ней было бы здорово общаться, дружить, встречаться… Что за бред! Не будет этого! Никогда! Нереально! Невозможно! Крошу, опять же, было бы интересно, не будь его мысли так затуманены Ниной и тем, что у неё случилось. Она стала его наркотиком, вытеснила из головы все посторонние мысли, даже то, что сказали ему глаза Панди на каникулах. А так он, будучи хорошим другом, конечно же, позаботился бы об этом, выведал бы, что случилось, и, безусловно, интересовался бы сейчас происходящим. Как Нина могла не заметить? Она знает, она знает то, что втаптывает её в грязь, что заставляет считать себя недостойной счастья. Да, она видит. Видит, как Ёжик жадно ловит информацию о её подруге, видит, что ничего ей не светит, страдает, но продолжает на что-то надеяться, носить маску. Ха, никого не напоминает? Нюша была слишком поглощена жалостью к себе и Барашем. Не было сил выступать против, это не имело смысла. А так она бы это точно сделала. Как раньше, пошла бы на всё ради своих принципов, уничтожила бы всех, кто осмелится идти против неё, кто не согласен с её мнением. А мнение её таково: рок — это музыка отбросов. Плевать на чужое мнение. Да, обычно плевать, но только не сейчас… Но нет сил противостоять большинству, хотя раньше она бы точно это сделала. Бараш был не в восторге от идеи наполнить постановку бессмысленным, как он считал, прокрикиванием голоса и насилием над струн гитары, которое возвышают, называя солом. Однако, идти против любимого учителя… Да разве дело только в этом? Неужели Баранов — это бесчувственная и невнимательная скотина? Нет, конечно. Как он тогда смог полюбить? В отличие от остальных, его дела шли как нельзя лучше. Если многие присутствующие в зале были так затуманены своей любовью, что не могли толком понимать происходящее, то он наоборот. Опьянённый вниманием Нюши, парень, пускай и захваченный в далёкий и не предоставляющий возможностей к побегу плен объекта своего воздыхания, не мог не заметить, что добрая душа, которая так любезно помогает ему, в последнее время явно подавлена. И как можно быть таким бестактным, чтобы противостоять тому, что явно является для неё возможностью развеяться? Это заметно по тому, как загорелись её глаза, как осветила лицо улыбка. Пришлось засунуть своё мнение куда подальше. — Прекрасно, — в отличие от остальных, Карыч сейчас был в наилучшем расположении духа. — После репетиции тогда покажешь их мне, хорошо? — Хорошо, — кивнула Панди. Она и забыла, каково это — чувствовать себя нужной. Как это, оказывается… удивительно. И до дрожи непривычно. — А мы начинаем репетицию, — учитель вдруг бодро встал с кресла и принялся руководить. — С первой сцены. Все по местам! Хоть пока даже не утвердили присутствие рок-композиций в спектакле, однако Панди уже ясно представляла, как они красиво подчеркнут динамичность батальных сцен спектакля, как придадут сочности картине в целом и каким резким шоком станут для публики, которая явно никак не ожидает подобного новаторства от Кар Карыча. В непрерывном представлении страданий по Ёжику вдруг начался антракт, и новый артист показал зрителям незабываемое представление — мысли, которые оперативно очищают сознание от боли, дают ему отдохнуть, чтобы потом оно с новой силой смогло принять удар в тысячу раз сильнее. Стеша отыгрывала сцены на автомате. Её разум был заполнен до краёв детальным представлением батальных сцен под любимую музыку, ту, которую она слушает круглые сутки, под которую делает уроки, которая давно стала привычным фоном жизни, но, тем не менее, так и остаётся важной и любимой. Её актёрская игра была на уровне, но сознание всё равно заполняло предвкушение таких ярких картин. Она словно за спасательный круг ухватилась за эту идею, за шанс отдохнуть от боли. Глядя на неё, Ёжик улыбался. Когда она так счастлива, сами собой забываются все плохие мысли. От этих глаз, бездонных чернильниц, в которых плескаться и из которых вот-вот выльется искренний восторг и охваченность идеей, от этой милой улыбки, которая освещала зал поярче софитов и которая присутствовала на лице, даже когда губы не были в ней растянуты, когда она пряталась под плёнкой игры, начинает таять всё дурное в голове, да, скоро уже растает вместе с самим парнем. Когда их взгляды пересекались, подпрыгивало сердце. Ёжик скромно улыбался. В огонь её глаз, который заставлял его таять, подливался этот милый лёгкий румянец. Он и сам наверняка выглядел не бледнее — лицо будто обливало жаром, как обдаёт его мороз при выходе на улицу. Да они уже будто встречаются! Воркуют, как голубки! И почему обязательно надо на это смотреть?! Нине хотелось прямо со сцены выбежать из зала, спрятаться в каморке для швабр и зарыдать. Хотя… Лучше убежать куда-нибудь в лес на другом конце света, бежать всю дорогу, не переставая, падать и вставать, не чувствуя боли, попадать под дожди и метели, идти по острым скалам босиком, переплывать океаны, порвать одежду, в кровь изодрать колени и не только их, но ничего из этого не чувствуя, только добежать до леса, обессиленно упасть на землю и просто закричать. Во весь голос. Кричать, кричать, кричать и кричать. Но нет. Она даже не дойдёт до каморки со швабрами, не прорывается даже там. Почему? Репетиция… О, нет. Это последняя причина. А первая? Панди, например. Она и так озадачена всем, что произошло на каникулах. Зачем озадачивать её ещё и странными поступками? То же самое относится и к остальным присутствующим… — Отлично, на сегодня всё, — неожиданно почти для всех сказал Карыч. Хотя, как неожиданно. Хоть юные актёры не думали, что в данный момент репетиция может окончиться, но только потому что они, пребывая каждый в своём трансе, потеряли счёт времени. — Степанида, останься минут на пять, обсудим твои песни. — Хорошо. Все ушли, по очереди крикнув «До свидания». Крош, Нина и Бараш так же добавили «Пока, Панди». Жаль, что не Ёжик… Нюша бросила на брюнетку злобный взгляд, когда попрощался Баранов. Панди ответила многозначительным, чем напугала рыжеволосую, хоть она и не подала вида, а лишь гордо вышла вон. — Что у тебя за предложения? — спросил учитель, когда все ушли. — У одной из моих любимых рок-групп есть две подходящие песни, — ответила Стеша в радостном волнении. Да, её любимые песни и правда пригодятся для дела. Даже не верится… — У нас как раз две батальные сцены. Я даже представила, как это будет выглядеть. — Отлично, — улыбнулся уголками губ Карыч. — Что за группа? — Называется Skillet, — ответила Степанида, следя за реакцией учителя. Что, если его отпугнёт само название? Однако пока тот добродушно кивал и улыбался. — Песни «Rise», думаю, она пойдёт на вторую битву, и «Resistance», она на первую. — У тебя они есть на телефоне? Девушка кивнула. — Отлично. Давай-ка их прослушаем. Стеша достала смартфон, разблокировала и зашла в музыку. Первой попалась песня «Resistance». Девушка нажала на «Play», и заиграло громкое соло. Сама Панди погрузилась в транс. Когда песня действительно играет, гораздо легче представить, как будет выглядеть батальная сцена. Первая битва перед знакомством Бэкки и Дэниэла. Вот играет вступление, горят красные софиты, Бэкки крадётся по сцене, прячась, скрываясь от закона.I'm a nation, I'm a million faces Formed together made for elevation. I'm a soldier, I won't surrender Faith is like a fire that never burns to embers.
Из-за кулис выскакивает Дэниэл, падает на сцену, за ним погоня. Бэкки инстинктивно подаётся назад. Вслед за революционером выбегают на сцену солдаты армии правительства (их сыграют Нюша и Крош, надев маски и нужную форму). Вольф реагирует мгновенно — он вскакивает и продолжает бой, видимо, начавшийся далеко за кулисами, в удивительном театральном мире воображения.(Who's gonna stand up, who's gonna fight?) The voice of the unheard. (Who's gonna break these chains and lies?) Love is the answer. I gotta speak it, believe it, that s how I feel inside. I, I, can't, can't sit here quiet.
Бэкки понимает, что терять ей нечего, и, когда один из солдат слишком отвлечён и не ждёт посторонней угрозы, подбегает к нему, заламывает руки за спину, забирает оружие. Однако он вырывается, хватает девушку. В это время второй хватает Дэниэла. Обоих поворачивают лицом друг к другу.You can take my heart, you can take my breath When you pry it from my cold, dead chest.
Заметно для зрителей, но неуловимо для своих врагов, мятежники переглядываются и кивают друг другу. Всё это происходит медленно, будто с какой-то искрой. Что мешает солдатам тут же увести непокорных, чтобы их постигла заслуженная кара? С точки зрения здравого смысла — ничего. С точки зрения театральной постановки — зрелищность и логика сюжета. Да, победить должно добро. Хотя, если бы именно в этот момент их увели, сюжет пошёл бы совсем другим путём, вовсе не обязательно проигрышным для повстанцев.This is how we rise up Heavy as a hurricane, louder than a freight train. This is how we rise up Heart is beating faster, feels like thunder. Magic, static, call me a fanatic It s our world, they can never have it. This is how we rise up It s our resistance, you can't resist us.
Резко Бэкки и Дэниэл освобождаются из плена, обезоруживают противников и, встав спина к спине, направляют огнестрел на его бывших хозяев. Те в панике убегают со сцены. Панди ставит на паузу незаконченную песню и пересказывает режиссёру то, что только что сложилось в её голове. По его глазам видно, что он представил это не хуже самой девушки, но трудно сказать, как он относится к этому. В таком неуловимом состоянии он просит ставить следующую песню. Панди выполняет просьбу. Дрожащими руками и с колотящимся сердцем, впервые за долгое время не от любви и страданий, она нажимает на «Play». Но первые же звуки вступления любимой песни заставляют девушку успокоиться. Она погрузилась в мир театра, так же живо представляя картину, как и с первой песней. Действие происходит на полу возле сцены. До вступления Кларенс пытается переманить Амалию на свою сторону. Но с первыми звуками песни со сцены спрыгивает Джон и начинает стрелять. Амалия неуверенно отходит к нему, но присоединяться к битве не решается. Кларенс смотрит на неё с болью. Он, Бэкки и Дэниэл прячутся за декорацию.All I see is shattered pieces I can't keep it hidden like a secret (I can't look away!) From all this pain in a world we made!
Мятежники разыгрывают пантомиму, нервно обсуждают возможный план действий. Джон стреляет из-за всех сил, время от времени кричит Амелии, чтобы помогала. Вдруг Бэкки выбегает прямо под огонь, стреляет с пола. Пули чудом пролетают мимо неё, но это ненадолго. Задевает её плечо. Но тут выбегает Донна, тащит раненого товарища в укрытие.Everyday you need a bulletproof vest To save yourself from what you could never guess! (Am I safe today?) When I step outside in the wars we wage!
Продолжается перестрелка, Бэкки делает себе перевязку, время от времени некоторые из революционеров высовываются, чтобы лучше попадать.Our future's here and now, Here comes the countdown!
Амелия решается, она стреляет у уха Джона, чтобы отвлечь его, и перебегает к повстанцам. Джон прячется за декорации, но стреляет. Продолжается перестрелка.Sound it off, this is the call! Rise in revolution! It's our time to change it all, Rise in revolution! Unite and fight, to make a better life! Everybody one for all, Sound off, this is the call: Tonight we rise! Rise! Tonight we rise! Rise! Tonight we rise!
Музыка приглушается. Повстанцы обсуждают план действий. ДЭНИЭЛ. Мы здесь не для того, чтобы играть с этим в кошки-мышки. Надо действовать. ДОННА. Мимо него не пройти. АМЕЛИЯ. Не знаю, что у вас за план, но нужен отвлекающий манёвр, если надо пройти мимо Джона. КЛАРЕНС. Вот что. Кто-то пойдёт взорвать здание, остальные создадут шум, отвлекут Джона. БЭККИ. Я пойду. Достало меня уже это. ДЭНИЭЛ. Я с тобой. С самого начала мечтал это сделать. БЭККИ. Ты уверен? ДЭНИЭЛ. Полностью. БЭККИ. Хорошо. Прощайте. Спасибо, Донна. Без тебя я была бы мертва. ДОННА. Прощайте. КЛАРЕНС. Прощайте. АМЕЛИЯ. Прощайте.Like a hand grenade thrown in a hurricane, Spinning in chaos, trying to escape the flame, (Yesterday is gone!) Faster than the blast of a car bomb! And when the scars heal, the pain passes, As hope burns, we rise from the ashes! (Darkness fades away!) And the light shines on a brave new day! Our future's here and now, Here comes the countdown.
Внизу продолжается перестрелка, Бэкки и Дэниэл проходят мимо Джона и попадают на сцену. Они возятся с взрывчаткой. Музыку опять приглушают. ДЭНИЭЛ. Ну вот и всё. БЭККИ. Да. Скоро мы погибнем. ДЭНИЭЛ. Я рад, что встретил тебя. БЭККИ. Я тоже. ДЭНИЭЛ. Я люблю тебя. БЭККИ. И я тебя тоже.Sound it off, this is the call! Rise in revolution! It's our time to change it all, Rise in revolution! Unite and fight to make a better life! Everybody one for all, Sound off, this is the call: Tonight we rise! Rise! Tonight we rise! Rise! Tonight we rise!
Проектор показывает взрыв, Бэкки и Дэниэл стоят на сцене, обнявшись, под сценой все умирают. Закрывается занавес. Панди пришлось выбраться из мира воображения и вернуться в актовый зал. Она опять пересказала Карычу свои соображения. На этот раз он немного подумал. По лицу опять невозможно было угадать его настроение. Панди, затаив дыхание, ждала, что он скажет. Будто от этого зависела вся жизнь. Если учитель скажет, что это всё — плохая идея, то Стеша лишится возможности покидать клетку страданий, её запрут там навсегда и выкинут ключ, который она с таким трудом раздобыла. Жаль, что даже если Кар Карыч одобрит песни, этот ключ сам собой расколется после спектакля. — Пожалуй, — наконец задумчиво протянул учитель. Степанида вся сжалась. Она почувствовала себя очень крохотной. Подумать только — от того, что скажет музыкант, зависит будто бы её жизнь. — Это неплохая идея, — Стеша тихонько облегчённо выдохнула. — Мне даже нравится, как ты продумал сами сцены. Однако во второй битве я кое-что изменю. Мне надо подумать. А ты пока иди домой. — Спасибо, — с трудом вырвала из себя девушка, смотря на учителя, не веря своему счастью и пытаясь нащупать где-то рядом рюкзак. — Тебе спасибо, — снисходительно улыбнулся учитель. Одним лёгким движением достал её рюкзак совсем из другого места и протянул ей. — Спасибо, — смущённо и уже менее резко сказала Панди. — До свидания. — До свидания.***
Бараш сидел на диване в коридоре. Снова был четверг. В прошлую пятницу они ставили батальные сцены под те самые песни, которые предложила Панди. Баранов всё ещё не считал рок музыкой богов, но решил, что он бывает сносным. Однако это было последнее, что его беспокоило. Панди и он договорились встретиться здесь перед репетицией и обсудить дальнейший план действий. Но девушки нигде не было видно. Это начинало раздражать. Когда человек получает, что хочет, он в той или иной степени наглеет. Бараш почти заполучил Нюшу. Её безраздельное внимание опьяняло душу уже почти две учебные недели. Поэтому, когда Степанида не пришла ровно в то время, на которое они договорились, и он ждал уже целую минуту, поэт немного оскорбился. Но вот слышны шаги на лестнице. Сначала парень было решил, что это Панди, но потом подумал, что походка другая. А узнав, чья она, Бараш чуть в обморок не упал. Какое тут внимание! Рановато он наглеет. Он до сих пор трепещет от одних Её шагов! Это карма. Он бежал впереди паровоза и сейчас понял — ни за что нельзя было это делать. Вот Она ступила с лестницы в коридор. Бараш попытался принять гордый вид. Она замерла на пороге, в начале растерявшись, но тоже овладев собой. Девушка прошествовала мимо него королевской походкой, не глядя на парня. Он же смотрел мимо неё в стену. Но Она не выдержала и всё-таки остановилась и подала голос, стоя к нему спиной. — И чего ты тут сидишь? У нас, вообще-то, репетиция, — холодно произнесла Нюша. — А какое тебе дело? — так же холодно спросил Бараш, из-за всех сил желая прекратить Её мучить. Да, он видел, Она страдает. — Самое прямое, — Бараш не мог этого видеть, но зелёные глаза из-за всех возможных сил сдерживали слёзы. Увидь он, сразу бы попросил прощения за всё. Ну не может он дальше мучить возлюбленную! Не для того он столько лет пытается Её добиться! — Я должна знать, с кем мне сегодня играть нашу сцену. — Можешь уже опять обижаться, — притворяясь, будто наслаждается своими словами, произнёс парень. — Я обязательно приду. Жаль, да? Ты в ведь меня ненавидишь. — Не без этого, — с трудом выговорила Копытина. И как у неё получилось не выдать слёзы в голосе и согласиться с тем, чему всё нутро возмущённо возражало? — И оставайся тут со своими секретами. Мне до них дела нет. Лгунья. Ей есть дело, ещё какое. А что если у Баранова девушка, и сейчас он встретится с ней? Нюша не переживёт. Девушка направилась вперёд. Но, зайдя за поворот она пошла не к залу, а к женскому туалету. Бросив сумку на пол, Нюша закрылась в кабинку, где был подоконник, забралась на него и зарыдала в голос. Тем временем Бараш вновь услышал шаги. Они были очень торопливые, и на этот раз парень сразу безошибочно определил, чьи они. — Извини, на уроке задержалась, — с лестницы вылетела запыхавшаяся Панди. Хоть Баранов и планировал отчитать её за опоздание, но ещё когда он услышал шаги Нюши, понял, что зря уже так самоуверенно себя ведёт. Во-первых, он видит, что его возлюбленная страдает. Во-вторых, понял, что всё ещё трепещет в её присутствии. Поэтому ничего ещё не кончено, Бараш ещё не победил, и ему как никогда нужна помощь Стеши. — Две минуты — не страшно, — сказал он. — Садись. Надо поговорить. — Для этого мы и договорились встретиться, разве нет? — спросила она, садясь. — Или ты хочешь мне что-то рассказать? — Да, — Баранов поступил взгляд, собираясь с мыслями. Он вздохнул и заявил: — Надо прекращать это. Я вижу, ей больно, и не могу на это смотреть. Пора переходить к финалу. У тебя ведь он есть? — Я пока плохо об этом подумала, — призналась Панди. — Не ожидала, что ты захочешь признаться так скоро, — Бараш поперхнулся воздухом. — Но я что-нибудь придумаю, — она встала и ухмыльнулась. Жаль, что фальшивой улыбкой. — Готовься, Ромэо! Уже сегодня Джульетта будет твоя. — Признаться?! — Баранов вскочил. — Нет! Я не смогу! — Почему? Ты ведь знаешь, что она любит тебя. Иначе не страдала бы. Ха, если бы всё было так просто. Иронично, Панди-то понимала, что невозможно просто взять и сказать те самые слова. Даже если располагаешь миллионом доказательств взаимности, не можешь поверить, что после таких страданий всё же будешь вознаграждён, пусть и надеялся на ответную любовь всё это время. — Если бы всё было так просто! — страдальчески выдохнул Бараш. — Ты справишься, — заверила его Панди, внутренне соглашаясь с другом. — Я в тебя верю, — тут её осенило, — И у меня уже есть план. Слушай, вот, что ты сделаешь… Она зашептала ему на ухо. План, пришедший в голову Панди, был простоват и не так гениален, однако невероятно эффектен и точно должен был сработать. Однако Бараш не был так уверен. — Панди, эта идея была бы прекрасна, если бы на моём месте был, например, Крош. Вот кому уверенности не занимать. Пандорина украдкой вздохнула и внутри себя как-то по-садистски усмехнулась, пугаясь своей жестокости. Она знала, что это уже не совсем так. — Бараш, послушай, — серьёзно сказала девушка, глядя другу в глаза. — Ты её любишь? — Да, — уже без запинки выдал Бараш. Больше он не боялся признаться в этом Панди. Ей точно можно всё доверить, она надёжный друг. — Ты хочешь, чтобы она страдала? — Нет, конечно! — немного оскорблённо воскликнул поэт. — Тогда прекрати её страдания! Ты в силах это сделать, ты же знаешь! Господи, как Панди устала пытаться настроить Бараша на то, чтобы сделать то, что она сама под страхом смерти не решилась бы. Ей нужен такой же друг, который помог бы ей, подтолкнул на это. Но она сама отказалась иметь таких друзей. Выбрала обет молчания, никому не рассказала о своей любви. Нина, Крош и Бараш — единственные её друзья в этой школе — думают, что уже хорошо её знают, что у неё нет от них секретов, что она помогает, но ей не нужна помощь… А Панди хочется кричать о помощи. Но она сама выбрала держать всё в себе, и чем дольше она молчит, тем меньше шансов, что она кому-то скажет. Словно зыбучие пески втягивают её в бездну. — Ты сможешь, — твёрдо сказала Панди. — Остался только один шаг, а ты боишься. Бараш не знал, что ответить. С одной стороны, он чувствовал прилив сил, был готов, он хотел сделать то, что предлагала Панди, но с другой, чувствовал сомнения, которые вырвались из глубины души, медленно разрослись тонкими отравленными стебельками и теперь охватили всё существо поэта. Холод неопределённости сковывал по рукам и ногам, по душе. Страшнее этого может быть только творческий кризис. Но парень смог собраться с мыслями и, не будучи уверенным, что не обманывает подругу, сказал: — Ладно, я попытаюсь… Панди довольно улыбнулась, встала и хлопнула в ладоши, обозначая «галочку» в выполненном задании. Но, как и всегда, стоило её лицу выйти из поля зрения собеседника, его сковала непередаваемая тоска. — Прекрасно! — сказала Пандорина. — Теперь пошли репетировать, Ромэо!***
Серая тоска нежно окутывала репетицию. На сцене актёры проявляли самые могущественные стороны своего таланта, превозмогая невыносимое желание на всех присутствующих накричать и в истерике выбежать из зала. Как завещала группа Queen в далёкие 1980-е, «Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking but my smile still stays on»*. Однако как только сцена с тем или иным молодым талантом подходила к концу, муза театра покидала его, отбирала погружённость в образ и одухотворённость, отражавшуюся на лице и помогавшую на время извлечь из души печаль, и его, пока он спускался в зал до следующего своего появления, окутывала серость и боль. Режиссёр, казалось, ничего не замечал. Карыч не видел очевидной болезни, мучавшей его труппу, болезни страшной, порой смертоносной, иногда лёгкой и поощряющей, болезни, замаскированной под благо, болезни, именуемой любовь. Да, творческие личности бывают безжалостны, они порой охвачены тем, что делают, и не видят очевидных перемен своего окружения. Зрение Кар Карыча было под строгим контролем, фильтрующим всю информацию, желающую посетить его разум. Если этот самый фильтр считал, что знание не касается его постановки, он не допускал его. Но это, может быть, и к лучшему. Часто страдающие не хотят пускать кого-либо в свой мир боли, в свою святыню отчаяния. Но это вовсе не значит, что одиночество идёт им на пользу. Только одна душа была заражена чем-то, кроме отчаяния и вдохновения. Только одна душа видела свет во мраке. Только одной душе была дарована надежда, хрупкая, как существо любого из страдальцев этого зала под натиском боли. И только одной душе сегодня был доступен единственный шанс на счастье. Вот обладатель этой души смотрит, как другая, не такая счастливая, поднимается на сцену и останавливается за кулисами, ожидая указаний режиссёра. Ноги обладателя дрожат, сердце бешено колотится, руки трясутся, он сам, кажется, сейчас упадёт в обморок. И нет, не помогает другое существо, на несколько минут отвлёкшееся от своих проблем, чтобы узнать, как пойдёт его план. Не помогает поддержка, направленная из одних только глаз этого существа. Да, ему надо быть признательным, что оно вырвалось из пут одной болезни — любви — и радостно бросилось к другой — творчеству и экспериментам. Ведь неизвестно, сработает план или нет. А он тщательно продуман, хоть и быстро, уже успел шокировать главное его действующее лицо и должен был красиво и отчаянно исполниться. Но на лице Бараша и Панди не отобразилось ничего. Одни глаза выдавали её поддержку, и ничто не выдавало его смятения. Но ни того, ни другого не заметил ни один из присутствующих, все были поглощены своим. — Начинайте! — воодушевлённое поощрение Карыча для Баранова прозвучало, как приговор. Но он со вздохом повиновался и встал на центр сцены. Это была первая сцена, где контактируют персонажи Нюши и Бараша, сцена их знакомства. У них были две сцены наедине — первая встреча и попытка переманить Амалию на сторону сопротивления. Панди решила, что первая подходит для реального признания больше — ведь во второй существует вымышленное, Нюша и остальные подумают, что Бараш просто играет роль. А вот в этой сцене будет контраст. Она на всё была готова, что бы хоть два человека перестали страдать. Нюша выбежала на сцену, держа уже подготовленный реквизит — оружие. Её красивая женственная одежда смотрелась с ним одновременно нелепо и стильно. Напоминало элементы английского стиля, где с милым платьем может носиться кожаная косуха на два размера больше и огромные ботинки. Оружие было направлено на Бараша. На самом деле, ей в какой-то степени не приходилось особо играть — он заставляет её страдать так, что хочется пристрелить. Но с другой стороны, девушка всё ещё любит поэта, и ей неприятно целиться в него, пускай даже из муляжа. Но вот, она выскочила на сцену, и образ героини вытеснил реального человека. — Ни с места! — воскликнула Амалия, целясь в застигнутого в расплох Кларенса. Он неуверенно поднял руки вверх. Генерал не убрала прицела, но говорила уже более расслабленно: — Из Сопротивления, да? — Кларенс кивнул. — Оружие на пол. — Он нарочито медленно достал из-за пояса пистолет. В самую последнюю секунду он направил оружие на девушку. — У тебя будут большие проблемы, если ты меня пристрелишь, — произнесла Амалия, и щепотка женского заигрывания проскользнула в этой угрозе. — У тебя будут не меньше, если убьёшь меня, — Бараш сказал это не так, как надо. Кларенс говорил уверенно, но вместе с тем подозрительно и едва уловимо заинтересованно. А актёр, его игравший, печально, как-то устало, но невероятно отчаянно. Сложно было выйти из образа, когда тот охватил его полностью. Режиссёр нахмурился, но Барашу было плевать. Он смотрел на Нюшу, которая не до конца поняла, почему партнёр отходит от сценария. Невольно, она тоже вышла из образа. — Почему же? — надменно вопросила Амалия, оставляя заигрывающие нотки в голосе. Бараш поймал взгляд Панди. «Сейчас или никогда!» — уверенно вещал он. Весь мир будто погрузился для парня в огромную каплю воды, стало тесно и невозможно дышать, одновременно будто в уши залилась жидкость. Но стук отчаянного сердца спас планету от потопа, и вновь парень может дышать. И следующий шаг зависит от него — превратить свою предыдущую фразу в ошибку, добавив ложку дёгтя в банку мёда удачной репетиции, или эффектно признаться в любви, получив счастье. Только для второго требовалось в разы больше усилий. Спустя секунду, показавшуюся вечностью, Бараш еле заметно вздохнул и совсем вышел из образа. Глаза его теперь смотрели с надеждой и печалью, руки держали пистолет просто для вида, а сам он сделался не воинственным творцом, который предпочёл освободить родину от диктатуры, а не развивать талант, а просто обычным поэтом с горячим сердцем и необъятной душой. Перемену эту заметили только Панди, Карыч и Нюша. Ёжик, Нина и Крош продолжали страдать, не подозревая, что спустя несколько секунд в их одинокую кровоточащую гармонию вторгнется фраза, произнесённые Барашем: — Потому что я люблю тебя. На миг Баранов стал самым счастливым на земле. Он даже не получил подтверждение взаимности, но вырвал это из глубины души на поверхность. Будто гадкая порча наконец вырвалась из него, свалилась гора с плеч. Неожиданное облегчение могло бы шокировать, но Бараш выдержал. Ему захотелось смеяться и стало всё равно, что ответит Нюша. И всё равно, насколько это шокировало присутствующих. Но лишь на секунду. — Очень легкомысленно заявлять это, едва увидев человека, — в голосе Амалии чуть усилились заигрывающие нотки. Но вдруг она исчезла из зала. Осталась только шокированная семнадцатилетняя девушка, которую так измучил тот, кого оставил на сцене Кларенс. — Стоп, что?! Этого же нет в сценарии! — воскликнула Нюша. — Зато есть здесь и сейчас, — внезапная буря чувств, вызванная облегчением, отступила, остались следы отчаяния и стойкий стержень, одна мысль. «Мне уже нечего терять.» Глаза Бараша выдавали эту мысль с головой, приправленную надеждой, которая умрёт последней. — Здесь и сейчас, на сцене, я стою и люблю тебя. Я, не Кларенс, и тебя, не Амалию, — казалось, что это тоже спектакль, настолько красиво, но одновременно ествественно звучали эти слова. — Нюша, мне надоело тебя мучить. Не отрицай, я вижу, что ты мучаешься. Прошу, давай встречаться! Внезапно раздавшиеся из зала апплодисменты вернули обоих к реальности. Нюша вспомнила, что всё ещё на сцене и совсем потерялась. Бараш вовсе покраснел до корней волос. А апплодисменты принадлежали Панди. Да, она страдала сама, и врят ли её ждёт такое счастье, но она смогла отвлечься, она увидела, что её план сработал. Пусть Нюша пока не ответила, но не надо было обладать необыкновенной проницательностью, чтобы увидеть её ответ, вышедший наружу вместе с нервным дыханием и застрявший рядом. Вслед за Панди машинально захлопал и Ёжик. Да, его потянуло больше от того, что это начала она, чем от большой радости за парочку. И всё равно, что это может выдать его с головой. Он устал скрывать, надо иногда лететь вслед за эмоциями. Далее одновременно захлопали Крош и Нина. Машинально они посмотрели друг на друга, но тут же отвели взгляды, будто напрямую посмотрели на солнце и обожгли глаза. Кар Карыч захлопал бы первым, если бы быстрее вышел из ступора. Он был всецело поглощён творчеством и не сразу понял, что произошло. Но как только учителю удалось стряхнуть с себя музу, он искренне порадовался за своих учеников и зааплодировал громче всех. — Д-да… — заикнувшись, выдохнула Нюша. Её словно ошпарило внезапным счастьем. Такого девушка никогда не испытывала. Зал перестал казаться тусклым, мир расцвёл, перестал казаться ужасным тот факт, что в спектакле участвует ненавистный рок. С удивлением Нюша обнаружила слёзы у себя на глазах. Но к ещё большему изумлению совершенно не заботила угроза потёкшей туши. Важно не это. Важно то, что она теперь счастлива. Она счастлива. Никто даже не подметил, как Копытина оказалась в объятиях Баранова. Но разве это имеет значение? Так приятно увидеть лучик света в сплошной тьме. Странно, как так получилось, что в зале собрались только такие люди, которые даже в минуты отчаяния готовы искренне радоваться за других?