***
Когда в последний раз вот так гуляли два друга? Кажется, на каникулах. Столько всего изменилось! Хотя и тогда Крош и Ёжик были заняты своими мыслями и заботами. Это же ленивое молчание, обладающее удивительной незаметностью, господствовало и сейчас. С единственным лишь отличием, что парни внезапно его заметили. В нерешительности посмотрели друзья друг на друга. Крош был немало удивлён тем, как он отдалился от друга, не успев это заметить. Подумалось было, как это он, Крош Зайцев, стал так мало общаться с лучшим другом из-за какой-то девчонки. Но эта мысль была выгнана из головы со злостью старой бабки, веником пинающей с кухни несчастного кота. А Ёжик находил себе оправдание, но всё равно очень жалел и стыдился… Если рассказать Крошу — засмеёт. По дружески, конечно, но всё равно будет больно. У него-то наверняка другая причина, серьёзная… — Как-то всё не так, как раньше, — Ёжик коряво высказал мысль обоих. — Что-то изменилось. И ты, и я, — подхватил её Зайцев. — И не только мы одни. Ощущение, будто весь мир другой, — Ёжик увидел это только сейчас, хотя жил в таком мире уже несколько недель. — Хотя, если подумать, только репетиции другие, — Крош, подобно другу, только раскрыл обе эти истины. Только он подумал о следствии из них обеих, как сразу же… — Да ведь в том дело, что ими мы только и живём… — сказал Ёжик. — И ты тоже? А почему? — удивился Зайцев. — А ты почему? — Сказалось как-то грубовато, он и сам не ожидал. Но нет, так просто Ёжик не сдастся, не станет первым терпеть дружеские подкалывания в таком состоянии. Но Крош вдруг сделал нетипичную для себя вещь. Он смутился. Ёжик сразу перестал так злобно упорствовать и перешёл на просьбу. — Ну расскажи. Мы же друзья. — А ты никому не расскажешь? — осторожно спросил блондин. Он тоже не собирался рушить репутацию. — Зачем мне это? — Да, возможно, Ёжик бы чуть-чуть подколол друга, но ни за что не выдал бы его тайну, какая бы она ни была. Или Крош забыл, что значит дружба? Даже как-то обидно стало парню. — Не знаю… — Крош устыдился своего недоверия. Он глубоко вздохнул. — Короче… Ну, как его… — Внезапно язык будто потерял иммунитет к подобным словам, будто теперь в его тканях были вещества, не вступающие с ними в реакцию. Но ещё один вдох, и он скажет. — Я Нину люблю. — Ты? — удивился брюнет. Нет, в таком случае, не до шуток, хотя удивление нешуточное. — Никогда бы не подумал, — но тут Ёжик вспомнил мысль, пришедшую к нему в голову после фотосессии с Арсеньевой, но совсем не обдуманную и всё ещё кажущуюся неправдоподной. Однако, надо бы высказать… — Мне жаль, друг. Она, походу, в меня влюблена, — недобрый огонь блестнул в голубых глазах Кроша. Иголкин знал, что это значит. И какой чёрт дёргал парня озвучивать такую провокационную гипотезу так, будто это аксиома? — Эй, погоди, без насилия. Я-то сам люблю Панди. — Да?! — Крош словно излил наружу и удивление Ёжика, и своё в одном лишь слове. Следа не осталось от его ревности. Просто ему эмоциональности не занимать, а вот Ёжику не хватает иногда… — Естественно, я знал, что Нату ты не любишь. Но чтоб вот так… — Вдруг Крош будто потух, о чём-то размышляя. — Чего задумался? — Спросил Иголкин. — Да вот, сообразить не могу: как она к тебе относится, — неохотно признал Зайцев. Новая открывшаяся правда раздражала своей неопределённостью и тем, что не даётся с разбегу её загадка. Она поразила ещё больше, хотя, не вызвала, почему-то, столь бурной реакции, как предыдущая… — Никогда напрямую не говорила. Про остальных всё ясно, а про тебя она молчит… — Тактично молчит, — грустно хмыкнул Ёжик и без жалости к себе продолжил втаптывать в грязь свою самооценку. — Девушкам на меня плевать. Для Наты я был игрушка, сейчас — скорее, друг. Как Нину угораздило, я понятия не имею, но она — редкое исключение. На миг злость охватила Кроша. Почему-то показалось ему, будто друг наслаждается страданиями бедной Нины. Это же почти первая влюблённая в него девушка! Но она страдает! А Ёжик видит в этом только лесть своей самооценке. — И то я не уверен в этом на все сто, — закончил мысль Ёжик, но даже до этой несущественной детали Зайцев, который лучше всех знал друга, устыдился своих сомнений. — Чего ты так сразу, — попытался он его приободрить. — А вдруг нет? — В голову пришла дельная мысль. — Давай так: ты признаешься ей. Прямо перед спектаклем. Романтика будет. — Ни за что! — воскликнул Ёжик. — Слабо́? Да, Крош всегда остаётся Крошем — никуда без насмешек. Да! Да, ещё как слабо! Но с пистолетом у виска Ёжик не признает этого. Ведь, в конце концов, премьера не завтра… — Нет, — опять голос не дрожал, а сердце билось в агонии… — Да, — одним словом и своей ухмылкой Крош безжалостно раздавил решительность Ёжика. Но тот нашёл в себе силы сказать, правда, без столь стальной внутренней решимости: — Я признаюсь Панди. Но нельзя оставить на лице блондина эту улыбочку. — А ты признаешься Нине в течение этой недели, — невинно улыбнулся парень. С каким наслаждением Ёжик созерцал каждое мгновение плавного перехода из улыбки в страх. Сладкая месть! Ох уж эта своеобразная дружба… Нет, ему было жалко друга. К тому же, он очень хорошо его понимал. Но ведь если он признается, в любом случае у него гора с плеч свалится, даже если Нина ответит жёстким отказом. Хотя бы не надо будет держать всё в себе. — А почему мне так скоро, а тебе ещё несколько месяцев? — взбеленился Крош. — Только не говори, — медленно и раздражающе растягивая слова проговорил Иголкин, — что тебе слабо́. И я уже пообещал, а обещания надо выполнять. Крош сглотнул. — Не слабо, — твёрдо сказал он. — Тогда договорились. И парни пожали руки.***
Крош и Ёжик заключили пари в понедельник. И никогда неделя не казалась бедному Крошу такой короткой. С одной стороны, он понимал, что друг желает ему добра — как и он ему — и очень хорошо понимает ту ситуацию. Но страхи всегда преследуют даже таких самоуверенных людей, как Крош Зайцев. Нет, они даже страдают вдвойне. Это звучит странно, но стоит немного задуматься, и всё встанет на свои места — если человек, имеющий репутацию труса, испытывает страх, ему нечего терять, если все этот страх увидят — они итак знают о его пугливости. А если имеешь репутацию дерзкого смельчака, будешь днём и ночью бояться её потерять и стыдиться совершенно нормального для человека чувства страха. Будь то банальная боязнь темноты или страх за свою жизнь, когда ночью за тобой гонится маньяк; страх у доски перед классом, или страх того, что откажет любимая девушка… Любая боязнь становится вдвойне ощутимой, если тебя считают бесстрашным. Ведь к ней присоединяется страх потерять свою репутацию. Оба страха переплетаются вместе и создают невыносимой мощи сокрушительную слабость. А апатия тем временем продолжала охватывать Нину. Такая бессмысленная, вездесущая, жуткая. Девушка даже и не заметила, как во вторник, после лабораторной работы по химии на седьмом уроке её оставили дежурить вместе с одноклассником, который благополучно смылся при первом удобном случае. Лосяш Лосевич, преподователь естественных наук, отправился его искать, оставив девушку одну. Да, это будет надолго. Егор Союзкин — он такой. За восемь лет обучения в этой школе выучил все укромные места, даже те, которые учителя не знают. И — совершенно точно — не станет брезговать и женским туалетом, чтобы спрятаться от учителя, прогулять урок или отделаться от скучного дежурства. Да, вернутся они точно не через пять минут. Тогда Нина успеет уже сама всё убрать, — и в чём тогда смысл? Был бы тут Лосяш — у Арсеньевой был бы стимул сдерживать эмоции… Так. Нет. Происходит что-то странное. Почему эта ситуация её раздражает? С каких пор она вообще что-либо чувствует? Где апатия? Откуда чувства? Нина перестала возить по доске тряпкой и прислушалась к себе. Да. И правда нахлынул водопад чувств. Но почему? С чего вдруг оставила верная подруга апатия? Девушка почувствовала себя беззащитной. Так привыкла она ничего не чувствовать, что такой непрерывный поток эмоций выдерживался с трудом. Это подобно тому, что ощущает человек, несколько дней не евший и внезапно жадно проглотивший слишком много пищи. Такие явные чувства… О нет, как она могла так поступить с Панди? Надо выдержать эту пытку эмоциями, сохранить их и пойти перед ней извиниться. И тот взгляд Ёжика… такой резкий, ледяной, будто не ему принадлежащий. Не умеют его мягкие карие глаза так смотреть! Но самая удивительная эмоция — это перемена отношения к Ёжику. Она казалась бы резкой, не будь на перепутье эта страшная апатия. А Нина так привыкла. Она пыталась воскресить в себе те чувства, которые испытывала к Иголкину, но всё было бессмысленно. Они исчезли. Осталось уважение, желание продолжать общаться, дружить, но никак не хоть что-то, что можно назвать любовью. С удивлением девушка обнаружила, что ей это доставило неимоверное облегчение. А ведь правда, как она раньше не догадалась — страданий от любви не будет, если не любить. Какое прекрасное ощущение — снова жить, снова чувствовать! Словно выйти из-под гнёта чего-то огромного, ужасающего. Разлюбить. Да, любить — прекрасно, но разлюбить, освободиться от безответных чувств — вот что ещё прекрасней! Безусловно, когда Арсеньева любила, мир без этого чувства не представлялся существующим. Когда она любила, даже когда разочаровалась в любви, не хотелось забывать, хотелось ещё глубже погрузиться в эту пытку. Даже не так — пытку она мечтала прекратить, а любить мечтала до самой смерти. Но взаимно. А поскольку это не представлялось возможным, добрая старушка апатия пригрела под своё крыло. Верно ведь Нина слышала где-то, что апатия помогает забыть любовь. И сейчас, убедившись в этом самостоятельно, она была ей очень благодарна и готова была отпустить. Девушка стала убирать с парт пробирки. Настроение поднялось до невообразимых высот, которые были забыты в последний месяц. Даже ссора с Панди не казалась такой страшной — если всё ей объяснить, она поймёт. В этом Нина не сомневалась. Они всё-таки подруги, Стеша не станет держать зла. Но вдруг раздался звон стекла. Нина не успела сообразить, что произошло, как обнаружила осколки от пробирки на полу, а себя в двух шагах от места, где только что стояла. На покрытии расползалось чёрное пятно — в склянке оставалось немного вещества, Нина не знала, какого — лабораторную она делала на автомате. Но одно очевидно — эта штука прожигает линолеум. Нет, известно ещё кое-что — ей влетит. Не имеет смысла пытаться убежать — в классе была только она, очевидно, кто такой криворукий, её быстро найдут. А Нина только отошла от апатии, научилась чувствовать… И сразу наказание, возмещение ущерба школе, деньги, с трудом заработанные родителями, которые пойдут на кофемашину в кабинет директора, а не на пол… Эту цепочку мыслей ознаменовали шаги, раздавшиеся в коридоре. Странно, один человек. Видимо, Лосяш Лосевич не нашёл Союзкина. Странно, конечно, обычно этот учитель хорошо отлавливает лентяев… Но это ещё нормально, а вот зачем он стучится в свой же кабинет, непонятно. Дверь открылась, и в класс заглянула печаль в лице светловолосого парня. Неестественно глубоким голосом Крош проговорил: — Извините, Лосяш Лосевич, я забыл сдать тетрадь на уроке. Можно сдать сейчас? Только потом парень заметил Нину. Он в нерешительности замер на пороге, а девушка почувствовала жар на щеках. Почему? Откуда? Теперь что, Крош? Разве это не спетая ещё в начале года песня? Пока точно Нина не могла сказать. Но знала, что всё отошло на второй план, кроме этого нерешительно-печального лица. Надо же, как оно осунулось за последние месяцы… А Арсеньева и не заметила… Интересно, почему? — Он вышел, — сказала девушка. Крош опустил взгляд на пол, и голубые глаза расширились, кажется, от удивления и ужаса. Он подошёл поближе к чёрному пятну и осколкам, оказавшись на таком же от них расстоянии, как Нина. А на её глазах выступили слёзы. Внезапно вспомнилось, что только что произошло, и кто этому виной. — Я нечаянно, — дрожащим голосом сказала девушка. — Правда, я не хотела… Крош смотрел на неё странным взглядом. Нине казалось, презрительным. Но она и не знала, как его сердце разрывается при виде её слёз… Хотелось совершить нечто необычное, например, щелчком пальцев убрать пятно и склеить пробирку. Хотелось прижать девушку к себе, успокоить. Но это было бы странно, не те между ними отношения. К сожалению. Послышались шаги, на этот раз двух людей. Точно возвращались Союзкин и Лосяш. И правда — учитель и ученик вошли в класс. Восьмиклассник ойкнул при виде пола. Взгляд его стал хищным и обратился на Нину, от чего в её глазах появилось ещё больше слёз. Увидев это, Крош про себя решил потом задать трёпку этому наглецу. — Простите, Лосяш Лосевич, — вдруг сказал он, прежде чем учёный успел что-то сообразить и заметить слёзы в глазах Нины. — Это я виноват. Я просто зашёл вам тетрадь отдать, вбежал в кабинет, пока Нина несла пробирку, и случайно её толкнул. Я готов понести наказание. Лосяш задумчиво поправил очки. — Необычно для тебя, Зайцев, — задумчиво сказал он и перевёл взгляд на Арсеньеву. Хотя ей хотелось кричать, что Крош соврал, но от его слов высохли слёзы, и по телу заструилось приятное тепло. А какая смешная физиономия сейчас у Союзкина! Девушка не успела заметить, как кивнула на немой вопрос учителя — так ли всё было? — Ну, хорошо. Пойдём к завучу. Егор, в наказание за попытку прогула убери осколки и отмой остатки вещества. Нина, продолжай убирать остальные пробирки. Восьмиклассники повиновались. Выходя из класса вслед за учителем, Крош ободряюще улыбнулся Арсеньевой и подмигнул. Снова по её телу разлилось счастье. Конечно, Зайцев — заправский хулиган, ему не в новинку огребать неприятностей. Нина ответила неуверенной улыбкой и беззвучным «Спасибо». — Это ведь ты сама уронила, да, криворукая? — ехидно спросил Егор, когда шаги затихли вдали. Нина мыла в раковине очередную склянку, стоя к однокласснику спиной. Она должна была ответить «да», но не могла допустить, чтобы жертва Кроша была напрасной. Потом она обязательно тысячу раз поблагодарит его и сделает что-нибудь взамен. Но сейчас надо было соврать. К тому же не может она слушать эти ядовитые фразочки Союзкина теперь, когда вновь научилась чувствовать. — Нет, — непроницательное лицо Нины показалось в поле зрения Егора, пока она ставила пробирку на полку. — Отвяжись. И всё-таки, Кроша Нина поблагодарит.***
Тем же вечером Ёжик валялся в своей кровати и всем своим отчаянным существом жалел, что дал другу такое громкое обещание. Тогда он даже про это и не вспомнил, но теперь отчётливо проступил факт: у него есть девушка. Да, он давно её не любит и видит, что она тоже, да и никогда не любила. До расставания она относилась к нему насмешливо и снисходительно. Сейчас Ната изменилась и повзрослела. Они с Ёжиком хорошие друзья, но не более. Тем не менее что-то заставляет их называть себя «парень и девушка». А ему это вдвойне тяжело, ведь он любит Панди. Если бы Наташа не была его девушкой, он бы поделился с ней, настолько близким человеком она ему стала за такой короткий срок и несколько «свиданий», на которых даже поцелуев не было. Но нельзя же рассказывать своей девушке о любви к другой. За месяц Иголкин проникся к ней искренней симпатией и доверием, но только дружескими. Забылось и то, как легко она уехала, оставив влюблённого парня страдать. В конце концов, люди меняются, и Ната — отличный тому пример. Невыносимо обидно сознавать, что человек, которому он доверяет почти больше всех — после Кроша, разумеется, — не может его выслушать… Тихая вибрация телефона отчётливо разорвала тишину. Ёжик не шевельнулся — не хочет он сейчас ни с кем говорить. Когда раздражающие звуки звонка затихли, парень было снова погрузился в свои мысли, но звонок повторился. Что ж, наверное, действительно что-то серьёзное. Интересно, кто звонит? Иголкин взял телефон и увидел имя своей девушки на экране. Легка на помине, однако, мрачно подумалось парню. Он принял звонок. — Привет, Ёжик, — послышался слишком серьёзный для неё голос Наты. — Ты можешь говорить? Это очень важно. — Да, конечно, — все мысли вышли из головы парня и заменились любопытством и желанием помочь другу. — Что-то случилось? Динамик зашуршал — это Курлыкова глубоко вздохнула. — Да, — выдохнула она. И тут же на одном дыхании выпалила: — Послушай, нам надо расстаться, — пока Иголкин переваривал эту новость, девушка две секунды передохнула и быстро продолжила. — Хватит притворяться, я вижу, мы друг друга не любим. После шока Ёжиком овладела неимоверная радость. Наконец-то он избавится хотя бы от одной проблемы! Он сможет признаться в любви Панди, не беспокоясь о том, что у него есть девушка! Сердце радостно затрепетало и вывернулась наизнанку, казалось, выворачивая следом всё тело. Это сработало некой перезагрузкой — пьянящая радость ушла, и Ёжик обрёл способность здраво мыслить. Он подумал, что будет ужасно потерять такого замечательного друга, как Ната, что непременно случится, если срочно не принять меры. — Конечно, — по голосу было слышно, что парень улыбнулся. — Ты права. Но мы ведь останемся друзьями? Он почувствовал, как Ната просияла. То же было слышно и по голосу: — Конечно. Я очень рада, что всё наконец разрешилось, — видимо, девушка давно планировала этот разговор. Но вдруг её голос стал хитрым и язвительным: — Я же вижу, тебе кто-то другой нравится. Ёжика словно ошпарило холодной водой. Как?! Это что, и правда так заметно?! А он, тупица, думал, что очень хорошо скрывается… Но человек, не видевший его долгое время, заметил! Ната будто почувствовала по радиоволнам, как он покраснел и засмеялась. — Захочешь — сам расскажешь, — в перерывах между хихиканьем проговорила она. — Ну пока. — П-пока, — задыхаясь, выдавил Ёжик. Сгорая от стыда, парень вдруг захохотал. Почему? Непонятно. Нервный срыв? Стыд? Это как-то странно. Но неважно — он свободен! Может, это и повлияло больше всего — резкое облегчение. Слишком резкое для такого плавного слова и понятия. Но тем не менее, именно это случилось. Но с большей долей вероятности хохот вырвался из горла без предупреждения из-за такой бури сразу нескольких эмоций. А иначе — чему смеяться? Обещание-то на нём осталось, хоть теперь без дополнительных трудностей. Как он сможет его выполнить? Ёжику стало стыдно, что Крош заключил с ним пари, чтобы помочь, а сам Иголкин больше чтобы отомстить… Зато теперь он посмотрит, как это сделает Крош, а он сделает, потому что Ёжик его знает, вдохновится и сам сможет… Это была последняя мысль, которую запомнил парень, перед тем, как заснуть…***
Нина чувствовала себя нежной влюблённой барышней девятнадцатого века, героиней Карамзина. Характер у неё, конечно, совсем другой, но ход мыслей внезапно стал очень похожим. В середине зимы девушке почти чудилось, будто она держит ромашку, и по очереди отрывает от неё лепестки, приговаривая: «Любит? Не любит?». Самое странное, что как только лепестки заканчивались, тут же забывалось, на каком слове Нина оторвала последний. И она брала следующую. Только эта перемена цветка не чувствовалась — просто он мерещился в руках постоянно, словно символ задумчиво-влюблённого настроения, но при каждом взгляде было разное количество лепестков. В начале вопросы, которые она задавала цветку, поскольку не могла спросить даже Панди — не представилось удобного случая помириться — относились к ней самой — любит ли она Кроша? Пожалуй, да, она вновь любит Кроша. Но всё никак девушка не могла понять — повторится история с Ёжиком или на этот раз всё будет хорошо? Или это вообще не настоящая любовь, а лёгкая влюблённость, интерес, может даже самовнушение? Да, Ёжик кое-чему научил Арсеньеву, не подозревая об этом — он показал, чего стоит опасаться, если любишь.Но полезно ли это знание? Хорошо ли, что теперь Нина боится смотреть на парней и избегает Кроша с тех пор, как сказала короткое «Спасибо» за инцидент в классе химии, боясь вновь ощутить ту боль и пригреть на душе королеву Апатию? По крайней мере до четверга девушка была обречена на неведение. А в этот самый день она поднялась на четвёртый этаж пораньше и встала у самой лестницы. Нина хотела поймать Стешу, чтобы спокойно извиниться перед ней до репетиции и не чувствовать себя не в своей тарелке два часа. Но вместо того, чтобы сосредоточиться и подумать, что она скажет подруге, мысли девушки, как всегда, блуждали возле того грустного и неузнаваемого лица, заглянувшего в кабинет химии, хотя она остро чувствовала себя виноватой. В тот момент Нина гадала, отчего произошла в вечно весёлом и дерзком Кроше такая кардинальная перемена. Услышав шаги на лестнице, девушка вся напряглась и попыталась выгнать Зайцева из головы. Но тот упорно не желал уходить — ему нравилось в мыслях у девушки. Сквозь печаль его лица в дверном проёме класса ей чудилось прежнее нахальство. Одновременно это казалось очаровательным, но и очень раздражало — совсем не вовремя. — Уйди, — прошептала Нина. — Пожалуйста, не сейчас. Уйди, ну пожалуйста… Но, хоть убейте, не ожидала она, что ей ответят… — Эм… — протянул настоящий Крош совсем рядом. — Ладно, я просто мимо шёл… Вопреки своим словам парень в нерешительности стоял на месте. Ноги будто приклеились к полу, а взгляд — к Нине. — Нет-нет! — пробормотала она. — Я не тебе… — Девушка покраснела и окончательно запуталась в своих мыслях. — Ну, то есть, тебе… только не тому тебе, который здесь, а тому тебе, который… Она осеклась. Крош слабо улыбнулся. — Который что? — спросил он. В его лице, прямо как у Нины в голове, проглянула тень прежней нахальности. — Где-то есть ещё один Крош Зайцев? Не знал. Познакомишь меня с ним? От смеха в глазах такого измученного и бледного Кроша Нине стало тепло на душе. Она улыбнулась, не зная, что этим подарила ему такое же счастье. Девушка хихикнула. Но не нашла, что ответить, и молчание затянулось. Только настроившись на одну волну, они вновь попали в неловкую ситуацию. Улыбки сползли с их лиц, но оторвать друг от друга взгляды уже не представлялось возможным, а отклеить ноги от пола даже не приходило в голову. Вглядываясь в такое же бледное, как у него, лицо Нины, Крош почему-то обретал всё большую смелость. Что-то в серых глазах придавало сил. Вот только силы приходили куда-то, где рассудка меньше. А там, где он был в достатке, всё кричало от страха и слабости. Но всё больше уверенности приходило в ту, другую часть Кроша, всё нахальнее вела она себя и всё страшнее угрожала второй части, что сейчас прикажет парню сказать эти слова. Всё сложнее было ей сопротивляться. Хотя внутри Кроша всё кричало и эти слова показались ему резко выплюнутыми любимой в лицо, но на самом деле, он произнёс их медленно и как-то задумчиво. — Нина, — прежде чем он успел одуматься, наглая уверенность уже произнесла это имя. Оно приятно обожгло язык, но парень не успел насладиться его вкусом, как следующая фраза уже отправилась в воздух следом за обращением: — я люблю тебя. Девушка вздрогнула и чуть не задохнулась на ровном месте. Ей сейчас послышалось или действительно не повторится история с Ёжиком? Это сон или Крош Зайцев правда только что признался ей в любви? Неужели, правда то, что он сейчас сказал? И точно ли Ёжик не как Крош? Нет, он, что ли, пообещал, что ей признается, с чего такая смелость? Не объявится ли потом какая-нибудь Ната или Панди? Вопросы роились в голове. Заварилась такая каша, что Нина никак не могла знать, что сейчас вырвется из этих мыслей наружу. И уж точно не могла предположить, что это будет та, что с самого края сознания вдруг метнулась вперёд… — Который у меня в голове, — выпалила она. Рой мыслей остановился. Нине показалось, что каждая из них засмеялась над её глупостью. Не в силах сопротивляться этому напору веселья, девушка сама захохотала. Крош подхватил смех. — Смею спросить, — в перерывах между смешками заговорил он. — Что же я делаю у тебя в голове? Он понял. Он понял, к чему Нина это сказала. Значит, не такая уж она и дурочка… Или просто Крош такой же. Идиллия, единение… Да, Нина точно стала мыслить, как героиня Карамзина. Арсеньева перестала смеяться и просто улыбнулась. — А как ты думаешь? — спросила она. Крош тоже притих, в глазах затеплилась надежда. — Это то, о чём я думаю? — спросил он, ругая себя за то, как глупо звучит этот вопрос. Нина ещё шире улыбнулась и протяжно кивнула, давая парню насладиться этим молчаливым признанием. Он просиял, и, не успела Нина хотя бы вспомнить себя после счастья, как оказалась в его объятиях. Если бы было возможно, она бы улыбнулась ещё шире и прижалась бы к парню ещё крепче. Почему человеческие возможности настолько мизерные, что их недостаточно даже чтобы выразить эмоции? — Тот же вопрос, — отозвался нежный голос Кроша. — Ты мои мысли читаешь? — удивилась Нина. Зайцев засмеялся. — Ты просто это вслух сказала. Нина подхватила веселье. — Я люблю тебя, — тихо сказала она. Приятное тепло разлилось по телу Кроша. В ответ он просто погладил её по голове. Нине захотелось ещё раз заглянуть в такие любимые голубые глаза. Она чуть отстранилась и исполнила своё желание. Такие тёплые и лазурные, как небо… Теперь в них читалось льющееся через край счастье, которое парню было трудно подавить. Нина видела, что он хочет сделать. Приподняв уголки губ, она обняла Кроша за шею и робко поцеловала. Девушка почувствовала, как по его телу словно прошёлся электрический ток, и он взял дело в свои руки. У Зайцева было куда больше опыта, в то время как для Арсеньевой это был первый поцелуй. Она никогда его не забудет. А Крошу было всё равно на неумелость, с которой она пытается отвечать — она его умиляла. Но, как бы ни хотелось, ничто не длится вечно. На лестнице послышались шаги. С усилием воли Крош и Нина оторвались друг от друга и заговорщически улыбнулись. Рука Зайцева скользнула вверх с талии Нины на плечо, откуда съехала на запястье и взяла ладонь. Нина ещё шире улыбнулась, и парочка направилась к залу. Теперь всё будет хорошо. Закончились страдания, прошла чёрная полоса. Пора просыпаться. Плохой был сон. А вот для Панди, которая как раз вышла с лестницы и увидела, как они заворачивают за угол, ничего ещё не закончилось…