Point Of No Return

— Если ты и дальше будешь меня отвлекать, мы будем есть подгоревшую индейку, — сообщает Агнесса, как только слышит шаги за спиной. Джеймс лишь подходит ближе к ней, облокачивается на стол, разделяющий их, и смотрит на фигуру, сидящую на полу, сложив ноги в позе йога. — Ты ведь знаешь, что она никуда не сбежит из духовки? — немного помолчав, интересуется он. — Меня напрягает эта духовка. Она странно работает, -отвечает Агнесса. — Поэтому я собираюсь за ней следить. — Все три часа? — Осталось два с половиной, — поправляет девушка и все-таки оборачивается к собеседнику. Он отходит от стола и садится рядом с ней, некоторое время тоже смотрит в духовку, но потом обращает внимание на окно, за которым разыгрывается вьюга. — Предупреждаю сразу, если начнешь мне мешать, я буду вынуждена бить тебя деревянной ложкой, — продолжает Агнесса. Джеймс лишь усмехается, вспомнив, как его с позором выставили в гостиную, когда он начал есть апельсин, предназначенный для рецепта, и протягивает руку за спину девушки, приобнимая ее и ближе притягивая к себе. — Ты ведь понимаешь, что это тоже считается? — с усмешкой произносит девушка, но не сопротивляется. — И подходит под определение «мешаешь» и «отвлекаешь». — Я и помогаю, — возражает он. — Езжу в магазин, выношу мусор. — Да, — кивает Агнесса, — типичный мужчина, — с доброй насмешкой продолжает она и опускает голову на плечо. Джеймс ничего не отвечает. Мысль, что что-то сломалось в нем, с каждым днем становится все яснее. Новая папка, найденная рядом с домом, просто рывком возвращает в реальность, напоминая, кто он, откуда, куда может придти и почему больше не позволял себе никаких привязанностей. Девушка, которая за одно утро просто обрушивает на него всю эту предрождественскую суматоху, лишь углубляет мысли, которые приводят к довольно неутешительному умозаключению. Во всей этой мирной жизни, наполненной в последнее время украшением елки и дома, поездкой в магазины и просто приготовлением пищи, Солдат дает слабину, а Баки, погребенному где-то в глубинах сознания, что-то чувствовать и решать. Остается лишь понять, чем это грозит ему в его неопределенном будущем. От Агнессы все меньше пахнет привычным миндалем, на смену которого приходят мускатный орех, гвоздика и корица. Временами он улавливает что-то цитрусовое, но особо об этом не задумывается, продолжая поддаваться более приятным мыслям. Вьюга за окном начинает набирать силу, о чем свидетельствует свист ветра, который заставляет обратить на себя внимание, Агнесса кидает быстрый взгляд к окну, словно проверяя целое ли оно еще, а Джеймс оставляет поцелуй где-то на виске и поднимается на ноги. — Закрою окна наверху, — сообщает он и, не дожидаясь реакции, уходит. В конце концов, наверное, можно позволить себе сейчас и слабину. А такая временами даже приятная. Особенно учитывая время года.

[Smith & Burrows — In the Bleak Midwinter]

Рождество отдает в голове непонятными отголосками прошлого, от которых немного становится не по себе. Наверное, когда-то он любил это время года, поскольку тлеющие дрова в камине, елка, обвешанная мишурой и гирляндой, вкус индейки во рту и глинтвейн просто с убийственной дозой приправ заставляют почувствовать что-то тепло-щемящее внутри, но чему он так и не может дать название. Забытое чувство уюта, которое просто завладевает организмом, все больше требуя не сопротивляться. — Знаешь, мозг устроен так, что не удаляет память, несмотря на разное воздействие. Только связи между воспоминаниями. Где-то в бессознательном всегда есть резервная копия, — сообщает Агнесса, когда он произносит это вслух, и делает глоток из бокала. — Ты видишь или чувствуешь что-то некогда знакомое и… что-то наталкивает на воспоминание. Обрывочное, как правило. Поэтому людям с амнезией рекомендуется быстрее возвращаться в привычные и важные для них места. Они наталкивают на что-то, а родные помогают найти связь. Со временем все встает в единую картину, — продолжает она, давая понять, что все в принципе закономерно. Джеймс теряется в ответе, хотя вроде от него его никто и не требует, и невольно обращает внимание на затянувшуюся непогоду за окном, которая придает общему настроению красок. — У меня кстати для тебя подарок, — немного бодрее сообщает Агнес. — Ну, это скорее что-то символическое, так что подарок слишком громко сказано, но все-таки. Хотя я бы понятия не имела, что дарить тебе, будь возможность ходить по торговым центрам. Парфюм, ремень… Не знаю… — продолжает она, уходя в собственные мысли и подумав, что маловероятно бы дарила что-то, что обычно дарила мужчинам на праздники. Он лишь более заинтересованно смотрит, когда Агнесса выходит из комнаты, и вспоминает, что подарки одна из частей традиции. Она возвращается через минуту, держа руки за спиной, и садится рядом с кофейным столиком, на котором и стоит ужин. — Я уже говорила, что это больше лишь знак внимания, — напоминает она. — Помню, — сообщает Джеймс, садится напротив, а не полубоком. Агнесса еще несколько секунд смотрит на него, а потом протягивает руки. Джеймс не сразу понимает, что она держит, но приняв этот объект, рассматривает журавля, сделанного из оригами. — В книге с инструкцией написано, что они исполняют желания. Правда, надо сделать еще девятьсот девяносто девять. Но есть лазейка. Еще там написано, что если поверить в добрую силу фигурки, то она станет талисманом. — Пожимает плечами. — Знаю, что немного бред, но…иногда хочется немного волшебства, — продолжает она. Джеймс смотрит на журавля и снова сосредотачивается на девушке, которая тянется к своей выпивке. — Спасибо. — И да, можешь не изображать радость, — с улыбкой произносит Агнесса. — Я не помню, когда в последний раз мне хоть что-то дарили, — возражает Джеймс. — С Рождеством тебя, — тише произносит девушка, снова ставит бокал, пересаживается ближе и целует в щеку. — И тебя, — отзывается он, уткнувшись носом ей в макушку, и все-таки среди явно сезонного запаха улавливает ставший уже немного родным миндаль. К сожалению, рано или поздно всему приходит конец, а что-то приятное и спокойное не может длиться вечно. Был уже конец января, когда Джеймс все-таки принимает решение отдать папку, опустив озвучивание всего времени, что она хранилась у него. Агнесса неуверенно принимает ее, открывает и начинает листать, позабыв про завтрак, стоящий перед ней. Джеймс просто садится на место напротив и задумывается, чем все это может закончиться. Они сидят в тишине минут двадцать, пока ее не нарушает голос: — Я не понимаю, — растерянно произносит Агнесса. — Это… — замолкает, тупо смотря на одну из страниц. Джеймс хочет спросить о каком «это» она говорит, но по взгляду замечает, что она снова не с ним. — Это гениально, — наконец произносит она. Фраза немного режет слух своей неожиданностью в контексте, но сам он просто ждет продолжения. Девушка поднимает на него взгляд и некоторое время еще молча смотрит. – Откуда у тебя это? — Что-то вроде доставки, — отвечает он. Агнесса лишь кивает. — Это то, о чем я говорила. Недостающая часть, — поднимается с места. — Где мои листы? — интересуется она и уходит с кухни раньше, чем Джеймс успевает хоть что-то произнести. Апогей всего наступает в конце первой неделе февраля, когда утром слух Джеймса улавливает непонятные шаги в коридоре. Агнесса еще спокойно спит рядом, а он натягивает брюки и выходит из комнаты, осматриваясь по сторонам. Они встречаются в коридоре. Джеймс просто расслабляется, а Сэм краем глаза замечает, происходящее в другой спальне, а именно спящую девушку, по всей видимости, прикрытую лишь одеялом и переводит недоумевающий взгляд на Барнса, который просто закрывает у него перед лицом дверь. — Есть разговор, — отгоняя все мысли, говорит Сэм. — Сейчас спущусь, — сухо отзывается Джеймс, понимая, что приятного в нем будет мало, и возвращается в спальню. Сэм лишь усмехается происходящему и спускается вниз. Он надевает футболку с длинным рукавом и спускается вниз. Сэм стоит напротив плиты и просто осматривает, что есть на кухне из еды. — А ты тут неплохо устроился, — начинает он, услышав шаги. — В холодильнике есть оладьи, если хочешь, — отзывается Джеймс, предположив, что собеседник ищет еду после дороги. — И запеканка с ужина, — продолжает он, когда Сэм открывает холодильник. — Что за разговор? — спрашивает, прежде, чем услышит новый комментарий. Сэм достает тарелку и ставит ее на стол, собираясь с мыслями, открывает микроволновку. — Даже не спросишь, как я нашел вас? — спрашивает, ставит таймер. — Догадываюсь. — Есть смысл что-то спрашивать? — Нет, — отрезает Джеймс. Сэм лишь усмехается и поворачивается к нему лицом. — Хотел бы я порадовать, что можно, наконец, выбраться из этой глуши, но что-то мне подсказывает, что ты ничего против нее не имеешь, — заговаривает он, смотрит на таймер. — Вас ждут в Нью-Йорке. Агнесса получит лабораторию, команду, доступ и возможность разобраться со старой работой, тобой, всем, что посчитает нужным, но… это будет лаборатория Старка и у него есть условие, — продолжает Сэм и отвлекается на звонок микроволновки, достает еду. — Он хочет, чтобы ты сдался и согласился на суд. Без присяжных, с защитой, полным разбором всех дел, вменяемости и невменяемости, психиатрической оценкой сразу по окончанию всего этого и возвращения в Штаты. Стив нашел того, кто может вычистить программу из твоей головы. Старк согласился дать на это время, — заканчивает он и оглядывается в поисках приборов. Джеймс лишь указывает ему рукой на ящик, осмысляя услышанное. Сэм хочет продолжить говорить, но не начинает, услышав имя собеседника. Агнесса появляется на кухне в вязаной кофте больше нее на несколько размеров, зевает и сонно что-то бормочет: — Он снова мне не поддается, посмотри, пожалуйста, этот нагреватель. Ооо, привет, Сэм, — проговаривает она, на что мужчина лишь поднимает вилку в знак приветствия. — Совсем ничего против, — тише проговаривает Сэм, даже в затылке Барнса видя его взгляд. — Я вот заехал узнать, как вы тут, — громче продолжает он. — Узнали что-нибудь? — Да. Это… не знаю, как назвать, но я уже говорила Джеймсу, что это гениально. И я могла бы сделать это. С уточнением еще пары моментов, определенными условиями и людьми, но это теперь кажется реальным, — отвечает девушка. — Ты ведь понимаешь, что все твои проблемы в жизни как раз потому, что ты можешь сделать это? — интересуется Сэм. — Поубавить восторг? — Ага. Самую малость. Джеймс просто молча слушает диалог, уйдя в собственные мысли, из которых его выдирает вопрос Сэма. — А с тобой кстати что? Ты как? — Я в порядке. — Так же как и в Лондоне? Чего я вообще тебя спрашиваю, — усмехается Сэм, смотрит на Агнес. — Что за хрень с ним была? — Думаю, что это было что-то вроде реакции на регенерацию. Если она не требуется после чего-то вроде того, что было в Лондоне, то нет и приступа, — отвечает девушка. — В этом надо не здесь разбираться. Сэм и Джеймс снова переглядываются. — Ладно, Барнс, не заставляй девушку ждать нагреватель. Я поем пока. Кстати вкусно, — неожиданно заговаривает Сэм, опережая всех в комнате. Агнесса лишь с улыбкой кивает и направляется к выходу, когда Джеймс встает со стула. — Знаешь, — кидает Сэм, когда тот оказывается уже на пороге, — неплохой дом, домашняя еда, девушка, с которой… ты нагреватель чинишь. Мне бы так в бега пускаться и на дно залегать, — продолжает он и лишь усмехается, видя, как в глазах собеседника соревнуются усталость и желание убить его прямо на месте.—  И не думай, что на меня эти взгляды действуют! Просто ее смущать не хочу! Сэм молча ест еще некоторое время прежде, чем Джеймс возвращается, и сразу встречается с ним взглядом, как только тот оказывается на кухне. — Что думаешь по этому поводу? — серьезнее интересуется Сэм. — Что, наверное, мне давно пора разобраться со всем этим, — немного промолчав, отвечает Джеймс. — Да, но… процесс надолго затянется. И… не знаю… — А что еще ты предлагаешь? Обстоятельства обстоятельствами, но я не в стороне стоял, — отвечает Джеймс. Сэм пожимает плечами, понимая, что крыть тут особо нечем, а если и есть, то он таких аргументов не знает. — Твоя жизнь — твои решения, — наконец отвечает он. — Но вот тебе совет, который ты не просил: ей, если все здесь не просто, чтобы время убить, я бы на твоем месте рассказал все сам. Потому что ты должен понимать, что будет в Нью-Йорке: сплетни, перешептывания, домыслы, события переврут до абсурда. Пусть лучше узнает от тебя все, что рано или поздно узнает. Джеймс слушает, но сидит просто с каменным лицом, по которому сложно определить какие-либо эмоции, но Сэм и так догадывается, о чем он думает. — Думаю, Агнесса знает, что ты не пушистый зайчик с белой шерсткой, а твоему багажу нужна фура. — Ничего она не знает, — отрезает Джеймс. Сэм просто кивает, думая, что он и сам, наверное, не знает все в той мере, о которой говорит. Одно дело знать, что человек перед тобой совершил многое, другое разбирать каждое дело в отдельности. — Ну про Стоуни-Брук* и Уоллса она знает, так что не думаю, что все так страшно, — отвечает Сэм. — Причем здесь Стоуни-Брук и Уоллс? — напрягшись, спрашивает Джеймс. Сэм понимает, что, видимо, взболтнул немного лишнего.