Грешная нежность

Маленькие ручки со всей своей бережностью держат в руках кулёк ягод. Ножки, обутые в потрепанные красные сандали, ступают с чрезмерной осторожностью. Она сосредоточенно смотрит под ноги, боясь упасть и рассыпать ягоды, что ей позволила собрать с кустов добрая соседка. Бока аппетитной вишни слегка блестят при лучах уходящего солнца. Дениз будто чувствует кислый привкус у себя во рту и довольно жмурится на миг. «Мама очень обрадуется, — думает девочка, — она точно съест всю клубнику, а я малину люблю. Тогда папа будет вишню. Может, мама даст мне попробовать одну клубничку. А может даже две». Дениз улыбается, увидев знакомую дверь дома. По середине деревянной поверхности мелками нарисовано неровное солнышко. С глазками и улыбкой. Девочка чувствует гордость за своё творение и чуть ускоряется, спеша домой. Ей не терпелось обрадовать маму. Она ступает за скрипучий порог и с трудом, не использовав рук, скидывает сандали. — Мам? Мам, я дома, — разносится детский звонкий голосок. Дениз зябко передёргивает острыми плечиками, ощущая странный холод и пустоту в доме. Девочка оставляет ягоды на столе и заглядывает в каждую комнату, зовя маму. Но нигде её не находит. — Мам? — она открывает тяжёлые дверцы того самого шкафа. Вместо одежды в нём расстелено небольшое, мягкое одеяло, а на нем лежит маленькая подушка. На подушке покоятся дешёвый фонарик и кукла, — Привет, Лале, — говорит она кукле, проводя маленькими пальчиками по жестким волосам игрушки. — Ты видела маму? — кукла смотрит на неё стеклянными печальными глазами, — Я не могу её найти, — грустно признается ей малышка Дениз, заглядывая в неживые глазки. — Я вечером, как и всегда, приду, и мы поиграем, — серьезно обещает девочка, закрывая шкаф. Дениз смотрит в окно, за которым улицу давно покрыла ночь. Единственный фонарь на всю округу совсем ничего не освещал, и девочка отчаянно щурилась, стараясь разглядеть во мраке очертание матери. Маленькое сердечко билось быстрей от беспокойства. Она всё переводила взгляд с настенных часов на окно. Скоро придёт папа, а мамы нет. Такого никогда раньше не бывало, и Дениз совсем-совсем не знает, что ей делать. Она нервно начинает покусывать ногти, но тут же одёргивает себя. Мама ругаться будет. Дениз видит смутный силуэт за стеклом и счастливо улыбается. Открывает дверь и снова возвращается к окну, наблюдая как силуэт с каждой секундой приближается. — Мама пришла! — радостно хлопает она в ладошки, представляя, как обнимет свою мамочку. И обязательно попросит её больше не уходить так надолго, а то она сильно-сильно скучала. Но уголки губ опускаются, когда покачивающийся силуэт ступает на крыльцо. «Папа!» — расширяются большие карие глаза от страха, и она пугливо пятится от двери. Шаг. И ещё один. Дверь скрипуче открывается, и в дом вваливается пьяный мужчина. Он с трудом скидывает на неё взгляд, и растягивает губы в улыбку: — Дочь! — душевно воскликнул ее папа. Девочка вздрогнула, делая шаг назад, — Доченька! Дочь моя! Кровинка моя! — мужчина икает и делает к ней маленький шажок. Дениз испуганно смотрит на него пару секунд и, словно очнувшись, убегает. На глазах стоят слезы, маленькое сердечко безумно колотится за ребрами. Она залезает в шкаф, с трудом закрывая за собой дверцы. Прижимает к себе куклу, и боязливо прислушивается. Стараясь дышать как можно тише, девочка мысленно зовёт маму. Испуганно вжимается в деревянную спинку. — Мамочка, — всхлипывает она, — мамочка, пожалуйста, помоги… За шкафом тихо. Она сильней сжимает в руках куклу. И невольно вскрикивает, когда дверцы резко открываются. — Где твоя мать?! — гневно спрашивает отец, за руку вытаскивая её шкафа и швыряя её на пол. Прижимая к груди заболевшую руку и куклу, она пытается отползти от злого отца. — Не знаю, папочка, не знаю! — плачет она, дрожа от страха. — Знаешь! — с ненавистью кричит он, надвигаясь к ней. — Говори, где она! — отец за шиворот хватает её, словно тряпичную куклу, поднимая с пола, и ставит на ноги. Она бездумно мотает головой, сквозь всхлипы повторяя: «не знаю, не знаю, не знаю». — Тварь. Мужчина поднимает руку. Девочка жмурит глаза. Кукла падает на пол, сверкая стеклянными печальными глазами.