Грешная нежность

Прежде, чем тихо войти в главный зал, Ахмед привычно окинул взглядом изображения волков на дверях. Господин оказался занят, и Арслан терпеливо встал у одной из колон, с любопытством наблюдая за происходящим. — Прошу вас, дайте мне ещё немного времени, — жалобно молил светловолосый мужчина, сокрушенно глядя на Чаглара. «Джан Сарыташ — один из крупнейших наркобаронов», вспомнил Ахмед, — Я верну, всё верну… — Повторяемся, господин Джан? — весело улыбается Дьявол, расслаблено сидя на троне. — Г-господин… — вновь жалостливо начинает заикающийся Сарыташ. Ахмед досадливо кривит губы, качая головой: его господин не терпел мольбы и жалости. — Давай так, — воодушевился Эртугрул, — Я задам тебе один вопрос. Всего один важный вопрос, — отчётливо выговаривает каждое слово, вот только глаза насмешливо горят, предвкушая забаву, — И если ты ответишь на него «да», то ты спокойно покинешь эту комнату, — Джан в неверии скидывает голову, выискивая в бездушном лице Дьявола надежду на своё спасение, — А если не ответишь, то уже сегодня вечером все деньги, которые ты мне должен, будут у меня. — Но вы всё у меня забрали! — взвыл мужчина, оттягивая светлые волосы, — У меня ничего нет… Мне нужно больше времени. Вы же деньги, дом, машины, оружие, — всё, всё забрали! — Ну-ну, зачем ты врешь? — мягко журит его Чаглар, — У тебя есть две почки, печень, сердце, легкие и шесть литров крови, — глаза должника в ужасе расширяются; нижняя губа мелко дрожит, — Органы нынче дорого стоят, — с видом знатока делится Эртугрул, кивая для пущей убедительности. — Н-но… — тихо всхлипывает Джан. — Начнём! — Господин, подзывая одного из своих людей, достает из кармана пиджака дорогую модель телефона, и небрежно сует его тому в руки, — Будешь снимать, — кидает он через плечо и подходит к наркобарону. Тот глубоко вздыхает. Вскидывает голову, с раскаянием и молитвой смотря в глаза Дьявола, и натыкается на бушующее морозное торнадо, в котором так явственно пляшут тёмные огоньки. Джан видит, чувствует: никакая мольба не способна найти отклик в сердце, что давно покрылось льдом, сталью и, быть может, ржавчиной. Облезлой, красноватой и гнилой. — Не бойся, — успокаивает его Эртугрул, пару раз похлопав по плечу, — Я всегда держу своё слово. Или ты мне не веришь? — с нажимом спрашивает Дьявол. — Н-нет, верю! — тут же спешит уверить его наркобарон, торопливо кивая головой. — Ответ неверный! — восклицает притворно огорченный Чаглар, но уже через мгновение довольный оскал хищно заиграл на тонких губах, пугая до скрежета в груди. Ахмед хмыкает: вполне в стиле его господина. Джан застывает на мгновение, болезненно долго впитывая в себя реальность. Глаза его расширяются от страха, и он громко, судорожно завыл. — Нет… — панический всхлип, — Нет, нет, нет! — отчаянно кричит, рыдая, — Это не честно! Прошу вас, дайте мне ещё один шанс! — он ползёт к ногам Эртугрула, захлёбываясь слезами, — Не надо, прошу вас! Я всё верну… Всё! У меня жена, ребёнок, они ждут меня! Чаглар презрительно морщится, брезгливо отшагивая от смертника. Складывает руки за спиной, безразлично глядя на смертника сверху вниз. — Тебе стоило подумать о них раньше. Ты ведь не думал, что сможешь оставаться безнаказанным, тратя мои деньги на аферы за моей спиной? Ты ведь не думал, что я забыл, как ты выступал против меня, спонсируя бунты и покушения? — ярость огнем мелькала в голубых, почти серых глазах, заставляя всех покрыться мурашками. Но голос Дьявола оставался холодным и ровным. Абсолютно равнодушным, — Не волнуйся, мы передадим твоим родным твои останки. Ну знаешь, кишки, ногти, — всё, что нельзя продать. Джан зарыдал ещё громче, надрывая горло. Пухлые губы бессвязно молили о пощаде, а слезы всё скатывались по щекам. — Я жалею! Жалею! Пощадите, пожалуйста! — он вновь пытается подползти к ногам господина, истошно давясь рыданиями, но его останавливают люди Чаглара. Они хватают его за руки и грубо тащат к выходу. Джан сопротивляется, кричит и плачет; беспомощно брыкается, и молит о пощаде. Двери бесшумно закрываются за ними, и все звуки утихают, погружая зал в стылую тишину. — Если бы он сказал «нет», — подал голос Ахмед спустя минуту, приближаясь к Чаглару, — Вы бы правда его простили? — С чего бы? — фыркнул он, поворачиваясь к Арслану, — Я обещал, что он спокойно покинет эту комнату, но я не гарантировал ему безопастность за ней. — Я так и думал, — криво усмехается Ахмед, и переходит к делу: — Орхан Байсал сегодня погиб в больнице. Он так и не очнулся после травмы головы. — Байсал, Байсал, — повторяет Эртугрул, хмурясь, и пару раз щёлкает пальцами, силясь вспомнить, — Байсал… — Альп следил за его состоянием, — осторожно добавляет Ахмед, проклиная кудрявого дурня. Не хватало ему опозориться перед господином, — Всё его имущество, точнее один дом на окраине города, наследует его дочь. Она ещё работает у нас стажёром в Измире, — Дьявол всё ещё вопросительно-скучающе смотрит на него, — Дениз Байсал… — неуверенно добавляет Ахмед, стушевавшись под пронзительным взглядом. — Дениз значит, — вспыхивают голубые глаза. На губах мелькает недобрая усмешка, и он неторопливо направляется к выходу. — Устроить ему похороны? — осторожно спрашивает Арлсан, следуя за господином. — Зачем? Мужчина молчит, оставляя вопрос без ответа. Он не знает, кто такой Орхан, кто такая Дениз и какое они отношение имеют к господину. И спрашивать об этом не имеет права. Вот только любопытство зудяще гложет изнутри. — Квартира говоришь, — задумчиво тянет Чаглар. — Старая и маленькая, господин, ничего особенного. — Что ж, друг мой, веди меня в старую и маленькую, ничем не особенную обитель госпожи Дениз. Квартира пахла старым деревом, пылью и сыростью. А ещё кровью. Лёгкий металический запах, знакомый Ахмеду с далекой молодости, казалось, впитался в старый скрипучий паркет. Дорогая обувь Чаглара опустилась на размытое, засохшее кровавое пятно почти у порога. Эртугрул критично огляделся, поцокал и неспешно прошёл в глубь дома, скрываясь за порогом одной из комнат. Арслан заметил ещё одно небольшое пятно крови на стене коридора, и провёл по нему кончиками пальцев. Давнее. Не решаясь последовать за господином, он направился на кухню и неприязненно нахмурился. Старая, обветшалая мебель, мерзкие желтые обои с узорами цветов и розовые занавески не произвели на мужчину благоприятное впечатление. В комнате стоял неприятный, тухлый запах и Ахмед предположил, что здесь явно давно никого не было. В глаза бросались лишь яркие стикеры, хаотично прикреплённые к пожелтевшему холодильнику. «Благое дело — благое знамение» — было написано красивым почерком на розовой бумажке. «Злому делать добро так же опасно, как доброму зло» — гласила надпись снизу. Он наскоро прошёлся взглядом по остальным, и лишь последняя, в самом низу, привлекала внимание своей невзрачностью и отдалённостью. На малость выцветшем зеленом стикере слегка корявым почерком было написано: «Не будь тем, кем они хотят тебя видеть». Вот только «Не» в самом начале будто было добавлено намного позже, отличалось цветом пасты и расположено оно было дальше остальных слов. Раздался тихий скрип. Арслан тут же повернулся к вошедшему Чаглару, почтительно склонив голову. Эртугрул бегло осмотрелся, и также подошёл к холодильнику, останавливая взгляд на последней, зеленой бумажке. Он загадочно хмыкнул, и начал один за другим срывать стикеры, после чего аккуратно вложил их в синий блокнот. Его Ахмед заметил только сейчас. На толстом корешке дешёвыми стразами было выложено «Дениз». — Вы нашли то, за чем приехали? — аккуратно поинтересовался он, сидя за рулём бронированного чёрного автомобиля и поглядывая на господина через зеркало заднего вида. — Возможно, — коротко ответил Чаглар, поймав его взгляд в отражении. Арслан тут же перевёл внимание на дорогу. — Не хочу показаться наглым, но могу ли я узнать, кто такие Байсалы? — напряжённо спросил он, чуть сильнее сжав руль. — Он обычный пьяница, ныне покойный, как тебе известно, — легко ответил Эртугрул, — А знать о ней тебе не нужно, — его голос вмиг похолодел. — Понял, — кивнул мужчина. — Займись господином наркобароном и поставкой нового оружия, — велел ему он, когда они прибыли на место, и, пару секунд спустя, добавил: — И похоронами Орхана Байсала, — Ахмед не показал своего удивления, позволив себе лишь на миг задумчиво нахмуриться, — Смею надеяться, что к завтрашнему дню всё будет готово, — он вышел из машины и направился к зданию «Эртугрул-компани», попутно отвечая кивками на заискивающие, угодливые и, порой, раболепные приветствия. Больше в этот день Дьявола Ахмед не видел.

***

Позолоченные стрелки медленно отсчитывали секунды, минуты, часы. Дениз не отрываясь следила за всеми тремя, изредка моргая. В голове всё ещё играла звенящая пустота. В горле пересохло, тело ныло. Желудок сводило от голода. Она не помнила, когда ела в последний раз. И не хотела вспоминать. Вот только стрелки часов всё шли и шли вперёд, не останавливаясь ни на миг. Ей это было так нужно. Одно мгновение. Мгновение, где не было времени, не было её, не было его. Где не было бы боли и где не звучали бы в ушах собственные крики. Девушка болезненно зажмурилась, сжимая живот. — Надо поесть, — невнятно прошептала она непослушными, потрескавшимися губами. С трудом встала, и подошла к шкафу, доставая из него первую попавшуюся одежду. Одевшись, медленно побрела на кухню. Она не поднимала глаз с пола, но жалобные, леденящие крики и его холодный, насмешливый голос раздавались со всех сторон, сдавливая виски. Дениз дрожащими руками прикрыла уши, и тихо запела. Первая ступень, вторая. На последней девушка отступилась и упала, обдирая ладони. Не обращая на это внимание, она встаёт и идёт дальше. В кухне песня затихает и она жадно накидывается на воду. Жидкость льётся мимо, струится вниз по подбородку, к шее, но её это не волнует. Утолив жажду, она открывает холодильник. И застывает. Аромат мяты столь явственно бьет в сознание, что Дениз отшатывается. Карие глаза в ужасе расширяются и губы начинают безвольно шептать: — Не надо, пожалуйста, не надо, — закрывает глаза, обхватывает руками и голову и оседает на пол, прижимая ноги к груди, — Не надо, пожалуйста, не надо… — ей кажется, что её выворачивают наизнанку, что с неё сдирают кожу. Ей кажется, что ледяное море бушует у неё за рёбрами, и сердце больно падает на серые скалы. Она дрожит, воет, плачет и молит. Вот только ничего не происходит. Она боязливо открывает сначала один глаз, затем второй, пугливо оглядываясь. И никого не видит. Пошатываясь, встаёт. Прислушивается. В доме стоит стылая, наполненная отчаянием тишина. Дениз глубоко вздыхает, и её бегающий взгляд натыкается на мяту в холодильнике. Она неверующе тянет к ней руку, касаясь тонкими пальцами листьев. Облегченно выдыхает. — Ты сильная… — шёпотом говорит девушка. Решительно сжимает кулаки, и вновь, чуть громче, повторяет: — Ты сильная, — вздох, — Ты сильная! — кричит она, чувствуя едва уловимую легкость, воздушно разлившуюся у неё в груди. Стремительно хватает пучок сильно пахнущей мяты и выбрасывает её в мусор. Быстро сьедает наспех приготовленный бутерброд. И совершенно не представляет, что ей делать дальше. Каждая комната — домашний кинотеатр, спальни, кухня и гостиная — всё пропитано Чагларом, пропитано воспоминаниями и пропитано их моментами. Это пугает её до боли в солнечном сплетении, ведь ей кажется, что она сама, каждая ее клетка и каждая секунда ее жизни пропитана им. И теперь она гниет вслед за ним. Она набирает воды и в размышлениях бредёт в гостиную. Стакан в её руках оглушительно громко падает на пол, разбиваясь на сотни осколков. Точно также, как и она. Перед ней, испытующе не сводя с неё морозных глаз, в которых так легко углядеть собственную погибель, расслабленно стоял он. Сильные руки покоились в карманах дорогих брюк, тёмные волосы были уложены в аккуратную прическу, и только челка так небрежно спадала на лоб. Губы оскалились в волнующей усмешке, а на кончиках губ мелькала беспощадность. В чертах его лица заметно затаились жестокость и безумие, заставляя сердце учащенно биться. Перед ней стоял Дьявол.