Грешная нежность

Глаза одного покрыты дымкой равнодушия, другого — мерзкой похотью. Внутри всё словно сжимается, комкается и трещит — еще чуть-чуть и порвется. — Нет, — судорожно выдыхает в неверии; на губах то появляется, то исчезает нервная, истеричная улыбка, — Нет, — делает шаг назад; запускает дрожащие пальцы в спутанные волосы и до боли сильно их сжимает. Они подходят к ней ближе — она ближе ко дну. — Нет, — делает глубокий вдох, — Вы этого не сделаете, — твердо говорит Дениз, поднимая подбородок; выпрямляет спину — Секунда — И она бросается к двери. Палачи устремляются вслед и её гибель вновь оказывается быстрей. — Чаглар! — кричит истошно, — Ты… — задыхается, — Ты не можешь так поступить со мной!   Их грубые руки на ее бедрах оставляют лиловые следы; их грязные руки на ее шее выжигают в ней дыры. — Нет! Отчаянно вырывается; царапается и бьется — не помогает. — Пожалуйста, прошу вас, прекратите! — воет; молит; скулит. А ещё кричит, кричит и кричит. — Чаглар! Она взывает к нему как к божеству. «спаси меня» шепчут ее крики, забывая, что он — дьявол. — Прошу тебя! Футболку рвут прямо на ней — ребра трещат по швам. Слезы беспорядочно омывают душу; она гниет заживо и за секунду. Ее рвет; ее преисполняет желчь, но она пуста изнутри. Дьявол слышит крики; дьявол слышит плач, но слышит ли он мольбу? Дениз нет; ее голос — треснувший — ей не звучит. Их сбившееся дыхание оглушает до взрыва перепонок, как и прикосновения. Одна ладонь на шее, другая — на бедре; чужие пальцы сжимают грудь; чужие касания отравляют ей запястья. Остатки гордости и объедки смелости тянут время — она не сдастся. Но ей так больно-больно; больней, чем когда-либо. — Достаточно. Она ощущает, как две руки перестают ее удерживать, а еще чувствует промозглое касание теплых пальцев между своих ног — ее выворачивает. Не хватает воздуха; она кашляет до помутнения. Ей так болезненно кажется, что она сейчас задохнется — она так молится об этом. — Я, блять, сказал достаточно! Сразу несколько беспорядочных выстрелов прорезают звон в ушах и она падает на пол; отползает, до бела цепляясь за горло. В тот же миг рядом падает тучное тело. Из дыр сочится кровь, окрашивая белую рубашку в красную; ее почти насильник смотрит на нее мертвыми глазами и она лишь смеется — истерично и безумно. Взгляд покрывает омут слез, она не может трезво видеть мир; не может трезво взглянуть на него. От Дьявола разит бешенством и яростью. Он пахнет мятой и сожалением. Его пиджак накрывает ее голые плечи. Чаглар до грешности нежно прижимает Дениз к себе и молит: «прости.прости.прости». Вот только она его совсем не слышит; ее громкие мольбы ей не помогли — они жалки и безнадежны, как слезы, как она сама. Он не слышал ее слишком долго; слишком долго оставался глух, чтобы его молитвы были услышаны ею. Чаглар просит о прощении и любви — Дениз в них не нуждается. Она нуждается в Дьяволе.