Двуликий Янус

Так мы ехали почти трое суток. Изредка грузовик останавливался, и нас выводили на дорогу, тянущуюся между пролесков, чтобы мы могли справить нужду. Солдаты не обращали на нас никакого внимания, когда мы с Янушем отходили к ближайшим кустам. В такие минуты мне хотелось схватить Януша за руку и бежать в лес, подальше от зверей. Януш ловил мой взгляд и слегка качал головой. Он понимал, что, ослабевшие от голода, мы не сможем убежать далеко. Я это тоже знал, поэтому, оправившись, мы снова возвращались к грузовику и ехали дальше. После третьей ночи, проведенной в кузове, мы въехали в город. Я смотрел на высокие здания, окружающие каменную мостовую, любовался высокими соборами с длинными острыми шпилями. Город был старым и мудрым. Он не пугал меня своим величием. Меня больше пугали стаи зверей, шагавшие по древним камням мостовой, словно хозяева. – Вылезайте! – крикнул нам полузверь, открывая задвижки на кузове. Оказалось, что нас привезли на вокзал. Огромная площадь была заполнена народом. Среди серой массы, движущейся в сторону перрона, сновали звери и, выкрывая что-то на своем языке, толкали особо нерасторопных людей в спины прикладами автоматов. Я видел, как эта серая масса вливалась в вагоны поездов и за ней закрывались тяжелые засовы дверей. Наши конвоиры подошли к какому-то зверю, который, видимо, был тут главным, и подали ему бумаги. Тот бросил на нас беглый взгляд, нахмурился и мотнул головой в сторону поезда. – Держи меня за руку очень крепко, – шепнул мне Януш, и я вцепился в его руку, как в спасательный круг. Мы влились в толпу незнакомых людей, подталкиваемые сзади зверями. Мне было страшно. От людей вокруг исходил затхлый запах страха. Они шли вперед, как стадо овец. Молча. Опустив вниз головы. – Есть кто из Явожно? – вдруг выкрикнул кто-то из толпы. – Есть! – ответили ему с другой стороны толпы. – Роза… Роза Штольц! – позвал кого-то человек, шедший рядом с нами. – Захара Бергер! – крикнули справа. – Есть кто из Плоцка? – закричал я. – Есть! Ты кто? – ответил мне голос справа. – Я Анхель, сын Иосифа и Анны Либшиц! – закричал я, пытаясь протиснуться к собеседнику. – Вы не видели мою маму? – Нет! – коротко ответил голос и замолчал. – Она очень красивая и добрая! Вы должны были ее видеть! – кричал я, но мне больше никто не ответил. – Тише, Анхель! Ты можешь разозлить зверей! – дернул меня за руку Януш. – Он из моего города! Он может знать, где моя мама, – пытался я прорваться через толпу в сторону земляка, но Януш крепко держал меня за руку. – Соломон Монг! – Сара Шммульц! – кричали люди вокруг. – Аарон! Аарон Гольберг! Звери засуетились. Они стали бить прикладами чаще, не разбирая, куда попадают. А когда раздалась автоматная очередь, началась настоящая паника. Люди, идущие позади нас, начали напирать вперед. Несколько человек упали, но никто не обратил на это внимания. Люди шли по лежащим телам, оставляя следы грязных ботинок на пальто, раскрытых ладонях и лицах с испуганно распахнутыми глазами. Януш резко дернул меня за руку, и я взлетел вверх, оказавшись у него на руках. – Держи меня за шею и не отпускай, что бы ни случилось! – сказал он, тяжело дыша. И я обнял его за тонкую шею, стараясь не шевелиться, чтобы хоть как-то облегчить тяжесть своего тела. Он опустил меня на пол, как только мы оказались в вагоне. Люди сгрудились вокруг нас так плотно, что если бы я поднял ноги, то остался бы висеть в воздухе. Двери за нами закрылись, и лязгнули тяжелые засовы. Поезд громко гуднул, и вагон резко дернулся вперед. Всю толпу повело в сторону, и Януш еле успел подхватить меня, чтобы не затоптали. После этого состав пошел плавнее. Вагон мягко покачивался и стучал под полом колесами. Оказалось, что народа в вагоне не так много, как думалось вначале. Мы вполне свободно могли рассесться на полу, что и сделали. Через час начались разговоры. Сначала беседа была разрозненной. Люди перебрасывались отдельными фразами и знакомились. Потом все разбрелись по вагону кучками, а мы с Янушем уселись в дальний угол. – В трудовой везут, – уверенно сказал бородатый мужчина своему спутнику. – Надеюсь, – вздохнул тот, ковыряясь в вещмешке. – Меня только эти дети смущают, – кивнул он в нашу сторону. – Это да, странно. Они женщин и детей в другой поезд сажали, – нахмурился бородач, доставая из своего мешка кусок хлеба и колечко сухой колбасы. По вагону распространялись запахи еды, от которых у меня закружилась голова. – Простите, уважаемый пан, – обратился Януш к бородачу. – Не могли бы вы поделиться куском хлеба с моим другом? – Надо было самим запасаться! – недовольно буркнул тот, пряча поломанный круг колбасы в мешок. – Нас схватили неожиданно и привезли сюда, – ответил Януш, и я услышал, как он сглотнул голодную слюну. – Нельзя так, – сказал мужчина, сидящий у противоположной стены. – Надо накормить детей! Мы же не звери! – Давайте все по небольшому кусочку из своих запасов дадим мальчикам, – предложил седой крепкий старик. – И от нас не убудет, и они с голода не помрут. Отовсюду к нам потянулись руки. Кто-то отломил нам кусок сыра, кто-то хлеб, кто-то дал флягу с водой. Януш достал из кармана платок и завернул в него все подношения, оставив только кусок хлеба и сыр. – Благодарю вас, паны! – улыбнулся он, пихая мне в рот сыр. – А ты ешь! – строго сказал он мне, отрывая кусок хлеба. – Если ты есть не будешь, я тоже не стану! – и я крепко сжал губы, не давая Янушу запихнуть мне в рот сыр. – Я тоже ем, – сказал он, откусывая небольшой кусочек сыра, но я не поверил ему, пока он не отломал себе половинку куска хлеба и сыра. Наевшись, я откинулся на жесткую стену вагона и закрыл от удовольствия глаза. – Все эти люди тоже хотят выступать в цирке? – спросил я у Януша, не открывая глаз. – Конечно! – ответил он, пряча платок с едой себе за пазуху. – Видишь, сколько у нас конкурентов? Поэтому мы должны быть лучшими и выполнять все, что скажут. – А что будет с теми, кто не попадет в цирк? – спросил я, открывая глаза и внимательно глядя на Януша. Он растерянно посмотрел на меня и прикусил губу. – Они умрут? – догадался я. – Что ты! – слабо улыбнулся мне Януш. – Они не умрут. Просто… что за жизнь у них будет без цирка? – он крепко обнял меня за плечи и уткнулся носом в мою рыжую шевелюру.