виновен

      Мин Юнги предпочёл бы умереть, но не чувствовать этой боли, от которой перед глазами плывут красные круги, голову будто охватывает огненный обруч, а отяжелевшие руки и ноги тянут куда-то вниз. К горлу подкатывает тошнота…       Конечно, провести четыре дня без сна и просто пережить то, что пережил Юнги… Это трудно сочетать с понятием «нормальная жизнь». Только… Только вот под головой, да и под всем телом, ощущается что-то мягкое, а воздухе витает запах свежести. Разум начинает охватывать паника, потому что Юнги не знает и не может понять, где находится и что с ним происходит. Последнее, что он помнит, то, как заходит в какое-то кафе. Дальше всё в тумане.       Руки вдруг касается что-то тёплое и пушистое, и Юнги приходится преодолеть себя и жгучую боль во всём теле, чтобы подскочить и сесть, опершись на руки. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Юнги смог открыть глаза и увидеть, что причиной его беспокойства является… кот? Зверёк, оценивающе принюхиваясь, с укором смотрит на парня, «кто ты? и что здесь делаешь?». Юнги и сам был бы рад знать ответы на эти вопросы. Где это самое «здесь»?       Мягкой поверхностью оказалась кровать с белыми подушками, белыми простынями, белыми одеялами, которыми к тому же он был заботливо укутан. У прикроватной тумбочки стоит белый торшер на длинной подставке, рядом с высокими окнами поставлена пара ваз с изящными белыми цветами, которые обдувает ветер и охватывают полупрозрачные белые занавески. В комнату прокрадывается полусвет солнечных лучей.       Утро?       Вечер?       Прямо напротив кровати огромное зеркало. Юнги задерживает на нём свой взгляд. Единственно, что сочетается с комнатой, это его бледная кожа. Мин Юнги — серое пятно среди этой белоснежной идеальности, такой лишний и неуместный. Почему ещё кот мягкого, рыжего цвета, а не белый? Что это вообще за место? Как он здесь оказался? — Где я? — Юнги не находит ничего лучше, кроме как спросить об этом у кота. Тот просто ещё раз недоумённо смотрит на парня и, распушив хвост, спрыгивает с кровати. — Не переживайте. Вы в моей квартире и полной безопасности.       Мин Юнги резко поворачивает голову в сторону приглушённого голоса, о чём сразу жалеет, потому что боль отдаётся глухим эхом во всём теле. — Не стоило вам этого делать, — Джин отталкивается от дверного проёма, мягким шагом подходит к кровати и садится рядом с Юнги, но на достаточном расстоянии, — лучше вам вообще не вставать в ближайшие двадцать четыре часа.       Сокджин одет в домашние спортивные штаны и объёмную футболку приятного серого цвета, и Юнги уже не чувствует себя так неуютно в этой белой комнате. Рука хозяина квартиры тянется к незнакомцу, и тот испуганно подаётся назад. — Температура… Вчера у вас был жар, я хочу удостовериться в том, что вы идёте на поправку. — Простите, — Юнги послушно возвращается на место и по-детски подставляет лоб. Большая, широкая ладонь Джина нежно убирает каштановые волосы и прикасается к коже. — Уже лучше, гораздо лучше, — с полуулыбкой проговаривает прокурор, — когда здесь был врач, у вас был очень сильный жар. — Вы и врача вызывали? — Юнги и не думал, что остались ещё такие люди. — Естественно. Не мог же я оставить вас в таком состоянии в кафе, — Джин мягко смотрит на собеседника и отмечает, что у него глубокие глаза шоколадного цвета. — И… что сказал врач? Что со мной? — Сильное переутомление и перегрузка организма. Похоже, вы не особо себя бережёте. — Может быть. Вы… Спасибо вам огромное. Не знаю, как буду с вами расплачиваться. С деньгами у меня напряг…       Джин останавливает Юнги движением руки. — Прекратите, ни о чём таком не может быть и речи. Вы пробудете у меня столько, сколько необходимо.       Мин Юнги с ещё большим удивлением смотрит на своего спасителя. Ни грамма фальши в словах, ни единого намёка на какой-нибудь расчёт. В наше время это по меньшей мере странно. — Это… не очень удобно. Я буду вас стеснять, — Юнги порывается встать, но в ту же секунду в голове снова взрывом отдаётся боль.       Джин настойчивым, но мягким движением возвращает парня на место и заставляет лечь, подбивая одеяло с двух сторон и укутывая Юнги. — Лягте и не говорите глупостей. Вы не будете меня стеснять.       Ким Сокджин, довольный своей заботой, поднимается с места и направляется к двери. — Лежите смирно. Вам необходимо выпить лекарство, а до этого следует поесть. Я сейчас всё принесу. — Спасибо… — Ким Сокджин. Можете называть меня просто Джин. — Очень приятно, Мин Юнги.       Джин расставляет на подносе тарелки с горячим бульоном, лёгкими закусками и чашку крепкого чая. «Очень приятно, Мин Юнги».       Джин задумчиво покусывает губы. Что надо сделать, чтобы так извести свой организм? Когда врач осматривал Юнги, Сокджин смог ясно увидеть выпирающие рёбра, готовые точно клинки прорвать тонкую кожу. На это нельзя было смотреть без боли. К тому же у Мин Юнги очень грустные глаза и очень красивые. Такого тёплого кофейного или шоколадного оттенка с тёмными пятнышками у зрачка. И они превратились бы в абсолютно идеальное произведение искусства, если бы Юнги улыбнулся. Джину почему-то очень хотелось увидеть его глаза, а теперь ещё и улыбку…       Но не важно…       У парня практически не осталось сил, а в Сокджине вдруг проснулась заботливая хозяюшка. Почему бы и нет? В прокурорской конторе начальство быстро одобрило инициативу Джина на недельный отпуск, поэтому это время он может провести так, как хочется. Так почему бы не помочь Мин Юнги? Тем более у него такие красивые глаза…       Тем временем в голове у Юнги роется множество самых разных мыслей. Чем он заслужил появление в такой момент Ким Сокджина, то есть просто Джина? Мог ли Мин Юнги подумать, что проснётся в райской комнате, наполненной совершенной идеальностью и поистине абсолютным вкусом, в тот момент, когда он, не зная, где найти укромное место, просто чтобы побыть в тепле, забрёл в это несчастное кафе?       Юнги всё полнее и полнее возвращается в реальность, потому что постепенно начинает вспоминать причины своего состояния и…       В дверях снова появляется Джин, ловко держащий в руках поднос с обедом, и это прерывает поток не самых приятных мыслей. Под ногами у хозяина квартиры настырно вьётся рыжий кот, надеясь на вкусное лакомство. — Нет, ТэТэ, слишком ты обнаглел. Это для нашего гостя, а не для тебя, — Джин улыбается уголками губ и ласково отпихивает зверька ногой. Тот скользит по полу лапками, но, всё-таки недовольно урча, сдаёт позиции. — Я могу с ним поделиться, — быстро откликается Юнги, удобнее усаживаясь на кровати. — Ну уж нет. Вам нужно много есть, а ТэТэ обойдётся, итак свою прожорливую задницу от пола почти не отнимает, — Джин устраивается рядом с Мин Юнги, а сам поражается своим словам.       Давно он вот так запросто и неформально общался с посторонним человеком. Только в детстве со всей непосредственностью ребёнка. А если ещё взять тот факт, что этот посторонний человек лежит в кровати Джина, то… Этому, определённо, трудно найти объяснение. Сокджин молча наблюдает, как Мин Юнги, с трудом удерживая ложку, с ещё большим трудом поглощает пищу. Хотелось бы с запасом накормить таинственного паренька, но после долгой голодовки это причинит только вред. А вообще, Джину следовало бы удалиться из комнаты и дать Юнги спокойно поесть, но желания уходить нет. — Юнги? Может надо сообщить кому-то из ваших родных о том, что с вами случилось и где вы находитесь. Уверен, они волнуются.       Мин Юнги замирает на сотую долю секунды, и ложка как бы невзначай стучит о дно тарелки. — Ммм… не думаю, что они будут волноваться. Ну в смысле… Из родных у меня только тетя с дядей… и им моя жизнь не особо интересна… Да и живут они в Тэгу. Поэтому… не заморачивайтесь, — Юнги заканчивает почти неслышным вздохом, и Джин с ещё большей тревогой вглядывается в лицо молодого человека. И всё-таки у Мин Юнги очень красивые глаза. — То есть… вы… вы здесь, в Сеуле… один? — и почему этот вопрос оказался вдруг таким важным для Сокджина, — я имею ввиду… может быть у вас есть друзья, которым необходимо сообщить?       Юнги с безразличным видом пожимает плечами. — От друзей есть одно только название. Только знакомые. Так что да, вы правы, я один в Сеуле. И кроме вас, пожалуй, никому не интересен, — Мин Юнги отнимает взгляд от чашки чая и благодарно улыбается Джину.       Несмело, робко, так неуверенно, что у прокурора создаётся впечатление, будто Юнги не улыбался очень и очень давно. Но эта улыбка такая светлая… У Джина моментально возникает мысленная параллель с рассветными лучами солнца, такими же несмелыми и надломленными, как эта улыбка. А стоит отметить, что Джин никогда не отличался поэтичным складом ума. — Ну хорошо, тогда мы не будем беспокоить ваших знакомых, вы останетесь здесь и будете спокойно восстанавливаться. Я о вас позабочусь.       Джин с готовностью поднимает полупустой поднос. — Сейчас принесу лекарство. — Спасибо. — Я вас точно буду стеснять… — вновь твердит Юнги, принимая из рук Сокджина стакан с водой и таблетки, — это ведь ваша спальня. Так? — Моя. — Где вы будете спать? — Посплю на диване. Там тоже удобно. — Я же посторонний человек. — Ну и что? — Зачем вам мне помогать? — Юнги слишком недоверчив, чтобы просто так верить людям. — Просто так. Вы нуждаетесь в помощи, я могу её вам дать. — Таких людей не бывает, чтобы вот так просто… — Юнги, может быть вы не хотите оставаться? — Я… Хочу. — Вот и всё. Лягте и поспите. Это сейчас самое лучшее для вас.       И Юнги послушно опускает голову на подушку и подкладывает руки под щёку. — Спите спокойно. Если что, я в соседней комнате, — проговаривает Джин, поправляя край одеяла, и через секунду за ним мягко закрывается дверь.       Юнги с готовностью соглашается с тем, что для него сейчас нет ничего лучше сна. Но, прежде чем провалиться в темноту, в голове Мин Юнги рождается ещё одна, не такая печальная, как раньше, мысль. Пусть всё ещё сохраняется недоверие, понимание того, что твоя судьба кого-то интересует, греет… «Вы нуждаетесь в помощи, я могу её вам дать… А ещё у тебя безумно красивые глаза».       Думает Джин, неосознанно поглаживая ТэТэ по густой, чуть спутанной шёрстке и обращаясь почему-то к Юнги на «ты»…