Узник замка Энд

      В замке Энд не было совсем развлечений, кроме прогулок по бескрайним садам и чтения в их невероятно обширной библиотеке. Всю ту неделю, что я тут уже пробыл, я ни разу не видел мистера Уилмора Энда, законного владельца этого здания. Он будто призрак в этих стенах. Ни раз я слышал странные шорохи у моей двери, а иногда и раскатистый смех. Тут в принципе страшно спать. Даже на поле боевых действий спокойнее, чем тут. Как только закрываешь глаза, сразу что-либо начинает скрипеть, издавать истошные звуки, будоражащие душу. Желание убраться отсюда дополняет надоедливая прилипчивость Жерома и Робби.       Пусть они невероятно красивы, а я давно не вкушал такие сладкие ароматы омег, но было в них что-то настолько противное, что убивало во мне все желание находиться с ними наедине. Но в дождливые дни их компания становится вынужденной. Жером вряд ли возьмет в руки книгу и начнет читать, скорее начнет меня докучать бессмысленными разговорами и расспросами, красуясь передо мной своими аппетитными формами. Робби же более скромный и больше мне симпатизирует, чем его старший брат. Но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. Его каштановые волосы и сладко-приторный аромат манил всех в этом доме, ни раз до меня доходили слухи о его близости с садовником, мужественным и крепким альфой.       Их же оми Майк был все это время в разъездах, навещая своих соседей и приглашая всех с ответным визитом к ним. Хоть его общество мне не докучало.       Очень редко я мог остаться наедине, только когда осеннее небо не затянут тучи. Именно в такие минуты моими собеседниками становятся книги, романы которых наполнены разъяснениями о любви, смысле жизни и других насущных проблемах общества. Я как будто заново учился читать такие сложные изъяснения, не сравнимые с речами из писем. Высокие мысли и высказывания приближали меня к дому, где всё что бы ни говорили, казалось сладким щебетанием птичек и ни одно слово не несло в себе скрытый смысл. Все были честны с собой и своим окружением. Замок Энд в этом смысле прогнил вплоть до своего фундамента.       Ни один разговор с жителями этого дома, кроме Льюиса, не вызвал у меня чувства полного доверия. Подозрения, что от меня что-то скрывают усиливалось с каждым часом. Что это за шорохи ночью, раскатистый, пробирающий до мурашек смех, постоянное ощущение, что за мной следят со стороны? Тысячи глаз не дают мне покоя и буквально сжирают меня, точно я нахожусь не в гостях, а в тюрьме, а они мои надсмотрщики.       — Мистер Хинлорд, — я не заметил как на улице опять пошел дождь и юные омеги пробрались в библиотеку, — а откуда у вас этот шрам? — поинтересовался Жером, для которого правила общения и этикета были пустым местом. Он нередко получал от мамы за свою бесцеремонность.       Изящный и застенчивый Робби, о чьей сущности я мог судить очень скудно, ибо наше с ним общение ограничивалось скромным приветствием и пожеланием спокойной ночи, подсел чуть поближе, видимо тоже заинтересовавшись ответом на заданный мне вопрос.       — В моем первом сражении, когда меня еще не призвали в армию. На деревню близ нашего дома напало войско соседней страны, с которой мы, собственно, и воевали. — начал я свой рассказ, но видимо он был не на столько интересен Жерому, как сам факт, что у меня есть шрам.       — Это скучно, лучше покажи другие свои шрамы — томным голосом сказал юный омега, проведя тонкими пальчиками по моей широкой груди, укрепленной в тяжелых боях.       Робби в свою очередь скрылся среди книжных полок, не желая видеть данную развратную сцену, унося с собой нежный запах.       Терпкий, наполненный удушающими нотками аромат Жерома душил меня, словно пелена, накрыл с головой. Впервые за долгое время я чувствовал столь нежные прикосновения, но они ничуть меня не возбуждали, а лишь расслабляли. Его ловкие пальцы скользили по тонкой белоснежной рубашке, опускаясь всё ниже.       — Эдвард, ты так напряжен, позволь мне помочь тебе расслабиться, — пальчики Жерома начали ловко расстегивать одну пуговицу за другой, оголяя заросшую грудь. Его нежные тонкие губы еле касались моего уха, будто ему было противно все происходящее.       Его запах казался мне странным, живя почти всю жизнь среди альф, я никогда не ощущал такого сильного различия между обычным запахом и усиленным, но сейчас это было немного иначе. Будто омегой управлял не разум, а инстинкт.       — Хватит, — схватив худое запястье руки Жерома, я поднялся из единственного кресла в этой библиотеке и посадил туда парня, — У тебя течка, тебе следует сидеть у себя в комнате. Пойду сообщу об этом Льюису.       Во мне родилось подозрение, что мистер Майк Энд специально уехал из дома в такой период, когда он должен ухаживать за своим сыном, дабы избежать позора на семью в виде ребенка, зачатого от прислуги. Но он, похоже, рассчитывал силком заставить меня жениться на Жероме, под предлогом его беременности. Три года без омег развили во мне сдержанность и рассудительность. Но мне следует быть очень бдительным, только сам Всевышний знает, что в голове мистера Майка.       Легкий дурман и головокружение — побочный эффект от аромата Жерома. Как никак я все равно остаюсь бетой, желание владеть омегой во время течки ослабляет меня. Изящный силуэт тела парня стоял перед глазами. Мысли заполняли видения об интимной близости с братьями, как их тонкие и хрупкие тела извиваются под моими ласками, каштановые волосы Робби, отросшие до самой попы, покрывают его слегка дрожащие плечи. Жером уже готов принять меня… нет, надо откинуть эти мысли прочь.       Моя фантазия сделала больше, чем запах юнца. Надо прогуляться и развеяться. А вот и Льюис.       — Льюис, проводи Жерома в его комнату, у него течка, — старый лакей шел к закрытому для меня крылу, куда могли ходить только слуги и мистер Энд. Услышав мою просьбу, давно потерявший свой запах и обоняние слуга поспешил в библиотеку, попутно отдавая распоряжения омегам, служившим в доме и попадающимся ему на пути.       Истощенный выходкой Жерома, я направился в сад, расположенный на заднем дворе замка, где мне было обеспечено уединение. Его я обнаружил на следующий день после моего прибытия. Каждый день хоть на пару минут, но я приходил в садился в раскачивающиеся качели, окруженные кустами крыжовника и укрытые вишневым деревом.       Очень ухоженный садик никогда не показывал мне своего хозяина. Садовник говорил, что ему запрещено было ухаживать за ним и ему уж точно не было неизвестно о таинственном короле этого маленького царства света.       Я с облегчением вдохнул благоухание окружающих меня растений, расстегнул пару верхних пуговиц, позволив озорному ветру пробираться под шелковую рубашку. Закрыв глаза, мой нос более остро начал воспринимать аромат цветущего крыжовника.       Он такой чарующий и успокаивающий, нотки ванили смешивались с более сильным нотками цветов крыжовника. Маленькие капельки росы упали мне на рубашку, просочившись через тонкую ткань. До меня донесся слабый голосок откуда-то из сада, напевающий знакомую мне мелодию старой военной песни про солдата, лишенного рук, которого бросил из-за этого муж, лишь оми дождался его и любил таким какой он есть.       Стараясь как можно бесшумно ступать по пожелтевшей траве, я шел на голос, щекотавший мой утомившийся от вечной лжи и притворности слух. Среди уже отцветающих цветов на самой земле сидит омега еще более юный чем Робби и тем более Жером, чей голос и запах сливаются с атмосферой сада. Лишь его огненно-рыжие волосы выделялись среди этих желтых, зеленых и коричневых пятен весны, окружающих его.       Он бережно состригал заржавевшими ножницами высохшие цветы и откладывал их в потрепанную корзину.       Мне кажется я мог бы вечность наблюдать за этой картиной, если бы его изумрудно зеленые глаза не заметили меня своим добродушным взглядом.       — Здравствуйте, вы гость мистера Энд? — спокойный, баюкающий голос как у оми.       — Да. Меня зовут Эдвард Хинлорд, — подойдя ближе, я не отводил взгляд от этого невинного парня, чарующего меня своей чистотой в этом темном царстве алчности и лжи.       — Я Хью, — широкая улыбка, обрамленная налитыми кровью губами, ослепила меня своей искренностью. Его грязные от работы в земле руки потянулись к стоявшей в кустах инвалидной коляске. За что этот ангел так наказан? Поднимаясь на руках, Хью уже начал было пытаться сесть в кресло, но я подхватил его, помогая удобнее расположиться.       — Что вы, не надо. Я же грязный, — смущение покрыло лицо омеги ярким румянцем.       — Ты не грязный, ты самый чистый в этом проклятом доме.       Хью совсем засмущался, опустив свой взгляд на свои неподвижно лежащие ноги, и произнес еле слышное: «Спасибо.» Я услышал стук колес экипажа, в котором я приехал неделю назад. Их скрип нельзя было ни с чем спутать. Мистер Энд прибыл.       Поклонившись этому светлому человечку, по-видимому понявшему, что прибыл хозяин дома, я с трудом расстался с ним, направляясь встретить короля этого темного царства.