Постоянство веселья и грязи

— Почему бы тебе просто не плюнуть на все это? — Хэнкок выглядел так кисло, словно у него болели все зубы разом. — Пусть Братство расхлебывает свои проблемы само. Не лезь к ним, а? — Ты не понимаешь, — Нора обессиленно упала лицом на сложенные на столике руки. — Я уже влезла. И теперь нужно действовать, чтобы защитить и Данса, и себя, и Шона. Хэнкок и Валентайн переглянулись, и Джон присвистнул: — Давай, это будет просто паранойя? Неужели все настолько мерзко? — Нам нужно вернуться на «Придвен» как можно скорее, — она подняла голову и с отвращением отодвинула от себя почти нетронутый стакан с колой. Сладкая газировка почему-то горчила. Нора сидела в «Третьем рельсе» с ощущением, что ее давным-давно засосало в какую-то бесконечную темную аэродинамическую трубу, а она поняла это только сейчас, когда от скорости окончательно заложило уши. Нора не могла долго оттягивать трибунал — ее союзники сообщили, что Братство Стали тихо бурлило. История с покушением требовала поставленной точки, иначе это грозило вылиться не только в падение боевого духа, но и в моральное разложение. А после суда следовало немедленно вернуться в Цитадель и призвать к ответу Хранителя Кадена — пока тот не прислал новых исполнителей или не выкинул еще какой-нибудь фортель вроде очередного раскола. И присутствие Данса было там жизненно необходимо. Однако во время нового врачебного консилиума Фолькерт резко воспротивился идее уложить его в капсулу повторно — утверждал, что это крайне плохо скажется на мозге. Он предложил повторить процедуру восстановления памяти не раньше, чем через месяц, когда организм немного оправится. Но у них не было этого месяца. — Думаешь, их обрадует мысль, что старейшина слегка того? — Хэнкок покрутил пальцем у виска. — Это безумие, сестренка, ты и сама это понимаешь. Вас обоих сожрут с потрохами. — Если не вернемся хотя бы через неделю, нас тоже сожрут, — вздохнула она. — Видимо, придется рассказать о потере памяти только верхушке. Появляться там пореже, как-нибудь протянуть время. Данс дураком никогда не был. Если я буду помогать — сможет делать вид, что все в порядке. Вопрос — захочет ли. Он не доверяет мне, как раньше. Я ему никто, — выговорить это для Норы было, словно разжевать толченое стекло. Им пришлось знакомиться заново. Когда она очнулась от обморока, получила свою порцию лекарств и докторских упреков, а потом вернулась в палату, большая часть врачей оттуда уже удалилась. Алан Бинэ, стоя у изголовья, воинственно раздувал ноздри, а Данс смотрел исподлобья так угрюмо, что Нора поспешила встать между ними, уговаривая успокоиться. Она всей кожей ощущала, насколько Ричарду плохо и страшно. Как сильно он оказался дезориентирован и сбит с толку. От сочувствия в горле Норы встал сухой комок. — Этот человек сказал, прошло больше десяти лет. Что я потерял память и потому должен с ним сотрудничать. Это абсурд! Почему я обязан верить? — хриплым от сдерживаемых эмоций голосом спросил он ее. — Потому что не можешь воспроизвести последний момент перед потерей сознания — что тут неясно? — закатил глаза Бинэ. — Если бы тебя просто отключили, ты бы его запомнил. А если бы отформатировали — память обнулилась бы полностью, а не частями. — Алан, — одернула Нора. — Позвольте, я сама? Бинэ покачал головой и демонстративно отошел к сыну, который что-то быстро строчил в потрепанной тетрадке, поглядывая на колеблющиеся кривые истерично орущих мониторов. Нора опустилась на стул рядом с кроватью и заговорила — негромко и спокойно. Она рассказала Дансу несколько историй времен послушничества, которые он доверил только ей, перечислила его любимые и нелюбимые блюда, вспомнила некоторые победы и огорчения. Пока она говорила, писк мониторов постепенно слабел. Данс смотрел на нее, не отрываясь, — с недоверием и изумлением. А потом сконфуженно кашлянул: — Кто тебе это рассказал? Катлер? — Ты. Мы с тобой друзья, Ричард, — Нора грустно улыбнулась. — И в обморок я свалилась, потому что перенервничала за тебя. Ты мне дорог. Его кулаки окончательно разжались. Данс покраснел и быстро отвел глаза. — Для ловушки все это выглядит слишком сложно, — сказал он сдержано. — Наверное, я погорячился, и будет разумнее вам поверить. Когда просыпаешься, чувствуя себя несвежим трупом, и не понимаешь, как тут оказался — это единственный выход. Приношу свои извинения. — Пожалуйста, — буркнул Бинэ. — У тебя есть вопросы? Задавай, — ободряюще предложила Нора. Мониторы окончательно затихли. Данс подумал, а потом снова на нее посмотрел, все еще настороженно, но с интересом: — Как тебя зовут? Она представилась, на мгновение ощутив себя персонажем какого-то артхаусного трагифарса, что показывали по ночам здесь, в «Олимпии», двести лет назад. А потом заглянула под кровать: — А это Псина. Эй, малыш, поздоровайся! Псина немедленно вылез и облизал Дансу лицо, дружелюбно улыбаясь во всю пасть. От неожиданности тот рассмеялся — удивленно и радостно, как мальчишка, и потрепал пса по холке. А потом снова посерьезнел: — Так какое сейчас число? — Третье июля две тысячи двести восемьдесят восьмого года. Добро пожаловать в будущее, Ричард. Кстати, это твое, — и она положила на край кровати пистолет, который Данс носил, не снимая, став старейшиной. Тот быстро его осмотрел, а потом бросил на Нору озадаченный взгляд: — Зачем ты его принесла? — Если хочешь, оставь при себе. Это для того, чтобы ты понял — ты не пленник. И мы все полностью тебе доверяем. Бинэ на противоположной стороне комнаты издал горловой звук, но спорить не стал. О том, что она все еще опасается повторного покушения, Нора умолчала. Она кратко пересказала события десяти лет в Столичной пустоши. Потом перешла к ситуации в Содружестве, и только затем начала обрисовывать перемены, к которым они оба имели отношение. Услышав о том, что он — синт, Данс ее прервал и какое-то время потрясенно молчал под вновь тревожно заголосившие мониторы. — Не понимаю, — его голос снова стал напряженным и чужим. — Это какой-то эксперимент? Я — человек! Я плохо помню родителей, но детство в Пустоши, голод и страх — как это может быть ненастоящим? — А потом в глазах Данса вспыхнуло недоумение, и механический писк в палате стал еще громче: — Погоди. А ведь я уже терял память. Я тогда забрался слишком далеко на север. Видимо, получил по голове в какой-то стычке, и меня подобрал караван. Караванщик расспрашивал о прошлом, а я не смог вспомнить всего. Он объяснил, что это из-за травмы. А еще эти проклятые кошмары... Очень странно. — Кошмары? Какие кошмары? — Это неважно. Главное, что ситуация, как оказалось, мне знакома. — Скорее всего, караванщик был агентом Подземки, — предположила Нора осторожно. — Думаю, именно с того момента и начались твои настоящие воспоминания. Доктор Амари говорила, ты пришел к ним сам. Возможно, вы с ней решили, что тебе не стоит помнить Бостон. Можешь расспросить ее подробнее... Ричард, нам стоит прерваться. Ты слишком сильно нервничаешь. — Нет, постой! — запротестовал он. — Я обдумаю все это позже. А сейчас расскажи, что было дальше. Почему я сбежал? Продолжение истории Данс дослушал, словно окаменев, под оглушительный дуэт мониторов. А потом посмотрел на Нору с горечью: — Я помню Артура. Я порой приносил из патруля конфеты, и мы играли на них в шахматы. Мне... трудно в это поверить. — Мне очень жаль, — Нора печально покачала головой. — Все, достаточно на сегодня! — Алан наполнил шприц, подошел к кровати и решительно вкатил Дансу укол. — Ты должен спать. Чем больше спишь, тем быстрее отсюда выйдешь. — Потерпи, Ричард. Обещаю, когда проснешься — я уже буду караулить под дверью, чтобы продолжить, — вымученно улыбнулась она, чувствуя себя Шахерезадой. Вот только вряд ли царь Шахрияр воспринимал сказки так болезненно. И ждал их настолько нетерпеливо. Нора продолжила отвечать на дотошные расспросы Данса, перебравшись из отеля в «Дом воспоминаний». Фолькерт устроил ей медицинское обследование, и она по полдня валялась на одном из рассохшихся диванов, утыканная капельницами. Тихонько разговаривала с Ником и Ирмой, болтала по рации с Шоном. Время от времени связывалась с «Придвеном», решала разные мелкие вопросы, улаживала споры и старательно удерживала командование от визита в Добрососедство. Навестить Данса Нора разрешила только Хэйлин, взяв с нее слово, что та будет хранить их секрет. Заглянули к нему и Хэнкок с Ником. После рассказов Норы он отнесся к ним с холодным интересом. Но это все же было намного лучше резкого неприятия, которым Данс удостаивал их в первое знакомство. Через четыре дня после блокировки контроллера Фолькерт разрешил Дансу встать с кровати. Он с любопытством осмотрелся в «Доме воспоминаний», а выйдя за порог, удивленно замер, задрав голову вверх. — Это потрясающе, — восхищенно выдохнул он. — В Столичной пустоши не так. Никогда не видел такого яркого неба. — Ночью будет еще красивее, — пообещала Нора, пряча улыбку. Она помнила, как на привале Данс порой замирал, завороженно уставившись на звезды. Они отошли от «Дома воспоминаний» всего на несколько шагов, как Данс взял ее за локоть и тихо спросил, почему все эти гули так на них косятся и не пора ли занимать оборону. Нора не успела ответить — к ним подошел один из дружинников и хмуро предупредил, что за границами Добрососедства они охранять их не намерены. Данс кивнул. Вид у него сделался задумчивым. Еще более озадаченным он выглядел в «Третьем рельсе», когда Чарли подвинул ему тарелку с чипсами и спросил: «Как обычно?», а Магнолия поинтересовалась его здоровьем. — Кажется, я часто здесь бывал? — Данс с усмешкой покачал головой. — В поселении гулей, наркоманов и преступников? — Тебе тут не нравится? — Нравится, — признался он после паузы. — Напоминает Ривет-Сити. Всем на всех наплевать, зато безопасно — если не будешь слишком подставляться. Но мне немного не по себе из-за их взглядов. — В Даймонд-Сити тебе бы просто прохода не давали, — весело фыркнула Нора. — Замучили бы благодарностями, советами и придирками. В Сэнкчуари, наверное, сперва собрались бы в толпу, как следует расспросили, а потом разошлись по делам и больше не мешали. В Замке просто дружелюбно поулыбались бы. — А что, по-твоему, будет, когда я вернусь на базу Братства? — Ох, — Нора отпила воды из стакана. — Там все будет сложно. Нас уже ждут. Кто-то действительно будет рад видеть тебя в здравии. Кто-то только притворится. Наверняка многие попытаются тебя испытать, чтобы убедиться, что ты — это ты. А кое-кто попробует спровоцировать. — Потому что я — синт? — уточнил Данс хмуро. Его хорошее настроение мгновенно улетучилось. — Потому что ты — синт-старейшина. Ужасно раздражающее сочетание. И в то же время — ужасно вдохновляющее. Ричард, ты должен запомнить кое-что. Они сделали свой выбор. Большинство из них согласилось с тем, чтобы ты их возглавил — несмотря на правду, которую о тебе знали. Потому что ты не просто отличный солдат и хороший друг, но и опытный и успешный лидер. Твое имя по-настоящему много весит. — Ты говорила, каждый из них без колебаний меня убил бы. — Да. Потому что слово «синт» звучало для них равноценно словам «враг» или «чудовище». Потому что таков был приказ. Потому что им было страшно — да много, почему. А потом они увидели, что за тобой идут их братья и сестры — такие же уважаемые люди, как и ты когда-то. Услышали твою пламенную речь о том, что Братство свернуло не туда. И поняли, что хотят верить тебе по-прежнему, — она вздохнула. — Одна из немногих вещей, которую я люблю в Братстве Стали — это действительно семья. Меня не было рядом, когда ты говорил, но мне потом дали послушать запись. — Нора посмотрела ему в глаза и произнесла торжественно: — «Это тело может быть синтетическим, но мое сердце и разум принадлежат Братству. Институт продолжает представлять огромную угрозу для всего Содружества. Они обладают технологиями, которые должны быть изъяты или уничтожены. И если это значит, что я должен поднять оружие против собственного вида, я пойду на эту жертву. А если будет нужно — спущу курок у своего виска». Данс окончательно помрачнел: — Это не мои слова. Я с ними согласен, но сам бы так не сказал. Братство не пошло бы за мной нынешним. Я умею убивать и выживать, только и всего. Твои истории — это истории про кого-то другого, того, кто лучше и умнее. И ты смотришь на меня, а видишь его. Но я — не он. — Ты — это ты, Ричард! — Нора положила ладонь на его руку. — Десять лет — достаточно много, чтобы стать опытнее и мудрее, но недостаточно, чтобы измениться до неузнаваемости. Он снова отстранился от прикосновения, и у нее болезненно кольнуло в сердце. — Прости. Но я не узнаю мужчину из твоих рассказов. Нора схватилась за стакан, как за спасательный круг, до белизны стиснув на нем пальцы. — Это я должна извиняться. Из-за меня ты потерял память! Я могла ударить аккуратно, но вместо этого била быстро. Струсила, что не справлюсь, когда ты поднимешься на ноги. Он снова усмехнулся — отчужденно и грустно: — Вот видишь. Ты ни при чем. Я превратился в убийцу. И кто знает, вдруг это когда-нибудь повторится... Нора попыталась его переубедить, но разговор так и не вернулся к прежнему доверительному тону. — Ладно, — сказала она, сдаваясь. — Но ты все равно лидер Братства Стали, его символ и знамя. И ты должен вернуться на «Придвен», чтобы провести трибунал. Нашим братьям и сестрам важно тебя увидеть и услышать, узнать твое отношение к измене. Это и есть курс, который прокладывает старейшина. Никто не сделает это вместо тебя. Я могу лишь помочь. — Нет, — в его взгляде, направленном на нее, не было ничего, кроме твердой уверенности в своей правоте. — Это недопустимо. Ты уже столько для меня сделала, что помогать дальше — это действовать вместо меня. Спасибо, Страж Марш, дальше я сам. Может, я наделаю ошибок, но пусть это будут мои ошибки. Моим братьям и сестрам нужен сильный лидер, а пока есть всего лишь я. Если я не могу быть старейшиной — они должны об этом знать. Нельзя их обманывать и делать вид, что все в порядке. Нора опустила голову. — Хорошо. Именно так ты и сказал бы, если бы... — Если бы был в своем уме? — его улыбка была больше похожа на гримасу. — Видишь, ты все время делаешь мне скидку. Не нужно так со мной. Скорее всего, я тебя сейчас обижу, и ты будешь права, если не простишь. Но не нужно больше меня опекать. Если ты все время будешь меня защищать, и я не смогу понять, на что способен сам. — Я рядом не потому, что не верю в твои силы! — воскликнула Нора, а потом сглотнула и посмотрела на него с мольбой: — Рич, неужели ты не понимаешь? Я тебя люблю. Он резко встал из-за стола, едва его не опрокинув: — Надо быть совсем слепым, чтобы этого не видеть. Мне... жаль. Спасибо за все, Страж Марш. Я сам найду дорогу. — Данс! — окликнула она его устало. — Последний совет. Постарайся не рубить с плеча хотя бы на трибунале. Я буду в Замке. Если понадоблюсь — пришли винтокрыл.