Антон Шастун. 16:45. Здравствуйте. Я не сказал бы, что очень плохо, но и хорошим мое состояние не назвать. Только ушел врач. Сказал, что ангина)
Сообщение было прочитано почти тут же. Арсений Попов. 16:46. Эх, Шастун-Шастун, как так можно-то? Парень легко мог себе представить, как учитель недовольно качает головой, набирая сообщение.Антон Шастун. 16:46 Такой вот я.
Такой вот он. Если понадобится, в лепешку разобьется, но от цели не отступит. Антон вкратце объяснил друзьям, что случилось, получил от них ответ со словами поддержки и пожеланий скорейшего выздоровления. Точнее эти слова он получил от Кати и Димы, а Сережа поддержал его простым “Лошара”. Он убрал телефон на стол,часто моргая, яркий свет экрана резал глаза. Антону показалось, что скучнее разглядывания потолка может быть лишь наблюдение за сохнущей краской. Ему пришлось вновь подняться и взять свой телефон, чтобы включить музыку, хотя бы не так скучно будет. Совсем недавно он создал плейлист для таких дней с самыми классными песнями. Большую часть из них, разумеется, составляли “ Three days grace”. Он включил первый трек и вернулся в исходное положение. Заиграли вступительные аккорды. От этой песни у Антона всегда появлялись мурашки на коже. Настолько она была обалденна. “ Turn out the lights. Nothing fair in love and war” Определенно, ни в любви, ни в войне нет ничего справедливого. Одно представляется как что-то прекрасное и высокое, а второе, как чудовищное и бесчеловечное, но то, и то разрушительно. Только в любви страдает душа, а в войне тело. Но и любовь и война меняют жизнь на "до" и "после". Наверное, это не подходящая песня для человека в сложной жизненной ситуации, как Антон. Он совсем запутался, кидаясь из одной крайности в другую. Пытаясь включать здравый смысл, он убеждал себя, что они с Арсением Сергеевичем до сих пор находятся в отношениях учитель/ ученик. Но в глубине души понимал: на учителя так не смотрят, не хотят быть рядом как можно чаще, не хотят все его внимание только себе. К нему закрадывалось смутное сомнение, что он решил участвовать в олимпиаде не только ради проявления своих способностей или хорошей оценки. Он понимал, что подготовка -- это еще один повод как можно дольше побыть рядом с ним, слушать, внимая каждое слово, не пропуская ничего. Чем глубже он смотрел внутрь себя, тем страшнее ему становилось. Сколько же он о себе не знал. Теперь тишина в квартире казалась ему давящей. От нее хотелось спрятаться, заглушить. Даже музыка будто была в отдельном вакууме, абсолютно не помогая, лишь подливала масла в огонь текстами, музыкой, ритмом. Сам парень был будто под гипнозом, прожигая взглядом потолок, вновь и вновь прокручивая в голове строки песен. В каждой он видел отражение своего нынешнего положения. “You let me feel like all be okay” Все будет хорошо. Вот, что точно знал Антон, находясь рядом с Арсением. Он был всегда уверен в том, что рядом с ним он в полной безопасности, даже если за окном будет бушевать ураган. “ I see the real you” Настоящего его. Без маски беспристрастного учителя. Просто человек, который умеет чувствовать. “Знаешь, Тох, столько думают лишь о…” На всю квартиру прогремел дверной звонок. Шастун даже дернулся от неожиданности и недоверчивым и осторожным шагом пошел к двери. У Отца были ключи, так что он бы просто зашел, тогда… Он придвинулся к глазку, стараясь хоть что-то увидеть в тусклом свете лампы. Через пару секунд, различив силуэт, на лице парня расцвела улыбка и он поспешил открыть дверь. -- Здарово, Шаст. -- поприветствовал друга Матвиенко. Рядом с армяном стояла Катя с большим термосом и каким-то свертком и Дима, тоже с каким-то небольшим полиэтиленовым пакетом. -- Ребят… -- радостно почти прошептал Антон, отходя, позволяя гостям зайти. Его голос совсем осип. -- Я тебе принесла маминого фирменного чая. От него горло проходит на раз-два. -- указала на термос в своих руках девушка. -- А я больше по современной медицине. Поэтому вот, леденцы от кашля с шалфеем. Хоть обсосись ими. -- Спасибо. -- с легким смешком в голосе поблагодарил Антон, принимая пакет. -- А я хоть и без презента, но сам пришел. -- попытался отшутиться Сережа, разводя руки в стороны. А Антону и этого достаточно. Он действительно рад, что друзья пришли к нему. Пускай он их не видел всего часа четыре, но уже успел соскучиться. И еще они полностью заглушали какие-либо его тревожные мысли. Катя уже хозяйничала на кухне, разливая горячий напиток по кружкам и разворачивая нарезанный яблочный пирог. --Кать, сама делала? -- удивленно восхитился Антон, зашедший на кухню. Катя смущенно улыбнулась и кивнула головой. -- выглядит шикарно! -- добавил он. -- Спасибо. -- То-то я смотрю, Позов раздобрел в последнее время. -- сострил Сережа и хлопнул Димку по животу, заходясь в смехе. Дима проводил садящегося за стол армяна взглядом а-ля “очень смешно. Прям чуть не родил, как смешно.” и закатил глаза. -- Неправда! -- возразила Катя, подходя к Диме, и обвивая руками его торс, прижалась щекой к его плечу. -- Ты все такой же красавчик. Позов не сказать, что прям обиделся на друга, но слова Добрачевой его даже смутили. Он положил руку ей на талию, слегка поглаживая. -- Давайте, Позовы, садитесь уже. -- подгонял парочку Матвиенко с заметным нетерпением. Не только Антон, по-видимому, сегодня почти ничего не ел. На его обращение оба загорелись от смущения и поспешили сесть, чтобы вновь не поймать в свой адрес колкости друга. Катя сказала Антону домашнее задание, а парни рассказывали, что происходило в остаток дня, когда Антона уже не было. -- … А потом я видел, как мимо меня буквально со скоростью пули пролетел Арсений Сергеевич, догоняя директора и о чем-то его просил. Директор так нахмурил брови, что мне показалось, что собрался испепелить нашего англичанина, а потом такой пожал плечами и сказал что-то вроде: “ как получится, но ничего не обещаю.” -- вещал Матвиенко. -- Интересно, о чем он просил. -- задумался парень. -- Наверно окна просил. -- не задумываясь ляпнул Антон. -- С чего взял? Антону в данный момент показалось, что рисунок на его чашке удивительно прекрасен и заслуживает того, чтобы все его внимание было адресовано ему. Он и так уже ляпнул с лихвой, а его другу не стоило знать, что о “их англичанине” он все время и думал, а так же, что он его подвозил до дома и сейчас его шарф лежит на кровати парня. . -- Да так. -- туманно ответил Антон. -- Он говорил, что из-за болезни я пропущу много, да и мне к олимпиаде надо готовиться, так что он хотел попросить директора ему освободить пару дней. -- как скороговорку рассказал все Шаст. -- Ясно. -- с абсолютным спокойствием сказал Сережа и отпил глоток чая. Армян не придал значения напряженному виду друга. Он сегодня весь день был как на иголках. Да и вообще он же болеет, так что это тоже влияет, решил он. А Шасту это только на руку. Он сам во всем разберется. А то поднимет шуму, а потом не утихомиришь. Друзья сидели у Антона почти до самого прихода Андрея Николаевича. А после, пожелав ему поскорее выздороветь, ушли, вновь оставляя его наедине с собой. Он решил больше не включать тот плейлист от греха подальше. Да и вообще удалить к херам. Гребаные охуенные Грейсы с их гребаными глубокими текстами. Ему просто надо больше времени, чтобы наконец-таки разобраться в себе. Или мощный толчок, который расставит все точки над “i”.***
Тусклый свет настольной лампы освещал стол и руки учителя, склонившегося над тетрадями пятого класса. Его глаза уже пересыхали и болели, как и все тело от неподвижной позы, но он не собирался дать себе перерыв. Чем быстрее он разберется со всеми тетрадями, тем быстрее он пойдет домой. В его ухе был один наушник. Чтобы не терять связь с миром, он всегда надевал только один. Бодрая песня помогала не заснуть и заскучать. В кабинет постучали. -- Да? -- отозвался учитель. Внутрь просунул голову Павел Алексеевич. -- Привет, Арс. -- Привет, Паш. Че случилось? Физрук зашел в кабинет и прикрыл дверь. В его руках был массивный журнал. По-видимому, он пересчитывал спортивный инвентарь. -- Да ничего. Просто спустился вниз, гляжу, твоих ключей на месте нет. Думаю, зайду. -- объяснился мужчина и уселся на стул перед столом учителя. -- Чего, кстати, домой не идешь? Арсений Сергеевич тяжело вздохнул и взглядом указал на стопку тетрадей перед Пашей. -- Временами я так рад, что я учитель физкультуры. -- Арсений Сергеевич хмыкнул, возвращаясь к последней тетради из стопки пятого класса. Ему еще остался одиннадцатый и седьмой. – Может, я смогу помочь? – предложил физрук. Не дожидаясь ответа он поднялся, прихватив стул, и уселся рядом с другом. -- Ну, ты, конечно, не Шастун, но сейчас я не откажусь от любой помощи. -- согласился учитель английского. На его слова Паша только закатил глаза. – Боже, один другого лучше. – В каком смысле? – не понял Арсений. – “Арсений Сергеевич то, Арсений Сергеевич это. Весь такой прекрасный, самый лучший учитель на свете.” – передразнил ученика физрук. – Я утрирую, конечно, но звучит он именно так. Все как его не встречу, все о тебе, да о тебе. Как школьница влюбленная, ей Богу! – раздраженно воскликнул он. Арсений Сергеевич удивленно вздернул брови и даже отложил ручку. Ну как можно проверять тетради, когда рядом происходят такие чудеса?! – Что, прям так? – ухмыльнулся он. – Да не то слово! – так же раздраженно подтвердил Паша. – Ты действительно произвел на него большое впечатление. – Добровольский на пару секунд замолчал и с его лица исчезла та полуулыбка, с которой он всегда ходил, и в один миг он посерьезнел и чуть тише добавил. – Ты только помни, что… – он на мгновение замялся, подбирая слова. – Я конечно понимаю, сейчас двадцать первый век и все дела, но ему нет даже восемнадцати. Попов ежесекундно переменился в лице и ошарашенно посмотрел на друга. – Паш, ты что такое говоришь? Совсем, что ли?! – возмутился Арсений. – Он мой ученик. Надеюсь, в будущем протеже, но не более. Добровольский понимающе улыбнулся и кивнул головой, соглашаясь с другом. – Что ж, я рад, что ты умеешь не наступать на одни и те же грабли дважды. – Давай продолжим? – кивая в сторону тетрадей, предложил Арсений Сергеевич, игнорируя последние слова Добровольского. – Давай. Попов постарался как можно доходчивей объяснить другу, как и что и он, вроде бы, даже понял. И они справились чуть меньше, чем за час и пошли по домам. От ворот школы их пути расходились. Арсений пожал руку Паше и зашагал к машине. Друг напомнил ему то, о чем Арсений пытался как можно быстрее забыть и то, чего стыдился и надеялся, что об этом кроме него и Паши никто не знает. Он ни за что не повторит опыт прошлых лет и не позволит Антону очутиться на его месте. Никогда. Холодный ветер пробирался под пальто через голую шею. Только учитель дотронулся до нее, как его прошибло осознание. Он отдал свой шарф Антону. Даже не задумавшись, что может подумать паренек. Просто взял и отдал, хотя самому было так же холодно, как и ему, но тогда это его не особо заботило. А заботил лишь идущий рядом мерзнувший Антон. “Что ж, я рад, что ты умеешь не наступать на одни и те же грабли дважды.” Чёрт.