***
Звонок в дверь заставил девушку оторваться от книги. Она посмотрела в глазок, и увидев Диму, просияла. Она быстро открыла дверь, улыбаясь своей солнечной улыбкой любимому. – Привет, Дим. – она кинулась обнимать его, но он на объятия не ответил. – От тебя ни слуха, ни духа все выходные. Я скучала. – она уже потянулась, чтобы поцеловать его, как он отпрянул от нее. – Ты чего? – все ещё улыбаясь, но уже более настороженно спросила Добрачева. Он молчит, поджав губ, с каким-то разочарованием смотря на нее. И следующие слова прорезают воздух, словно нож: – Я все знаю про Антона и тебя. – Что? – осевшим голосом спросила Добрачева. – Что слышала. – огрызнулся парень. – Между нами все кончено. Только для этого я пришел, всего хорошего. – каждое слово отзывалось в нем жгучей болью, доходящей до горла. Глаза защипали непрошенные слезы, но парень быстро заморгал, не давая им покатиться по щекам. Он повернулся к девушке спиной, и уже собирался уходить. Катя остолбенела, услышав это, но в момент срывается с места, хватая его за руку пытаясь остановить. Но он резко выворачивает ее из хватки, не сбавляя шага. – Дим, прошу остановись! – дрожащим голосом просит девушка, пытаясь схватить парня за куртку. – Послушай меня! Прошу, дай сказать! Все не так, как ты думаешь! Димочка! – надрывается она, хватаясь за рукав куртки, как за спасательную соломинку. Он резким движением вырвал руку, и громко хлопнув дверь, ушел. Катя осела на пол, закрывая лицо руками, всхлипывая и хватая ртом воздух. – Я бы… никогда. Я бы… ни за что не предала тебя… – Катя тихо всхлипывала. Она знает: он сейчас ее не слышит, но очень надеется, что все же слова до него дойдут. Она не могла остановить слезы. Катя не могла поверить, что он, кого она любит больше жизни, только что все разорвал из-за глупого недоразумения. Она не хотела в это верить, но сердце будто сдавливали изнутри. На ватных ногах она поднялась, выбежала на лестничную площадку, даже не взяв куртку, и ринулась вниз по лестнице, догоняя любимого. Слезы застилали глаза, но она лишь резко их смахивала, не замедляясь ни на секунду. Дверь на улицу. Его нигде нет. – Дима! – кричит она в пустоту. В ответ лишь тишина. – Дима!... – уже почти шепча произносит она. Еле дойдя до лавки у подъезда, она тяжело села. Снежинки падали на теплые руки, моментально растворяясь, оседали на волосах и на тонкой домашней кофте. Было холодно, но этого она не чувствовала. Уже ничего не чувствовала. – Катя! Кать! – это Антон. За ним следом Сережа. Оба несутся к подруге быстрее скорости света. – Боже мой, Кать, ты же так замёрзнешь! – снимая с себя куртку и оставаясь в толстовке, говорит Шаст, присаживаясь рядом. Он набросил куртку поверх ее плеч, обнимая. – Он ушел. – тихо, даже шепотом, говорит Добрачева. – Он меня бросил… – девушка вновь всхлипывает, закрывая глаза рукой. – Но это же все неправда… Я бы не никогда так с ним не поступила, я люблю его! – она вновь начинает рыдать. – Конечно любишь! – подтверждает ее слова Антон, успокаивающе поглаживая по плечу. – И он тебя любит. Он тебя очень сильно любит. Не сомневайся. Сережа молчит, сидя на корточках возле скамейки. Смотрит на убитую подругу, побитого лучшего друга, оценивает ситуацию в целом. И понимает, что, видимо, он в одиночку будет вправлять мозги второму лучшему другу. – Отведи ее домой. Катька совсем замёрзла. – просит Матвиенко, подбадривающе улыбаясь Кате. – А ты куда? – спрашивает Антон. Катя уже сама двинулась в сторону подъезда, так как действительно замёрзла. – На сегодня примерю роль купидона. – отшучивается Сережа, но видя непонимание на лице друга, закатывает глаза и поясняет: – Позу пойду мозги вправлю, потом приведу и мы их помирим. Ну, и тебя с ним. – Только будь поаккуратнее. Видишь, на что он способен. – показывает на уже проявляющийся синяк Антон. – Ой, блять, напугал ежа голой жопой! – отмахивается Матвиенко. – Без тебя знаю. Все, следи за Катей, я скоро. Он махнул рукой, стремительно удаляясь. Теперь осталось одно – найти Позова. Первым делом он решил достать его звонками. На удивление, хватило трёх, чтобы он ответил. Голос его звучал убито. – Поз, ты где? – спрашивает Сережа. – А какая уже разница? – отстраненно спрашивает он. Его тон уверенности не вселяет, но армян старался сохранять самообладания. – Поз, перестань. Хватит на сегодня с тебя. Говори, где ты? В трубке слышится тяжелый вздох. – На набережной. – Напротив Зимнего? – Да. – Жди.***
– Ну ты и заучка. – замечает Позов после очередной похвалы учителя в сторону Кати. – От заучки слышу. – в тон ему отвечает девушка. Оба прыснули, возвращая взгляды в тетради. Новенькая девочка в классе почти сразу получила расположение всех учителей и почти всех одноклассников. И особенное внимание Позова. Он восхищенно смотрел на соседку по парте уже несколько недель, пытался шутить и ужасно краснел, пересекаясь с ней взглядом. Сережа с Антоном подкалывали его, называли их женихом и невестой, заставляя друга заливаться краской и стремительно уходить. Иногда они так громко смеялись, что и Добрачева это слышала, а повернувшись, мило улыбалась. Как-то на перемене она подошла к троице и предложила приготовленное ей самой печенье. Друзья с удовольствием согласились на лакомство. Девушка оперлась о подоконник, слегка соприкасаясь с плечом Димы своим. Он прекратил дышать рядом с ней, глупо улыбаясь. – Дим, а кем ты хочешь стать? – обращается к нему Катя, жуя печенье. – В-врачом. – заикаясь произносит он. – Ого! – искренне удивляется она. – А я психологом. В людях так здорово разбираться: посмотришь на кого-то, поговоришь с ним – и раз, знаешь как ему помочь. К примеру... Беседу одноклассников прервал звонок. Катя разочарованно вздохнула, они только начали общаться. Антон с Серёжей ринулись к классу, оставляя парочку наедине. – Не хочешь погулять после уроков? Я бы рассказала ещё фактов из психологии. – предложила девушка, закрывая контейнер с оставшимся печеньем. Дима неверяще смотрел на нее несколько мгновений, не двигаясь и почти не моргая. Но заметив ее смятение, несколько раз неловко кивнул. – Да, давай. После этого они никогда не возвращались домой одни. Зачем он вспоминает их первую встречу? От нее что-то болезненно ноет в груди и сводит все, а он все вновь и вновь вспоминает. Заснеженная набережная сегодня пустует. Парень в полном одиночестве курил уже вторую сигарету. Руки замерзали, но он и не думал спрятать их в карманы. Вдалеке послышались тихие шаги. Он знал, кто это, но даже не обернулся. – Позов, иногда я тебя ненавижу. – без приветствия начал Матвиенко. Дима даже замер, не донеся сигарету до губ. Серый встал рядом, так же сложив руки на железную ограду. – Я себя, знаешь ли, тоже. Неужели все наши отношения ничего не стоят? – делает затяжку Дима, пустым взглядом смотря на замерзшую воду. – Ты ебу дал, что ли? – бьёт его по плечу Сережа. – Как тебе вообще это в голову пришло? Да Катька воздух на тебя, долбоеба, променять готова! И если ты этого не видел и действительно решил, что она за твоей спиной мутит с другим, то ты реально слеп! Позов молчит. Он вновь подносит сигарету и делает глубокую затяжку, почти начиная кашлять. Это помогает все осмыслить. Сережа раздражённо вдыхает воздух, борясь с желанием врезать ему. Его молчание выводит из себя. – Ты же любишь ее. – использует последний убийственный аргумент армян. – Нет. – сухо отвечает Поз, и сам поражается правдоподобности своей лжи. – Я ее больше не могу любить. Армян разминает кулаки, не снимая со счетов вариант насильственного убеждения. – А теперь повернись ко мне, и скажи тоже самое, глядя в глаза. Давай. – с вызовом произнес Матвиенко, и в то же время борясь с желанием ударить его по унылой роже. Парень повернулся, устремляя взор потухших темных глаз на друга. Сережа выжидающе смотрит на него. –Я… я… – пытается сказать он, но физически это не может сделать. И сдаётся, стыдливо опуская голову, понимая, что он натворил. – Блять… да кого я обманываю? Конечно, конечно же, блять, я ее люблю. И воздух на нее променяю. Матвиенко ухмыльнулся, чувствуя свою победу и облегчение каждой клеточкой тела. –То-то же! А теперь собрался, и пошел просить прощения у нее и Антона. У Кати в первую очередь, разумеется. Позов рассеянно кивнул. Армян похлопал его по спине подгоняя, он замёрз до жути, как и Дима. Но сначала Сережа отвешивает ему хороший подзатыльник. На его вопросительный взгляд парень отвечает: – А это за то, что ударил Тоху. – примирительно улыбается армян. Дима кивает, потирая больной затылок. Заслужил и не такое, считает он.***
Катя более или менее успокоилась, и подобрав под себя ноги, сидела на кухне и неотрывно читала книгу. Антон сидел напротив нее, мониторя взглядом темный экран телефона, ожидая звонка или хоть какого-то знака, что Серега Диму нашел и ведёт обратно. Девушка сама краем глаза поглядывала на экран, сжимая корешок книги, таким образом сдерживая дрожь в пальцах. – Прости меня. – тихо произносит Антон,но в тишине его голос звучит достаточно громко. – Это моя вина. Катя непонимающе хлопает глазами, смотря на друга. Она отрицательно качает головой. – Нет. Здесь нет твоей вины. Тебя нужна была поддержка, я пыталась помочь, а Дима все неправильно понял. – грустно улыбнулась она. – Кать, прошу, пойми, что он тебя действительно очень любит и в здравом уме никогда тебя не оставил. Он очень ревнив, и это играет с ним злую шутку. – Как иронично. – ухмыляется девушка, демонстрируя обложку читаемой ей книги. “Отелло”. Антон прыснул, кивая. – Именно, но он тебе никогда не навредит. Я слишком хорошо его знаю. Знаю, что ты для него все. В этот момент раздается стук в дверь. Оба замирают, глядя в направлении звука. Катя рвано дышит, прижимая книгу к груди, стараясь успокоить сердце. Слегка коснувшись плеча подруги, Антон вышел в коридор. Глянув в глазок, он увидел Диму и Серёжу. Первый стоял за спиной армяна, будто прячась от его взгляда. Шаст нервно сглатывает и отпирает, позволяя друзьям зайти на порог катиной квартиры. – Как она? – спрашивает Сережа, стягивая ботинки. – Получше, – отзывается Антон, бросая взгляд на Позова. В его глазах буквально читается “Я так виноват перед вами двумя” и вина так переполняет их, что Антон, чтобы хоть как-то скрасить ситуацию, мимолетно улыбается, мол, я не злюсь. – Сидит на кухне. Сережа подталкивает Диму к двери, ведущей в кухню и в напутствие показывает ему кулак. То ли угрожая, то ли поддерживая, это ни один, ни другой не поняли. Тяжело вздохнув, Дима толкает дверь и заходит. Девушка, прижимая книгу к груди, на него не смотрит. Боится, поднять глаза, потому что знает, что не выдержит. Сережа дёргает Шаста за руку, намекая, что им сейчас нужно побыть наедине. Антон послушно следует за ним в дальнюю комнату. – Может, хоть сейчас объяснишь, что за хуйня сегодня весь день творится? – тихо, но раздраженно говорит Сережа, складывая руки на груди. Антон понимает, что сегодня, видимо, серьезный разговор предстоит не только парочке на кухне. – Димон не мог с ни с хуя приревновать Катю к тебе. Скажи лучше сейчас, а то синяк будет красоваться уже под другим глазом! – Серег, – останавливает поток его угроз Антон спокойным тоном. Он вымотался ужасно, и ещё одной ссоры не выдержит. – Прямо сейчас я ничего не могу тебе сказать, но убеждаю на все сто двадцать процентов, что к Кате у меня ничего нет и быть не может. Закончил парень и уже хотел было присесть, так как набегался сполна, как его осадил Матвиенко очередным вопросом: – Так ты гей, что ли? – неуверенно спрашивает он, склонив голову на бок. Антон вздрагивает от прямоты вопроса и нервно перебирает пальцами. – Возможно. – пожимает плечами Шаст, сам поражаясь тому, насколько спокойно это сказал. – Ах, вот как… -- протянул Сережа, делая шаг к выходу. -- Добро пожаловать. Хмыкает он, скрываясь в коридоре, прежде, чем Антон успевает что-либо спросить. – Что-то у них тихо, надо бы проверить... “Что ты сказал?...” Он подрывается с места, намереваясь понять, не послышалось ли ему. – Серый, что… – Тихо! – шипит Матвиенко, подзывая его к себе. Он стоял возле приоткрытой двери, откуда Диму с Катей было прекрасно видно. Все вопросы отошли на второй план, лишь он увидел их. Дима положил голову на колени девушке, спрятав в них лицо и обнимая ее за талию. Было почти не слышно, но его шепот был похож на “прости, прости я такой идиот”, она гладила его по голове, крепко сжимая его руку в своей, а потом наклоняется и целует в висок, прижимаясь к нему. За выходные и этот морально трудный день она так скучала по его теплу, что на стену была готова лезть. Она чуть было его не потеряла. Именно в этот момент они оба поняли, что никогда не отпустят руки друг друга. Их пальцы навечно переплетены, а сердца бьются в унисон. – Фух, – облегченно выдыхает Сережа, и улыбается. Его радость подхватывает и Антон. Дав друг другу звонкое “пять”, они аккуратно заходят, почти бесшумно, встречаясь со счастливым взглядом Кати. Их жизнь вновь вернулась в прежнее русло. Позов провожает друзей. Сто кратно извиняясь перед всеми и столько же благодаря. –Прости, Тох. Я правда просто ревнивый идиот. Ничего не мог с собой поделать. –Теперь все хорошо – и это главное. Заключает Шаст и крепко жмёт руку другу, приобнимая. – И больше не долбоебничай. – напутствует Сережа, заключая его в объятия, несколько раз крепко хлопая по спине. – Не буду. – клянется он. Катя поочередно обнимает Антона и Сережу, провожая их до дверей. – До завтра, ребят. Спасибо за все. – Напоследок помахав рукой, говорит она и закрывает дверь. И Дима вновь заключает ее в объятия, бесконечно покрывая ее щеки и губы поцелуями, не желая отпускать ни на шаг. Ему невероятно стыдно за свои подозрения, она это знает, но не злится и прощает его. Он чуть ее не отпустил, и больше ошибок совершать не намерен. – И все же, Серёг, мы так и не договорили. Что ты имел в виду под “добро пожаловать”? – неловко спрашивает Антон, идя вниз по лестнице слегка позади Серого. – А ты как думаешь? – беспечно бросает Матвиенко, продолжая идти. Антон замолкает на один лестничный пролет, но потом вновь говорит: – И как понял? – А ты как? – опять же вопросом отвечает друг. – Влюбился, наверное. – пожимает плечами Антон. – Ну вот ты и ответил на свой вопрос. – хмыкает Сережа. – А кто это? Ну, кто тебе нравится? – заинтригованно спрашивает Антон, нагоняя армяна. Сережа, будто не услышав вопроса, продолжает спускаться по лестнице. – Ладно, сам узнаю. – Антон хмурится, припоминая всех бывших и нынешних одноклассников. – Дай-ка подумать… Илья? Нет. – уже начиная говорить сам с собой, размышляет вслух Шаст. – Захарьин? – Сережа все молчит, не произнося и слова. – Может, Леха Сурков? Он, вроде, ничего. А-а-а-а, я понял! Журавлев! – нараспев произносит он. – Да блин, я же всех не помню! Но ни одно из предположений не удосуживается ответа. – Серж, это что кто-то из учителей? – делает последнюю попытку Антон, изгибая бровь. Матвиенко замирает, не дойдя до двери, ведущей на улицу, пары ступеней. С ним замирает и Шаст. Угадал? – Ты всё-таки пиздец, какой тупой, Шаст. – произносит Сережа, молниеносно исчезая за тяжелой железной дверью на улицу. Проходит чуть меньше нескольких секунд, пока до Антона доходит. Твою мать…***
– Блять, Шастун, я уже окончательно запуталась. – устало потирая переносицу и этой же рукой держа сигарету, вздыхает Аня. – Давай проясним: Тебе нравится твой учитель, – парень кивает. – Ты не знаешь, что он чувствует к тебе, хоть он и делает знаки внимания, – он вновь кивает, делая затяжку. – А ещё у тебя есть друг, который, оказывается, тоже гей и, возможно, ему нравишься ты. Я все так поняла? Антон согласно кивает, вновь поднося сигарету к губам. – Ну пиздарики, конечно. – констатирует она. – У тебя не жизнь, а херов сериал, ей богу! – со смешинкой в голосе произносит Маркелова. – Не спорю. Что ни день, то новые открытия! Все же я надеюсь, что не прав, он так мне точно и не ответил. Ушел, когда я спросил, может ли это быть кто-то из учителей. – Просто ушел? – Назвал меня дебилом. Да же не так, а “ты всё-таки пиздец, какой тупой, Шаст.” и ушёл. И вот что теперь делать: ума не приложу! – М-да-а… – затягивается Аня. – Слушай, а может, тройничек замутите? – предлагает девушка с железной спокойностью в голосе. Антон поперхнулся дымом. – Аня, блять! – возмутился он, заходясь в приступе кашля. – Да успокойся ты! Шутка это. Никто не заставляет тебя делить с кем-нибудь твоего инглиш-мена. – усмехается реакции друга Аня, туша сигарету. – Ладно, пошли, холодно, да и работать пора, ещё вся ночь впереди. – тихо зевнув, зовёт его девушка. – Сколько у тебя уже ночных было? – спрашивает Антон, повторяя действия старшей. Аня показывает два пальца, устремляясь в помещение. – Пипец, слушай, а может, я одну за тебя. Ты отоспишься. Должен я тебя хоть как-то отблагодарить. Парень подходит к своему шкафчику и снимает с дверцы темно-бордовый фартук. – Ты чё, придурок, что ли? Я-то уже на четвертом курсе, мне можно гулять, а ты не вздумай! – показывает кулак девушка, завязывая за спиной фартук. – Перебьюсь, а ты ещё маленький, тебе нужно спать. Антон закатил глаза, проходя в зал, где уже все было готово к ночной предновогодней смене. Это сюсюканье со стороны Ани всегда бесило. Она его старше всего на четыре года, а ведёт себя с ним, будто ему семь лет. – Очень смешно. – саркастично сказал Антон, проверяя кофемашину. Аня, засмеявшись, взъерошила его волосы. Забрав свою рыжую копну волос резинкой, она встала у кассового аппарата, скучающе подпирая щеку рукой. Через пару мгновений прозвенел колокольчик над дверью. Ну все, понеслась, ещё вся ночь впереди.***
Антон уставал. Точнее не так, он до кошмара уставал, не высыпался, но при этом и не думал дать себе перерыв. Не думал отпроситься на пару дней из кафе, чтобы посвятить драгоценные часы сну или занятиям. Он просто вновь почувствовал себя белкой в колесе. Запертой белкой в неостанавливающемся колесе. Его состояние было трудно не заметить. Но подойти, спросить, что, да как, никто не хотел. Не их дело, вот и все. Даже Сережа, посвященный во всю “прелесть” ситуации не уговаривал друга перестать. Он упертый, как баран, себя не щадит, и все ради какой-то премии, за отменную работу и высокую скорость обслуживания. Антон был на исходе. Это видели абсолютно все: Аня, Сережа, Дима, Катя – все. Его ещё не видел только Арсений Сергеевич. Ну естественно, они видятся пару раз на неделе, но сегодня к этим “всем” прибавится и он. Мужчина как всегда радушно встречает ученика на пороге, жмёт руку. И Антон знает: в комнате его ждут сборники для экзамена и чашка горячего чая. Лицо Антона усталое, до ужаса измученное, но счастливое. Он уже успел соскучиться. Как и Арсений. Мальчик занимал значительное место в сердце и мыслях учителя. Его это пугало. Как бы привязанность и теплая дружба не переросли в нечто большее. В то, чего Арсений до боли боится. – Что ж, начнем. Предлагаю сегодня повторить времена глаголов, не против? – бодро предлагает Арс, начиная листать справочник. – Ага, – медленно кивает Шаст, подпирая рукой щеку. Занятие никак не шло. Антон тупо кивал головой, изредка что-то говоря и сам не помнил, а слушал ли он учителя вообще? В голове лишь одна мысль: сон. Тебе нужен сон. Состояние парня замечает и Арсений, настороженно глядя на него, он спросил: – Ты какой-то рассеянный. Все хорошо? Антон вздрагивает, устало улыбаясь, кивает. – Да, я отлично. – врёт он. Шаст хмурит брови, делая вид, что усердно концентрируется на тексте, но все плыло. – По тебе не скажешь. – признается мужчина, складывая руки на груди. – Ответь честно: ты хорошо спишь? Антон отвёл взгляд и, поджимая губы, отрицательно покачал головой. – Так и думал. И ты все ещё в кафе работаешь? – кивок. – Антош… – удручённо вздыхает он. – А по-другому никак. – с сожалением в голосе отвечает Антон. – Я не хочу в семнадцать с хвостиком лет сидеть на шее отца. Он и так, бедный, почти дома не бывает. Не хочу, чтобы ему ещё сложнее было, я и так многое у него забрал. Откровенная речь мальчика ввела Арсения в ступор. Он смотрел на его усталое лицо, круги под глазами, а ведь он только-только начинал выглядеть отдохнувшим. Мужчина глубоко вздохнул и обхватил рукой запястье Антона, сжимая его. – Антон, я хвалю тебя за твое трудолюбие, но умей распределять приоритеты. Сейчас для тебя важнее всего ясный ум, а твои забастовки на сон только усугубляют все. – мягким тоном отчитывал его Арсений, но парню все равно было стыдно. Он не поднимал глаз на мужчину. – И даже не смей думать, что можешь быть обузой для отца, он все делает для того, чтобы ты сейчас учился, и в будущем получил хорошее образование. Даже на секунду не смей предполагать, что все это не по его доброй воле. Я в этом уверен. Я не заставляю тебя бросать работу, но хотя бы сократить смены умоляю. Ты же не вытягиваешь этого. Антон затих, обдумывая все, что только что ему сказал учитель. В следующее момент поднимает на него глаза, тусклые, но все еще невозможно красивые и чистые глаза. – Арсений Сергеевич, простите за глупый вопрос, но… – он запинается, формулируя мысль, и думая, приемлемо ли это вообще сказать. Костяшкой указательного пальца он едва ощутимо касается держащей его запястье руки Арсения, глядя на нее. – Можно вас обнять? Простая просьба звучит как мольба, по глазам мальчика Арсений видит, как ему сейчас это необходимо, и помедлив небольшие секунды, кивает: – Да, конечно. – он сгребает парня в охапку, устраивая подбородок на его плече. Парень прижимается к нему ещё сильнее. Он так этого хотел. Простых объятий, и они именно такие, как он думал: теплые, трепетные и невозможно родные. Лишь их объятия, и ничьи больше. Ни одного не смущает тот факт, что объятия слишком затянулись и они сидят неподвижно подозрительно долго. Арсению хорошо, он знает, что Антону тоже, и корит себя за это. Он все ближе и ближе подходит к тем же граблям и скоро больно получит по лбу, точнее, по сердцу. Мальчик нехотя отпускает его, боясь встретиться с взглядом голубых глаз, в которых будет лишь недоверие и больше никаких объятий не будет никогда. Но его глаза светятся радостью, спокойствием, не проявляя и толики неприязни. – Помогло? – улыбается Арс. – Очень. – улыбается ему в ответ Антон. – Ты прислушаешься ко мне? Будешь больше спать? Парень кивает, и ему вновь стыдно. Стыдно, потому что это не так и он все равно продолжит так обращаться с собственным здоровьем. А Антон себя успокаивает. Скоро каникулы, будет легче, возможно.