Серая птичка

От возникшего вдруг чувства неловкости Эйменель поймала себя на мысли, что неплохо бы спрятаться от изучающего взгляда Эомера за спиной своей подруги. Однако, ей того не позволял этикет - по происхождению ей надлежало стоять чуть впереди. И нарушать правила, да еще перед самим представителем королевской семьи, девушка не смела. Потому Эйменель, чуть покрасневшая от застенчивости, спрятала выдававшие ее злополучные щеки, чуть наклонив голову - длинные пряди распущенных волос упали вперед. Открытыми остались лишь курносый, веснушчатый нос, розовые, чуть припухлые губы, которые были полнее, нежели чем у остальных девушек Эдораса, и большие васильковые глаза с длинными черными ресницами. Убрав руки за спину, Эйменель стояла прямо, следя за осанкой и не смея заговорить первой. Лакира лишь хихикнула, растянув рот в улыбке - к большому неудовольствию подруги, на что та, не имея права ничего сказать вслух, ущипнула ее за руку. Девица едва ли не ойкнула, но сдержалась, лишь сердито нахмурившись. - Рад вас видеть, миледи. Не направляетесь ли вы к вашей матери? Время нынче позднее, - наконец, сказал Эомер, непонимающе покосившись в сторону подруги Эйменель. Та, не смотря на предупреждение подруги, снова хихикнула и толкнула ее в бок. Эйменель побледнела, стыдясь поведения Лакиры, не в силах сказать и слова. Впрочем, за нее нашлось, кому продолжить разговор: - Что вы, милорд, еще даже солнце не успело зайти. И леди Ларвин сегодня не будет ночевать дома. Завтра у нее очень важный день, - воскликнула Лакира, едва Эомер закончил фразу. И при дворе, и в простом обществе Эйменель называли именем, которое дал ей отец. Это был своего рода знак, что именно благодаря его роду девушку принимают и уважают как наследницу Бальмервирдов, и, хотя мать тоже носила эту фамилию, людям Рохана было сложно и непривычно произносить странное, незамысловатое эльфийское имя. Впрочем, Эйменель оно подходило куда больше, отвечая ее характеру. И сама девушка ассоциировала себя только лишь с ним. От стыда готовая провалиться под землю из-за поведения подруги, нарушившей все установленные правила общения с представителями королевской семьи, Эйменель как можно сильнее сжала руку Лакиры, на что та, от природы крепче, лишь с силой быстро высвободилась из бледной, тонкой ручки, в довесок одарив ее обладательницу толчком в бок. Эомер обомлел от удивления, посмотрев на девушек. Поклонившись Лакире и удивленно глядя на нее, он сказал: - Простите, я не сразу вас заметил. Кажется, раньше мне не доводилось видеть вас в замке, и мы не знакомы. Леди Ларвин... - О, ко двору я не представлена, - прервала его Лакира, как можно более широко улыбнувшись. Эомер замолчал и нахмурился, посмотрев в сторону Эйменель. - Мою подругу зовут Лакира. Ее дом напротив нашего, милорд, - поспешила исправить ситуацию девушка, между делом постараясь непрозрачно указать на ее происхождение, что объяснило бы причину ее несдержанных манер. О том, что дом напротив жилища Бальмервирдов принадлежит местным богачам Иквирдам, в Эдорасе знали все. Эта семья была уважаема горожанами за талант сколотить капитал из всего, что можно было продать, а отец Лакиры был завсегдатаем местной таверны, имея отличительную привычку распевать песни эорлингов после третьей кружки эля - впрочем, ни он сам, ни его предки никогда не имели никакого отношения к тем самым эорлингам, о которых народом Рохана было сложено тысячи стихов и сочинено тысячи мелодий. Эомер, лишь услышав Ларвин, поднял бровь и поджал губы. - Понимаю, - сухо сказал он, что дало понять Эйменель - ее намек был сделан вовремя. - Так, мне передать вашей матери, что вас можно не ждать к ужину? - продолжил тем временем Эомер, напрягшись. Эйменель, не смея поднять голову, исподлобья посмотрела на него, отрицательно помотав головой. - Не утруждайте себя, милорд. Матушке об этом хорошо известно, - тихим голосом сказала она, немного приподняв уголки губ в легкой улыбке. Ей было вдруг по-странному приятно услышать в его тоне нотку заботы, и, отметив это про себя, Эйменель решила во что бы то ни стало завтра угостить его яблочным пирогом. Эомер внимательно посмотрел на нее. - Завтра, говорят, вы принимаете участие в праздновании дня Лита? - спросил вдруг он, словно-бы внезапно вспомнив об этом. Эйменель кивнула, заглянув в его светлые глаза. Чуть задержавшись на девушке, Эомер отчего-то отвернулся. - Желаю вам удачи сделать верный выбор, миледи. Мне бы доставило удовольствие слышать ваши песни на празднике, но, увы, с самого утра мы уедем к границе. В тех местах появилось слишком много орков, и было бы жаль, если бы их внезапное нападение испортило бы ваш праздник. Эйменель не сразу поняла его. - Так, вы присоединитесь к нам вечером? - отчего-то переспросила она, чувствуя, что краснеет сильнее прежнего, и что ее голос слегка дрожит, выдавая ее с потрохами. Эомер покачал головой, нахмурившись то ли от слишком яркого солнца, то ли утомившись нелепыми расспросами Эйменель, в чем она уже успела себя укорить. - Обычно мы остаемся в тех краях на несколько дней, так как дорога туда слишком далека и возвращаться тем же вечером нет смысла, миледи, - ответил он, поправив выбившуюся из-за расшалившегося ветра золотую прядь волос. Приподнятое с самого начала дня настроение Эйменель моментально испарилось, как и все ее надежды на то, что ее избранником суждено стать именно Эомеру, племяннику короля Теодена. Тот, впрочем, перемену в ней не заметил и собрался уходить, напоследок поклонившись девушке и ее спутнице. - До свидания, миледи, и, я надеюсь, к моему возвращению меня будут ждать хорошие новости о вас, - сказал в довершении он, улыбнувшись. Эйменель сделала реверанс, едва ли успев поймать разметавшиеся неподобающим образом из-за очередного порыва ветра длинные, густые волосы, пряди которых закрыли ее лицо. И девушка была этому рада, потому что благодаря им она не увидела, как от нее уходит тот, кто, как она надеялась, с завтрашнего дня станет ее спутником и опорой.